В погоне за стабильностью

За отставкой Н.С.Хрущева в 1964 году не последовало серьезных кадровых изменений, большинство руководителей в центре и на местах остались на своих постах. Через некоторое время их состав стал стабильным, признанным руководством государства. Каждому руководителю в рамках системы была обеспечена, в некотором смысле, возможность планировать дальнейшее развитие личной карьеры.

Все это уже в 70-х годах привело к укоренению в партийном и государственном аппаратах отношений семейственности, личной преданности и утверждению системы ценностей, в которой верность патрону стала более важным качеством работника, чем компетентность и, даже,  чем его политическая убежденность.

Следует отметить, что личная преданность, ставшая основой кадровой стабильности, была совершенно несовместима с совершенствованием социалистического государства как экономической системы, требующей определенных санкций против некомпетентных работников. Наверное, эти санкции должны были быть иными, нежели в 30-е или 40-е годы, но, тем не менее, они должны были быть. Кроме того, личная преданность как основа кадровой стабильности не соответствовала и системе ценностей, порождаемых экономическими реформами.

Суть продолжавшейся и после отставки Хрущева реформы хозяйственной деятельности была изложена в октябре 1965 года в двух документах: об улучшении планирования и стимулирования производственной экономики и о государственном производственном предприятии при социализме.

Однако практика их реализации показала, что проблемы, связанные с природой экономических показателей и такой бедой, как “ведомственность” они решить не смогли. Ведомственность стала главной причиной постоянных сбоев в экономике.

Замкнутые на Москву иерархические структуры управляли предприятиями и организациями, разбросанными по всей территории Советского Союза. Не существовало практически никакой серьезной прямой связи между соседними предприятиями и организациями, если они принадлежали разным министерствам.

К сожалению, реформы представляли собой набор не состыкованных и противоречивых мер. Ими, например, одновременно расширялась самостоятельность предприятий и усиливались административные и экономические полномочия министерств.

Противоречивость реформ отражала наличие в руководстве партии и государства двух подходов к дальнейшему развитию страны и ее экономики.

Председатель Совета Министров СССР А.Н.Косыгин считал необходимым введение в производственную жизнь рыночных регуляторов экономики. Он настойчиво предпринимал меры по формированию новой категории руководителей экономики, находящихся в полном согласии с социалистической системой хозяйствования, но знавших тенденции в мировой экономике, людей деятельных, хорошо разбиравшихся в тонкостях администрирования и выражавших интересы представляемых ими отраслей в тесной связи со всей производственной жизнью страны. Его люди стремились решать политические проблемы, исходя из прагматических соображений, нередко оставляя в стороне вопросы идеологии. И они плохо представляли себе последствия просто волевого скрещивания двух систем производства.  Эти вопросы советской экономической наукой не прорабатывались ни в каких аспектах.

А.Н.Косыгину и его сторонникам противостояли Л.И.Брежнев и М.А.Суслов, которые во главу угла постоянно ставили не экономику, а идеологию, считали необходимым при всех экономических преобразованиях полное сохранение существующей политико-административной системы. Они также совершенно не представляли себе, как совершенствовать систему не выходя за рамки установленных ранее догматов. Ну или как корректировать эти догматы. При назначениях на ответственный пост в любой отрасли народного хозяйства главным критерием оценки человека они считали его преданность делу партии, а не экономические знания и положительный административный опыт. На их отношении к реформированию экономики сказывалась и неудача при замене Хрущевым отраслевых министерств совнархозами.

Обе эти линии существовали каждая как бы сама по себе, не взаимообогащали друг друга, не вели к выработке единой линии, более или менее свободной от присущих каждой из них недостатков.
 
На эти противоречия постоянно накладывались другие разногласия, касавшиеся темпов и глубины проведения реформы и противоречивость подходов к проблеме распределения власти.

