15666. Часть. Девушка

Армейская служба проходила с переменным успехом. Неприятности чередовались с позитивом. Я никогда не отчаивался. В Советской Армии все всегда зависит только от тебя. Там нельзя было идти в полный отказ, и было ошибкой выполнять полностью все, что поручали.

Я хорошо относился к выполнению боевой задачи и считал, что на этом все. Поэтому всю остальную работу делал спустя рукава. Любой удобный момент я старался посвятить самому важному в жизни салаги - сну.
За это меня часто избивали. Нас вообще часто били. Ногами, ремнями и любыми подвернувшимися под руку предметами. Такой был закон дедовщины. Для того, чтобы избить младший призыв ничего не нужно было и придумывать. Происшествия происходили сами собой. Стабильно плохо у нас было на кухне. Поэтому получать по зубам мы могли каждый день. И чтобы этого избегать мы просто не спали ночами. Мы делали вид, что убираем кухню. И находились там до тех пор, пока деды не засыпали. Или когда сердобольный офицер не заступался за нас и не отправлял спать. Такое случалось редко, и поэтому каждый из нас, в силу своей специфики, старался выспаться в любую минуту. Я часто уходил за ближайший бокс и спал там, пока меня не будил Андрей.

Андрей был моим дедом. Точнее он был дедом  в общем, но добрым по отношению ко мне. Дело в том, что Андрей был родом из областного центра, города Ровно. А я жил в Костополе – районе Ровенской области.  Мы были земляками. В принципе Андрею было на это наплевать. Такое не приветствовалось. Но однажды между нами вспыхнула ссора, в которой я популярно объяснил, что сделаю с Андреем после того, как демобилизуюсь.
Я называл ему некоторые клички преступников, от которых у Андрея тряслись поджилки.
Да, я был плохим парнем до Армии. Не смотря на то, что многие  звали меня «маминым сынком» – я рос без отца. Не смотря на то, что меня знали, как шахматиста, меня остерегались. Я не скажу, что я умел драться, как не умею и сейчас, но почему-то самые матерые преступники спокойно рассказывали мне свои тайны и брали на дело «вольным каменщиком». Так на блатном жаргоне называли примкнувших к уголовному миру свободных, в своем выборе, преступников.
Поэтому Андрей, будучи моим дедом, прикрывал меня. Зная, где я днем сплю, он сам вызывался разыскать меня и наказать в случае моей вины. Но всегда находилось оправдание моего отсутствия и все заканчивалось благополучно.  Своему призыву Андрей говорил, что саданул меня пару раз по ребрам, чтобы не отлынивал от работы.

От избиений было уйти невозможно и поэтому мы мирились, считая дедам дни до Приказа и себе до окончания салажества.
Но произошло несколько событий, которые круто изменили ход дедовской истории в нашей части.
В один из летних дней  1986 года Миша Долюк, еще один дед, подозвал меня и дал личное поручение. Нужно было сходить на заброшенный пост и предупредить одну девушку, что прийти он сегодня не сможет.
 
- хорошо – сказал я и направился на дальний пост.
Мне было даже очень интересно. Я знал о местных проститутках много.  Некоторые приходили к нам в часть на КПП. Некоторые на пост. А некоторые разрешали любить их прямо на еврейском кладбище.
Я знал обо всем этом в силу службы. Еще несколько месяцев и вся эта «прелесть» становилась доступной моему призыву.
Поэтому направляясь на заброшенный пост я был уверен, что дед просто не может прийти к очередной проститутке.
Пробравшись к забору сквозь заросшие кусты, я еле нашел доску, которая отходила в сторону. Я раньше не использовал этот ход и никогда не изучал эту сторону поселка.
Осторожно я высунул голову наружу. В двух метрах от забора на меня смотрела красивая девочка. Она была невысокой, худощавой, светловолосой. Я даже открыл рот от удивления. Она была красива. В те годы я еще не обращал внимания на размер женской груди, как и не задумывался о размере своего члена. Для меня первостепенной была внешность и духовность. И то, что я видел перед собой говорило о том и другом

Мое удивленное лицо рассмешило девушку.

