Жасмин Владивостока. Милицейские байки

Улица Адмирала Фокина проходила у самого Тихого океана, а летняя жара 1989-го года, как никогда, кстати, напомнила о том, что всё же это, милые мои земные друзья, субтропики. Я, студент юрфака ДВГУ, купив бутылку минеральной воды, я медленной походкой шёл через сквер на вечерний опустевший пляж. Солнце большим апельсином плюхнулось на горизонт и мне чертовски хотелось окунуться в прохладную воду, чтобы смыть с молочного тела дневное пекло. Цветущие кусты жасмина пьянили моё распаренное сознание, и от этого хотелось ещё больше прохладной воды, я сказал себе: «И скорей, сию же минуту - в солёную пучину!». Я ускорил шаг. Проходя мимо скамейки, утопленной в ароматных зарослях, меня вдруг окликнул женский голос с высоким тембром:

- Мусина, мусина, девоська не желаешьсэ?

- Есть два осень хороший девоська,- мусина, иди сюда! Я остановился, и посмотрел налево в тенистый закуток. На скамейки сидели две девочки, или девушки, а может и молодые женщины. Они были одеты в джинсовые брюки и белые футболки. Понять и определить их возраст, было сложно. Кто видел когда-нибудь близко азиаток, вьетнамок например, тот сразу меня поймёт. Одним словом на скамейке сидели две иностранные проститутки и продавали свои услуги в навязчивой форме. Это были вьетнамки, их во Владивостоке на рынках полным-полно, торгуют ширпотребом.



- Вот оно, тлетворное влияние запада, с его дикими манерами и потерянной нравственностью, и сюда докатилось,- злобно подумал я, а у самого в низу живота что-то миндально ёкнуло.

- Да, так-то оно так, но центр города и к тому же возле стадиона «Динамо», бред какой-то, не может быть! Куда милиция смотрит!? Хотя, чего только в «перестройку» не увидишь и чего только не услышишь,- успокоил мысленно я себя, в тоже время, оглянувшись по сторонам, как бы проверяя, нет ли слежки какой.

Неожиданно мне стало очень интересно испытать на себе эту замызганную сцену с уличными путаными, входящую во многие кинофильмы. И я из-за любопытства подошёл ближе.

На скамейке, улыбаясь лицами «мультяшных кузнечиков», закинув ногу на ногу, сидели жрицы любви. На подошвах их босоножек мелом была нарисована цифра «25». Я не поверил своим глазам и спросил:

- Двадцать пять долларов?

- Рубли,-  в один голос, улыбаясь, ответили красотки и ещё больше стали походить лицами на «мультяшных кузнечиков». Несколько секунд я стоял и думал брать или не брать? Потом представил себя в голом виде в объятиях двух «насекомых» и, передёрнув плечами, прогоняя толпу мурашек, сказал им с акцентом:«Руссо туристо, облико морале, ферштейн!?». И гордо пошёл дальше, несколько раз оглянувшись на сексуальную скамейку, сам не знаю почему, но мне казалось, что они обязательно за мной должны побежать, как маленькие дворовые собачки.

Искупавшись в водах океана, я посвежевший от вечерней прогулки, вернулся в номер гостиницы «Челюскин» и рассказал о происшедшем двум коллегам. Они, выслушав мой рассказ с открытыми ртами, молча, проверив наличие денег в своих кошельках и наспех облив себя одеколоном с головы до пят, пулей выбежали из гостиницы в поисках приключений на свои похотливые задницы. А я лёг спать.

Стараясь меня не разбудить, два мушкетёра вошли в комнату. Я посмотрел на часы, включив настольную лампу, было 03 часа 27 минут.

- Ну, как экзотика, держит марку?- спросил я зевая.

Мушкетёры в один голос, перебивая друг друга, стали делиться своими впечатлениями.

- Давайте кто-нибудь один говорите,- предложил я, вот Николай пусть отчитается, он анекдоты хорошо рассказывает. И Коля, смеясь, начал свой рассказ, да ещё и с юморком.

Нашли мы этих подруг и к ним с вопросом:- За сорок рублей договоримся?

- Давай, буду говоримся, деньги давай,- ответили они и набросились на нас, повиснув на наших шеях гуттаперчевыми куклами. Они нас отвели на квартиру в начале Океанского проспекта, в старой пятиэтажке, и тут такое началось!? Что у Кольки загорелись глаза.

- Не успели мы опомниться и привыкнуть к нашим новым дамам, как они пронырливыми маленькими ручками сразу расстегнули нам ширинки, выковырнули наши перепуганные члены и давай ими себе зубки чистить, да так лихо, что я и Эдик только кряхтели и от щекотки извивались ужами.

- Ух, и здорово работали мастерицы,- говорил Колька. И дальше продолжал:«Я ей чуть было голову насквозь не проткнул». Потом они нас раздели, уложили на широкий диван и, запрыгнув на нас сверху двумя белками, сели нам на сучки и поскакали… по рисовым полям в сосновый бор…! Одна кричала, натыкаясь глубоко на меня, слово «Ай!», другая натыкаясь на Эдика кричала слово «Ой!», так мы их между собой и прозвали в этот вечер «Ай» и «Ой».

- А я им кричу:«Давай, «Ай», хошиминочка! Давай, «Ой», гейшичка, отрабатывайте наши кровные рублики-бублики!».

- А если честно сказать, было как-то неприятно, скорее противно обнимать их голые не созревшие тела,- грустно добавил Колька.

- У белки-летяги, что была на Эдике, хоть груди были нормальные. А у моей, как два прыщика! И фигурки какие-то костлявые, худенькие. Как у заключённых в фашистском концентрационном лагере.

- У меня создалось впечатление,- говорил Коля,- что я жестоко насилую десятилетнюю девочку. Всё у неё такое маленькое, хиленькое. Того и гляди, что-нибудь разорвётся пополам или треснет по всей длине. Ножки, как вилка с выломанными по середине двумя зубьями, а между двух, оставшихся по краям, застрял чёрный комок шерсти. Фу-у! А что делать, деньги то мы уже отдали, пришлось получать удовольствие, закрыв на «буратинок» глаза!

- Короче говоря, набрызгали мы им на их недокормленные туловища свои жирные белковые массы и ушли. Ай и Ой, провожая нас до двери квартиры, щебетали:«Хороший мусина, добрая мусина, ещё буду, придёшь ко мне!?».

- Придёшь, придёшь,- сказали мы и почти бегом добрались до своей родной гостиницы,- хохоча, закончил Николай свой рассказ. И добавил:«Так что, не все белки хороши, если хорош цветущий куст жасмина, летней ночью».