Павел Флоренский Часть 2 Начало Приход к Богу
Первый – участие в спасении сокровищ Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в лихие 1917-1920 годы.
Второй - участие в проектировании и становлении советской энергетики.
Третий – Булгаков вывел Флоренского как главного героя-чернокнижника первой редакции романа «Мастер и Маргарита», которая называ-лась «Консультант с копытом».
Павел Александрович Флоренский родился в Евлахе (Елисаветпольская губер¬ния) 9 января 1882 года, в день памяти святителя Филиппа, митрополита Московского. Он был крещен, вероятно «на дому», 9 октября 1882 года священником Захарией из тифлис¬ской Давидовской церкви и получил имя в честь святого Апостола Павла. Святителя Фи¬липпа и Апостола Павла отец Павел Флоренский всю жизнь считал своими Небесными покровителями.
Флоренские (или Флоринские-Галичи) были «виленского происхождения» и на¬ходились в вассальном отношении к Радзивиллам. Затем они переселились в Слободскую Украину, где по большей части перешли в духовное сословие, затем далее на север, в Пе¬реяславскую епархию. Оттуда началось расселение этого рода, причем одни его ветви стали снова светскими (вероятно, малороссийское казачество), а другие остались в духов¬ном звании. Все это относится к XIV–XVI векам. Переселение Флоренских в Костром¬скую область связано с русско-польскими войнами начала XVII века.
По семейному преданию, один из предков Флоренских – малороссийский казак Ми¬хайло Флоренко вместе с другими казаками воевал на стороне Польши, был схвачен, каз¬нен, и голову его посадили на кол. Событие это относится примерно к 1609 году.
«Дед мой, – писал П. А. Флоренский в 1910 году, – блестяще окончил семинарию и был послан в академию, но тут задумал, по любви к науке, уйти в Военно-медицинскую академию. Сам митрополит Московский Филарет уговаривал его остаться и будто бы пророчил, что если примет монашество, то будет митрополитом. Но дед все же пошел по своему пути, на нищету и разрыв с отцом. Мне порою и является мысль, что в этом остав¬лении семейного священства ради науки – ;;;;;; ;;;;;;1 всего рода, и что пока мы не вер¬немся к священству, Бог будет гнать и рассеивать все самые лучшие попытки».
После окончания Медико-хирургического института при Московском универси-тете (1836–1841) И. А. Флоренский в 1841–1850 годах служил батальонным лекарем в различ¬ных пехотных полках, а в 1851 году был перемещен в Кавказский корпус и припи-сан к Донскому казачьему полку. В течение шестнадцати лет, до самого окончания Кав-казской войны, он являлся ординатором и главным лекарем военных госпиталей и лазаре-тов, рас¬положенных в центре и на левом фланге кавказской линии. Скончался в Ардоне, заразив¬шись холерой при лечении больных. Был награжден орденами святого Станислава II сте¬пени (1858), святой Анны III степени (1849) и имел чин коллежского советника.
Отец, Александр Иванович Флоренский (1850–1908), в 1880 году окончил в Пе-тер¬бурге Институт инженеров путей сообщения и всю жизнь провел на Кавказе. Он был ин¬женером и начальником дистанций различных отделений Кавказского округа путей со-об¬щения, строил мосты и дороги, в 1907 году был назначен помощником начальника Кав¬казского округа путей сообщения. За усердную службу был награжден орденами святого Станислава II и III степени, а в 1907 году ему был присвоен чин действительного стат¬ского советника.
Предки матери, Ольги (армянское имя Саломия) Павловны Сапаровой (1859–1951), происходили из владетельного рода гюлистанских (карабахских) беков Мелик-Бегляро¬вых. Их родовые связи уходили вглубь веков к княжескому роду Допянов (XIV). Из-за чумы, опустошившей Карабах, теснимые шушинским ханом, один из Мелик-Бегляровых, Абов III († 1808), вместе с многочисленными родственниками в конце XVIII века пересе¬лился в село Болнис Тифлисской губернии. Когда чума прекратилась, почти все Мелик-Бегляровы вернулись в Гюлистан (Карабах), но некоторые ветви остались в Грузии. Фамилия Сапаровых произошла от грузинского слова «щит», «защита». Это про-звание данная ветвь Мелик-Бегляровых получила за какую-то военную услугу, оказанную Грузинскому царству. Таким образом, по материнской линии отец Павел оказался связан с культурой и историей Армении и Грузии.