Свою отрицательную роль в проведении реформ играла возрастающая конъюнктурность экономической науки в СССР, которая все в большей степени при анализе и оценке процессов, происходящих в народном хозяйстве страны, руководствовалась в первую очередь решениями съездов и пленумов ЦК партии, а также указаниями не очень-то разбиравшихся в экономике страны партийных руководителей.
Ни сторонники линии Косыгина, ни сторонники линии Брежнева и Суслова не были заинтересованы в вынесении своих разногласий на суд общества, их персонализации. Поэтому была выбрана центристская политика, политика компромиссов, что официально представлялось народу как последовательное возвращение к практике коллегиального руководства.

Консервативные идеи, проповедовавшиеся Брежневым и Сусловым, окончательно утвердились после XXV съезда КПСС в марте 1976 года, не приведя однако к отставке Косыгина.

Примечательным фактом политической жизни конца 60-х и начала 70-х годов было возвышение внутри руководящей группы Л.И.Брежнева и зарождение самого настоящего культа его личности.

Великую Отечественную войну генерал-майор Брежнев закончил с четырьмя орденами и двумя медалями. От Н.С.Хрущева Леонид Ильич получил звезду Героя Социалистического труда (1961 год) и, уже будучи Генеральным секретарем ЦК, был за заслуги двадцатилетней давности удостоен звезды Героя Советского Союза (1966 год).

Он был также отмечен Международной Ленинской премией и Золотой медалью Мира имени Ф.Жолио-Кюри. К 30-ти летию Победы Брежневу было присвоено звание “генерал армии”, причем погоны, соответствующие этому званию, были превращены в погоны маршала рода войск, а сам генерал армии получил право носить на шее маршальскую звезду.

В декабре 1976 года предстояло отметить 70-ти летие Л.И.Брежнева. По договоренности с несколькими партийными работниками я (тогда я был заведующим сектором партийной информации Оргодела МГК КПСС) подготовил в Политбюро ЦК информацию об истинных настроениях московских коммунистов, их озабоченности возможностью чрезмерного возвеличивания Леонида Ильича в связи с этой юбилейной датой.

Ничего особенного в этой информации не было - просто передавалась просьба москвичей не перегибать палку, отметить юбилей спокойно, без излишнего ажиотажа. Сейчас я уже не помню всего, что там написал, но суть ее была именно такой. Я не испытывал никакого страха перед этим шагом. Нам, тем кто готовил этот документ, казалось, что мы делаем благое дело в интересах прежде всего партии и самого Леонида Ильича.

Подготовленную информацию я не стал никому показывать, переписал ее начисто и разборчиво от руки и отнес заведующему Орготделом МГК КПСС В.П.Трушину. Он мою бумагу прочитал и сказал, чтобы я оставил ее у него, а он решит, кому ее передать.

Мне за “вольнодумство” ничего не было.

Юбилей Леонида Ильича отметили с грандиозным размахом. В 1976 году Л.И.Брежнев получил вторую звезду Героя Советского Союза, ему было присвоено воинское звание Маршала Советского Союза. В 1977 году Брежнев занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Награды сыпались как из рога изобилия. Л.И.Брежнев за короткий отрезок времени получил еще две звезды Героя Советского Союза, несколько орденов Ленина, а также полководческий орден Победы. Леониду Ильичу за ратные подвиги торжественно вручили именное золотое оружие. Он был удостоен золотой медали имени Карла Маркса за “исключительный вклад в развитие марксистско-ленинской теории и в научное исследование актуальных проблем развития социализма и всемирно-исторической борьбы за коммунистические идеалы”.

Брежневу была присуждена, “по просьбам трудящихся”, Ленинская премия по литературе за три его книжечки: “Малая земля”, “Возрождение” и “Целина”. На Брежнева обрушился водопад звезд и высших орденов социалистических стран, стран третьего мира.

Всего Леонид Ильич непонятно за что получил больше 110 орденов и медалей и стал рекордсменом мира по количеству полученных наград.

