Абрашка Парфенов - основатель Албазинского острога

    Это имя  неоднократно встречается в сохранившихся документах о русских первопроходцах сибирской земли, и это дает возможность  установить  круг людей, с которыми  общался Абрашка,  узнать о его действиях на Амуре. Некоторые авторы  называют его Абрамом, хотя это не соответствует первоисточникам, в которых он везде именуется Абрашкой или Обрашкой. А это не одно и то же. Абрашка – повседневное или «домашнее» казачье имя-прозвище, которое часто закреплялось в казачьей среде за человеком, подобно именам Любимко, Пятунко, Третьяк, Неждан, Молчун, Бессонко и др.
 
    Абрашка -  ручной железный крючок на темляке, использовавшийся казаками при рыбной ловле. Это понятие было широко распространено среди уральского казачества. Кто, и когда дал ему это прозвище, – неизвестно, но есть основания считать, что это было связано с особенностями его характера, - цепкого и непримиримого.

    Парфеновым его называли, скорее всего, - по имени отца. В переписной книге енисейских служилых людей за 1669 год числился всего лишь один казак с таким именем, - Парфенко Васильев Меньшиковых, – рядовой служилый человек второй енисейской сотни. Написано, что казаки этой сотни «беспеременно служат в Братских, Ыркутском острогах и на Байкале». Судя по тому, что его отец еще продолжал служить, Абрашке в это время было лет 30-40, то есть это был человек в самом расцвете сил. Но, несмотря на относительно молодой возраст, за его плечами была жизнь полная приключений, длительных походов, боевых схваток,  тесного общения с аборигенами сибирской земли
   
    Хронологически имя Абрашки Парфенова впервые встречается в исторических первоисточниках 1655 года, - периода, соответствующего прибытию к амурскому войску отряда Федора Пущина. Анализ исторических документов дает основания считать, что прибывшие с ним десять енисейских служилых людей под водительством Абрашки Парфенова были участниками бекетовского похода в Даурию, отправленные Петром Бекетовым с Иргень-озера в Енисейск с отрядом сопровождения государевой ясачной казны. По косвенным данным на Ангаре они бежали из отряда Дружины Попова.  Об этом свидетельствует тот факт, что уже осенью они оказались на Лене, а к лету следующего года - в войске Степанова-Кузнеца, прибыв туда с отрядом якутского сына боярского Федора Пущина.

    Что послужило  причиной побега, - неясно. Проявилось ли в этом нежелание казаков вновь оказаться в подчинении воеводы Пашкова, уже известного им крутостью характера, намерение ли попасть на благодатный Амур, о котором  было столько разговоров, или их толкнула на это наивная надежда выйти на Аргунь и поживиться там серебром. О том, что на Аргуни когда-то добывалось серебро они узнали от тунгусов князя Гантимура (подробно об этом – в статье «Государев человек», газета «Забайкальский рабочий» от 17. 01. 2013 года).
 
    Три года спустя, Пашков будет писать в Москву:  «…во 162 (1654) году с великия реки Шилки, с Иргеня озера, покиня  государевы остроги, енисейской сын боярской Петрушка Бекетов с ... служилыми людьми с 70 человек, збежали в Даурскую  землю ... ».

    Сохранившиеся документы говорят о том, что в 1654 году с Шилки на Амур к Степанову тремя группами сплавились 59 человек. Еще двое, отправленные Бекетовым за Гантимуром, пропали без вести. То есть всего, – 61, вместе с Бекетовым. Упомянутые Пашковым еще неизвестные десять, видимо, и есть бежавшие с Ангары Абрашка Парфенов с товарищами.

    Якутский воевода Михаил Лодыженский еще не знал о Кумаровском сражении, но он был одержим идеей  первым найти на Амуре месторождение серебра, о котором в ту пору было много разговоров. К активным действиям в этом направлении  его, судя по всему,  подтолкнула   информация, принесенная на Лену  енисейцами, бежавшими из отряда Дружины Попова. Чем другим можно объяснить тот факт, что, снарядив экспедицию, Лодыженский  указывает цель похода, - Аргунь, а в отряде, который был сформирован для этой цели, оказались   енисейские служилые люди,  -  Абрашка Парфенов с товарищами.

