Воздухоплаватель

    В 1916 году в октябре месяце мой отец, Павел Гончарук, окончил первую
Русскую школу пилотов-воздухоплавателей, организованную талантливым одесским предпринимателем - Артуром Антоновичем Анатра. Чтобы привлечь внимание властей, деловых кругов и общественности к бурному развитию авиации и в честь первого выпуска курсантов школы, он решил устроить выпускной бал прямо на летном поле и пригласил всю прессу, всю власть и городскую знать, артистов оперного и русского театров да и просто зевак. Выпускникам пошили новую форму и надели лейтенантские погоны.

    Всё это выглядело довольно красочно и пафосно, а в центре внимания оказались, конечно, выпускники-курсанты. Отец, как деревенский парень, держался скромно, немного в стороне от всего этого шума. Однако его всё же приметила симпатичная на личико и фигурку небольшого росточка балерина оперного театра. А когда он, Лёня и Миша на трёх фарманах совершили облёт Школьного аэродрома, красиво и дружно, одновременно приземлились, вся толпа зрителей кинулась их приветствовать. Крича «Браво!!!» и размахивая поднятыми руками - эта балерина уверено оказалась первой, подбежавшей к нему, взяла его под руку и уже не отпускала от себя ни на шаг. Она кокетливо протянула ему ручку в красивой ажурной перчатке и, как бы, на распев тихо произнесла:      
    - Лилия!  Меня все так зовут. - Отец даже растерялся от неожиданности, оглянувшись по сторонам, принял её руку и неловко приложил к своим губам. Она присела в реверансе и улыбнулась.
    - Павел! Лейтенант Павел Гончарук! - четко по военному отрапортовал отец, - К вашим услугам, мадам! - и протянул ей согнутую в локте руку. Она быстро приняла её, как бы боясь, что кто-то перехватит.
    - Мерси! - сказала она тихо, - Но можно я буду называть вас Павлуша, это более романтично и не по-солдафонски - пройдя ещё несколько шагов, она кокетливо пролепетала - Павлуша! Я предлагаю выпить по бокалу шампанского на брудершафт и перейти на "ты" для более тесного и дружеского контакта. - Она
остановила одного из, мечущихся с подносами по полю, официантов и многозначительно протянула – Ну..! - Отец взял бокал с подноса и не знал, что с ним делать. Лилия догадалась, что её кавалер не знаком с данным ритуалом и протянула ему руку, тогда до отца дошло, что он должен этот бокал передать даме, а для себя взять другой.
    - Павлуша! Мы должны наперекрест выпить эти бокалы, сладко поцеловать друг друга и после этого обращаться только на «ты» – при этом она показала, как это делается. Поцелуй действительно получился и долгим, и сладким, и увлекательным, и зажигательным, и я бы назвал его ещё - душещипательным. Потому что всё, что происходило в дальнейшем на этом лётном поле, уже пропускалось через их души. 

    На поле выходили артисты, певцы и мастера слова, акробаты и клоуны, фокусники и глотатели шпаг, мастера степа и штраусовского вальса. Всё это подогревалось тактами зажигательной музыки, бокалами шампанского и коньячком, яркими хохмами, анекдотами одесского разлива, опьяняющими запахами французских духов вперемешку с дыханием морского бриза и осеннего листопада. Гремела музыка. Плавно, в ритме вальса, кружили пары, дамы в руках держали шлейфы своих роскошных платьев, создавая впечатление свободного полёта красочных бабочек. Вальсы сменялись мазурками и польками, которые всегда сопровождались весёлым хохотом и кокетливым женским визгом, особенно когда их целовали или старались ущипнуть пониже талии. Наконец, музыканты весело и ритмично заиграли канкан, на поле выбежала дюжина красочно расфуфыренных дам, гвалт поднялся невообразимый, чем выше взлетали оборочки и рюшики их юбок, тем громче и истеричней звучали голоса восторженной толпы. Потом пели свои изумительные душевные романсы Пётр Лещенко и Вера Холодная, кувыркались акробаты, творили свои фокусы факиры и маги, все вновь танцевали, шумели и рукоплескали, хохотали, целовались и визжали. К полуночи всё это изрядно поднадоело, начало стихать, и гости стали разъезжаться.
    - Павлуша, дорогой! Я устала и хочу спать, и я надеюсь, что ты меня проводишь домой до оперного театра. - Умоляющим голосом пролепетала Лилия. Даже держась за его руку, дама не могла ровно шагать и отец понял, что ему не отвертеться. Он кликнул извозчика, однако Лилия никак не могла попасть ногой на подножку и отец, подхватив её на руки, усадил в коляску. Лилия так крепко ухватилась за него, что он тут же плюхнулся рядом, продолжая оставаться в её объятиях, осыпаемый жаркими поцелуями.
    - Ну, пошел! - крикнул отец кучеру и махнул рукой. Рванув с места, кони побежали мелкой рысцой, звонко цокая копытами по булыжной мостовой.
    Продолжая целовать, она еще крепче прижалась к нему всем станом, и отец почувствовал, как весь пыл её души сперва медленными, а затем всё ускоряющимися струями переливается в его жилы. Растекаясь по всему телу, эти струи порождали мелкую дрожь и желание чувств обладания и единения.

