Sobakin online. ru
И вот я как-то недавно распечатал Жоркины послания. И получился сюжет. Чёткий, яркий, красивый и стройный, как фотомодель на глянцевой обложке.
Нет, на фотомодель Собакин совсем не похож. Он скорее похож то ли на вдохновенно-юного Карла Маркса, то ли на ризеншнауцера после купания в луже, то ли на домового. Трудно сказать. Творческая личность – чего с него взять?
Собакин – философ. В полном смысле этого высокого слова. Он родился в Кызылорде, но учился в МГУ. Через неделю после того, как Георгий Собакин получил диплом философского факультета, он позвонил мне из далекой зарубежной Кызылорды (дело было около трёх часов ночи) и сказал вместо «спокойной ночи»:
- Я понял.
- Что? – спросил я сиплым фальцетом, протирая простынёй свои предрассветные свинячьи глазки, как протирают скатертью стопки перед выпивкой.
- Материя первична.
- Кого послать?.. - не понял я скрипучим баритоном.
- А сознание вторично, - спокойно продолжал Собакин. – Материя определяет сознание. Сто процентов.
Я сердито ткнул левой ногой в правый тапок:
- Собака, ночь на дворе… Какое, к псам зелёным, сознание?..
- И поэтому надо срочно создавать материальную базу, - развивал свою мысль юный философ, не обращая внимания на моих зловещих зелёных псов в ночи.
- Ну, а я здесь причём? – мой голос перешёл на визгливый тенор.
- Ладно, спи, Козловский. Я перезвоню. Создам – и перезвоню.
Он перезвонил через год. За этот год Собакин, как и обещал, создал материальную базу. Он поднялся в Кызылорде на поп-корне. Купил несколько домов. Виллу на Лазурном Берегу. И всё такое. По списку.
Звонок был ночной. 2.35. Сталинский. Жорж звонил из Швейцарии.
- Я пересмотрел свои философские взгляды, - сурово сказал кызылордынский швейцарец. – Она не первична.
- Это ты, Собака? – глухо залаял я в трубку. Моя материя уже разговаривала, но сознание дрыхло, как цуцик. – Кто – «она»? Собака, это ты?
- Материя – г… - отчеканил Георгий. – Причём, собачье. Сознание её определяет. Полностью. А материя ни фига не определяет.
После паузы, с угрозой:
- Бабки – мусор.
Он ещё помолчал.
- Они, конечно, нужны, но надо стремиться к высокому идеалу, - добавил он тихо.
- В принципе, я согласен, - сказал я, работая, как органист, ногами в темноте в поисках тапков. – Только…
- Меня тянет в горы, - томился Собакин в своем мобильнике. – Я хочу высокого. Как Будда. Мне нужен сократический диалог. У тебя есть e-mail?
- Есть.
Я продиктовал.
- А теперь запиши мой. Диктую.
Я нащупал ногой ручку на полу:
Пишу.
- S…o…b…a…k…i…n…Каштанка…
- Какая еще «Каштанка»?…
- Ну, «собака»…Чтобы избежать тавтологии.
- А–а-а… Вот… сссобака…
- Online…точка…ru… Записал?
- Записал.
- Будем переписываться. Как Каутский с Энгельсом…
- Ну, ты, Собака, нашел сравненьице… Чур ты, Собака, Каутский.
- Да нет, это я так. Будь здоров, Энгельс в трусиках.
С тех пор Жора регулярно слал мне имэйлы из разных концов мира. По ним я мог точно восстановить географию путешествий и – соответственно – эволюцию мировоззрения философа Собакина. Что я и делаю.
Первые сообщения посыпались буквально через неделю. Сначала Жора полгода делал восхождения в Альпах, потом, уже на Тибете, Будда Собакин встал на горные лыжи.
Вообще-то Жора пропустил одну ступень в своем диалектическом развитии. Обычно постепенно поднимающиеся ребята идут по схеме «теннис – лыжи – яхты». Собакин обошёлся без тенниса. Для него это было мелковато.
