Исповедь гитары

Когда я впервые в своей жизни закричала, мои создатели с улыбкой погладили меня и сказали: «Ах, какая красотка! Если не станет звездой, все равно будет чьей-нибудь любимицей!» Как настоящего младенца, меня упаковали в тёплый чехол, и я заснула сладким здоровым сном.
Проснулась оттого, что чьи-то проворные руки вытащили меня из чехла и заставили петь. Я, сонная и расстроенная, от напряжения чуть не порвала свои струны, жалобно протянув «ля».
- Ну что, подруга, а теперь послушай камертон. Кому нужные твои фальшивые ноты? – крепкий мужчина подкручивал мои колки, брал различные аккорды и, когда наконец услышал от меня то, что хотел, аккуратно повесил на стену.
 
Вокруг меня собрались такие же, как я, горемыки, ждавшие своего часа. Красивые лакированные соседки наперебой рассказывали о своих мечтах. Скромная жёлтая гитара надеялась служить какой-нибудь отличнице музыкальной школы, разучивая с ней гаммы и этюды, изредка выступая на сцене. «Мелко плавает», - фыркала большая чёрная гитара. Она мечтала о карьере с каким-нибудь отчаянным рокером, разрывая зал своей виртуозной безумной игрой. И я завидовала не столько её будущему, сколько её смелости и вере в себя. «Выскочка!» - сипела моя несчастная соседка-старожил. Она больше полугода висела на стене. Наши продавцы звали её красавицей с изъяном. Действительно она нравилась многим потенциальным покупателям, и в первую очередь обращали внимание на неё. Блестящая, гладкая, с изумительным длинным грифом и аккуратной кокетливой розеткой. Но изъян нашли в порожке, через который проходили струны. Углубления были настолько большие, что струны соприкасались с ладами. В общем петь у красавицы не получалось. Со временем, говорят, она превратилась в зануду и брюзгу, потеряв надежду на свое счастливое будущее. Я страшно боялась, что какой-нибудь музыкант тоже найдёт во мне изъян, и на всю жизнь повесит на меня ярлык неумехи и неудачницы. Но моя новая подруга, коричневатая гитара с красным отливом, говорила, что всё будет хорошо. В конце концов, это вопрос: нас выбирают или выбираем мы.

 В отличие от многих моих соседок, она мечтала не о большой сцене и камерных залах, не о работе в оркестрах и музыкальных школах, а о путешествиях и дальних странах. Она шептала мне о том, что где-то есть сказочная Испания, и анадлузские мачо всю ночь играют фламенко. А потом говорила о далекой Кубе, где до утра исполняют сальсу. А на улицах Парижа бродячие музыканты под гитару хрипловато напевают самые задушевные мелодии шансона. Но больше всего я обожала её трагичные истории о кочевой жизни цыган. И хотя у неё так же, как у нас, было всего шесть струн, казалось, седьмая вросла куда-то под самый гриф, подарив ей отважную свободолюбивую душу. Мы все так и звали её Цыганкой, кто-то с презрением, а я с восхищением.

Вот мы и жили, рассказывая друг другу истории и надеясь на самое лучшее. Первое моё разочарование наступило спустя пару дней, когда за жёлтой скромницей пришёл бородатый дядька в очках, якобы геолог и бард. На прощание она вздохнула, спев нам его собственную песню о горах и звёздах. Чёрная гитара потом всю ночь злорадно смеялась над судьбой несчастной. Мол, сейчас бедняга будет спать на морозе, срывать голос в горах, мокнуть под дождём, в конце концов закончит свои дни разбитой треснутой старухой. И только её, в отличие от всех нас, ждёт блестящая карьера звезды, и скоро за ней придёт её герой. Так и вышло.

