Опередитьсмерть. Глава 20

20

Здоровенный детина в камуфляжной форме, с автоматом наперевес, от-делился от стены зарослей и сделал несколько шагов навстречу Артуру. По-том остановился:
— Э, нет, не пойдет гора к Мухаммеду. Пусть идет Мухаммед к горе.
Хотя Артур и понял его фразу, неожиданную в устах человека с авто-матом, но продолжал стоять, словно оцепенев.
— Ну что, придурок, довоевался?.. Ты что, в штаны наложил? Дети, ве-дите ко мне папу. Не бойтесь. Солдаты российской армии пленных не убива-ют. Вы что — оглохли?
Омоновец дал очередь над головами застывшей троицы.
Карен дернулся всем телом, а Шуна еще теснее прижалась к Артуру.
Слева от них обозначилось какое-то движение. Солдат повел автома-том, но тут же раздался голос Алеся:
— Не страляй!
Детина снова дал очередь в небо.
— Сколько тут вас? Все выползайте, а то сейчас почищу.
Алесь приподнялся на четвереньки и осторожно выпрямился.
Вид у него был еще тот: лицо в крови, тело в грязных лохмотьях, воло-сы всклокочены.
— Что это за чмо болотное?
— Беларус я, не тутэйшы!
— С каких это пор в Азербайджане белорусы завелись? Да, все смеша-лось в доме Облонских. Ну, белорус, шевельни эту скульптурную группу. Мне уже надоело на них смотреть.
Алесь качающейся походкой подошел к Артуру.
— Ну, пойдзем, ци як? Трэба слухацца. Чалавек з аутаматам суръёзны чалавек. Пайшли пациху.
Спокойная привычная интонация товарища по несчастью вывела Арту-ра из состояния заторможенности. Он сделал первый шаг и почувствовал, как по щекам потекли слезы. Вот и все, отмучились. Свои. Артур шел, держа за руки Карена и Шуну, а Алесь ковылял немного сзади. Хотя, конечно, это Ар-тур держался за них, а не они за него. В сущности, он остался жив только по-тому, что рядом с ним были дети. У кого-то просто не поднялась рука, чтобы накрыть их одним залпом. Да, свет не без добрых людей, пришла ему в голо-ву навязчивая идея его отца. Он растрогался еще больше. Подходя к омонов-цу, который олицетворял для него в данный момент все добро в этом мире, он освободил руки и сделал движение, чтобы обнять его как брата.
Но с проявлением братских чувств на войне не следует торопиться. Его миролюбивый жест был истолкован однозначно. «Зачем обнимать, если нель-зя задушить?»; Обнимают на войне именно для этого
Мгновенный удар ногой в грудь бросил Артура на землю.
Артур сделал попытку подняться, но не успел. Омоновец ударил его каблуком по шее, и Артур потерял сознание.
— Эй, Кратов,— обернулся детина к зарослям,— отволоки этого духа в расположение.
Появился мужик поменьше ростом, но тоже крепкий.
— Охота ж тебе, Сашок, с этим дерьмом возиться. Пристрели, пока еще можно. Сволочь какая. Фанатики. Душить бросается. А я-то стрелять не мог, на линии. Самый мирный и бесконфликтный бандит — это мертвый бандит.
— Да человек  все ж вроде бы наш, советский, да и дети с ним…
— Да все они советские. Ничего себе дети. Эту кобылу уже трахать можно.
— У тебя одно на уме. А может у нее под юбкой заряд пластида?
— Так и я же об этом, надо проверить.
 — Да нет, она не такая. Правда, красавица? Ну что ты молчишь? А то отдам Кратову, он такой, от него пощады не жди.
Шуна испуганно прижала к себе Карена и с ужасом глядела на ничком лежащего Артура. То, о чем говорили, похохатывая солдаты, до нее не дохо-дило.
— Хлопцы, што ж вы робице, гэта ж наш чалавек! — заволновался Алесь.— Гэта герой!
— Ваш да не наш! Герой! Этих хероев мы десятками укладываем. Иди, бульбаш, без тебя разберемся!
Первый омоновец ткнул Алеся в спину автоматом.
— Дети, за ним!
