История пятьдесят шестая. Про то, как мне было стр

После набора плавательного ценза матросом на плавбазе я получил диплом штурмана малого плавания и был направлен на морской спасательный буксир (МСБ) «Строгий» третьим штурманом. МСБ стоял в Риге в рыбном порту в состоянии ожидания ремонта, проще говоря, «в отстое». Я принял дела у очень грамотного и важного третьего штурмана, который был на МСБ в рейсе и ходил по палубе, как сейчас говорят, с «пальцами веером». А я совершенно ничего не понимал в специфике работы этого корабля, в несении вахт и взаимоотношениях со старшими командирами. В общем, салага салагой...
Надо признаться, что я всю свою жизнь не люблю и даже боюсь начальства! Конечно же, сейчас надо мной начальников гораздо меньше, чем в те Богом забытые времена, но даже сейчас страх в организме присутствует, а уж тогда!... Ведь любой, у кого оклад был на пять-десять рублей повыше моего, считал себя начальством и вёл себя соответственно по отношению к младшему по должности. Признаю, что так было не везде и не со всеми, но я попал, как кур в ощип, по полной схеме.
Прежде всего, на меня старпом «повесил» подготовку ремонтных ведомостей (по семь копий каждого листа!» и категорически требовал, чтобы в них не было ни одного исправления! Хорошо, что у меня был опыт печатанья на машинке не одним, а двумя пальцами, а то бы вообще кирдык... А этих листов было около сотни!
Старпом каждое утро начинал с проверок ремонтных ведомостей и отбраковывал десятки листов, а это значило, что опять я буду долбить на машинке до полуночи, а то и поболее. Для несведущих объясню, что при хорошей копирке машинка могла пропечатать максимум 4 листа, вот и приходилось заниматься двойной работой.
В самый разгар лета я был бледнее самой-пресамой бледной поганки, отлучаясь с борта только для того, чтобы добежать до службы мореплавания с каким-нибудь отчётом и вернуться назад в самые кратчайшие сроки. Но и этого было мало – старпом и вторая штурманиха (!) были рижанами и уезжали на ночь домой, передавая вахту мне, а это значит, что постоянные ночные проверки инспекторами портового надзора и пожарниками приходились на меня, бессменного вахтенного штурмана!
И это ещё не всё! Когда МСБ возвращался с района промысла, он на вахте третьего штурмана залез в зону разделения движения судов в Ла-Манше и был сфотографирован с вертолёта французской береговой охраны. Зайти в зону – это примерно как на трассе пересечь двойную сплошную линию всеми четырьмя колёсами. Французы сообщили в соответствующие международные органы и меня замучил визитами инспектор из Запгосрыбфлотинспекции, хоть я был совершенно ни при чём. Куча лишних бумаг, проверка навигационной прокладки, выписки из судового журнала и прочие «прелести», о которых не моряки даже не подозревают.
В одно солнечное раннее утро я, будучи на очередной нескончаемой вахте, пошёл делать обход судна в соответствии с приказом капитана. Проходя мимо кают-компании, я обнаружил спящего на диване молодого парня в спортивном костюме. Пришлось его растолкать и спросить, что он делает на моём судне? Парень еле продрал глаза и сказал, что он пришёл к мотористу Васе в гости, но того на борту не оказалось и он решил подождать его в кают-компании. В экипаже не числилось моториста Васи и я потребовал документ, удостоверяющий личность. Парень протянул мне удостоверение, на обложке которого я прочитал «Морчасти погранвойск КГБ» и мне стало не по себе. Так не по себе, что я вышел из кают-компании и закрыл дверь ключом-вездеходом. Потом нашёл вахтенного у трапа, который сказал, что в четыре утра парень попросился переночевать в кают-компании и он его пропустил. В принципе, в те времена это была довольно обычная практика, у многих моряков не было ни квартиры, ни даже угла, чтобы переночевать. Я сам хлебнул этого в полной мере, шесть лет мотаясь по кораблям, имея в портфеле пару смен белья и бутылку водки «за прописку».
Я открыл удостоверение и... вместо фото парня там было фото головы собаки – прикол пограничников, когда им надо было показать, как плохо несётся вахта на том или ином корабле! И тогда мне стало по-настоящему страшно: увольнение, лишение визы – атрибуты устрашения того времени.
Мы с матросом разбудили ещё пару человек и выставили у дверей кают-компании охрану, а сам я по радиостанции вызвал наряд пограничников.
Не прошло и пяти минут, как к порту подрулил «Жигулёнок» цвета хаки и  из него выскочил офицер и солдат.
- Капитан Капустин! – представился офицер, - где задержанный?
- Предъявите ваше удостоверение, пожалуйста, - робко попросил я.
- Какое такое удостоверение? – удивился капитан, - тебе что, моих погон мало?
- А что погоны? У того вон тоже удостоверение кэгэбиста, а фото собаки. Так что предъявите удостоверение! – я сам удивился своей храбрости.
- Да я тебя! Да ты у меня в море не выйдешь! Я тебя в порошок! Мы твоё грёбаное корыто проверками задолбаем!
Я даже в своих глазах стал меньше ростом. Карлик, нет, скорее всего лиллипутик:
- Предъявите удостверение или я буду вынужден вызвать наряд милиции! – откуда-то издалека услышал я собственный голос.