В хвалебных одах Леониду Ильичу изощрялись многие руководители партии и государства. Вот, например, какие слова произнес в своем выступлении на XXVI съезде КПСС Э.А.Шеварднадзе:

“…Доклад Леонида Ильича Брежнева – этапное событие современности. Он представляется не только эпохальным документом, но и живым организмом, всеми своими клетками связанным с каждым членом нашего общества. Кажется, этот живой организм вобрал в себя все качества его автора, его творца, нашего мудрого руководителя, великого революционера-ленинца Леонида Ильича Брежнева: научную глубину, неуемную целеустремленность, безграничный оптимизм и реалистичность, масштабность и классовую принципиальность, человеколюбие, прозорливость и силу правды. Доклад Леонида Ильича – это мысли и чаяния всего нашего советского народа. Между этой великой хартией труда, борьбы, перспективы и тем, что некоторые лидеры из другого мира именуют своими программными выступлениями – расстояние как между небом и землей. Здесь – мир, свобода, демократия и вера в будущее. Там – гонка вооружений, реакция и безысходность”.

Смотреть на все это, слушать подобные выступления было просто стыдно. Это был культ личности в чистом виде, хотя, во многом, культ просто комедийный. И его результаты тоже были какими-то убогими. Безосновательные восхваления и награждения Брежнева нанесли большой урон морально-политическому единству советского общества, вызывали у многих людей раздражение и гнев, формировали негативное отношение к социалистическим ценностям.

К 1980 году средний возраст членов Политбюро составил 71 год. Было обеспечено стабильное положение правящей элиты в центре и на местах. Я мог в этом убедиться при общении с руководством Московских городской и областной, Кировской, Татарской, Мурманской и Архангельской парторганизаций.

Принятая в 1977 году новая Конституция СССР упорядочила функционирование в стране сложившихся политических механизмов. Партийные съезды собирались регулярно, с периодичностью в пять лет, но их делегаты теперь практически не определяли генеральную линию партии во внешней политике и не разрабатывали основные направления пятилетних планов. Съезды только одобряли идеи и директивы, выработанные руководящими органами аппарата власти. Не на съездах, а в более узком кругу, на пленумах ЦК производились и изменения в составах Политбюро и Секретариата ЦК.

С начала 70-х годов стало падать значение ЦК, как выборного партийного органа, в принятии тех или иных решений. Его функции постепенно перешли к руководящему составу отделов аппарата ЦК КПСС, который и готовил все важнейшие решения как по вопросам внутренней, так и внешней политики.

Стабильная и спаянная, быстро дряхлеющая правящая группа на протяжении многих лет сохраняла вроде как коллективное руководство, сосредоточенное в окружении одного человека-символа. Действуя через верхний слой партийного аппарата, она обеспечивала компромисс между несовместимыми тенденциями в развитии страны.

Общие политические установки при этом плохо сочетались с противоречивой практикой в центре и на местах. Никак не могли найти своего разрешения политический консерватизм и нуждающаяся в увязке с глобальными процессами экономическая реформа.

Приверженность к стабильности кадров препятствовала выдвижению новых людей. Приоритет личной преданности быстро вымывал из государственных структур компетентных работников.

Никак в масштабах страны не удавалось найти правильное соотношение между идеологическими и технократическими ценностями.

Эти и другие проблемы, решение которых предполагало выбор, никогда не доводилось до конца из-за боязни нарушить достигнутый ранее консенсус.

Такой подход к делу приводил к торможению, отставанию страны от общемирового уровня технического прогресса почти во всех отраслях народного хозяйства.

Все это очень скоро и очень дорого обошлось и СССР и КПСС.

Начиная со второй половины 70-х годов, началось вползание советской экономики в кризис. Это было обусловлено постоянным выбором легких решений, отказом от соответствующих времени и стоящим задачам радикальных преобразований в экономике и политической жизни страны.

Надо заметить, что к этому времени экономика страны исчерпала резерв свободной рабочей силы. Наращивать объемы производства за счет дополнительного привлечения рабочих рук стало просто невозможно. Однако мероприятия по повышению производительности труда, внедрению современных технологий и оборудования если и проводились, то в совершенно недостаточном объеме.

Началось формирование в стране “теневой” экономики, составными частями которой стали предприятия, выпускающие “левую” продукцию, а также действующие в подполье “цеховики”. Значительную часть кадров для теневой экономики дала разогнанная не так давно Н.С.Хрущевым промкооперация. Через некоторое время кадры теневой экономики стали основой первого слоя российского бизнессообщества начала 90-х годов.
   