    Воевода, узнав от них о месторождении серебра, не преминул этим воспользоваться. Во главе отряда  он поставил сына боярского Федора Пущина, дав ему еще 40 якутских служилых казаков. При этом воевода явно спешил, - отправил экспедицию поздней осенью с тем, чтобы, перезимовав на Тунгире, казаки  уже весной  оказались на Аргуни.

    Вряд ли воевода  рассчитывал, что Пущин  найдет на Аргуни серебро, - для этого у него не было   сведущих в таком деле людей. Однако, продолжая традицию соперничества с Енисейским воеводством, он торопился «застолбить» это место, взять его под свой контроль  до прихода туда Афанасия Пашкова, или, уж во всяком случае, не оказаться в стороне от  «серебряного дела». Поэтому-то и задача перед Пущиным была поставлена в самом общем виде, - идти «с служилыми людьми на государеву службу на Аргуне-реке».
 
    Отряд Пущина, перезимовав в Тунгирском острожке, в конце зимы 1655 года двинулся по волоку к Урке, поднялся до аргунского устья и по Аргуни - до Трехречья. Там, по свидетельству историков, казаки заложили Аргунский острожек. Можно ли сомневаться в том, что к этому месту их вывели енисейцы во главе с Абрашкой Парфеновым?
 
    Места эти оказались пустынными и бесхлебными.  Между тем запасы продовольствия в отряде подходили к концу, отряду грозил голод. Но якутский воевода предусмотрел и это, - «А коли будет у него, Федора, на Аргуне-реке какая хлебная нужа и голод, - писал он в наказной памяти Федору, - то  идти ему к Степанову».  Для Степанова   тоже была подготовлена воеводская  память, в которой велено было   Федора с его служилыми людьми  «хлебными запасы ссужать и вожей ему, Федору, давать … кто там на Аргуне-реке бывал». Вот с такими-то запросами Федор Пущин и явился в последних числах мая в отряд Степанова, который после сражения  еще находился в Кумарском остроге.

    Наделить отряд Пущина хлебом Степанов не мог, - его войско и без того голодало. Не было у него и людей, кто бывал  на Аргуни. Так отряд Федора Пущина, а вместе с ним и Абрашка Парфенов со своими товарищами  оказались в  амурском войске, где вновь встретились с Петром Бекетовым, - своим командиром.

    Еще летом  1955 года из Москвы Онуфрию Степанову  была отправлена грамота  Сибирского приказа  об управлении ясачным приамурским населением и запросом сведений о судьбе посольства Т.Чечигина. С грамотой  шли Костька Иванов Москвитин и амурский казак Гаврилка Шипунов. Вместе с ними возвращались на родину даурские, дючерские и гиляцких люди, увезенные в столицу Зиновьевым в 1653 году, - «Анай с товарыщи 7-ми человек, да женка, да девка». Весной 1656 года они встретились с Афанасием Пашковым, который в это время находился на Ангаре.

    В это же время там оказались   Андрей Потапов с Якункой Южаком, направленные в отряд Пашкова по государеву указу, как люди, побывавшие на Амуре. О том, что эти встречи состоялись, свидетельствуют сохранившиеся исторические документы. Вполне может быть, что оказался у Пашкова и Любимко Павлов с отпиской Бекетова о судьбе его отряда, который был отправлен из Кумарского острога вместе с Потаповым.

    Костька Иванов и амурские аборигены  были задержаны  Пашковым,  и вместе с ним позже оказались  на Шилке. У воеводы было на то основание, - упомянутый государев указ. Но Гаврилку Шипунова он задержать не мог, - у него была  грамота  Сибирского приказа Степанову, которую следовало, не медля, доставить на Амур. Видимо, именно с ним Пашков отправил Бекетову приказ о возвращении на Шилку.