- ты забавный! А где Миша?

Незаметно для самого себя я ввязался в разговор

- я вместо него. Нравлюсь?
- ничего. Лезь сюда, поговорим, а то мне скучно
- мне нельзя, я салага. Если хочешь поговорить пролезай сюда

Девушка охотно согласилась. Я помогал ей. Наши прикосновения били, как током. Оказавшись в расположении части, девушка остановилась в нерешительности. Присесть было негде. Я в это время расположился прямо на земле и смотрел на девушку снизу вверх.
На ней были модные джинсы, что для того времени говорило о солидном достатке. Девушка была продвинутая, как сказали бы сегодня.
Ощутив неловкость ситуации, я предложил девушке присесть прямо мне на ноги. Она согласилась. Нежно обхватив ее за талию, я боялся пошевелиться и что-либо сказать.
Так мы сидели минут пять. Со всех боков нас окружал густой кустарник, а прямо перед нами был забор, дыра в котором являлась для нас окном во внешний мир.

- ты куришь? – первой прервала затягивающееся молчание девушка
- да, но у меня только без фильтра
- давай без фильтра

Мы закурили.

- расскажи что-нибудь – попросила меня девушка
- чтобы ты хотела услышать
- что-нибудь. Мне так плохо

И я начал:

«Дороги скоростью светились
Во мраке две звезды дрожали
Они с небес ко мне скатились
И обе за руки держали
А я летел, не зная знаков
Когда шоссе меня встряхнуло
Одна отпрянула заплакав
Другая в ужасе прильнула…

В палате пахла маттиола
Горели нити в полнакала
Одна уколами колола
Другая руки целовала
И покрывалась белизною
со мною вместе угасая

Одна – была моей женою…»

Я на мгновение умолк.  Глаза девушки смотрели на меня не мигая. В них стояло удивление, смешанное с восхищением.

«Моей звездой была другая!» - завершил я и умолк, глядя в глаза девушки.

- плохая сигарета – зло сказала девушка  и выбросила окурок, отведя лицо в сторону.

Мне показалось, что она хочет расплакаться. Она внезапно сжалась, и мне пришлось сильнее прижать ее к себе. Она была такой приятной. От нее пахло дорогими духами. Она не подходила под определение проститутки. Но в тот момент я об этом еще как-то не догадывался. Я действительно относился к ней как к легкой добыче. И просто в силу своего воспитания не переходил к решительным действиям на первом свидании.

- я наверно уже пойду, Миша наверно уже не придет? – спросила меня девушка
- нет, не придет. Он прислал меня, чтобы я тебе это рассказал
- тогда я точно уже пойду – девушка сделал попытку встать, но я придержал ее
- не уходи! Давай поговорим немного.  Ты говорила, что тебе плохо.  Расскажи, что случилось и тебе станет легче  Где ты живешь?
 Видимо девушка не хотела идти домой
- живу я там – девушка сделала жест рукой в направлении поселка миллионеров - родители меня не понимают. Они относятся ко мне, как к ребенку
- ты часто сюда приходишь?
- да. Иногда Миша приходил ко мне,  но в последнее время он постоянно занят. Видимо отец поговорил с ним или он меня избегает
- если бы ты была моей девушкой, я бы тебя никогда не бросил и не предал
 Милое создание посмотрело на меня, как на икону
- я знаю.  Ты не из тех, кто предает
- ты так быстро это определяешь?
- нет.  Ты просто похож на моего отца.
- ты такая красивая, можно я тебя поцелую? – внезапно для самого себя спросил я

Девушка от неожиданности сидела и не знала что ответить. Не надеясь на положительный ответ, я приблизил  к ней свое лицо и поцеловал в губы. Она не отвернулась и не возмущалась.  Мы целовались минут десять. Она была такой сладкой, что у меня не было сил прервать процесс. Девушка тоже не делала попыток остановиться. Видимо ей это нравилось тоже. Потому что она сильно держалась за меня и позволяла мне знакомиться с ее телом.
Нам было так хорошо, что когда мы остановились передохнуть, мы даже не хотели говорить. Она обнимала меня за шею, нежно прижимаясь. Мы смотрели на тот клочок пространства, которое открывала нам дыра в заборе.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается.