Большие трудности возникли в сельском хозяйстве. В течение нескольких лет страна пережила несколько сильнейших неурожаев. Объемы потерь сельхозпродукции в ходе уборочных кампаний, перевозок и при ее хранении на складах в 1976-1980 годах достигали 13,5 процентов собранного урожая. К началу 80-х годов на уборку урожая привлекалось около 20 процентов активного населения страны. Тем не менее, Правительству СССР пришлось прибегнуть к массовому ввозу зерновых, который в 1979-1984 годах достигал 40 миллионов тонн в год.

Эти   проблемы,   как  я  уже   говорил,   возникли  во   второй  половине 60-х годов, причем именно тогда, когда были осуществлены масштабные инвестиции в сельское хозяйство страны.

При Брежневе оплата труда колхозников по трудодням была заменена ежемесячной зарплатой. Колхозники получили право на пенсию, социальное страхование. Им стали выдаваться паспорта (чего раньше никогда не было). Однако результатом всего этого стал еще более массовый отток населения из сельской местности.

Были сняты некоторые хрущевские ограничения на хозяйствование на приусадебных участках, принят ряд мер в поддержку частного сектора на селе. Однако частный сектор и коллективное хозяйство на селе так и остались абсолютно несовместимыми.

Приближался объявленный Н.С.Хрущевым срок построения в СССР коммунизма, а им в стране и не пахло. Что бы как-то сгладить назревающий в связи с этим политический кризис, вместо коммунизма был предложен тезис о “развитом социалистическом обществе”, были сделаны попытки скорректировать Программу КПСС. Но никакого положительного воздействия на настроения людей и их отношение к коммунистической идеологии все это уже оказать не могло.

Начиная с 1977-1978 годов, в стране стали создаваться производственные объединения, призванные повысить специализацию в производстве и переработке сельхозпродукции, а в 1982 году были приняты еще более радикальные меры, среди которых важнейшей было создание агропромышленных комплексов (АПК).

Предполагалось, что эта мера обеспечит интеграцию сельского хозяйства и позволит покончить с безответственностью организаций, призванных обслуживать село. Однако за все годы существования АПК себя полностью не оправдали, оставшись прежде всего административным объединением и так и не став жизнеспособным экономическим механизмом.

Еще одна проблема в 70-х и 80-х годах была связана с колоссальным ростом денежных накоплений людей в сберкассах, что говорило о невозможности для большинства населения удовлетворить свои потребности. Возник и постоянно увеличивался дисбаланс между находящейся на руках населения денежной массой и количеством товаров в магазинах. Причем в эти годы советские граждане все активнее стали выезжать за границу, и не только в социалистические страны, видели там совершенно иную картину с наличием на полках разнообразных товаров. Это тоже в немалой мере подрывало привлекательность социализма, который строился в СССР.

Важнейшие социальные изменения в СССР, начавшиеся еще в 1917 году, но не получившие адекватного ответа во второй половине XX века, были связаны с урбанизацией и повышением общего образовательного уровня населения.

Если в 1939 году в городах проживало 56 миллионов советских людей, то в начале 80-х горожан было уже более 180  миллионов.  Причем   если  в  30-40-х   годах       около 70 процентов городского населения было занято на рабочих должностях в промышленности, строительстве и на транспорте, то в начале 80-х специалисты, получившие высшее или среднее образование, составляли уже 40 процентов городского населения. Кроме того, к середине 80-х в вузах обучалось более 5 миллионов студентов, которые слушали лекции и участвовали в семинарах и лабораторных работах, проводимых полумиллионной массой преподавателей.

Интеллигенция, бывшая в 30-х и 40-х годах сравнительно узким слоем элиты, превратилась в огромную массу людей, включающую в себя многочисленные социальные группы и категории: инженеров, управленцев, ученых, преподавателей, медиков, политиков, военных, деятелей культуры и искусства.