А. И. Флоренский и О. П. Сапарова познакомились в Петербурге в 1878 году и в 1880-м вступили в брак. 9 января 1882 года у них родился первый ребенок – Павел. В то время А. И. Флоренский строил участок Закавказской железной дороги, и вся семья жила в товарных вагонах, обитых коврами, на месте будущей станции Евлах.
Кроме Павла в семье было еще шесть детей. «Отчасти по недостаточной обеспе-ченности, отчасти по убеждению родителей семья жила очень замкнуто и серьезно: раз-влечения и гости были редким исключением, но зато в доме было много книг и журналов, на что урезывалось от необходимого, – вспоминал отец Павел. – Уровень семьи был по-вышенно-культурный, с разнообразными интересами, причем предметом интересов были знания технические (отец), естественнонаучные (дети) и исторические (отец, мать и от-части все). Люди, с которыми соприкасались мы, были по преимуществу сослуживцы отца или товарищи его по гимназии. Детство я провел сперва в Тифлисе и Батуми.
Относительно моего интеллектуального развития правильный лишь формально ответ был бы совсем неверен по существу.
Почти все, что приобрел я в интеллектуальном отношении, получено не от школы, а скорее вопреки ей. Много дал мне отец лично. Но главным образом я учился у природы, куда старался выбраться, наскоро отделавшись от уроков. Тут я рисовал, фотографировал, занимался.
Это были наблюдения характера геологического, метеорологического и т. д., но всегда на почве физики. Читал я и писал тоже нередко среди природы. Страсть к знанию поглощала все мое внимание и время. Я составил себе стенное расписание занятий по ча-сам, причем время, назначенное классам и обязательному посещению богослужения, ок-ружил траурной каймой, как безнадежно пропавшее. Но и его я использовал для своих це-лей».
Разность вероисповеданий родителей (мать принадлежала к армяно-григорианскому исповеданию), а также характерное для образованного общества конца XIX века прекло-нение перед человеческим разумом явились причиной того, что П. А. Флоренский не по-лучил в семье даже самых простых навыков церковной жизни.
«О религии у нас никогда не говорилось ни слова, ни за, ни против, ни даже по-вествовательно, как об одном из общественных явлений, разве только более-менее слу-чайно проскакивало слово о культе дикарей или каких-нибудь египтян, но и то очень от-рывочно. Чем ближе к Церкви было какое-либо понятие, тем менее оснований могло ему быть упоминаемым в нашем доме: терпелась, и то еле-еле, лишь религиозная археология, умершая настолько, что можно было твердо рассчитывать на ее религиозную бездейст-венность»
«Воспитанный в полной изоляции от представлений религиозных и даже от ска-зок, – писал впоследствии отец Павел, – я смотрел на религию как на нечто вполне чуждое мне, а соответственные уроки в гимназии вызывали лишь вражду и насмешку».
«В церковном отношении я рос совершенным дичком. Меня никогда не во-дили в церковь, ни с кем не говорил я на темы религиозные, не знал даже, как кре-ститься».
Приход П. А. Флоренского к вере в Бога совершился летом 1899 года, об этом он подробно рассказал в своих «Воспоминаниях». Однажды, когда Павел спал, он ощутил себя заживо погребенным на каторге, в рудниках. Это было таинственное переживание тьмы кромешной, небытия, геенны. «Мною овладело безвыходное отчаяние, и я осознал окончательную невозможность выйти отсюда, окончательную отрезанность от мира ви-димого. В это мгновение тончайший луч, который был не то незримым светом, не то – не слышанным звуком, принес имя – Бог. Это не было еще ни осияние, ни возрождение, а только весть о возможном свете.
Но в этой вести давалась надежда и вместе с тем бурное и внезапное созна-ние, что – или гибель, или спасение этим именем и никаким другим. Я не знал ни как может быть дано спасение, ни почему. Я не понимал, куда я попал, и почему тут бес-сильно все земное. Но лицом к лицу предстал мне новый факт, столь же непонят-ный, как и бесспорный: есть область тьмы и гибели, и есть спасение в ней.