- мне нужно идти – осторожно сказал я
- не уходи. Мне никогда еще не было так хорошо
- я должен идти. Ведь меня послали на двадцать минут, а я здесь уже целый час. Я салага и меня начнут искать, и может, будут бить. Я не боюсь побоев, я просто не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня
- когда мы увидимся снова?
- не знаю. Это опасно.  Ты же общаешься с Мишей. А он мой дед. Все так глупо. Мне кажется, что я влюбился в тебя...
- мне тоже кажется, что я влюбилась – не дала мне договорить девушка – мне так хорошо с тобой. Мне кажется, я знаю тебя, целую жизнь
- мы вряд ли будем с тобой вместе – сказал я откровенно – я очень беден, а ты живешь наверно в шикарном доме с богатыми родителями
- тебя это пугает?

Девушка была умна не по годам.  Мне  это нравилось все больше. Но я, как шахматист всегда держал свой ум холодным.

- я пойду. Что сказать Мише?
- ничего. Хотя нет, скажи ему, что я его больше не люблю
- я это не скажу – он меня убьет
- тогда скажи, что я приду  в субботу
- хорошо – ответил я и стал подниматься, держа девушку на руках.
Поставив ее на землю и наклонившись, я поцеловал в щечку на прощание.
- как тебя зовут – спросила вдогонку девушка
- это уже не важно - ответил я и быстрым шагом пошел к казарме.

Мне было тяжело на душе.  Судьба свела меня с той, которую можно было любить, и ради которой нужно было жить. Но судьба-злодейка всегда делает так, чтобы любящие души несли тяжесть страданий всю жизнь.
А доставлять страдания этому небесному созданию я не хотел. Поддавшись минутной слабости, я корил себя за это.
Придя в казарму, я рассказал Мише о времени следующей встречи, умолчав обо всем остальном.

Пришла суббота. Я в тайне ждал этого дня. От его исхода зависело, как мне будет служиться дальше. У меня была надежда, что о моей интрижке никто не узнает. Но мои надежды не оправдались. Ох уж эти девушки! Если они возьмут что-то в свою голову, то выкинуть это всегда очень трудно.
Миша, придя на свидание, был выпровожен ею.

- я тебя больше не люблю – сказала Мише девушка – и встречаться с тобой я больше не буду
Миша не мог взять в голову что произошло. Он чувствовал свою вину за свою трусость в разговоре с отцом девушки. Но в то же время его тянуло к ней, как и меня.  Такая сладкая девчушка было лакомым кусочком. Но я в принципе отказался от этого добровольно. А вот Миша отказываться не собирался. И на мою беду девушка не хотела отказываться от меня.
Выпроводив Мишу она приходила к части каждый день и пыталась позвать меня на свидание. В ее понимании солдаты были все одинаковы.  Бедная душа не понимала, что хоронит меня живьем. И вот наступил тот день, когда про странности девушки Миши узнала вся часть. Деды с меня насмехались, но никаких действий не предпринимали.
Неоднократно они обсуждали происходившее, и просто не могли поверить в то, что за какой то час я сумел влюбить в себя красивую и богатую девушку.
Я мужественно молчал и делал вид, что не понимаю о чем речь. У меня это получалось очень откровенно.  И все было бы хорошо. Но Миша добивался нового расположения девушки, а девушка, выпроваживая его, просила, чтобы он прислал меня.
Миша всегда глупо улыбался, возвращаясь со «свиданий» и при этом удивительно смотрел на меня.
Однажды он проговорился, нехотя задав вопрос вслух: «почему она зовет тебя?»
Для меня это было приговором.
Мне удалось несколько раз пробраться незаметно на пост. Но застать девушку мне не удавалось.
А потом начались репрессии.  Девушка не выдержала Мишиных приставаний и призналась, что любит меня.

