Почему я не люблю интеркоктейли
В лифтах отелей не здороваются (правда, на родине тоже). В какой-нибудь лавке, если видят, что соотечественник, не умеющий по-местному, корчится в жестикуляции, как брокер на бирже во время падения акций, - гордо проходят мимо. Дескать: твои проблемы, паря. Закон джунглей. Вернее – тайги.
Как-то не очень мы друг к другу приветливо за границей относимся. Наш нашему за границей не друг, товарищ и брат. И я бы не сказал, что волк. Скорее – бревно. Чурка в шортах.
Считается, что наши «там» - принудительный ассортимент. Такая сейчас мода. И в турбюро сколько раз слышал:
- А отель приличный?
- Замечательный. Сауна, тренажёрный зал, бассейн…
- А наших там много?
- Много. Там и объявления по-русски… И…
клиент делает такое лицо, как будто на него дыхнули без «Рондо».
И вот один раз мы с супругой стали жертвами этой самой моды на нелюбовь к соотечественникам: решили поездить по Мексике, но не с нашей группой, а, видишь ты, с французской. С «Рондо», значит.
Французский, вроде, знаем немного. Амур, пардон, адюльтер, трикотаж… Поехали.
Сразу хочу сказать: к французам я отношусь нормально. Философски. Потому что всё своё детство я провёл в Алжире, среди французов. Я к ним привык. Для меня француз – он родной, что-то типа ночного горшка или слюнявчика. А французская речь (кстати, очень способствующая слюнявости) – вроде «Спят усталые игрушки» или «Взвейтесь кострами…»
Поехали мы с галльскими слюнявчиками по Мексике. Всё очень удобно, строго продумано. Посмотрели какой-нибудь городок – остановились в отельчике. Ещё посмотрели – в следующем остановились. Отельчики – из системы Клаб-Мэда. Все на один манер: в виде квадрата, с двором-патио и бассейном посередине. Миниатюрные ранчо. Однотипные, только покрашенные в разный цвет. В каждом отельчике вас встречает заспанный и неестественно приветливый толстенький француз, осатаневший от одиночества. Иногда у француза есть жена, похожая на сатирика Коклюшкина, а у жены – собачка, кусок волосатого комбижира с бантиком. Уезжаешь из отельчика в следующий, а хозяева стоят, улыбаются и машут тебе ладошками. Все, включая собачку. Слёзы утирают. Оревуар, говорят. Всё уютненько, хорошо. Если бы… не французы.
Всё-таки народы – они разные, и даже очень. У каждого свои традиции, привычки, заскоки. И пока к этим задвигам привыкнешь – уже и уезжать пора.
Скажем, целый день лазили мы по пирамидам и руинам Чичен-Ицы. Древней столицы Майя. Устали. Ноги трясутся. Приезжаем на ужин в очередное ранчо. Толстяк, Коклюшкин, лохматый комбижир – всё на месте. Завтра утром подъём в пять тридцать. Надо ехать в какой-нибудь, скажем, Умшаль. Там опять мужественно лазить по пирамидам. Выспаться бы.
Но нет. Неторопливо разворачивается традиционное французское застолье. Сначала час выбирают вина. Потом полчаса их пробуют. О-ля-ля! Сэ бон! Нэспа?.. Тьфу! Затем начинается так называемое непринуждённое общение за столом. Этакое трёпожорство. Болтаедство.
Меня с детства, ещё в пионерском лагере, приучили: когда я ем, я глух и нем. Налил алюминиевую бадейку тюри – за пятнадцать секунд её уничтожил, икнул. Навалил котелок перловки – за десять секунд его ликвидировал, облизал ложку (чтоб не мыть) – два раза икнул. Выдул пол-литра компоту, съел карамельку – три раза икнул. Выругался шёпотом – и в койку. Всё. Чего разговаривать-то? Пока ты будешь разговаривать, у тебя пионер Сидоров карамельку стырит. Дают – бери, бьют – беги.