Оглядываясь на все еще лежащего без признаков жизни Артура, Шуна и Карен пошли за Алесем, который все что-то бормотал про себя. Прислушав-шись, можно было разобрать: «Што ж гэта робицца на белым светце? Нидзе чалавеку шчасця няма…»
— Ну что с этим хероем? — спросил Кратов.— Присыплем тихонько. Видно, он уже у своего Аллаха, с гуриями трахается. Или сделать ему тест? Чтоб знать наверняка. Да и чтобы там, на небесах, видели мою фирменную метку.
— За эту фирменную метку долго будут тебя черти в смоле варить. А то и в дисбат загремишь.
— А ты что, Сашок, в рай попадешь? Ты что, не видел отрезанные го-ловы? Если к ним попадем, они миндальничать не будут. Я хоть буду знать за что.
— Может, ты и прав. Но это как-то не по-русски.
— А шею подставлять под нож — это по-русски? Нет, бараном я нико-гда не был и не буду. Сейчас мы ему пятку прижжем, с моим клеймом к Ал-лаху вознесется.
Он подошел к полуживому Артуру, снова ткнул носком грубого ботин-ка ему в бок. Артур дернулся, но в сознание не пришел.
— Сейчас оживим…
Омоновец одной рукой поднес к пятке Артура ствол автомата и вопро-сительно глянул на приятеля.
— Ты, анашист, будь же гуманнее, хотя бы оглуши до выстрела, он же еще живой. Потом, если проснется, будет полный кайф...
— Это я мигом,— обрадовался садист.
Он врезал каблуком по шее Артура. Тот глухо вскрикнул и затих.
Сашок отвернулся.
В эту минуту грохнул выстрел. Артур все-таки еще раз дернулся  и вскрикнул. Потом открыл глаза.
— Вот, сволочь, откуда в них такая живучесть. Придется тащить. А может, еще разок стрельну, а, Сашок?
— Тащи, в штабе разберутся. Там не любят самодеятельности.
— Заколебал ты меня своим гуманизмом... Тяжелый какой. Если б ты его не вырубил, он бы сам дошел. Сколько возни. Только лекарства на эту сволочь баксов на 200 уйдет…Штанцы-то на нем фирменные, от Кардена. Не простой видать… А как я его потащу теперь? Весь в крови перемажусь. Надо чем-то замотать ему ногу…
— Да вон у тебя торчит пластиковый пакет. Обуй.
— И то правда…
Именно штаны немного успокоили живоглота-омоновца. Может, важ-ная какая птица, гляди — и медаль обломится, тут все может быть, не угада-ешь.
Он взял ноги Артура под мышки, как впрягся в оглобли, и, наконец, по-тащил. Ручеек крови из-под пакета медленно бежал по оголившейся до коле-на икре. Голова Артура моталась из стороны в сторону, ударясь о неровности почвы. Мечта Ахмета протащить его за ноги, чтобы голова считала ступень-ки, почти осуществилась. Глаза его были открыты и мутно, не видя, глядели в небо над головой.
В сумеречном сознании Артура звучала музыка печали о той слабой жизни, что все еще никак не могла расстаться с ним. Лучше бы его убили там, на той стороне, те, которых считал врагами. Так было бы проще и легче.
Музыка печали следовала за ним по жизни, которую он проживал снова, но только от конца к началу. Молодые отец и мать, вот они встречаются взглядом, да, это начало, потом частики их тела сольются в едином порыве, и начнется то, что и станет его жизнью, случайной и никому не нужной.
Ах, зачем он бросил автомат и не сделал хотя бы одного выстрела...
На самом краю сознания, у бездны небытия понял Артур, наконец, что в этом жестоком и лживом мире ничего не стоят правда и доброта, что всё охо-тится за человеком и караулит его каждый неосторожный и наивный шаг. Всюду сторожат его, как волчьи ямы, ловушки подлости и криводушия. Бла-городство и честь — только мишени в этом тире, который почему-то называ-ется жизнью.
А человеческая жизнь бесценна именно потому, что ничего не стоит. Бог дает одним мучения, другим власть, одним оружие, другим рабские кан-далы, одни правят, другие плачут...