Женские судьбы

В конце ноября наступила непроглядная темень. Если бы не фонари на улице, ориентироваться можно было бы только по звездам. В такое время на улицу выходили только по большой необходимости. Дома было светлее, теплее и уютнее. В свое время Алина много занималась интерьером квартиры. Это у нее было от матери, которая, как и все женщины в Ялуторовске раньше делала побелку на ноябрьские праздники и Первое мая. Осенью заклеивала окна, предварительно положив вату с веточками рябины между рамами. Особых украшений  дома не было, если не считать вязаные кружевные салфетки и вышитые думочки.
Теперь – простор фантазии. Поэтому легко можно реализовать то, что задумаешь. Уже в который раз Алина оглядывала комнату, не зная, что еще можно придумать, чтобы жилье стало еще приятнее. Но в голову ей так ничего и не пришло.
Взгляд «уперся» в клоуна, висевшего на небольших качелях. Он как бы говорил: « Хватит голову ломать. Займись чем-нибудь серьезным». Этого клоуна она привезла из Бельгии. Точно такой же висел на переходе лестницы в доме ее подруги Мари-Роз. Его поместили туда после того, как мать Мари-Роз сняла вышивку с московским кремлем, украшенную розами. Когда-то она рассказывала, что вышивка была подарена русскими приезжавшими по линии общества «Бельгия – СССР». Кого только  не было среди гостей. Была и  известная актриса, сыгравшая немало ролей. Одна из них особенно известная в прошлое время – заключенной концетрационного лагеря. Искусство искусством, а жизнь – жизнью.  В жизни она была совсем не такая, как на экране. Могла запросто подойти к любой женщине и сказать слащавым голосом:
- Ах, какой красивый у вас платочек.
Та, недолго думая, снимала платок с  шеи и дарила. Актриса, пококетничав немного, принимала «подарок». Подобная сцена  за время пребывания повторялась несколько раз.
 Алина поверила в эту историю еще до того, как ей показали фотографию, подаренную актрисой. Надпись на фотографии была адресована  родителям Мари-Роз.
Мари-Роз была маленькая худощавая брюнетка, очень страдавшая, хотя, казалось бы, что ей переживать. У неё – прекрасный двухэтажный дом, где она жила с матерью, ещё бодрой старушкой, которая была ещё в состоянии даже вскарабкатьсяпо лестнице, чтобы подрезать кроны деревьев. Между ними иногда возникали трения, потому что у этой старушки был приятель, приходивший, когда дочери не было. Это было довольно легко до того времени, пока Мари-Роз не вышла на пенсию. Потом всё стало сложнее. Мамаше приходилось садиться за руль автомобиля и катить в какой- нибудь маленький ресторанчик, чтобы встретиться там со своим приятелем.
Мари-Роз была человеком с золотым сердцем и несчастной судьбой. Она так и не вышла замуж, хотя поклонников было хоть отбавляй. И политический деятель, и банкир, и сын заводчика, хваставшийся перед Алиной своим бриллиантовым перстнем. Но Алина была глуха ко всем таким штучкам.
Помимо приятелей у Мари-Роз были и приятельницы. Одна из них, вдова,  любительница казино, где она не играла в рулетку, а подыскивала себе нового спутника жизни. Сделать это было не трудно, потому что в бельгийских казино посетители могли посидеть за столиком, выпить коньячку или хорошего французского вина. А за рюмочкой новые знакомства завязываются гораздо быстрее.    
Другая, Аннет, была женщиной с большим художественным вкусом. Неслучайно она закончила Академию Художеств. Но работала в школе, преподавателем по рисованию и труду. Про себя, мысленно, Алина пожалела эту славную, как ей показалось женщину, не зная того, что ей предстояло узнать. Оказывается, женские судьбы везде одинаковы.

С Аннет и отправились Алина и Мари-Роз на север Бельгии, в курортный город,с трудно запоминающимся названием. По дороге решили заехать в небольшой приморский городок, что был расположен неподалёку. Алина с радостью согласилась. Почему бы и нет? Заодно и Мари-Роз передохнёт. После недавней операции она чувствовала себя неважно. А женщины преодолели  путь немалый - с юга Бельгии, почти с севера Франции.
За разговорами не заметили, как въехали в небольшой городок, где Аннет хотела навестить свою, как она сказала невестку. Но по дороге вдруг она неожиданно занервничала, увидев какую-то машину, сказав:
-Вот, это её машина.