В один прекрасный день в нашем музыкальном магазине появилась  компания из трёх крепких ребят в косухах. Один долго разглядывал меня, но, увидев чёрную гитару, переключил своё внимание на неё. И тут наша местная «звезда» впервые вздрогнула, но не от счастья, а от страха. Парень брал три блатных аккорда и распевал пошловатые песенки. Она всячески пыталась приглушить свой сильный звонкий голос, но он властно заставлял её петь. И убедившись в том, что она действительно «крута», хулиганы купили нашу звезду. Но вместо радости я почему-то снова почувствовала печаль. Ещё у одной из нас не сбылась мечта на счастливое будущее. Хотя меня утешало только одно, что купили не меня.  Эх, не тому я радовалась! Со временем я поняла трагедию невостребованной гитары.

Красавица с изъяном постепенно превращалась в позор нашего магазина. Словно кукла-пустышка она радовала глаз, но не грела душу. Местные музыканты давно поставили на ней клеймо, даже непрофессионалы стали догадываться, что с ней не всё в порядке. Каждый раз она пыталась выдать и выдавить из себя чистые звонкие ноты, но все было безуспешно. Потом её признали бракованной и увезли в неизвестном для нас направлении. О дальнейшей судьбе своей несчастной подруги мы могли только догадываться.

Однажды, мне показалось, настал мой звёздный час. Я увидела интеллигентного мужчину средних лет, высокого, худощавого, с длинными пальцами и умными глазами. Он тоже долго разглядывал меня, а потом решил проверить, как я умею петь. В его руках я почувствовала себя звездой, в его виртуозном исполнении я узнала маэстро. Но он почему-то морщился, подтягивал струны и в итоге вынес мне приговор:
- А ведь у вас эта гитара не строит! Четвёртая струна на полутон звучит выше, хотя настраиваешь её, как положено.
 
Продавец грустно удивился, но согласился с посетителем. Это был авторитетный постоянный покупатель - преподаватель музыкального училища. Сегодня он пришёл приобрести несколько гитар для своих студентов. Мои более удачливые подруги были куплены им после тщательного прослушивания. А я в шоке шептала эта страшное слово: «изъян». Я, панически боявшаяся красавицы с изъяном, сама, оказывается, была такой. Моя подруга Цыганка утешала, что всё будет хорошо. И, возможно, меня тоже выберут, путь это будет не музыкант с абсолютным слухом, а обыкновенный человек, любящий песни под гитару. В конце концов не всем дано видеть большую сцену, лица завороженных зрителей, бесконечные гастроли и неуютные гримёрки. А кому-то – висеть на ковре в тёплой квартире и радовать домочадцев в семейном кругу.

Спустя несколько недель за Цыганкой тоже пришли. Это были бродячие музыканты какого-то мексиканского ансамбля, выступающие по свету. Она сразу же приглянулась солисту и так ликовала, что я всеми струнами ощущала её искреннюю радость. Теперь не только мне, но и посетителям магазина она пела о загадочных странах, о свободной жизни, о выстраданном счастье. И я почему-то верила, что у неё обязательно всё будет хорошо, верила и в то, что мне тоже перепадёт хотя бы кусочек счастья. 
Но шли дни, недели. Мои соседки, появлявшиеся здесь гораздо позже меня, приобретали своих хозяев и уезжали. Неизвестно, сколько бы ещё тянулись мои отчаянные бесполезные будни, если бы в один прекрасный день не появился он.

Он вошёл в наш магазин усталой неторопливой походкой. Я ни разу не видела таких странных посетителей. Во всех его движениях не было стремительности и изящества классических музыкантов, не было грубости и  небрежности хулиганистых рокеров. Он долго разглядывал меня и моих соседок, и его взгляд мне показался злым и колючим. В тот момент я даже не знала, будет лучше, если он меня купит или если меня спишут. Я всеми струнами дрожала от страха. Он снял меня со стены и стал играть какую-то тихую грустную мелодию. «Если ты профессионал, то непременно услышишь мою фальшивую ноту и не возьмёшь меня. А если не заметишь мой изъян и возьмёшь меня, то мы оба обречены на провал».
- Странно, мне кажется, «ре» звучит чуть выше. Не могу настроить чисто, - всё-таки услышал, а мне нравится его приятный негромкий голос.
- Да, поэтому она идёт у нас уценённая. Если вы не профессиональный музыкант, - продавец сделал паузу и внимательно взглянул на посетителя, боясь обидеть опрометчивой фразой. Но посетитель как будто в ответ кивнул головой, - тогда никто ни в одной компании это даже не услышит.
Я чувствовала двоякость ситуации: с одной стороны, магазину надо меня продать, с другой, и хвалить бракованную гитару – дело недобросовестное. А он как будто и не хотел, чтобы меня хвалили, как будто он и так всё знал обо мне и решил выбрать вот такую, с моей красотой и с моим изъяном.