Советские социологи того времени Л.Гордон и В.Комаровский выделяют три поколения, которые в конце 70-х годов составляли активное городское население:
- лица, родившиеся около 1910 года, вступившие в трудовую жизнь в 30-е и овладевшие профессиональным мастерством в 50-е;
- их сыновья, родившиеся в 30-е, начавшие свой трудовой путь в 50-е и достигшие своего лучшего профессионального уровня к 70-м;
- их внуки, родившиеся в 50-е и начавшие активную трудовую жизнь в 70-е.

От поколения к поколению благодаря выработанной еще после революции политике советского государства в области народного образования, все меньше людей в городах занималось чисто физическим трудом и более трети каждого нового поколения поднималось на несколько ступенек вверх по социально-профессиональной лестнице.

Первое поколение осуществило индустриализацию страны. Это люди, занимавшиеся тяжелым физическим трудом, рабочие традиционного типа, среди которых было много выходцев из крестьян. Даже достигнув к 50-м годам вершины своей карьеры, более 80 процентов из них так и остались на физической работе.

Второе поколение располагало большими возможностями для продвижения по служебной лестнице. Оно было первым поколением, представителей которого в промышленности было больше, чем в сельском хозяйстве; первым, в котором число квалифицированных рабочих сравнялось с числом рабочих неквалифицированного ручного труда.

В третьем поколении существенно выросло число занятых в сферах обслуживания, науки и информации, еще больше уменьшилась доля рабочих неквалифицированного ручного труда. С самого начала своей карьеры в два раза большее число представителей этого поколения выполняло интеллектуальную работу. Оно жило в совершенно новом социальном окружении: его возможности достичь лучшего положения через образование стали очень широкими, причем эти возможности появились именно в результате Октябрьской революции и политики партии, проводимой в 20-е и 30-е годы. Но вот собственное положение в обществе и экономике это третье поколение  удовлетворять перестали.

Проблему усугубляла и сложившаяся к этому времени практика отбора в партию, которая менялась в КПСС в ходе процессов урбанизации населения с точностью до наоборот.

С 1965 по 1980 год число членов партии увеличилось почти в 1,5 раза и достигло 17 миллионов коммунистов, но среди них число членов партии с высшим образованием к концу 70-х по-прежнему составляло всего лишь чуть больше 25 процентов. Людей, получивших образование и составивших определяющий социополитический слой населения в городах, в партию принимали крайне неохотно, что лишало их возможности более активно влиять на происходящие в жизни страны процессы в рамках существующей системы.

Тем не менее, людей с высшим образованием к этому времени в партии было более четырех миллионов человек.

Как-то получилось так, что в эпоху стабильности партийный билет становился все более и более полезным “дополнением” к диплому, немало способствуя карьерному росту и налагая лишь самые минимальные и формальные обязательства на его владельца. Эти обязательства состояли главным образом в “уважении к правилам игры”, что означало обязательство не критиковать открыто власть, закрывать глаза на противоречия между политическими речами и реальной жизнью, в которую все больше проникала апатия, где все чаще личные интересы преобладали над общественными.

В этих условиях многие коммунисты-интеллигенты вынуждены были жить как бы с двойной моралью, внешне поддерживая “политику партии и лично Леонида Ильича Брежнева” и не разделяя при этом в глубине души убеждений, высказанных во всеуслышание.

А что составляли из себя те 75 процентов членов КПСС, которые по партийной статистике числились рабочими и колхозниками? К концу 70-х годов прием в партию лучших, наиболее квалифицированных рабочих ограничили, сделав ставку на совсем уж незрелую молодежь, чуть ли не только что пришедшую из ПТУ, простоявшую у станка 2-3 года и даже иногда не прошедшую школу комсомола.

Мне такая практика всегда казалась неразумной. Во время одной из командировок в Архангельскую область в Ново-Двинске на Архангельском ЦБК я попросил секретаря парткома комбината собрать мне несколько партгруппоргов-рабочих и дать с ними поговорить наедине, без присутствия работников обкома и парткома.

