Особые обстоятельства

«Основное  орудие"


Виктора  определили  в  наш  расчет  аккурат  перед  летними  стрельбами.  До  этого  он  год  прослужил  в  секретной  части,  так  называемом  8  отделе,  штаба  Кантемировской  гвардейской,  краснознамённой,  дивизии.  А  затем,  очевидно,  в  чём -  то  проштрафился,  и  его  направили  в  наш  «интеллигентный»  артиллерийский  полк  незадолго  перед  стрельбами.
Высокий,  широкоплечий,  с  умным,  породистым  лицом,  Виктор  казался  вылитым  профессорским  сынком  из  столичной  обеспеченной  семьи.  Кем,  к  удивлению  многих,  и  являлся.
В  наших  скорбных  артиллерийских  делах  ни  хрена  не  смыслил,  и,  несмотря  на  кажущуюся  физическую  мощь,  был  абсолютно  не  подготовлен  к  предстоящим  физическим  нагрузкам.

Это  только  кажется,  что  пушечки,  а  нашем  случае -  гаубицы  122  миллиметровые,  стреляют  поочередно,  снарядами  по  20  кг,  этак  пух -  пух.  Только  уши  не  подставляй  под  звуковую  волну,  и  вовремя  убирайся  во  время  отката  орудия,  и  всё  будет  в  полном  ажуре.  Ну,  и  наводить  на  цель  надо …  согласно  расписанию  и  поданным  командам.
Однако  бывает  по -  разному.  Иной  раз,  в  противогазе  так  настреляешься,  что,  выливаешь  из  оного  пот  как  из  кружки,  и  ищешь  куда  бы  прислониться,  чтобы  устоять,  а  не  опрокинуться  от  внезапного  порыва  ветра.
А  уж  когда  объявляют,  что  твое  орудие -  основное,  то  становится  совсем  худо.   Это  значит,  что  вся  батарея  молчит,  и  за  всех  отдувается  лишь  Ваш  расчет.  Причём  Ваша  гаубица  должна  стрелять  так,  чтобы   было  полное  впечатление,  о  том,  что  стреляет  вся  батарея.
Очень  причудлива  и  замысловата  порой  бывает  воинская  тактика  с  её  артиллерийскими  выкрутасами!
После  такой  стрельбы  все  падают …  уже  куда  придется!  Мордой  в  лужу,  или  дерьмо,  если  попадется.  Люди  устают  так,  что  уже  не  думают  о  гигиене  труда,  и  о  прочих  благоглупостях.

Ну,  и  конечно,  по  закону  подлости,  команду - «Основное»,  определили  нашей  гаубице.  Да  еще  стрелять  осколочно -  фугасными.  А  это  значит,  нужно  свинтить  броне колпачок,  и  аккуратнейшим  образом  загонять  снаряд   с  открытой  мембраной  в  дуло  орудия.  Как  правило,  достаточно,  одного  неловкого  удара,  и  нас  всех  разнесло  бы  вдребезги,  надоело  бы  ошметки  собирать.  Что  делать,  стрельбы  не  игрушки,  там  стреляют  боевыми  снарядами.

Как  так  оказалось,  что  Виктор  стал  заряжающим,  право,  не  знаю!  Очевидно,  стоял  в  момент  команды  «Огонь»  ближе  всего  к  орудию.  Но  вначале  он  работал  нормально,  а  затем  поплыл.  Он  делал  всё  на  автомате,  и  загонял  поданный  ему  снаряд  по  заданной  траектории.
Затем  его  траектория,  по  какой – то  причине  сбилась,  и  он  со  всего  размаху  врезал  снарядом,  открытой  его  частью,  по  стволу,  рядом  с  дулом.  Как  нас  не  разнесло  с  первого  раза,  до  сих  пор,  не  могу  понять!
Но  Виктор  не  успокоился  и  размахнулся  во  второй  раз,  намереваясь  укантропупить  нас  уже  наверняка!

Тогда - то  я  и  произнес  негромко, -  Витя,  что  ты,  сукин  сын,  делаешь!

Как  оказалось,  никто,  кроме  Виктора,  этих  слов  не  слышал.
А  вот  Витёк  услышал,  и  завалился  вместе  со  снарядом  на  спину.  Стрельбы  прекратились.  И  мы  долго  пытались  вынуть  из  его  скрюченных  пальцев  снаряд.  В  дальнейших  летних  стрельбах  Витя  уже  не  участвовал,  он  долго  выходил  из  шока.
А  впоследствии  горячо  благодарил  меня,  утверждая,  что  я  выкрикнул  своё  предупреждение  так  громко  и  оглушительно,  будто  бы  прозвучал  выстрел.
Но,  я  то,  помню,  что  свои  сакраментальные  слова  произнес  вполголоса,  и  самое  интересное,  что  их  кроме  Виктора  никто  не  услыхал.  Хотя  остальные  ребята  находились  подальше,  но  не  намного.