А у французов пионерских лагерей не было, поэтому они за столом сидят три часа. И говорят, говорят, как радио. Только гуакамоле ко рту поднесёшь, а какой-нибудь Жан-Пьер тебе:
- Владимир, а как вы относитесь к проблеме соблюдения прав человека в постсоветском обществе?
Ты бы меня, морячок, ещё про есть и жизнь на Марсе спросил. Есть я хочу и спать. Ясно? Есть и спать – это сейчас мои права человека. Понимаешь ты это, галльская твоя голова?
- Нормально, - говорю, - отношусь: гайки закручиваются, вертикаль усиливается, всё сава, - и быстро так полкило гуакамоле в рот. И жую его, жую с улыбочкой. Дескать: видишь, занят у меня речевой аппарат. Отклейся, балаболка.
И так три часа. И уже сыры съели, и кофий выпили, а спать нельзя. Неприлично. Это у них называется «па куше». Нельзя, значит, сразу в койку. То есть после кофия надо ещё минимум полчаса посидеть и поговорить про права человека. У меня уже глаза на затылок закатываются, я уже на жену заваливаюсь, как пьянь на забор. Нет…
- Владимир, а каков сейчас средний доход российского учителя?.. – А никакого. – О-ля-ля!
- Владимир, как функционируют в современной России профсоюзы? – А никак. – О-ля-ля!
Где-то в два часа ночи мы наконец расползаемся. В пять тридцать подъём. Морда – как пчёлами покусана. Глаз нет. Завтрак. Они опять за своё:
- Неужто-таки совсем не фукционируют?…
- Профсоюзы-то? Совсем. Как в танке. Полная тишина.
- О-ля-ля! А как же права человека?
- А никак.
- О-ля-ля! И зарплату учителям не платят?
- Не-а. А зачем она им?
- Как это?
- А так. Не нужна, и всё. Деньги – зло.
- О-ля-ля! О, загадочный «манталитэ рюс»!
Едем в Ушмаль, потом – в Тулум. Руины. Хочется как-то проникнуться, вжиться, раствориться, приобщиться. Не зря же в такую даль летел.
Стоишь на вершине какой-нибудь пирамиды, смотришь на панораму. Чувствуешь, можно сказать, дыхание истории, а тут тебе Жан-Пьер:
- Владимир, а кто лучше – Ельцин или Путин?
Дыхание истории исчезает. Появляется странная неудовлетворённость. И дело даже не в зарплате с профсоюзами (хотя французы, надо сказать, с этим делом меня достали), а в том, что Мексика у меня теперь в памяти осталась какая-то франкоговорящая. И когда индейцы майя мне снятся, они говорят «о-ля-ля», и ацтеки рассуждают о правах человека, макая круассаны в кофе… Я же всё-таки в Мексику ездил, а не во Францию.
Странный вышел франко-мексиканский коктейль. Бордо с текилой.
И таких интеркоктейлей я помню множество. Мог бы рассказать.
Как, например, первый раз приехал в Италию и катался по ней со швейцарцами. И зазвучала у меня Италия в голове по-швейцарски. А швейцарский немецкий – он ведь как наждаком по пенопласту. Это же как молодое сицилийское вино смешать с денатуратом.
А с японцами по Греции слабО? Саке с рициной.
А в Германии с почти не говорящими по-русски армянами?.. «Арарат» с «Туборгом».
Всё это, конечно, пикантно. Но я сторонник чистых, так сказать, форм. Не люблю я коктейли. В Шотландии пусть будет Виски, в Болгарии – плиски, а в Германии – сосиски.
Наши «там», конечно, тоже разные бывают. И на манер «Солнцедара», и вроде «самогона из картофельных очисток». Но всё-таки – по мне – лучше с нашими. Их можно не замечать. Колорита не перебивают. Они для меня прозрачные. Как спирт.
Свидетельство о публикации №213101301465