Мою просьбу выполнили, в парткоме собрали человек десять партгрупоргов из разных цехов комбината. Я представился им, немного рассказал о целях приезда на комбинат и попросил собравшихся высказаться, как они относятся к приему в партию молодежи 18-20 лет и ограничению приема рабочих в возрасте 30 лет или чуть старше.

Разговор получился очень непринужденным и откровенным. Суммарная суть высказываний партгрупоргов сводилась к следующему.

В 18-20 лет человек еще и сам не знает, кем он будет. Он не имеет семьи, настоящего образования, у него отсутствует рабочая квалификация. Он не авторитетен ни в цеху, ни там, где живет.

Другое дело человек, которому около 30 или чуть больше. У него семья, дети и все хорошо знают, есть ли в этой семье лад, хорошая ли хозяйка его жена, хорошо ли учатся дети в школе, как себя ведут. На производстве он уже успел получить приличную квалификацию, стал мастером своего дела. Так или иначе, этот человек участвует в общественной жизни цеха, поселка, к его мнению прислушиваются люди. Именно такой человек и может быть полезен партии.

Об этой встрече я подробно рассказал довольно высокому начальству в Орготделе ЦК. Начальство меня выслушало, а потом сказало, что партия будет продолжать ориентироваться на молодежь. Ведь то, что молодежь стремится в партию, означает, что она принимает и поддерживает политику КПСС. То, про что я говорил и что меня сильно беспокоило, не совпало со взглядами начальства и меня просто не услышали.

Несколько раньше я уже рассказал о негативных процессах, которые исподволь происходили в комсомоле: снижение роли выборных руководящих комсомольских органов и усиление при этом роли комсомольского аппарата, устранение комсомольских организаций от участия в решении собственных проблем, подмена работы с конкретными молодыми людьми проведением массовых парадных мероприятий, ослабление ответственности за порученное дело. Все это вело к тому, что и через комсомол в партию начали все больше приходить не самые лучшие и коммунистически убежденные люди.

В целом сложившаяся к концу 70-х годов практика отбора в партию нового пополнения вела в тупик. Она превращала некогда монолитную организацию, способную через своих членов решать самые сложные организационные и политические задачи, в аморфную и недееспособную массу.

Как резюме можно привести мнение уже упоминавшихся мною Гордона и Комаровского, выраженное научным языком, “налицо было противоречие между возникшей социопрофессиональной структурой, адекватной потребностям научно-технической революции, и сложившейся еще в прошлую технологическую эпоху системой производственных отношений”. При этом государство делало все, чтобы удержать первую в рамках последней. Все это не могло не повлечь за собой социального кризиса.

Советский социолог О.Яницкий одним из существенных последствий развития урбанизации считал возникновение к началу 60-х годов совершенно новых самодеятельных образований, которые он назвал “городскими микромирами”. Характерно, что появления этих новых социообразований власти и околовластные идеологи сразу не разглядели и адекватно на них не отреагировали.

В 70-х и 80-х годах в связи с продолжающимся развитием городской субкультуры, повышением общего уровня образования населения начала создаваться значительно более сложная общественная структура, отличавшаяся уже целой гаммой неформальных образований, микромиров и уголков самоуправления со своей социальной базой и культурой, молодежными группами, чем-то вроде “профессиональных” ассоциаций, собственным “общественным” мнением. Эта неформализованная структура стихийно начала играть очень важную роль в формировании общественного мнения.

Опытным полем для первых спонтанных проявлений этого нового общественного явления чаще всего служила культурная жизнь. В этом смысле показателен пример В.Высоцкого, отношение властей к которому практически с самого начала было враждебным. Однако феномен Высоцкого стал подлинным общественным явлением, позволившим выйти на поверхность не только параллельной культуре, но и целому ряду неформальных объединений, охвативших в те годы значительно более широкую массу людей, чем традиционные, уже управлявшиеся государственными и партийными структурами кружки интеллигенции.

В связи с описанными процессами можно вспомнить истории с  главрежем театра на Таганке Ю.Любимовым, с тем, как пришел к диссидентству отец советской водородной бомбы, трижды Герой Соцтруда, академик А.Д.Сахаров. Наконец, можно вспомнить и попытку создания клуба самодеятельной студенческой песни при МГК ВЛКСМ, зарубленную на корню неумным партийным чиновником.