Он писал мне из своего далёкого высокогорного Sobakin-Каштанка –online:
«Я чувствую восхождение Абсолютного Духа.»
Однажды, где-то в Непале, то ли в Махендранагаре, то ли в Сиддхартханагаре, Собакин выпил за ужином бутылку текилы, полбутылки коньяка и пол-ящика пива - и решил что он, Собакин, уже в Нирване и что в него, Собакина, вселился Абсолютный Дух. Ночью Жора встал на лыжи и поехал в Вечность. Чтобы окончательно разорвать круг перевоплощений. Через десять секунд он въехал в пень. Собакин сломал пень, лыжи, левую ногу, правую руку и очень сильно отбил свою глупую башку.
Полгода Жорж Каштанкин задумчиво пролежал в госпитале в Катманду. Оттуда он слал мне очень туманные, но глубокие мысли:
«Важна глубинная сущность явлений».
Или:
«Погружение в бездны первозданного хаоса – вот подлинная задача мудреца».
Или просто:
«О бездонность!»
Я стал волноваться. По всей видимости, после Тибета Жора собирался предпринять что-нибудь принципиально новенькое. Но – что? Стать спелеологом и изучать пещеры? Устремиться в морские глубины, как Жак Ив Кусто или, не дай Бог, Муму? Заняться археологией?..
Пару недель мой компьютер молчал. Затем я узнал следующее: Джорж Собакин, с группой голландских диггеров, вдохновенно изучает канализацию Бангкока. После Бангкока последовала водопроводная система Гонконга. Затем – совсем уж сомнительная клоака города Мандалай в Мьянме.
«Бездны влекут меня, они засасывают мое подсознание в свои сказочные чертоги», - телеграфировал мне во всемирной паутине диггер Георгий из канализационных чертогов Мандалая.
«Собака, докопаешься!» - предупреждал я его. И оказался прав.
Однажды весной 199… года в городе Мехико прорвало канализацию. И смыло группу новозеландских диггеров вместе с Собакиным. Сеть трагически и гулко, как эхо из канализационного люка, молчала. Я не находил себе места и засып;л Sobakin@ вопросами. Где ты, Собака? Что с тобой? Отзовись! Дней через десять на мой hotbox пришло короткое, но красноречивое сообщение:
«Главное – очищение.»
Еще бы. После заплыва в мексиканских фекалиях. Представляю я себе Гошу Собакина, этого пса смердящего…
Далее посыпалось:
«Пране должна быть чиста, первозданна и девственна, как лотос».
Или прямо-таки Ленинское:
«Катарсис, катарсис и ещё раз катарсис!»
Очищаться кызылордынский философ решил в монастыре Шаолинь. Там Жора круглыми сутками вглядывался в дао, сопел курносой носопыркой по системе цигун и крушил пяткой деревяшки по системе кунфу. Даже, выпивая, расставлял бутылку, стакан и закуску строго по системе фэнь-шуй: бутылка – на восток, стакан – в сторону Шамбалы, закуска – поближе к себе. Любимой кунфуистской школой Собакина стала школа пьяной обезьяны.
Жорино очищение длилось несколько месяцев. На одной из тренировок Собакин получил в глаз по системе у-шу и - обиделся. Он вообще не переносил насилия, особенно над собой.
«Люди грубы и порочны. Только уединение способно воспитать настоящего философа, - писал мне Жора. – Я решил стать пустынником».
Местом своего пустынничества Гога Собакин избрал республику Чад. В малоизученной каменистой пустыне, где-то в ста километрах от населенного пункта Коро-Тото Жора уединился и глубокомысленно затих. Молчание длилось несколько недель. Затем от Sobakin@ пошли позывные:
«Здесь очень жарко и совсем нечего пить…»
«Вообще-то «Чад» значит «большая вода»…»
«Жизнь в конечном счете произошла из воды…»
И т.д. Тенденция к Н2О вырисовывалась четко.