Алина сидела молча, ни о чём не спрашивая. Поднялись наверх, в дом, пройдя какие-то длинные коридоры. Алина осмотрелась. Ей показалось странным то, что в квартире был только минимум мебели. Она ещё не поняла, что этот городок, как Сестрорецк или Зеленогорск под Питером. Одна лишь маленькая разница: сюда люди приезжали  в отпуск или на уикенд.
Перебросившись с хозяевами парой  фраз, гостьи, а вместе с ними и Алина, удалились. Вышли на улицу, повернули за угол и сразу же оказались на главной улице, где Аннет перешла на другую сторону улицы и зашла в книжный магазин. Там она стала перебирать какие-то книги, время от времени бросая взгляд в окно. Когда, наконец, все вышли из магазина, она заявила:
- Я вас оставляю.
-Давайте договоримся, где встретимся  и когда, - предложила Алина. Но её вопрос повис в воздухе.
       После настояний Мари-Роз, место встречи и время всё-таки определили. Но Аннет в указанное время не появилась. Стало смеркаться и похолодало. Прождав ещё некоторое время  у стеклянного барьера, защищавшего отдыхающих от сильных порывов ветра, Мари-Роз предложила пойти в ресторан, расположенный здесь же, на берегу. По желанию Алины подали мидии, сваренные в белом вине. Принесли, как было принято,  в кастрюльке, откуда женщины доставали их прямо рукой, съедали содержимое ракушек, а сами ракушки складывали горкой на тарелку рядом. По своему обыкновению Алина захотела чаю.  Чай подали в больших стеклянных фужерах, почему-то называя его русским. Алина, неоднократно бывавшая в Бельгии, уже давно перестала удивляться этим фламандским причудам, помня, что в одном брюссельском ресторане принесли пиво в больших вазах. Примерно в таких раньше ставили на столики фрукты в театральных буфетах и каждый брал, сколько хотел. Остальное оставалось на столах для других клиентов. От воспоминаний о прошлом Алину оторвала  Мари-Роз. Она собралась идти звонить матери Аннет, чтобы сказать ей об исчезновении дочери и о намерении ехать на поезде. Сама Мари-Роз не водила машину на дальние расстояния, однажды, врезавшись в столб, легко поворачивая руль одной рукой, в другой она держала пакет с чипсами. Машина всмятку. Как она осталась жива, только бог один знает. Потом, правда, ей по страховке дали именно такую же, даже цвет совпал. Но без суда дело не обошлось, пришлось заплатить штраф – кругленькую сумму.   
Только женщины вышли на набережную, тут же наткнулись на невестку Аннет, быстрой походкой проходившей мимо ресторана.
-Ах, я вас давно ищу.
Завернув за угол. Наткнулись на Аннет, понуро стоявшую на перекрёстке.
Опять поднялись в дом. Всё было как ни в чём не бывало. Как будто и не было длинного ожидания, звонка матери Аннет. Она и сообщила дочери, что нужно забрать двух женщин, одну инвалидку, а другую иностранку, и выбросить всю дурь из головы.
Легко сказать, а сделать, ох, как непросто.
Оказалось, хозяин дом, был родным братом возлюбленного Аннет. У брата был небольшой магазинчик мужской одежды, отделы которого он пополнял коллекциями, привозимыми из-за границы, куда и брал изредка свою жену, так желавшую путешествовать, а не сопровождать мужа в кратковременные командировки. Она не только ни на одном курорте не побывала, но и ни одного  ресторана за свою жизнь не посетила из-за прижимистости своего мужа, который был, еще ничего, по сравнению со своим братцем, возлюбленным Аннет, с которым она жила некоторое время, находясь, только на словах, в родственных связях с хозяевами дома, не подкреплённых никакими печатями законного брака с её другом.
У Аннет и ее гражданского мужа был совместный бизнес. Он почти даром скупал брошенные дома, затем, используя Аннет, как дизайнера, отделывал их и продавал. Правда, им много приходилось работать и самим. Аннет вкладывала и душу, и силы, а осталась, как говорится, у разбитого корыта.