                *

    Весной 1656 года Степанов отправил в Москву собранный ясак, - более 120 сороков соболей. Это была самая большая амурская ясачная казна. С казной пошли Захарка Козьмин, Михаил Кашинец и Федор Коркин. С этим же отрядом Онуфрий Степанов отправил в Москву двух китайцев, попавших к нему  из дючерских улусов. Во время боевых действий в Китае они были взяты в плен маньчжурами, а затем проданы в рабство дючерам. Оказавшись среди русских,  китайцы добровольно крестились в православную веру в походной Спасской церкви, и теперь Степанов с Бекетовым отправляли их для расспросов в Москву.

    Вместе с китайцами  шли в Москву  два толмача-переводчика, - Ивашка Дючерский и Илюшка Тунгусский. Китайцы русского языка не знали, но говорили по дючерски и тунгусски. Ивашка же с Илюшкой, судя по всему, уже вполне освоили русский язык. Эту группу посланцев сопровождали енисейцы, -  Абрашка Парфенов с  товарищами, назначенные, по всей вероятности, Петром Бекетовым. Акция эта имела весьма важный политический характер. Правительство Москвы остро нуждалось в сведениях о Китае, - стране, с которой предпринимались в это время попытки установить дипломатические отношения.

    До Тунгирского острога казну должны были  сопровождать Федор Пущин с отрядом из двадцати якутских казаков и Петр Бекетов с группой енисейских служилых людей, сплавившихся вместе с ним с Шилки. После проводов казны Пущин со своими людьми должен был следовать на Аргунь, а Петр Бекетов с енисейцами, – на Шилку навстречу Пашкову.

    Что произошло на Тунгирском волоке, - неизвестно, но что-то  помешало исполнению намерений предводителей отрядов. Завесу неизвестности, в какой-то мере,   приоткрывают материалы, содержащиеся в   «Дополнениях к Актам Историческим», где говорится о том, что 27 человека из отряда, сопровождавшего амурскую меховую казну,  в том числе Захарка Козмин и  Михаил Кашинец   погибли в пути. Ясачная казна была доставлена в Москву принявшим на себя начальство  Федором Коркиным. В некоторых публикациях говорится о том, что меховая казна была доставлена на Лену Федором Пущиным.

    И дауры и пришилкинские тунгусы  были далеко не такими беспомощными и «невоистыми» людьми, как это может показаться неосведомленному читателю. Без сомнения они знали  о продвижении к Шилке  воеводы Пашкова, знали о побеге на Амур «воровского войска» Михаила Сорокина.  Доходившие до них известия о драматических событиях на Амуре не могли не вызвать у этих людей стремления не допустить в свои земли  завоевателей, и они, объединившись,  как могли, противодействовали  русским отрядам.
 
    В тот год был разгромлен и сожжен построенный Бекетовым Иргенский острог с вновь присланными туда служилыми людьми. Разорен Шилкинский острожек, построенный вместо сожженного Уразовского палисада, все его защитники  погибли. Бежавшие  от Пашкова Филька Полетай с полусотней служилых и охочих казаков не сумели прорваться к Степанову,  погибли где-то в пути. Надо полагать,  под особым наблюдением аборигенов был и Тунгирский волок, по которому  проходили русские люди.

    27 человек – весьма значительные потери, и это говорит о внезапности и стремительности нападения аборигенов на русский караван, многочисленности нападавших. Видимо, казакам пришлось отходить с боем, причем в разных направлениях: Бекетов с енисейцами - к Амуру; отряд Пущина, прикрывавший государеву казну, – к Тунгиру. Что явилось причиной разделения отряда, - неизвестно, но то, что события развивались именно таким образом, свидетельствуют сохранившиеся документы.
 
    Федор Пущин с  остатками своего отряда и казной выйдет на Лену. Петр же Бекетов вернется  к войску Степанова и, как свидетельствуют историки Миллер и Фишер, уйдет с Амура лишь в 1661 году.

                *

    Абрашка Парфенов исполнил порученное ему дело, - доставил китайцев и толмачей в Москву. После расспроса их в Сибирском приказе он со своими товарищами-енисейцами должен был сопроводить допрошенных на Амур. Во всяком случае, именно такое решение было принято в отношении амурских аборигенов, ранее привезенных в Москву Дмитрием Зиновьевым и год тому назад отправленных на Амур с Костькой Москвитиным.