Меня били долго. Всем старшим призывом. Отливали водой и снова били.  Я прятался под кроватью. Но меня доставали и били. На мои крики никто не приходил.  Офицеры делали вид, что ничего не происходит.  Таков был порядок дедовщины. Порядки молчания и невмешательства. Наше командование части вело себя так же, как сегодня ведут себя российские спецслужбы.
Так продолжалось несколько дней. Капитан Салманов вмешивался в этот процесс и угрожал дедам расправой, если так будет продолжаться. Но видимо командира части сильно не волновало, что происходит в казарме.
Деды стали осторожнее, но издевательства продолжались в те часы, когда дежурные по части уходили домой на ужин. Правда побои были уже слабее и угрозы легче.
Видя охлаждение животного насилия со стороны дедов к моей персоне, у Миши созрел план.
Наша казарма была двухэтажной.  И в старые времена здесь располагался публичный дом. В нем был потайной ход. Винтовая лестница, которая вела на второй этаж. Лестница располагалась в том месте, где у нас стояли умывальники. А симметрично над ванной комнатой располагалась сушилка. То есть та секретная комната кудой приходили и уходили знатные люди, к своим девочкам, желавшие скрыть свое пребывание.
При нас винтовой лестницы уже не было, и место где она выходила на второй этаж было заделано кирпичным потолком.
И вот Миша просчитал момент, когда мы находились в одном наряде.  Следует сказать, что у него было сержантское звание, и он не заступал в наряд дневальным, как я. И вот он дал мне задание чистить ванну для мытья ног, которая находилась в ванной комнате. А сам собрал солдат моего призыва и заставил дружно прыгать на втором этаже в сушилке.
В ванной комнате свет был тусклый, и мне показалось, что чищу я недостаточно чисто. Я взял и вынул ванночку из формы, в которой она стояла. Сделав шаг в сторону, я застыл. Именно в тот момент, когда я сделал шаг, потолок обвалился прямо в то место где я стоял. Огромная глыба потолка, состоящая из кирпичей рухнула, чуть не завалив меня. Я от шока не мог пошевелиться. Тяжелая ванночка была у меня в руках. В таком состоянии меня застал Долюк. Он тоже был бледен. Он пришел посмотреть, удачно ли сработал его план и возможно желал меня добить в случае чего. Но посмотрев в мои глаза, он видимо понял в тот момент, что его время вышло.
Мы стояли, смотрели в глаза друг другу. На поясе у Миши был штык нож. У меня в руках ванночка. 
- что случилось – прервал нашу дуэль капитан Салманов, которому уже доложили о потолке – вот это да! Бовыкин да тебя чуть не убило! На тебе лица нет! Я снимаю тебя с наряда
- не нужно – тихо сказал я – я в порядке.
Грубо оттолкнув Мишу я с ванночкой вышел наружу. Набрав несколько горстей песка, я стал, не торопясь чистить ванночку, еще не приходя полностью в сознание.
Салманов подошел снова и присел рядом
- ты в норме?
- да – тихо сказал я
- ты что не знаешь, что делать? – так же тихо спросил меня капитан и ушел.

Я знал что делать. Но чувство вины перед Мишей у меня было. И оно не давало мне двигаться в нужном направлении. Я ведь не знал, что у него серьезно. Это потом мне рассказали, что он собирался жениться. Чувство вины было, но после попытки моего убийства оно исчезло.

Наряд в нашей части был своеобразным. В него заступало четыре человека на сутки. Сержант и три дневальных. Сержант делал что хотел. Один из дневальных стоял на тумбочке, охраняя казарму и оружейную комнату. Второй стоял на посту. Третий долден был спать два часа.
На тумбочке дневальный стоял с одним штык ножом. А вот на пост дневальный ходил с автоматом, и подсумком с четырьмя магазинами боевых патронов, один из которых во время дежурства вставлялся в автомат.

