Настоящая любовь

Родной брат Ольгиного деда - Григорий, в  двадцать четыре года  ушёл на фронт, оставив  беременную  жену с трёхлетней  дочкой Галочкой.  Маленькая и хрупкая Антонина  вскоре  родила  двойню: мальчика Лёнечку и девочку Валюшку.  Первое время Клавдия Никифоровна  вдвоём с многодетной  мамашей  выхаживали  новорождённых, а потом Антонина и сама стала справляться с ними.
Война продолжалась, и не было видно ей ни конца, ни края!
А время шло. Оно- то бежало, то останавливалось.
Когда малыши немножко подросли и стали уже передвигаться без маминой помощи, Тоня устроилась санитаркой в областную больницу. Дежурила только по ночам. Благо, что больница находилась  недалеко от её дома, это и давало возможность несколько раз за ночь проведать спящих детей.  Зарплата была мизерная, но хорошо хоть по-прежнему выручала родня и друг мужа  Максим: где продуктами, где деньгами. Так и жили-выживали… как все!
Сосед  Максим жил один в родительском доме. Он разменял уже третий десяток, но так и не женился. На фронт его не взяли, потому что  он работал токарем  на авиационном заводе, выпускавшем боевые машины для нашей армии. А для таких специалистов была бронь. Несколько раз Максим порывался сбежать на войну, но  каждый раз его возвращали к станку.
Да и кто-то же должен работать на заводе?! Там хоть и не слышны взрывы и перестрелки, но тоже был фронт…
Нелёгкий трудовой фронт!
 Люди работали  по восемнадцать часов  в сутки.  Чуток отсыпались тут- же, в цеху, и снова вставали к станку. Никто не ныл и не жаловался на усталость. Все, от старых мастеров до безусых мальчишек, понимали, что работают на Победу.
 Вот и трудились самоотверженно на своём «поле боя». В качестве поддержки и стимула  их  кормили досыта, да  ещё и  выдавали хороший продуктовый паёк.
 А тогда у населения с продуктами было туговато. Перебивались, кто  как мог: кто менял на базаре вещи на хлеб и картошку, а у кого ничего не было на обмен - голодали. 
           Семья Григория Петрова хоть и не голодала, но едва сводила концы с концами. Максим - же, вместо положенного отдыха, регулярно прибегал к  Антонине  и  приносил свой паёк.
           -Сытые мы! У нас  всё есть…- неумело солгав, она наотрез отказалась принимать продукты, с трудом отводя  взгляд от кульков и свёртков.
           -Возьми! Не помешает! Я ведь от чистого сердца… - обиделся  Максим. - Нас-то на заводе ещё подкармливают, а Вы тут, небось, голодные. Вон как исхудала сама, да и ребятишки тоже!
           Видя, что ему не уговорить упрямую соседку, Максим схватил паёк и вышел из дома. Тоня выбежала следом, чтобы извиниться.
           За воротами оба застыли на месте, наблюдая за детворой, игравшей в магазин.
           Ребятишки соорудили из доски и кирпичика весы. Гирями служили  камешки разной величины. Только настоящими у них были Гришины деревянные конторские счёты -  костяшки на железных прутиках. Продавцом была шустрая Зинка, которая  постарше всех и, к тому- же, уже умела считать. А покупатели - соседские ребятишки, включая  старшую дочку Антонины - Галочку, выстроились в ряд и терпеливо ожидали своей очереди. 
           Галочка ещё не всё буквы выговаривала, но в игру её приняли из-за принесённых отцовских счёт. Девочка где-то отыскала старую материну сумочку и, подражая взрослым, делала покупки:
           -Мне хебуска…
           Продавец подала ей несколько щепочек:
           -Вот Вам хлебушко! Что ещё?
           -Катосачку.
           Зинка насыпала в сумочку камешки - картошку и снова спросила:
           -Что Вам ещё?
           -Молоська.- девочка подставила детское ведёрко, и продавец  насыпала в него песок.         
           -Может Вам ещё конфет-подушечек?- спрашивает Зинка.
           -Сто гламмов,  моим детискам - Тут Галочка посмотрела на стоявших рядом с нею брата и сестру.
           - Может что-нибудь ещё надо?