С  Виктором  мы  так  и  не  подружились,  но  я  часто  ловил  на  себе  его  изучающий  взгляд,  в  котором  застыл  немой  вопрос,  который  он  так  и  не  решился  задать.


«Сон  в  зимнюю  ночь»

Отбарабанив  ночной  наряд,  затем  я  так  и  не  удосужился  сомкнуть  глаза  за  дневными  хлопотами.  А  вечером  объявили  ночные  учения  и  наш  полк  выехал  на  учения  в  ближайший  лес.
В  лесу  сгрудились  вместе  с  нами -  артиллеристами,  краснопогонники -  минометчики,  реактивщики,  и  даже  ракетчики  из  отдельного  дивизиона.
Костры  было  категорически  запрещено  зажигать.  А  мороз  трещал  где – то  далеко  за  20  градусов  по  Цельсию.  Трещали  ветки,  скрипел  снег  под  сапогами,  и  все  пытались  устроиться  потеплее.  Понятно  было,  что  из  этого  леса  мы  не  никуда  не  уедем.  Наш  выезд  на  природу  и  будет  называться  в  дальнейшем  -  учениями  в  боевых  условиях.
А  меня  сразу  отправили  в  охранение,  и  когда  я  через  полтора  часа  освободился,  крайне  неуютно  чувствуя  себя  в  шинелишке,  яловых  сапогах  с  простыми  портянками,  то  естественно  уже  не  нашел  пристанища  для  измученной  души  и  изнуренного  морозом  тела.
Мои  попытки  пробиться  в  «Варемки» -  машины  связи  или  другие,  забитые  напрочь  солдатней,  места,  с  негодованием  отвергались.  Меня  вновь  и  вновь  выносило  на  свежий  воздух,  на  сверкающий  под  луной  снег.
И  пошел  я,  гонимый,  замерзающий,  а  главное,  засыпающий  на  ходу,  поскольку  спать  хотел  до  такой  степени,  что  намеривался  изобразить  некое  эскимосское  жилище  в  снегу.
Но  тут  внезапно  обратил  внимание  на  пустой  ящик  из   под   реактивного  снаряда  установки  «Град».  Он  как -  раз  подходил  мне  по  размерам,  и  я  устроился  с  возможным  комфортом  в  ящике,  сладко  засыпая.
Заснул  я  крепко,  намертво,  намучавшись  без  сна  за  последние  сутки.

А  проснулся  неожиданно,  меня  кто – то  ТОЛКНУЛ,  и  сказал, - Вставай!
Я  вскочил,  вокруг  никого  не  было.  В  лесу  заметно  просветлело,  уже  были  предутренние  часы,  и  стояла  оглушающая  тишина.
Ноги  онемели,  и  я  стал  бегать,  разминаясь,  и  растирая  руки,  которые  я  также  перестал  чувствовать.
Из  полога  одной  автомашины  высунулись  знакомые  лица,  и,  приглашающее  замахали,  - Где  ты  был,  мы  тебя  искали,  а  ты  как  сквозь  землю  провалился, -  ребята  из  нашей  батареи  выглядели  вполне  бодрыми  и  выспавшимися.
Притулившись  в  уголке  под  мерный  рокот  солдатского  матерка,  я,   было,  задремал,  но  раздались  команды,  и  все  побежали  на  перекличку.  Всё … ночные  учения  заканчивались.

- Дурак,  ты,  братец!  -  заявил  сержант  медслужбы,  фельдшер  моего  призыва,  отреагировав  на  мой  рассказ  о  ночном  сне  в  стужу  на  учениях -  Ты  же  запросто  мог  остаться  без  ног!  Сколько  таких  случаев  обморожения  в  армии,  не  сосчитать.  Соснул,  где – нибудь,  в  ящичке,  в  мороз,  ну  и  сыграл  в  этот  ящик!  Повезло  тебе,  что  нашелся  доброхот,  наверно  из  офицеров,  и  разбудил  тебя.
- Да,  не  было  никого,  клянусь  дембелем!
-  Выбирай  слова,  салага.  Просто  ты  заспал,  и  не  помнишь  ничего!

Но  я,  то,  отлично  помнил,  что  никого  рядом  тогда  не  было.