Дождавшись своей очереди стоять на посту, я взял автомат и подождал, когда пройдет примерно час. За это время я надеялся, что Миша уснет или ляжет отдохнуть.
Так и случилось.  Оставив пост, я прошел в казарму и поднялся на второй этаж.
На втором этаже было четыре комнаты. Три из которых были спальными кубриками. Оставшаяся - ленинской комнатой, в которой стояли телевизор, проигрыватель и все остальное, нужное для досуга солдат.
Наш кубрик был вторым. В каждом кубрике ночью светилась дежурная лампочка,  чтобы было видно, что делается в комнате. Но мне этого показалось мало.
Я включил свет. Мишина кровать была в самом углу. Он спал одетый.
Я улыбнулся. Я никогда не обращал на это внимания. Миша оказывается был «глазоловом». Так называли тех, кто старается выслужиться перед начальством. Он спал в одежде, чтобы в случае появления командования сразу предстать в бодром виде.

И вот, тот миг настал. Я снял автомат с плеча. В боевую готовность я его привел еще на посту, чтобы не издавать лишних шумов при проведении операции. Подошел к кровати ненавистного поддонка и сильно пнул его носком кирзового сапога в бок.

- встать, сука! – громко крикнул я.
Миша вскочил как ошпаренный. Видимо он считал, что его разбудил командир части. Потому что вскочив сразу стал по стойке смирно. Но посмотрев, кто его поднял он, продолжая стоять по стойке смирно, открыл от удивления рот.
Вместе с Мишей проснулся весь кубрик. Некоторые сделали попытку вскочить и ринуться ко мне.
Автоматная очередь быстро вернула всех на место.
- лежать суки, или я вас всех расстреляю – приказал я
Потом я ударил сапогом Мишу по лицу. Он от внезапности не успел даже защититься и как стоял, так и упал на кровать.
- встать! – приказал я
Миша снова вскочил
- смирно!
Удар и Миша снова на кровати. Я понял, что автомат мне вовсе и не нужен. Миша был подавлен. Поэтому я опустил автомат и начал бить его по лицу руками. Удар у меня слабый, поэтому сильного вреда я ему не нанес. Но душу отвел.
После этого я обратился ко всем дедам, находившимся в кубрике
- слушайте сюда, суки! Вы можете меня избить.  Но убить, у вас кишка тонка.  А я вас убью при первой же возможности. Если с сегодняшнего дня, хоть один из вас плохо посмотрит в мою сторону, то я при первом же случае убью вас без какого-либо сожаления. Кто не понял?

В кубрике стояла полная тишина.

- кто не понял?
Тишина.
- Вот так! А ты, сука, вешайся, потому что для тебя начинается новая жизнь – закончил я свои угрозы, обращаясь к Долюку.

Никто мне не возражал, и я покинул кубрик с чувством выполненного долга. В коридоре меня ждала остальная часть личного состава, но никто не проронил ни слова, пока я спускался вниз.
Внизу меня ждал капитан Салманов.
- я бы его убил – спокойно сказал он и добавил – неполный магазин оставь.
Я подчинился и снова пошел на пост, так как мое дежурство еще не закончилось.
Все таки было во мне что-то от Пророка, от предсказателя. То ли это была интуиция, то ли нечто более сильное.
Я продвигаясь  на пост твердо знал, что все изменилось и с этого момента все деды и все понятия для меня не существуют.
«А как же могло быть иначе – думал я – они суки видимо не знают с кем связались».

Всю неделю Миша боялся ночью спать. Я уже не выполнял никаких работ и просто ждал Приказа для вступления в официальные права. Никто меня не напрягал, и деды относились ко мне как к старослужащему. Я еще помогал своему призыву на кухне или выполнял другую работу. Но только в том объеме, в котором хотел я. Никто из призыва на меня не обижался. Они понимали, что я имею на это право. Они радовались даже тому, что я находился рядом с ними. Потому что я теперь был их охраной от издевательств и глупых «наездов».

Через неделю Миша сдался и попросил у меня прощения. Дед просил у меня прощения, чтобы спокойно спать и не беспокоиться за свою жизнь. Мои травмы немного зажили и уже не болели так сильно. Я простил.