Поток слов, исторгнутый капитаном, на нормальный язык перевести невозможно, даже если бы я очень постарался. Иссякнув, капитан впрыгнул в машину и унёсся, поднимая пыль.
Минут через десять капитан потряс у меня перед носом удостоверением, которое я потребовал развернуть – точно, капитан погранвойск КГБ  Капустин!
Как говорил Задорнов про американцев, у меня «все файлы сошлись» и я повёл капитана в кают-компанию. Там задержанный в буквальном смысле сучил ногами:
- Ну сколько можно ждать, товарищ капитан? Мне до ветру, прямо невозможно как хочется, а эти .... не пускают!
- Собирайся, поехали в часть! – это капитан парню сказал, но я-то был рядышком:
- В какую часть? Сначала давайте акт оформим, чтобы потом на меня собак не навесили!
- Ты, пацан, в своём уме? Какой акт? Это старший сержант Жильцов, командир отделения!
- А мне по ж..., что он комод! Акт, иначе вызываю милицию! – мне стало совсем страшно, но рядом со мной было уже пять членов экипажа, присутствие которых вселяло в меня кро-о-о-хотную дольку храбрости.
- Нет у меня бланка! Давай сам составляй быстрее, а то с Жильцовым будет полная «ж» - видишь, как мучается!
Парень и в самом деле был не в очень хорошем состоянии и я распорядился, чтобы его сопроводили в гальюн четверо наших, а сам спросил капитана:
- У вас печать есть? И я хочу видеть настоящий документ задержанного, иначе как мы будем его оформлять?
Очередная порция трёхэтажного мата меня не добила, а даже слегка придала уверенности:
- Нет печати? Ничем не могу помочь. Пожалуйста, привезите бланк акта, печать и удостоверение сержанта...
Через полчаса капитан вернулся на судно со всеми требуемыми атрибутами и после оформления формальностей они удалились с борта, пообещав мне такую кучу проблем, что я пожалею, что родился и прокляну тот день, когда решил учиться на штурмана.
Солнечный день показался мне чёрной непогодью, я за час выкурил штук пять сигарет и стал дожидаться капитана судна, который обычно приезжал в восемь тридцать и после докладов  вахтенных штурмана и механика ехал в контору на диспетчерское совещание.
Я ему доложил, что был задержан погранец с липовым документом и показал акт. Капитан перепугался больше, чем я:
- Всё, теперь абзац! И почему я тебя взашей не выгнал, когда ты в милицию загремел? Теперь расхлёбывай. Имей, Виктор, в виду – вернусь с диспетчерской с новым штурманом, так что готовь дела к передаче!
Ну что за жизнь! И так плохо, и эдак ни в дугу... Не стал я готовить дела, просто уселся на мостике в капитанском кресле и стал подумывать, у кого бы одолжить пятерик на бутылку водки и на грустную закуску?
Через два часа капитан вызвал меня в каюту:
- Давай, вали в службу мореплавания! Есть на свете справедливость! Вставят тебе там «по самые помидоры»! Это же надо, с пограничниками поссориться! Да они нас сейчас...
Я не знаю почему, но капитан невзлюбил меня с первой минуты моего нахождения на судне. Где и как я ему дорогу перешёл, не могу понять до сих пор. Есть смутная догадка, что я не вписывался в его экипаж, так как на суда такого типа было трудно попасть и, в основном, экипажи комплектовались по звонку из отдела кадров так называемыми «позвоночниками». А про меня никто не звонил, вот и терялся кэп в догадках наверное – а может трюльник с самого-самого верха? Не знаю.
В общем, на ватных ногах я поплёлся в службу мореплавания. От судна до кабинета около полутора километров и я их преодолел не менее, чем за час. Зайдя в кабинет, представился – меня ведь ещё почти никто не знал.
- Заходи, заходи, герой! – ехидно сказал один из инспекторов, - там тебя в кадрах ждут, не дождутся. Допрыгался?
Мне стало совсем темно и я не помню, как я спустился с третьего этажа на первый (может, съехал по перилам?).
- Как твоя фамилия? Румянцев? Со «Строгого»? На, распишись в приказе! – кадровик протянул мне лист бумаги и я расписался, не читая. А что читать? Дадут отработать три года, потом уволят.
- Молодец, все бы так! – и инспектор пожал мне руку.
Я ничегошеньки не понял и уставился на инспектора тупым уставшим взором одноглазой антилопы.
Инспектор процитировал:
- «За отличное несение дежурно-вахтенной службы третьему помощнику капитана Р объявить благодарность и выделить премию в размере 25 рублей!»
Я не видел своего лица, так что врать не буду. Но я видел лицо моего капитана, когда он читал выписку из приказа: Каждый Охотник Желает Знать, где Скрывается Фазан – весь спектр радуги можно было увидеть на его лице.
Он меня, конечно, позже списал, но это совсем другая история.
А моя история ещё не закончилась:
Лет через двенадцать, когда я уже был старпомом на моём любимом « Сангарском Проливе», отдел кадров направил к нам в рейс завпродом Капустина – того самого капитана-пограничника, который грозил мне, сопливому штурманёнку, всеми карами небесными. А сейчас он стоял в коридоре у своей каюты пьяный в хлам в задрипанном спортивном костюме и отдавал честь всем проходящим мимо пограничникам, досматривающим судно перед выходом в рейс.
Я ему не припомнил. Ни словом, ни намёком. А зачем?

(Эту историю посвящаю своему школьному другу Сергею Никольченко, у которого сегодня день рождения).

30.09.2013
Балтийское море