 
« Ярость»


Было  это  когда  Машеньке,  нашей  внучке  не  исполнилось  еще  двух  лет.
И  поле  было  не  застроено,  стояли  отдельные  дома,  и  заборы  не  достигали  трех  и  выше  метров.  Обычные  были  заборы,  из  штакетника.  Особняки  и  дворцы  еще  не  были  достроены,  застройщики  тогда  еще  чего – то  опасались.

Мы  с  супругой  Людмилой  решили  прокатить  Машу  на  санках  по  прилегающей  местности.  Весело  катились  мы  по  дороге,  где  проезжали  редкие  машины.  А  затем,  совершив  большой  круг,  возвращались  назад.  К  нашему  дому  сворачивала   утоптанная  дорожка,  и  мы  свернули  на  нее,  не  ожидая  никакого  подвоха.
Проезжая  мимо  одного  большого  кирпичного  дома,  мы  обратили  внимание  на  двух  огромных  овчарок  самых  свирепых  пород:  среднеазиатскую  и  кавказскую.  Собаки  бегали  без  привязи  по  участку,  и  даже  следа  присутствия  хозяев  не  было  видно.
Зима  в  тот  год  была  очень  снежная,  и  сугробы  стояли  такие,  что  овчаркам  ничего  не  стоило  перемахнуть  через  хлипкий  забор  из  штакетника.
Мы  постарались  побыстрее  проехать  с  санками  мимо  дома,  и  не  думать  о  собаках.
Но …только  вспомни  о  черте…и  он  объявится!  Обернувшись,  я  увидел  несущихся  по  сугробам  в  нашу  сторону  двух  огромных  собак.  Жена  закричала,  внучка  заплакала!  Но  вокруг  никого  не  было,  и  некому  было  прийти  нам  на  помощь.
Я  развернулся  и  направился  навстречу  собакам,  не  имея  никакого  оружия,  кроме  двух  кулаков.
И  такая  меня  поглотила  ярость,  ненависть  к  этим  свирепым  зверям  и  к  их  хозяевам,  что  я  не  помнил  себя,  и  сам  рычал  как  зверь!  Я  готов  их  был  грызть,  жечь,  вырывать  руками  печень!  И  я  чувствовал  себя  способным  совершить  это!  Наверно  так  воевали  в  своё  время  бексерки.

Не  дойдя  до  меня  несколько  шагов,  волкодавы  неуверенно  тявкнули,  а  затем  повернули  и  побежали  к  своему  дому.
Я  обратил  внимание,  что  они  смотрят  не  на  меня,  а  на  кого – то  кто  стоит  рядом  со  мной  и  опасаются  не  меня,  а  другое  существо,  которое  защищает  меня  и  мою  семью.
Но  могу  выдать  заверенную  справку,  что  со  мной  рядом  никого  не  было!

Спустя  несколько  лет  я  рассказал  эту  историю  одному  знакомому,  опытному  заводчику -  кинологу.  И  он  сказал,  что  такое  возможно.  Дело  в  том,  что  собаки,  особенно  служебные,  очень  чувствительные  эмпаты.  Если   они  почувствуют  твой  страх,  то  ты  пропал!  Но  они  почувствовали  мою  всепоглощающую  ярость,  в  которой  не  было  места  страху,  и  растерялись,  не  понимая  ситуации.  Поэтому  предпочли  ретироваться.  Да …такое  возможно,  заявил  кинолог.

Но  у  меня  остались  сомнения,  я  четко  помню  как  обе  собаки  смотрели  на  кого – то  рядом  со  мной  и  опасались  они  его,  а  не  меня.


Лишь  в  особых,  экстремальных  обстоятельствах,  когда  на  кону  стоят  наши  жизни,  и  всё  решает  мгновение,  мы  соприкасаемся  с  другим  миром.  С  так  называемым  тонким  миром,  где  обитают  наши  ангелы  -  хранители.  Говорят,  что  нас  хранят  наши  самые  близкие  люди,  которые  знали  и  любили  нас,  и  ушли  с  этой  любовью  в  мир  иной.
Но  их  любовь  не  дает  им  забыть  нас,  и  они  беспокоятся,  пытаясь  всеми  возможными  им  средствами  нас  защитить.
Иногда  они  действует  совместно.
Кто  передал  Виктору  мои  слова?  Почему – то  мне  думается,  что  это  его  ангел  хранитель.
Кто  разбудил  меня  в  морозном  лесу?  Я  не  знаю  кто,  но  это  был  мой  ангел.
Кто  стоял  со  мной  рядом,  напротив  свирепых  собак,  защищая  мою  жену  и  внучку?!
Мне  показалось,  да  я  просто  уверен …  что  со  мной  рядом  встал …мой  отец,  Павел  Петрович  Карпешин!