А потом я пошел на поиски девушки. Взяв с собой своего сослуживца, я отправился в район миллионеров.
Дома там были огромные. По слухам, там строились бывшие генералы и преступники.
Я бы никогда не нашел ее если бы не ее отец. Он принял меня за Мишу и вышел на крыльцо с винтовкой.
- я тебя предупреждал? – начал он с угрозой – не ходить здесь, не мешать моей дочери жить…
Тут выскочила она.
- папа это не Миша
Меня это удивило. Значит, она врала, что Миша бывал у них дома, раз ее отец не знает его в лицо.
- пошла в дом – грубо  рявкнул он на дочь. И та покорно удалилась, сжавшись в клубок
- зачем столько шума, хозяин? – миролюбиво спросил я – я пришел просто поговорить с вашей дочерью
Отец спустился ко мне с винтовкой наперерез.
Везло мне на этих дебилов.
- ты сейчас уйдешь отсюда и больше никогда здесь не покажешься, потому что я за последствия не отвечаю
- ты бл***й своих пугай – спокойно глядя в глаза папаше ответил я – Я где хочу там и хожу.
Отец улыбался с ехидцей.
- я вот сейчас спокойно соглашусь и уйду, а через час вернусь с автоматом и друзей еще приведу. Хочешь такой разговор или дашь минут десять поговорить с твоей дочерью, чтобы все уточнить и больше никогда не показываться?
Отец молчал, но взгляд у него стал более осознанным.
- не чего тут уточнять, с моей дочерью
- она уже не ребенок
- для меня ребенок
- можешь постоять на крыльце я не против
Отец задумался и согласился
- десять минут
Он поднялся и позвал дочь.  Та вышла как ангел. Рубашка в клеточку очень шла ей. Она выглядела так по домашнему. Мы непроизвольно взяли друг друга за руки. Отец стоял красный, но сдерживал себя.
- прости меня
- я его прогнала
Мы начали говорить одновременно
- мы разные с тобой
- ты хороший, ты мне очень нравишься
Продолжали мы, не слыша друг друга
- я отслужу и уеду
- я в том году закончу школу
- твой папа против нас
- мой папа строгий, но добрый
- моя мама болеет, и я не могу переезжать
- я поеду учиться, куда ты скажешь
Мы говорили без умолку. Я делал попытку отвадить ее, в тайне надеясь, что это невозможно. Она делала попытки не расставаться со мной, в тайне понимая, что это неизбежно. Нашу трескотню прервала мать.
- что ты стоишь! – грубо обратилась она к мужу – а ну марш оба домой. Смотрины они тут устроили на людях. Она еще ребенок.  Убирайся от сюда! Она не будет женой солдата безродного.
Девушке было очень неудобно. Она понимала, что это все. Я посмотрел на мать. Ее мясистый, еврейский  нос сказал мне о многом. Связывать свою жизнь с еврейкой я не хотел.
- прости меня, если я обидел тебя чем то.  Ты найдешь свое счастье
Мать оттянула силой от меня девушку и потянула в дом. Отец перед тем, как закрыть дверь развел в безнадежности руки в стороны, давая понять, что он тут ничего не решает.

Я стоял и смотрел на закрытые двери из-за которых доносилась крики.
- ты что ей позволяешь? – кричала мать
 - а что? - оправдывался отец – этот хоть не боится незаряженного  ружья и не убегает и твоя дочь его любит
- я ей влюблю сейчас ремнем
- мама – запричитала дочь – не надо! Что ты меня бьешь?

- пойдем Серега - позвал меня сослуживец – пока нас тут не застрелили
- пойдем – ответил я

Уже подходя к части, мой товарищ спросил
- как ее зовут?
И тут я понял, что даже не знаю ее имени, так же как не знает и она.
- это уже не важно – ответил я уклончиво
С тех пор я ее больше не видел. Хоть иногда проходил по той улице в надежде поговорить с ней хоть  несколько минут.