Этот факт открылся внезапно, как появляется на горах неожиданно грозная про-пасть в прорыве моря тумана. Мне это было откровением, открытием, потрясением, уда-ром. От внезапности этого удара я вдруг проснулся, как разбуженный внешнею силой, и сам не зная для чего, но подводя итог всему пережитому, выкрикнул на всю комнату: “Нет, нельзя жить без Бога!”».
В другой раз Павел пробудился от духовного толчка, который был так внезапен и решителен, что юноша неожиданно для себя выскочил ночью во двор, залитый лунным светом. «Тут-то и произошло то, ради чего был я вызван наружу.
В воздухе раздался совершенно отчетливый и громкий голос, назвавший дважды мое имя: “Павел! Павел!” – и больше ничего. Это не было – ни укоризна, ни просьба, ни гнев, ни даже нежность, а именно зов, – в мажорном ладе, без каких-либо косвенных от-тенков. Он выражал прямо и точно именно и только то, что хотел выразить – призыв...
Так возвещаются вестниками порученные им повеления, к которым они не смеют и не хотят дополнить от себя ничего сверх сказанного, никакого оттенка помимо основной мысли. Весь этот зов звучал прямотою и простотою евангельского “ей, ей – ни, ни”... Я не знал и не знаю, кому принадлежал этот голос, хотя не сомневался, что он идет из Горнего мира. Рассуждая же, кажется наиболее правильным по характеру его отнести его к небес-ному вестнику, не человеку, хотя и святому».
Эти призывы Божии завершились кризисом юношеского научного мировоззре-ния и обретением веры в Бога как абсолютную и целостную Истину, на которой должна строиться вся жизнь. Первым душевным порывом после духовного переворота было уйти в народ, отчасти под влиянием чтения Л. Н. Толстого, которому в то время П. А. Флорен-ский даже написал письмо. Но родители настояли на том, чтобы их сын, окончивший 2-ю Тифлисскую классическую гимназию первым и с золотой медалью, продолжил образова-ние.
В 1900 году П. А. Флоренский поступил на физико-математический факультет Московского университета по отделению чистой математики. Среди его учителей были знаменитые ученые и профессора: Б. К. Млодзеевский, Л. К. Лахтин, Н. Е. Жуковский, Л. М. Лопатин, С. Н. Трубецкой (мы ещё вернёмся к этой волшебной фигуре).
В эти годы юный П. А. Флоренский начал писать научные и философские рабо-ты, пронизанные критикой позитивизма и рационализма.
Особое влияние на П. А. Флоренского оказал профессор Н. В. Бугаев (1837– 1903), один из основателей Московской математической школы. Н. В. Бугаев (отец Анд-рея Белого) рассматривал математику в широком философском контексте, интересовался аритмологией – теорией разрывных функций. Его идеи стали для П. А. Флоренского от-правной точкой. Свое кандидатское сочинение «Об особенностях плоских кривых как местах нарушения их непрерывности» он рассматривал как первую часть большой работы «Прерывность как элемент мировоззрения». Привлекая данные математики, физики, хи-мии, биологии, философии, П. А. Флоренский обосновывал в этой незаконченной работе односторонность и несостоятельность эволюционизма, господствовавшего в XIX веке не только в естествознании, но и во всех областях человеческого знания и бывшего опорой материалистического мировоззрения и атеизма.
Научно-философское мировоззрение П. А. Флоренского складывалось как рели-гиозно-идеалистическое и конкретно-символистское: он считал, что мир Горний раскры-вается и является через мир дольний; мир дольний существует постольку, поскольку ко-ренится в мире Горнем, но это не мир теней, а одухотворенное живое творение.
Во время учебы в университете П. А. Флоренский подружился с поэтом А. Белым (сыном Н. В. Бугаева), а через него познакомился с символистами: В. Я. Брюсовым, К. Д. Бальмонтом, Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус, А. А. Блоком.
Символизм привлекал П. А. Флоренского как творческий выход из бездушного рационализма, тем более что и сам он писал стихи. Но почти сразу же обнаружились глу-бокие личные и идейные расхождения П. А. Флоренского с большинством из символи-стов. В них его отталкивали всеядность, неопределенность и ложность духовных основ.