    Из Братска Пашков  направил вперед отряд енисейских служилых людей под командой сына боярского Василия Колесникова, которые должны были  зимним путем выйти на Шилку, и восстановить Шильский (Нерчинский) острог. В состав этого отряда  Пашков включил  возвращавшихся из Москвы Абрашку Парфенова  с шестнадцатью товарищами, среди которых были два китайца и два толмача. Их, как и Костьку Москвитина с амурскими аборигенами, Пашков тоже прибрал к своим рукам, несмотря на то, что Абрашка имел поручение Сибирского приказа доставить подопечных на родину. Однако Парфенов со своими спутниками проявили строптивость, - не доходя Шилки, они  бежали от Колесникова на Амур. Не исключено, что к этому их подтолкнуло   известие, что Бекетов по какой-то причине на Шилку не пришел.
 
    В мае 1657 г. дощаники Пашкова двинулись к Байкалу. Уже год прошел с того времени, как воевода через Гаврилку Шипунова передал Бекетову приказ о возвращении на Шилку. Воевода пришел в ярость, узнав о  побеге Парфенова и о том, что Бекетов, несмотря на его приказ, так и не вернулся на Шилку,  объявил   розыск беглецов, разослав грозные отписки в Енисейск, Якутск и  илимскому воеводе.

                *

    В дючерских землях амурскими казаками был построен Куминский острог, в котором степановцы зимовали. Здесь осенью 1657 года они  встретили недавних своих соратников, – бежавших от Пашкова  Абрашку Парфенова теперь уже с семнадцатью товарищами, среди них крещеные китайцы, - Данилко и Васька, и  толмачи, - дючер Ивашка  и тунгус Илюшка.  Все лето  разыскивали они Степанова по  Амуру, заезжая во многие улусы и расспрашивая местных жителей, пока не нашли, наконец, русский отряд в самых низовьях. Ни вернувшиеся китайцы, ни толмачи, не пожелали вернуться к дому, - остались в войске.

    От Парфенова  узнал Степанов   о  властности и жестокости Пашкова. От него же Петру Бекетову стало известно, что  Пашков считает его изменником и грозится расправой. Для добросовестного служаки это известие было, наверное, неожиданным, как удар грома. О душевных его переживаниях  можно только догадываться.
 
    Когда сошел  с реки лед, караван судов двинулся вверх по Амуру. Степанов послал впереди себя  на легких стругах для разведки и сбора ясака в отряд из 180 человек во главе с Климом Ивановым. Этот отряд  на веслах миновал устье Сунгари и ушел в среднее течение Амура, в то время как тяжелогруженые дощаники Степанова со всем имуществом войска еще только подходили к устью этой реки. Здесь 30 июня   отряд неожиданно наткнулся на маньчжурскую флотилию в количестве 47 бусов, вооруженную  огнестрельным оружием. Флотилия появилась из засады, атака  на неповоротливые дощаники Степанова, не ожидавшего нападения, была сокрушительной.

    Отряд Степанова был разгромлен. Из окружения удалось вырваться на Спасском дощанике лишь 40 казакам,  еще  45 бежали в сопки и были потом подобраны отрядом Клима Иванова. Все остальные, включая Онуфрия Степанова, погибли. Около полутора десятков сдались в плен.
 
    Сохранившиеся в русских исторических актах свидетельства о состоявшемся сражении (допросные речи Артемия Петриловского) весьма кратки и противоречивы. Более того, есть сомнения в непредвзятости и достоверности этой информации, поскольку в ней  прослеживается явное стремление атамана  достойно объяснить обстоятельства его собственного спасения и оправдаться  в оставлении Амура без государева указа.
 