Её внезапное исчезновение объяснялось очень просто. Когда она подъехала к дому, то увидела машину любовницы того, с кем жила несколько лет под одной крышей, а теперь готовит еду и носит ему в дом. А из книжного магазина она наблюдала за открытым окном его квартиры, куда она и направилась, бросив всех.

Судьба другой знакомой Алины была не слаще. Вивьян так звали жену кузена Мари-Роз, была коренной бельгийкой, дочерью военного атташе. Когда-то семья жида в Африке. От пребывания в жаркой стране у Вивьян остались приятные воспоминания. Еще бы, ведь она подружилась с настоящим львом, который захаживал к ним на виллу. Она совсем не боялась льва. Маленькое девочка смело подходила к этому царю зверей и гладила его за ушком.  Поэтому Алину удивлял брак этой красивой и стройной в молодости женщины и сына, родителями которого были эмигранты - итальянец и  венгерка.
 Когда девочка подросла, познакомилась со своим будущим мужем. Красота молодого итальянца пленила её и она, не раздумывая вышла за него замуж и уехала из Брюсселя в деревню, где земля для строительства дома почти ничего не стоила..  Всё было хорошо, но вот беда – после двух родов, располнела так, что её муж, Роллан, стал заглядывать на других женщин. Это было бы пол-беды. Но  у него появилась любовница, которая жила в Италии, куда время от времени он и прилетал. А в аэропорт его привозила жена, просившая только об одном, не разрушать семью.
Водила она автомобиль блестяще. В чём Алина смогла не раз убедиться. Как-то вдвоём они были в Брюсселе, где посмотрели живопись в местном музее. Интеллектуалка Вивьян прекрасно разбиралась в искусстве. Да и не только в нём, но и в гастрономии тоже. Она-то и привела Алину в итальянский ресторан, где обстановка была под стать интерьерам фильмов Феллини. Все столы были разными не только по форме, но и по цвету. По каким только законам создавался ресторанный зал, оставалось только гадать. Но кухня была просто отменной и дешёвой. Подали два большущих блюда спагетти. Это оказалось вполне достаточно, чтобы не только утолить голод, но наестся до отвала.
Выполнив, как говорится культурную программу и плотно покушав, женщины направились в больницу, где лежала мать Вивьян. В холле больницы Алина хотела купить матери цветы. Но Вивьян её отговорила:
- Купи что-нибудь другое.      
Почему она так сказала  Алина поняла сразу же, как только оказалась в больничном коридоре. У палат были выставлены букеты цветов. На вопрос Алины почему так, Вивьян ответила:
-Больные жалуются на аллергию.
«Что у них у всех аллергия? Здесь что-то не так. Вероятнее всего, зависть тех, у кого цветов нет»,- подумала Алина. Но вслух ни чего говорить не стала.
Повидавшись с матерью, Вивьян отвезла Алину на вокзал, сказав, что позвонит Мари-Роз, чтобы та её встретила, а сама осталась в Брюсселе для решения каких-то неотложных дел.

К удивлению Алины на вокзале Мари-Роз не было. Алина стала раздумывать как ей позвонить. Батарейка мобильника разрядилась. Её внимание привлёк расхаживающий по полупустому залу  мужчина. Забыв на мгновение об одном смутившем её факте, Алина решила обратиться за помощью к мужчине.
Незнакомец оказался очень любезным. Это был брюнет лет пятидесяти, приятной внешности. Он с готовностью дал Алине телеыонную карточку, предварительно спросив, не американка ли она. Вероятно, ему хотелось удостовериться, что Алина та самая, кто ей нужен. Алина карточку не взяла, объяснив, что она не знает, как пользоваться телефоном. Тогда незнакомец стал звонить сам, но у него не получилось. Ему пришлось обратиться за помощью  к сидевшей неподалёку одинокой старушке. И лишь после этого он справился  с автоматом.
Мари-Роз сказала, что она уже приезжала на вокзал, перепутав расписание, а теперь она не может выехать, потому что немного выпила вина:
-Берите такси. Я потом оплачу.
Алина направилась к выходу. Незнакомец за ней.
-Если хотите, я вас подвезу.