            Галочка вытащила из кармана нарезанные бумажки, пересчитала их, как это делала Антонина, и ответила:
           -Фатит! Денюсков мало, вис! 
           -Ну, тогда с Вас… - Зинка перекинула  косточки на счётах.- Три рубля.
           Галочка протянула несколько бумажек и отошла от «прилавка». Близнецы, едва научившиеся ходить, всё время послушно стояли  возле старшей сестры. Она разломила пополам щепочку и строго приказала:
           -Есте хебуско, не клошите! Телпите до утла!
           Близнецы взяли щепочки и начали их есть «понарошку»…
           -Слусатьса маму будете?
           Лёнька и Валюшка согласно кивнули головами.
           -Вот Вам кассетки за отето!- Галочка положила в подставленные ручонки  по одному камешку.
           Довольные близнецы тут-же запихнули их в рот, причмокивая, как настоящие карамельки.
           Они так увлеклись игрой, что не заметили, как мать и дядя Максим  наблюдали за ними.
           У Тони по щекам катились слёзы. Максим с укором  посмотрел на неё, сунул ей в руки свой паёк и ушёл.
           Увидев свёртки, ребятишки прервали игру и подбежали к матери. Они  замерли, пожирая их  своими глазёнками. А Тоня стояла в нерешительности, борясь с мучившей её совестью:
           -Хоть Максим и друг мужа, но не должен - же он из-за нас себя ущемлять…
           Взглянув на худеньких и полуголодных  детишек, вздохнула и понесла продукты в дом.
           А Максим теперь стал хитрить - передавать пайки через ребятишек. Так что Тоне ничего не оставалось делать, как использовать всё по прямому назначению.
Вроде – бы,  со всем уже смирилась Антонина, но вот только никак не могла смириться с одним: отсутствием весточек от  мужа. А весточек этих... ох, как долго нету!  Очень-очень долго…
Солдатка отгоняла от себя страшные  мысли, продолжая  надеяться  и  ждать своего Гринечку.
Война уже закончилась.
Вместе с толпой женщин Тоня каждый день бегала на вокзал встречать эшелоны с возвращающимися фронтовиками. Крики, плач  и слёзы радости смешались с «Маршем Славянки», звучавшим  из привокзального громкоговорителя.  Тоня бежала вдоль эшелона,  в надежде увидеть родное лицо… Долго потом стояла она на опустевшем перроне и смотрела вслед уходящему поезду:
-Не в этом, так в другом приедет мой Гринечка… - утешала она себя.
Так продолжалось  даже  после того, как на маленьком  листочке, свёрнутом в треугольник, Тоне сообщили, что её муж пропал без вести. Но она все - равно бегала на вокзал...
-Это ведь бумажка! А в военкомате могли и ошибиться! Вон сколько народу на фронте воюет!  Без вести - это ещё и не значит, что…погиб!- успокаивала она и себя и родню.- Сердцем чувствую, что Гринечка  мой  живой! Он обязательно скоро вернётся! Вот увидите!
Поразительно! Но только от своей  большой  любви  эта  хрупкая  женщина черпала силы, терпение и надежду!
Чтобы успокоить расшатанные нервы, она стала курить. За это её даже никто из родни и не осуждал!  Все понимали, сочувствовали и тоже переживали.
А в разговорах между собой строили разные догадки относительно Григория:
-А может он в госпитале, каком… с ранениями тяжёлыми?
-Тады-ба всё одно известили.
-Может… задание, какое выполняет?
-Дык  тады-ба не зачислили… пропавшим без вести…
-В плену…может быть?
-Ну, ежели и энтак - стал-быть живой…
Рассуждали, размышляли, но никто даже не допускал мысли о его гибели.
Однако, столь долгое отсутствие Григория после окончания войны, стало наводить их на страшные мысли. Теперь уже засомневались все!
 Все, кроме Тони!  Та даже и слушать никого не хотела, и всем говорила одно и то же:
-Скоро, совсем скоро, мой Гринечка объявится! Вот увидите!
Прошло уже пять лет после окончания войны.
Детишки повзрослели.
Теперь надежда на возвращение Григория  таяла с каждым днём и у самой Антонины. От усталости и бессилья  у неё даже не было слёз, лишь бессонные ночи и страшные догадки терзали  несчастную женщину.