Как хорошо, что меня не купил тогда ни хулиган, ни профессиональный педагог, ни бард-турист, ни начинающий ученик.
Этот двадцатипятилетний человек фантастически менял свой возраст, превращаясь то в счастливого мальчишку, умеющего смеяться и своей весёлостью заражать других, то в романтичного мужчину, посвящающего своей даме красивые баллады, то в старика-философа, исполняющего горькие песни о жизни и смерти. Его приятный и хрипловатый голос, казалось, скрывал мою техническую фальшь.
У него был небольшой круг друзей. Но я знала каждого. С одним они вместе учились в школе и часто любили петь забавные песенки. С другим он ходил в какой-то бардовский клуб, поэтому вдвоём они подолгу сочиняли песни и выступали на местных концертах. Были друзья, с которыми он любил отдыхать на природе, непременно взяв меня с собой. И мне нравилось под треск танцующего костра, между высоких сказочных деревьев петь с ним в унисон наши любимые надрывные песни. Но был у него друг, которого я панически боялась. С ним он любил выпивать и подолгу молчать, вспоминая что-то далёкое, грозное и страшное. Устав от горькой тишины, он брал меня в руки и пел на разрыв аорты про войну, Чечню, зачистку и погибших товарищах. Я уставала от этого пронзительного крика, от жёстких аккордов и до предела натянутых струн. Но после крика было ещё страшнее слышать его тихий плач. Казалось, это плакал не взрослый мужчина, а маленький мальчик, не сумевший кого-то уберечь, защитить, спасти.

Я затрудняюсь сказать, каким я его любила его больше всего. Наверное, разным, но всегда откровенным, эмоциональным, живым. До сих пор не понимаю, почему из десятков красивых звонких гитар он выбрал меня, с фальшивой нотой, с надтреснутой душой?
За годы я привыкла к соразмеренной домашней жизни. Но однажды он сказал, что скоро мы будем выступать на большой сцене. Я очень разволновалась и расстроилась, никак не могла собраться. На мне были новые красивые струны. Но за пару часов до выступления какой-то профессиональный музыкант сказал ему, что с такой гитарой ждёт провал, поэтому он даст ему свой хороший инструмент. И тогда он, грустно посмотрев на меня, шёпотом произнёс: «Ну что, прости, старушка, отжила ты своё!» А потом в какой-то тёмной комнате я слышала, как он выступает на сцене, выступает хорошо, публика принимает его на ура, а гитара звучит под стать ему, искренне, звонко, чисто.

Но после концерта он ворвался в комнату ко мне, с неописуемой радостью схватил меня, обещая, что я навсегда останусь его домашней любимицей, а новую он купит потом, для концертов. Мы куда-то спешили, и я всё не могла понять, куда. Он буквально бросил меня в машину, и на бешеной скорости мы помчались по шоссе. Он счастлив, он ослеплён славой, у него много задумок и идей, у него впереди вся жизнь. От напряжения и досады у меня, словно нервы, рвутся струны…

А сейчас моё место на антресолях. Мне так и не заменили порванные струны, не починили мою разбитую деку, не отмыли следы крови. Его песни поют другие.
А я больше никогда не видела его, не слышала его живого незабываемого голоса. 

13 октября 2013 года