Алина согласилась, не колеблясь. Как заворожённая она села к нему в машину. Потом никак не могла понять, как она смогла решиться на такой поступок. Она никогда не пользовалась частными машинами, только такси, помня слова мужа, с незнакомыми не ездить. А тут, как будто он её загипнотизировал. Начал разговор он, сказав, что на вокзале у него встреча со знакомой женщиной, которая уже в который раз не приходит. Алине не показалось это странным, хотя она знала, что на вокзале встречи на западе не назначают. Куда ни шло, в кафе, в ресторане, но никак не на вокзале. Время от времени незнакомец смотрел на карту, изредка выходил из машины под предлогом спросить как ехать. Один раз исчез на несколько минут в придорожном кафе.
-Послушайте, - не выдержала Алина. Это спуск я хорошо знаю. Мы здесь уже в третий раз. Хотя, впрочем, в темноте всё меняется.
- Этих спусков здесь полно, - отпарировал незнакомец.
 Видя, что Алинино терпение иссякает, мужчина остановился у телефонной будки, вышел из машины, позвонил Мари-Роз. Оказывается,  они были в ста метрах от её дома. Машина повернула налево. И в глубине улицы замаячили две женские фигурки. На прощанье Алина попыталась дать незнакомцу банку икры, но тот наотрез отказался. Копошась в багажнике, доставая Алинины вещи, он прислушивался к разговору. Мать Мари-Роз сказала:
-Что вы, Алина так долго? Роллан выс заждался
Она сказала так, чтобы дать понять незнакомцу, что они не одни.
А, оставшись наедине, женщины стали укорять Алину в необдуманном поступке:
-Как же так? Он же мог вас убить, тело разрубить и закопать в лесу.
-И сама не знаю как.
 - Ведь вы же помните историю с педофилом, заманившем в пустой дом и изнасиловавший двух девочек.
- Прекрасно помню. Даже, если бы забыла, то вспомнила, недавно, годы спустя после этой трагедии, у нас на телевидении «муссировали» эту историю. Всё всплыло в памяти, как будто это было вчера. Вы, Мари-Роз меня провожали во Францию. И на вокзале мы увидели мужчину в белой каске, с большим белым шарфом на шее. Потом в новостях показали Гранд плас в Брюсселе. У всех была примерно такая же одежда. И казалось, что это не площадь, а лесная поляна в зимнем лесу. У вас в городке в окнах были выставлены портреты девочек с горящими свечками.
Ах, эти бельгийские дома! Что происходит в них, в этих чудесных домиках под черепичными крышами, одному богу известно. Они радуют глаз, когда смотришь на них из самолета. Все они точь в точь, как на вышивке, что сделала Алина в пору своей далекой юности. Такие же дома и на пейзажах Клода, напоминающие детские рисунки или творения импрессионистов. Дома были не совсем такие, как те, что на улице, где жила Мари-Роз.
У Мари-Роз был красивый двухэтажный дом. Внизу – гостиная с громадным, во всю стену окном, выходящим  в сад. Большую часть которого занимала  полянка, на которой когда-то росла береза. И как воспоминание о ней мать Мари-Роз повесила в своей спальне громадную фотографию. Глядя на нее, старуха длинными темными вечерами тосковала по России? Кто знает. Может быть, она сожалела о том, что не сделала карьеру. Ведь перед войной она закончила среднюю школу. Это было почти тоже самое, что институт в доперестроечный период, когда высшее образование было бесплатно, и не все желающие оказывались счастливчиками. Алина была здесь бесчисленное количество раз. И только  в этот, самый последний, мать Мари-Роз, которую звали Лиина, изрядно подвыпив, показала Алину справку об окончании средней школы, заверенную фашистской свастикой. Аттестат был сдан с другими документами в институт. Как она сама считала, или, может быть, оправдывалась, во время оккупации она отказалась от работы в начальной школе, считая себя  мало подготовленной для работы с детьми. Этого Алина никак не могла понять. Ей, казалось, что за возможность работать в школе  нужно было цепляться, как утопающий хватается за соломинку. 
Другой работы не было и ее, как нигде не работавшую угнали в Германию, где она мыла вагоны, жила в бараке. Вспоминая, Лина, рассказала:
- Привезли нас, выгрузили из вагона, повели обедать. Дали капустную баланду. Мы отказались. Отдали другим. Один из мужчин сказал: « Что не хотите? Скоро будете есть, как миленькие».