На мой взгляд, это очень важный момент в политической истории КПСС и Советского государства. Стремление к стабильности, боязнь того нового, что объективно порождалось самим развитием именно социалистического общества, неумение и даже нежелание разглядеть, что же там варится, и стало одним из факторов, приведших, в конце концов, социалистическую идею в СССР и связанных с ним европейских социалистических странах к гибели.

Политическая стабильность брежневского периода еще больше укрепила положение советской элиты, уверенной в себе, в своих правах, в первую очередь праве распоряжаться, и, одновременно, к ее отрыву от реальных экономических и социальных процессов, происходящих в стране. Все это вело к дальнейшему углублению пропасти между власть предержащими и рядовыми гражданами, а, значит, и росту проявлений протеста, активизации в среде интеллигенции особого течения, получившего название диссидентства.

Одними из первых проявлений диссидентства и реакции на них стал арест в 1965 году Синявского и Даниеля, издавших свои антисоветские произведения на Западе. Кстати, после суда над ними и приговора к нескольким годам лагерей, 63 члена Союза писателей СССР и около 200 других представителей интеллигенции обратились с письмом к XXIII съезду КПСС и в Президиум Верховного Совета СССР, в котором содержалось требование освободить “писателей” и отдать их на поруки.

Были арестованы и 8 участников выступления 25 августа 1968 года на Красной площади с протестом против ввода Советских войск в Чехословакию.

Последовали  и другие   аресты диссидентов по статье 70 принятого еще при Н.С.Хрущеве УК РСФСР, которая определяла наказание за “агитацию или пропаганду, проводимую с целью подрыва или ослабления Советской власти..., распространение в этих же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй”.

Об этом я подробно рассказал в материалах, включенных в папку «Диссиденты и правозащитники».

В конце 60-х основные течения диссидентов образовали “Демократическое движение”, представляющее три квазиидеологии:

- “подлинный марксизм-ленинизм”, представленный, в частности, Роем и Жоресом Медведевыми, которые считали, что Сталин исказил идеологию марксизма-ленинизма и что “возвращение к истокам” позволило бы оздоровить общество;

- либерализм в лице А.Д.Сахарова, считавшего в то время возможной эволюцию к демократии западного типа при сохранении основополагающих ценностей социализма, в том числе общественной собственности;

- “христианская идеология”, защищаемая А.И.Солженицыным и предлагавшая ценности христианской морали как основу жизни общества и подчеркивающая самобытный путь развития России.

“Демократическое движение” насчитывало в СССР всего несколько сотен приверженцев из среды интеллигенции, однако деятельность А.Д.Сахарова и А.И.Солженицина нашла самое широкое признание за границей.

Всего за несколько лет (1967-1973 годы) за рубежом удалось раскрутить вопрос о правах человека в СССР и сделать его международной проблемой первой величины, создать для Советского Союза совершенно неприглядный образ в глазах западного обывателя.

К сожалению, официальная советская наука не смогла адекватно ответить на этот вызов, даже не смогла его правильно оценить и классифицировать.

Все это в комплексе крайне негативно сказалось на настроениях внутри советского общества, особенно настроениях интеллигенции, вышедшей в своей основной массе из рабоче-крестьянской среды,  но постепенно переставшей защищать и даже просто понимать интересы породившего ее класса.

Колоссальный ущерб международному авторитету СССР нанес ввод советских войск в Афганистан.

В январе 1981 года, сразу после своей инаугурации, президент США Рональд Рейган открыто заявил, что он удовлетворен результатами многолетней “холодной войны” с Советским Союзом и провозгласил переход к наступательной стратегии против “империи зла” - СССР.

Ее основная задача, изложенная директором ЦРУ У.Кейси, звучала так: “Наступила благоприятная ситуация, чтобы нанести серьезный ущерб Советам, ввергнуть в хаос их экономику, а затем взять под свой контроль и под свое влияние дальнейшее развитие событий в обществе и государстве”.