Вскоре П. А. Флоренский написал Д. С. Мережковскому (представителю так на-зываемого нового религиозного сознания), что их отношения зависят от того, «как мы от-носимся к исторической Церкви». «Я должен быть в Православии и должен бороться за него. Если Вы будете нападать на него, то, быть может, я буду бороться с Вами». Так началось его расхождение с той частью русской интеллигенции, которая в начале XX века, обособляясь от Церкви, пыталась создать свое, ложное христианство, совращала на-род к неверию и многих привела к погибели. Другая часть интеллигенции, к которой при-надлежал П. А. Флоренский, вменяя в ничто свои возможные светские успехи, шла слу-жить Церкви теми дарами, какие получила от Бога, и обретала милость Божию на путях спасения.
Уже в те годы П. А. Флоренский искал опоры в духовной жизни. В марте 1904 года он познакомился со старцем – епископом Антонием (Флоренсовым, † 1918), который жил на покое в Донском монастыре. П. А. Флоренский с юношеским пылом просил его о благословении на принятие монашества, но старец-епископ посоветовал ему поступить в Московскую Духовную академию для продолжения духовного образования и испытания себя.
Весной 1904 года П. А. Флоренский с отличием окончил Московский университет. Его считали одним из самых талантливых студентов с большим научным будущим. Одна-ко, несмотря на лестное предложение Н. Е. Жуковского и Л. К. Лахтина остаться в уни-верситете и молчаливый протест родителей, он в сентябре 1904 года поступил в Москов-скую Духовную академию. С тех пор вся жизнь его оказалась связанной с Троице-Сергиевой Лаврой, у стен которой он прожил почти тридцать лет. Неудивительно, что он духовно сроднился с Лаврой, а основателя Лавры, Преподобного Сергия, считал одним из своих Небесных покровителей.
Главным устремлением в период учебы в академии (1904–1908) для П. А. Фло-ренского было познание духовности, причем не отвлеченно-философское, а жизненное. В 1904 году П. А. Флоренский познакомился с иеромонахом Гефсиманского скита Исидо-ром († 1908)16, духовным отцом старца Варнавы (Меркулова), впоследствии прославлен-ного в Соборе Радонежских святых. Пастырский облик и методы духовного руководства у епископа Антония и иеромонаха Исидора были различными, но именно их взаимодопол-нение и совокупность способствовали воцерковлению П. А. Флоренского.
Епископ Антоний был исключительно образованным иерархом, он прекрасно знал светскую, особенно античную, культуру, разбирался в науках, считал необходимым готовить особых апологетов, которые занимались бы миссионерством в секуляризованном обществе. Иеромонах Исидор был необразованный простец из крепостных крестьян, его характерными чертами были исключительная терпимость и любовь, видение начатков ес-тественного добра даже в нецерковной среде. Было и то, что объединяло обоих старцев и создавало возможность для их совместного руководства: духовная опытность и рассуди-тельность, черты юродства.
П. А. Флоренский встречался также со схиигуменом Германом и другими стар-цами Зосимовой пустыни. Во время поездки в Оптину пустынь 7 сентября 1905 года П. А. Флоренский в скиту беседовал со старцем Анатолием (Потаповым) на волновавшую его тему: «Спрашивал я у отца Анатолия насчет законности занятий философией и наукой и объяснил, что мой вопрос по поводу предъявляемых мне тезисов “философия или Хри-стос!” Отец Анатолий советовал познакомиться с Иоанном Кронштадтским или написать ему свои вопросы; молиться при всяком деле и испрашивать благословения и призывать Василия Великого, Иоанна Златоустого и Григория Богослова, и еще Тихона Калужского. “Это помогает”, – сказал он»
В этот период П. А. Флоренский постоянно обращался и к опыту народному. В академии он подружился с С. С. Троицким, отец которого, протоиерей Симеон, служил в храме в честь Воскресения Христова в селе Толпыгино Костромской губернии (ныне Ива-новская область). На каникулах друзья отправлялись в Толпыгино и помогали отцу Симе-ону в реставрации храма, проповедовали, организовали при храме библиотеку для кресть-ян, собирали народный фольклор.
С годами учебы в МДА связана получившая широкую известность проповедь П. А. Флоренского «Вопль крови», которую он произнес в Покровском академическом хра-ме 12 марта 1906 года, в Неделю Крестопоклонную.
П. А. Флоренский призывал русских людей остановиться во взаимном кровопролитии и братоубийстве и, в частности, говорил, что смертная казнь заключенных в темнице является «человеческим предварением суда Божия», «делом безбожным» и продолжением братского кровопролития.
Свидетельство о публикации №213101401382