    В последние годы достоянием историков стали сохранившиеся дневниковые записи командира корейских аркебузиров пёнма уху (генерала) провинции Хамгён Син Ню, - непосредственного участника этого сражения с его начала и до конца. Они позволяют  восстановить картину сражения, в том числе  эпизода с ночным   прорывом вражеской блокады казаками на Спасском дощанике, и их ухода с боем вверх по Амуру. Эти сведения вместе с информацией сохранившихся отечественных документов последующего периода дают основания считать, что возглавили эту группу енисейские служилые люди десятник Иван Чебычаков и Абрашка Парфенов.
 
    Неизвестно, сколько  казаков, пошедших на прорыв, погибло в пути от   богдойских стрел и пуль корейских аркебузиров, сколько из них сложили свои головы в последней схватке за устьем Сунгари,  умерло от полученных ранений. Известно лишь, что вместе с  Чебычаковым их осталось всего лишь четыре десятка человек, среди них – Абрашка Парфенов с семнадцатью своими товарищами. Какое-то время они еще скрывались в  амурских протоках, опасаясь встречи с богдойскими  воинскими людьми и выжидая, когда поправятся раненые.
 
    Чебычаков с Парфеновым решили идти с отрядом на Зею. Надо думать,  неоценимую помощь им в сборе ясака  на Зее оказали толмачи  Ивашка  Дючерский с Илюшкой Тунгусским и китайцы, вернувшиеся с Парфеновым из Москвы. Одно дело, когда в необходимости принять руку государеву убеждал аборигенов сами енисейцы , -  чужие для них люди, и совсем по другому воспринималось, когда об этом говорили соотечественники и даже бывшие подданные Китая на основе своих впечатлений, составившие собственное представление о могуществе России и огромных территориях владений «белого царя».

    С  отрядом  Клима Иванова и   казаками, бежавшими с поля сражения в горы, Чебычаков с Парфеновым встретились летом 1659 года у Кумарского острога. В среде встретившихся полчан  снова произошел  раскол, подобный тому, какой случился  в хабаровском войске в августе 1652 года. Вокруг Петриловского сгруппировались   промышленники, охочие казаки-добровольцы и часть служилых людей, прибранные в свое время еще Хабаровым. В создавшейся обстановке они  хотели лишь одного, - поскорее убраться с Амура самым коротким путем, - через Тунгирский волок, вынести  то, что успели награбить

    Те же из служилых людей и охочих казаков, кто  не разделял  намерений Петриловского, примкнули к Парфенову.  107 человек двинулись к Тунгирскому волоку, 120  остались с Парфеновым. Видимо, вполне осознанно пошел с  отрядом Петриловского последний десятник бекетовского отряда - Ивана Чебычакова. Надо же было как-то упредить Пашкова, сообщить ему о том, что здесь происходит.

    Осенью 1659 года оставшийся отряд  двинулся  из Кумарского острога вниз по Амуру, -  навстречу  противнику. От дючеров им было известно, что еще весной из Нангуты по Сунгари к Амуру должно было подойти маньчжурское войско под командованием сына умершего к тому времени Шарходы, – Бохая. Будут ли они подстерегать казаков возле устья Сунгари или пойдут вверх по Амуру, было не ясно. Казаки рассчитывали, спустившись к устью Зеи, поставить там острог, как приказал им Зиновьев, и, закрепившись в нем, ждать подкрепления.
          
    В русских исторических архивах пока не обнаружено  сведений о действиях на Амуре русского отряда в последовавший за этим год. Зато в китайских и корейских хрониках есть информация о том, что осенью 1659 года в устье Зеи состоялось  сражение маньчжурского войска с русским казачьим отрядом. Маньчжурами командовал Бохай, – сын  Шарходы. Сообщения эти весьма поверхностны и немногословны. Говорится  лишь, что русские потерпели поражение и потеряли в том бою около 40 человек.

    Обращает на себя внимание еще одно  известие в том же источнике,  - Бахай вскоре был разжалован (или наказан?) за то, что в том бою  что-то произошло с пятью кораблями   его флотилии. Что именно – не объясняется. В «Цин ши гао» (Истории династии Цинн) сказано (при дословном переводе): «в сражении не было пользы». Идиоматически это может расцениваться и как «потерпели поражение». Видимо, Бохай утаил что-то от цинских властей, за что и был наказан, когда дело выплыло наружу. Однако никаких подробностей об этом деле в первоисточниках нет.