Эти самым он как бы предвещал плохую жизнь. Какая была там жизнь, Алине трудно судить. В ее сознании произошло какое-то раздвоение после того, как она увидела фотографию матери Розы-Роз. У нее было почти такое же платье, как на фотографии Алининой матери в пятидесятых годах. Но мать Алины заработала деньги на это платье, вкалывая в литейке, которая Алине казалась сущим адом. Иногда, когда мать работала в вечернюю смену Алина  играла в куклы в холодной печи, где иногда выплавляли металл.  Тогда она  бежала  раскаленного металла, почему-то вытекавшего тонкой струйкой из этой печи. У матери до сих пор сохранилась вырезка из газеты, где она  несмотря на спецовку и повязанный на голове  платок, выглядит, как мадонна на полотнах средневековых итальянских художников. 
Видимо мать Мари-Роз прочитала мысль Алины и сказала:
- Это не мое платье. Мне его дали, чтобы сфотографироваться.
Алина подумала: « Почему она так сказала? Ведь если у кого-то было это платье, то и у нее должно быть. Ведь все пленницы в одинаковых условиях. Это ведь не работа на вольных хлебах».
Между тем Лина продолжала:
- Видите номер, пришитый на платье?
- Да, - ответила Алина, продолжая думать о том, что здесь что-то не так. Если можно было носить такое платье, то можно было и гулять по городу. Зелень в глубине фотографии явно не лагерная. Если можно свободно гулять, то непонятен рассказ о побеге из лагеря, благодаря сделанному подкопу под колючей проволокой. А ведь именно так она рассказывала в прошлый раз.
Время шло. Французское вино делало свое дело. Лина совсем захмелела и рассказала, как в неволе она познакомилась с итальянцем, отец которого провел в сибирском плену после первой мировой несколько лет и не уставал повторять: «Какие хорошие русские». Его сын не хотел воевать и принял, как казалось ему, альтернативное решение, ремонтировал немецкие железнодорожные пути, пока не пришел день освобождения Германии. Американцы, освобождавшие этот район, оказались итальянцами, предложившие всем, кто хочет, занять места в грузовике и уехать в Бельгию. А там жила мать этого малого.
В семье мужа ее встретили неприветливо. Еще один лишний рот, когда самим есть нечего. Лиина без знания языка пришлось идти в домработницы.
- Если бы были деньги, я бы пошла на курсы, как некоторые мои знакомые, а потом могла бы устроиться хотя бы продавцом. Представляете, - сказала она, обращаясь к Алине, - я, дочь начальника криворожского вокзала, могла бы получить у себя на родине  блестящее образование, а здесь превратилась в поломойку. Более того, моя дочь непонятно какой национальности.  По матери – украинка, по отцу – итальянка. По месту рождения – бельгийка.
Алина знала, что от этой мешанины Мари-Роз  порядком страдала. И муж Алины, как мог, успокаивал ее.
Прошло после этого разговора лет десять, как в российских паспортах отменили  графу  -  национальность. Алина не политолог, чтобы рассуждать правильно это или нет. Для нее главное – это Родина.
Здесь на общем фоне красивых и добротных домов, подобных тому, где жила  подруга Алины, выделялись одноэтажные дома, похожие на коровники, те, что Алина видела  в детстве, в сибирской деревне – длинноватые здания с маленькими оконцами. Откуда бельгийцам знать о сибирских коровниках. У них коровы круглый год были на природе и в хорошую, и в плохую погоду. Несчастные буренки страдали  и под ливнем, и под градом, и в заморозки, и под дождем. И только глубокой осенью или в начале зимы их везли на бойню, а потом продавали шкуры для украшения интерьеров на местных базарчиках, похожих на российских рынках. Здесь, как и пятнадцать лет назад «надрывался» Тото Кутуньо. Торгаши не прогадали, поставив диск с его песнями, поднимая настроение покупателей и праздно шатающейся публики.
Базарную жизнь можно было созерцать из церкви, фасад которой был украшен пятиконечными звездами, такими же, что раньше можно было видеть на памятниках участников последней войны. В архитектуре церкви старина соседствовала с современностью – большие двери церкви были стеклянными, поэтому базарчик был, как на ладони. В церкви, в отличие от наших храмов, никакой торговли не было. Видимо, католики хорошо помнили о том, как Христос выгнал торговцев из храма. При  входе в церковь – два обычных стула. На одном – ксерокопии нот, а на другом – молитва. Прихожане были разные: старые и сравнительно молодые люди. Что их приводило сюда? Вера в бога иди желание замолить грехи?