Через несколько дней истощённый и обезвоженный Собакин отстукивал мне из Нджамены:
«О, величественная панорама озера Чад! Меня тянет к воде, как Фалеса».
Фалес – это, как вы помните, такой древнегреческий философ, который сказал, что всё произошло из воды.
Впрочем, Собакина продолжало непреодолимо тянуть не только к воде, но и к текиле, коньяку и пиву (почему-то именно в такой последовательности). «Как Эпикура», по Жориным словам.
И вот летом 2000 года Собакин отстучал мне приглашение с озера Мюриц отметить вместе с ним, Собакой, 230 лет со дня рождения Гегеля. Я долго сопротивлялся, но Жора добился своего.
Дело, как сейчас помню, было 27 августа.
Собакинская яхта называлась «Триада». В честь Гегеля. У Гегеля, как вы помните, все сводится к триаде: тезис, антитезис, синтез. Например: «теннис – лыжи – яхты». Или: «выпить – закусить – подраться». Или что-нибудь в этом роде.
Красивая, белая, легкая «Триада» была готова к юбилею великого философа. Я загледелся на красавицу яхту.
- Отдать швартовы! – приказал морской волк Собакин и налил себе стакан текилы. – Первый стакан – это тезис, - пояснил он.
«Триада» изящно, как Плисецкая в «Лебедином озере», скользила по Мюрицу. Вкрадчиво, но ходко. Вода плотоядно мерцала, словно жидкая ртуть. Синеватый лес влажным бархатным мхом лепился по туманным берегам. Ветер был прохладен и пах девичьей кожей. Гигантские каменоломни облаков уносились вдаль, в зыбкий горизонт. Хорошо. Красиво. Сердце поёт, очко играет.
- Полный вперед! – скомандовал Собакин и налил стакан коньяка. – Второй стакан – это антитезис.
После «антитезиса» Джордж страстно икнул всем телом и полез к штурвалу. Отстранив от него капитана, Собакин сказал так:
- Все в кубрик, кроме Вовки. Сейчас будет синтез. Вовка, дай-ка мне сюда «темного хмельного».
- А может, не надо хмельного, - попытался встрять я. – Тёмного-то, может, не надо. Давай-ка светлого лучше, оно полегче. От «тёмного хмельного» кукушка поедет…
- Ничего не «может». Не поедет ничего. Синтез – дело тёмное. И Собакин в один заглот принял пол-литра «темного хмельного»:
- Самый полный вперед! Forward, пёсьи дети!
Ветер мокрыми полотенцами бил по щекам. «Триада» мчалась на огромной скорости. Собакин цепко держался за руль, чтобы не упасть. Я в беспомощной тоске метался по палубе.
Произошло то, что должно было произойти. Собакин хрюкнул, обмяк и завалился влево. «Триада» застонала и выписала крутую дугу. Жёлтая пена справа по борту накрыла бакен форватера. Раздался сухой скрежет, похожий на конский храп – и «Триада» плотно села на мель. Я проехал на заду весь бак (зад раскалился, на мокром баке осталась сухая полоса) и врезался в спасательный круг и кучу верёвок. Верёвки смягчили удар, но очки все-таки разбились. Некоторое время я лежал, как Пятачок после взрыва воздушного шарика, Потом пришёл в себя и огляделся. Синтез получился полный и безоговорочный.
Собакин сломал себе два ребра и очень сильно ударился своей дурацкой головой о штурвал.
Через пару дней, когда я посетил Собакина в больнице города Шверин, Собакин говорил:
- Анаксимен был прав: воздух – первичен. Меня тянет в воздух, как Икара…
- Самолёт, что ли, будешь покупать?
- Ну. Ещё малость на поп-корне поднимусь и куплю самолет.
И вот теперь я с ужасом жду собакинского приглашения полетать. Летать Гога Каштанкин собирается где-то над Меланезией. Тоже мне, летающая собака. Боюсь я. Чем там у Икара кончилось, вы все в курсе.
Свидетельство о публикации №213101301460