    Был ли  разгромлен в этом бою русский отряд? Судя по этим отрывочным сведениям – нет. Видимо, оба отряда понесли  потери, но явной победы, ни тот, ни другой не достигли. Скорее, даже можно считать, что победили казаки, отбившись от богдойцев, которые намеревались вытеснить их с даурской земли.  Еще почти два года русские оставались на Зее и собирали там ясак.
 
    Сколько людей оставалось в русском отряде к тому времени? Без сомнения многие из них были ранены, огневых запасов практически не осталось, помощь от Пашкова не приходила. Стало очевидным, что при таких силах вести активных действий против маньчжуров невозможно.


    В декабре 1662 года Пашков писал енисейскому воеводе: «… в прошлом во 169 (1661) году … Енисейского острогу служилые люди, -  Обрашко Парфенов, Ивашко Никитин, Кузка Филипов, Кузка Иванов, Логинко Никитин, да розных Сибирских городов Левка Ярофеев Булуй с товарыщи 17 человек,  пришли ко мне в Иргенской острог … государю служить…». Это была та дружная группа енисейских служилых людей, что бежала от Пашкова  летом 1657 года, в 1658 году участвовала в сражении на Корчеевском плесе,  вырвалась из окружения на Спасском дощанике  и ушла  на Зею.

    К слову сказать, это сообщение Пашкова дает основания считать, что в 1661 году ему от этих людей должны были стать известными все  подробности сражения на Корчеевском плесе, в том числе имена служилых людей, вырвавшихся из богдойского окружения на Спасском судне. Не подлежит сомнению, что Пашков, если конечно он поверил рассказам этих людей,  известил об этом  Москву. Однако такие материалы в архивах пока не обнаружены.

                *

    В августе 1661 года воевода послал из Иргенского острога 72 служилых человека и 20 ясачных тунгусов во главе со своим сыном Еремеем «на великого государя непослушников,-  на тунгусские улусы в поход». В составе отряда были   казаки, пришедшие к Пашкову  три года назад с Иваном Елисеевым и Константином Ивановым, 15 человек Абрашки Парфенова, и семь человек Аная, - дючерские, гиляцкие и даурские люди.

    В установленный срок отряд не вернулся, ничего не слышно было о его судьбе и еще через неделю.  На второй  неделе вдруг увидели все, как из ближнего леса выехал на коне Еремей, а с ним с повязанной головой десятник Логин Шишкин, ясачный тунгус и еще двое служилых, - все, что осталось от  отряда. Осунувшийся, похудевший Еремей,  раненый в плечо тунгусской стрелой,  рассказал отцу, что во время одной из ночевок бывшие в составе его отряда пятнадцать казаков-амурцев, а с ними  люди Аная, «покрадучи у Еремея и у служилых людей пищали и многую всякую другую рухлядь, боевой припас и провиант», бежали из отряда.

    Что толкнуло Абрашку и его товаврищей вновь пойти на этот дерзкий поступок? Ведь они пришли к Пашкову с Зеи, чтобы «служить государю». Обращает внимание, что их уже не 17 человек, а 15. Что случилось с двумя служилыми из этой дружной команды, не расстававшихся друг с другом  уже на протяжении четырех лет? Не связан ли этот новый побег с самоуправством даурского воеводы?

    Для такого предположения есть основания. Аввакум, извещая государя о бесчинствах, которые творил в Даурии Афонасий Пашков, писал ему:  «… после розгрому Богдойскова пришли достальные казаки снизу ко Офонасью Пашкову на Иргень озеро…».  А те четыре человека: Данилко, да Васька (крещеные китайцы), да Ивашко, да Илюшка, пришли с ними же, казаками, служить великому государю. … два перевотчика, Ивашко Тимофеев Жючерской да Илюшка Тунгусской, жили у тех же даурских казаков многие лета… толмачеством государю сбирали  государские ево казны многие лета. … А воевода Афонасей Пашков у казаков их отнял и взял к себе во двор сильно, и оне и по се время плачючи, живут, мучася у него во дворе, пособить себе не могут. А бьют челом великому государю, чтоб их свободил от порабощения и пожаловал в свой чин государев». Это, видимо, и послужило причиной побега.
 
    Беглецы, как стало потом известно, вышли на Ингоду, сделав плоты, спустились по ней до  Нерчинского острога, захватили там казенные струги, пытались даже овладеть острогом, чтобы заполучить хранившиеся там запасы пороха и свинца. Однако сидевшие там казаки во главе с пятидесятником А. Васильевым отстояли крепость, и они поплыли на Амур с тем, что у них было.
 
    Шел сентябрь 1661 года. Ни на Амуре, ни на Зее в это время русских отрядов уже не было. Пятнадцать казаков-амурцев   и люди Аная плыли  по Амуру, счастливые тем, что вырвались из рук ненавистного воеводы. На что они надеялись? Вероятно, считали, что на Зее остались еще якутские служилые люди. На подступах к устью Зеи  от местных жителей узнали они о том, что последние   русские люди ушли с Зеи на Алдан.

    Казаки повернули назад. Не захотели оставаться там и уже привыкшие к новой жизни люди  Аная. Выбиваясь из сил, выгребали казаки против течения великой реки, затихшие и унылые, навстречу своей судьбе. Знали, что возвращаться на Шилку к Нерчинскому острогу нельзя, - грозный воевода их не пощадит. Оставался один путь – на Тунгир и Олекму. Может быть,  удастся как-нибудь затеряться там, а если нет, так отдаться в руки  илимскому воеводе.

    Добрались до устья Урки, когда уже заснежило и ударили первые заморозки. Сделав  нарты и погрузив в них нехитрый свой скарб, впряглись в них и, бросив вмерзшие в лед струги, побрели голодные и обессиленные сквозь метель к Тунгирскому острогу.


                *

   В связи с неожиданной смертью Зиновьева, теперь уже  не воеводой, а нерчинским приказным человеком в 1660 году вместо Пашкова был назначен тобольский сын боярский Ларион Толбузин. Он добрался до Тунгирского острога  2 октября 1661 года, и  там зазимовал. Там-то   и встретил он зимой 1661-62 года выбиравшихся с Амура беглецов, - Абрашку Парфенова и 15 его товарищей, а с ними - Аная со своими земляками.
5 марта 1662 года, отпустив большую часть провожавших его казаков обратно в Якутск, Толбузин на лыжах, в сопровождении 20 нерчинских беглецов и семи якутских служилых людей, двинулся к устью Нерчи.

                *
 
А к следующем  году из Нерчинского острога в Албазинское городище  отплыли 68 казаков во главе с  Абрашкой Парфеновым. Отплыли, чтобы построить там новый русский острог.  Можно ли сомневаться в том, что это был тот самый Абрашка Парфенов, - «зубная боль» Афонасия Пашкова?

    Имена первостроителей Албазинского острога, - Абрашки Парфенова и его друзей (Ивашки и Логинки Никитиных, Кузки Филипова, Кузки Иванова и Левки Ярофеева) нигде больше не встречаются в сохранившехся документах того времени, - ни в казачьих челобитных, ни в отписках воевод, ни в списках защитников Албазинского острога 80-х годов. Кто знает, может быть они оказались в числе тех  пятнадцати албазинцев, что были убиты тунгусами во время разъездов в первые годы после возведения острога, погибли от голода и стужи в верховьях Зеи, Селемджи или Буреи, собирая там ясак, или погибли в столкновениях с маньчжурами, старавшимися вытеснить русских людей с этой земли. Но труды их не были напрасными, - уже к 1б66 году, после принятых правительством мер, в Нерчинске, Баргузинском и Селингенском острогах  насчитывалось 354 казака.
 
    А в 1682 году было образовано Албазинское воеводство,  Албазинский острог стал политическим и экономическим центром русских поселений на Амуре. Освоение русскими людьми Приамурья продолжалось.