Для реализации планов и координации подрывной деятельности были созданы специальные “межведомственные группы” и “группы общего планирования”, куда входили госсекретарь США, глава Пентагона, директоры ЦРУ и ЮСИА.

Планы “окончательного демонтажа СССР” начиная с 1982 года, ежемесячно конкретизировались целой серией подписываемых Рейганом секретных директив по национальной безопасности (документы NSDD).

Вот некоторые из этих директив:
- NSDD-32, март 1982 года - предлагались меры по “нейтрализации советского влияния в Восточной Европе” с применением спецсредств, а также методов поддержания антисоветских организаций в данном регионе;
- NSDD-45, май 1982 года - ставились задачи экономического ослабления СССР. В директиве предписывалось использовать “слабые стороны советской экономики” и инвестиционные ошибки советского руководства для подрыва экономики;
-NSDD-75 - январь 1983 года - ставилась финальная задача - “произвести фундаментальные изменения советской системы”. Предписывалось прямое вмешательство во внутренние дела социалистических стран, консолидация “внутренних оппозиционных сил”, использование программ “расширения демократии и публичной дипломатии”. Эти программы предусматривали выделение 85 миллионов долларов на подготовку будущих руководящих кадров и создание прозападно ориентированных партий и движений в странах социализма.

После прихода к власти в 1985 году М.С.Горбачева именно на эти деньги десятки и сотни молодых людей отправлялись из СССР в США “для повышения квалификации в области политологии”.

Горбачев видел в этом “конвейере подготовки кадров” расширение культурного обмена. На самом деле это была целенаправленная система подготовки кадров “агентов влияния”, которые в 90-е годы оказались на многих ключевых постах в России.

Великолепный советский писатель В.С.Пикуль в одном из своих романов устами российской императрицы Екатерины II сказал: “Молодых людей, еще не окрепших в священной любви к Отечеству, нельзя выпущать в Европу, ибо, ничего толком в ее делах не распознав, они там едино лишь пенки вкусные с чужих тарелок слизывают. Я знаю все удобства европейской жизни. Но не вижу поводов для того, чтобы низкопоклонствовать перед Европой в ущерб престижу Отечества, даже в убогости всегда нам любезного”.

Эти слова можно в полном объеме отнести и к визитам в США, куда полюбили ездить наши либералы и реформаторы.

Что бы сказала Екатерина, услышав обращения советских диссидентов, Солженицына, Сахарова и многих других за помощью и со своими “обидами” к Западу?

Ведь, если вдуматься в проблему, обращение за помощью к Западу в борьбе с собственным правительством по сути всегда и везде является предательством национально-государственных интересов своей страны.

Это подтверждает и вся деятельность диссидентов 60-х - 70-х годов, интересы большинства из которых были чужды интересам СССР и России, и которые боролись не столько с коммунизмом, сколько за свое право выехать из страны туда, где можно больше заработать и "красивше жить". На то, что своей борьбой они причиняют вред своей Родине, они просто не обращали внимания.

После того, как им удалось выехать на Запад, большинство из них напрочь забыли о России и ее судьбе. Хотя есть примеры и другого рода. Такие яркие диссиденты, как В.Максимов, А.Зиновьев и некоторые другие потом искренне сожалели о своем участии в развале своей великой Родины - СССР.

К сожалению, реакцией на эти, пока еще слабые и разрозненные проявления инакомыслия было усиление борьбы со всеми формами диссидентства - аресты, помещение диссидентов в психиатрические клиники, лишение гражданства СССР и высылка из страны.

Эти меры противодействия широко освещались на Западе, естественно, в самой выгодной для антисоветских и антисоциалистических сил интерпретации, что вело к постоянному еще большему падению международного престижа СССР.

Собственно, как и диссидентство среди интеллигенции, низкая производительность труда, плохое качество продукции, прогулы и “текучка”, растущая алкоголизация населения страны тоже были своего рода пассивным протестом, проявлением недовольства и неудовлетворенности существующими порядками со стороны рабочего класса и крестьянства.

Однако внимания на все это никто из советских руководителей не обращал.