Наконец пролетка прошмыгнула вокзал и вырвалась на простор Пушкинской. Отец залихватски выхватил у кучера кнут, лихо, как бывало раньше, хлобыстнул им над лошадьми и, крикнул: «А ну, залетные, родимые - покажите свою залихватскую удаль! Эгей!» Кони, почувствовав этот знакомый призыв, рванули так, что  отец снова очутился в объятиях Лилии, и громко запел свою любимую:               

            Дивлюсь я на небо — тай думку гадаю:
            Чому я не сокіл, чому не літаю?
            Чому мені, Боже, ти крила не дав?
            Я б землю покинув и в небо злітав…
               
    Вся Пушкинская слышала цокот копыт и залихватское пение отца, да так, что листья с платанов стали сильнее опадать. Вдруг кони остановились, и кучер сказал:
    - Всё барин, приїхали!
    - Да какой я тебе барин…, а кони у тебя гарные, - ответил отец и, достав из кармана серебряный рубль, вручил его кучеру. - Хватит?
    - Благодарствую, барин!

    Выбираясь из коляски, Лилия чуть не упала, но отец принял её в свои сильные  руки, аккуратно опустил на тротуар и спросил:
    - Ну, показывай, щебетунья, где твои хоромы?
    - Да вот тут и живу на втором этаже - она показала рукой на большое четырёхэтажное здание на углу Решельевской и Дерибасовской. Крепко держась за руки и слегка покачиваясь, они свернули на Дерибасовскую и юркнули в ближайшую подворотню. Когда вошли в парадную и ступили на широкую мраморную лестницу, отец понял, что до второго этажа они будут добираться долго… Он подхватил почти безжизненное тело Лилии на руки и мигом взлетел на второй этаж.
    - Павлушенька! Мой золотой ключик висит у меня на груди вместо медальона. Возьми его и ты откроешь им мою квартиру и войдёшь в мою жаждущую любви душу. - При этом она крепко поцеловала отца и ещё крепче прижала к нему своё трепетное тело. Наконец они прорвались в комнату, отец занёс Лилию в спальню и хотел уложить её на широкую двуспальную кровать. Однако она так цепко ухватилась за него, что они оба плюхнулись на красивое красное покрывало не раздевшись.
    - Павлуша! Миленький! Держи меня крепко! Целуй, терзай, кусай, рви
на части, но не выпускай из рук. Я птичка-невеличка вольная, могу вырваться. Улечу - не поймаешь, а у тебя сила богатырская. Так что держи крепче, целуй слаще, люби жарче,- разбросав руки во всю ширь кровати, Лилия ясно дала понять отцу, что она всё своё существо вручает и вверяет его крепким рукам.

Отец не был разбалован женским вниманием, уловки и приёмы любовных наслаждений были ему впервой, хоть жил он в Одессе уже более семи лет. Роль лондонского денди была чужда простому деревенскому парню, весь сонм любовных приключений проходил мимо него. Он больше интересовался революционными идеями и познанием техники, но аскетом всё же не был. Процесс их дальнейших взаимоотношений я описывать не стану - он весьма банален…

            …Знает только ночь глубокая, как поладили они.
             Расступись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани!