Тихоня

 Невезучий одноклассник моей подруги попивал. Без особых причин, так, от неприятной жизни. Звали его Стасом, за глаза называли тихоней, в лицо так не называли, потому что прозвища этого он не любил. Не повезло ему: не в том месте родился, не в то время, не в том сословии. Вроде бы всё у человека, как у прочих, а чувствует он себя глубоко несчастным, да и выглядит каким-то потерянным. Дело в том, что работать ему приходилось. Не то чтоб тяжело, но сам факт того, что приходилось работать, был ему крайне неприятен. Ему хотелось быть кем-то вроде рантье, жить на проценты с банковских вкладов. И чтоб хватало на все: обедать чтоб каждый день в ресторанах, время проводить за компьютером, играя в стрелялки, или на диване у телевизора. Мягкий, слегка заикающийся человек хрупкого телосложения, с мощной шевелюрой волнистых волос, как-то очень рано устал от жизни, а, может быть, и не просыпался для жизни вовсе. Вроде, ему было грех жаловаться, работа интересная, не тяжелая, с умеренной, но отнюдь не нищенской зарплатой, свое жилье, красивая жена, умненький сынишка. Но нет! И жена бы ничего, но надо было отдавать деньги на хозяйство, помогать по дому. А ему не хотелось. Не хотелось и все тут! Пал бы на диван и не шевелился. А ещё у них была дача: те самые пресловутые шесть соток в коллективном саду. Их-то Стас ненавидел особенно. Настойчивые просьбы жены и собственной мамы помочь в огороде навевали мысли о самоубийстве - до того было в лом ехать в проклятый сад. Образ лопаты вызывал нервную дрожь, почти судороги. И при этом бедный Стас обычно не мог отказать родным по причине мягкости характера и природного добродушия. Он покорно ездил на проклятую дачу, копал там что-то, сцепив зубы, молча, не жалуясь. Выбивал во дворе ненавистные мамины ковры и отдавал жене всю зарплату, поскольку всё время возникали какие-то непонятные Стасу расходы: новая курточка сыну, сапоги жене, кухонный гарнитур, новая стенка взамен самодельной отцовской. Время от времени у него внутри  как бы вышибало некий предохранительный клапан, Стас запивал и выключался из жизни. Иногда лежал без чувств на вожделенном диване, иногда ночевал у приятеля, потому что не мог добраться до дома. Мама и жена измучились, изыскивая средства борьбы со Стасовым пьянством. Да и отступились в конце концов, молча сносили периоды его запойного бездействия и, соответственно, безденежья. Тем более, что в пьяном виде он бывал еще тише, чем обычно. Таким образом, предоставленный сам себе пьяница получил уйму свободного времени, которое тратил на бесцельное шатание по улицам, лежание на диване у телевизора и прочее в том же духе.

 Как-то раз, пребывая в очередном запое, задумчиво бродил он по родной Рабочей слободе, что за Костромкой, посещал уютные ее уголки, знакомые с детства, и предавался мечтам о банковском капитале и легкой жизни. Ни о любви, ни о каких-либо приключениях тихоня даже не мечтал  никогда, ибо удовольствия в них не видел. Стояли теплые дни начала июня. Безмятежная природа ласково улыбалась: пригревало солнышко, зеленела шелковистая, мягкая трава, деревья тихонько шумели молодой листвой под теплым ветерком. Поздно проснувшийся Стас напился кефира и пошел за пивом. Но выпивать его сразу не стал, а так, с банкой в руке, и отравился в знакомую с детства липовую рощу у дамбы, задумчиво побродил в тени. Сплошь заросшая зеленым пушистым хвощом, роща навевала умиротворение и настраивала стасовы мысли на философский лад. Примирившись с рядом неразрешимых в реальности проблем, покинул он приятную рощу. Вышел на  залитую солнцем дамбу, посмотрел на знакомые заросли ползучей ежевики. Ежевика цвела. Какое-то расслабленное, умиротворенное настроение укрепилось в нем. Прежние обиды рассыпались в прах. Отчего-то стало жаль жену, шевельнулась гордость за умницу-сына, который сам, без всякой поддержки со стороны родителей, осваивал школьную программу на отлично. Проснулось былое чувство благодарности к матери, которая сквозь пелену невзгод выталкивала сына своего к благополучной жизни.

 Настроенный на лирический лад, Стас решил, что выпить пиво лучше всего у пруда, в музее деревянного зодчества. Место красивое, да и не помешает никто, поскольку редкие посетители осматривают строения, а не кусты за ними. Разумеется, за посещение музея он ничего не платил. Почти все старожилы слободки пробирались в музей тайною тропою, в обход ворот и кассира. Пройдя на дальний берег широкого пруда, украшавшего отражением голубого неба территорию музея, Стас глубоко вдохнул пропитанный солнцем воздух, полюбовался чудесным видом: старинными крестьянскими избами вдалеке, цветущими желтыми касатиками у самых ног, разделяющей их водной гладью, просвеченной солнцем до самого дна... Вздохнул от избытка счастья и открыл банку с пивом.

 «О!» - раздалось откуда-то снизу. «Пиво без водки - деньги на ветер!» - Радостно сказал человеческий голос. Удивлённый Стас обратил взор свой вправо, к ближайшему кусту и увидел под ним возлежавшую на траве толстую тетку. «Продувная бестия», - написано было на ее круглой физиономии. Полеживая на боку, тетка подпирала кулаком мясистую щеку, полный локоть скрывался в траве. У могучей груди Стас увидел горлышко водочной бутылки. Другой рукой дама поднимала пластиковый стаканчик, понятно, с чем. Водки захотелось нестерпимо. Стас церемонно поприветствовал неожиданную соучастницу несанкционированного отдыха и осведомился, позволит ли дама угостить ее пивом. «Валяй!» - Сказала, радостно улыбаясь, добрая женщина и откуда-то из травы достала пластиковый пакет с припасами. Появились еще водка, минералка, заботливо сделанные бутерброды, в смысле, крупно нарезанный батон и вареная колбаса. Действительность превосходила самые смелые Стасовы мечты. Нашелся у хозяйственной женщины даже второй пластиковый стаканчик. Очевидно, дама предпочитала одиночеству компанию случайных собутыльников. Тем интереснее. Ерш быстро сделал свое дело. Новоиспеченные друзья хохотали, шутливо чокались пластиковыми стаканчиками, жевали толстенные бутерброды, что-то наперебой говорили друг другу.
Что именно говорили, Стас потом вспомнить не мог. В его сознании всплывали потом фрагменты действительности без звука, как в немом кино: яркие касатики у самого берега, тень под кустом, смеющееся круглое женское лицо, полные розовые губы шевелились, видимо, что-то говорили...
  Потом провал в памяти - он тогда, наверное, заснул. Потом громкий звук в темноте: «Помогите!» Яркий солнечный свет на мгновение ослепил Стаса, но истошный женский вопль повторился: «Помогите!» Он повернул голову на звук: в пруду, совсем недалеко от берега, барахталась женщина, голова ее то и дело скрывалась под водой. Как был, в одежде и обуви. Стас шагнул в воду. Нет, он не поплыл к ней, он просто пошел по дну. И не взял ее на руки, нет, просто помог ей встать на ее собственные, довольно толстые ноги. Видимо, спиртное, усыпившее Стаса, дошло до мозга толстушки только сейчас, когда она забралась в пруд помочить ноги, чтоб стало прохладнее, ибо к полудню июньское солнце принялось ощутимо припекать. Потеряв координацию, женщина упала и не могла подняться самостоятельно. Если бы не Стас, она, скорее всего, утонула бы, как порой тонут пьяные в лужах.

 Выбравшись на берег, оба упали. Спасенная зарыдала. Спаситель заснул, как убитый. Почему ему, вообще, удалось проснуться на крик? Кто знает? Наверное, где-то глубоко в мозгу некоторых мужчин скрыто некое пусковое устройство, понуждающее спасать женщину безотчётно. Сознание мужчины, наверное, играет здесь вспомогательную и подчиненную роль, а иногда, может быть, даже мешает.
Через какое-то время Стас обнаружил себя лежащим на траве возле пруда. Рядом ничком лежало женское тело в высохшем уже платье. Утомленная приключениями и алкоголем, дама крепко спала. Пошарив в бездонном пакете пассии, Стас нашел зажигалку, сигареты его не интересовали. Собрав хворосту, он запалил теплянку, так называют в наших местах костерок, и принялся греться, одновременно досушивая старенькие джинсы, его почему-то знобило.

 Проснувшаяся женщина вновь попыталась было горестно зарыдать, вспомнив, как только что чуть не рассталась с жизнью."Не надо!" - сурово прикрикнул на нее Стас: «Женские слезы меня очень расстраивают». Дама удивленно уставилась на него, всхлипнула напоследок и заулыбалась во весь рот: «Сумасшедшая!», - подумал Стас. Нет, он не имел в виду слишком быструю смену настроения. Просто так доверчиво, по-детски, снизу вверх, в его лицо никто никогда не заглядывал. Даже маленький сын считал его, взрослого мужчину, беспомощным и никчемным. Оставшиеся куски колбасы Стас надел на два прутика, поджарил колбасу на костре, дал один шампур даме, все еще лежащей на траве в непонятной задумчивости. За другую низку аппетитных ломтиков с удовольствием принялся сам.
 
 «Меня зовут Туся», -неожиданно сообщила женщина. «А меня Стас», машинально откликнулся кавалер.
Только теперь Стас вспомнил, что они шумно выпивали, не удосужившись толком познакомиться, Он подумал с брезгливостью и досадой: «Оба алкоголики. Дорвались до водки. А я-то хорош, каким козлом перед ней, толстой пьяницей, прыгал». И Стас искоса посмотрел на женщину: слава Богу, о продолжении пикника она, кажется, не помышляла. С ее молчаливого согласия он затоптал костерок, вытряхнул крошки из пакета, отдал его своей собутыльнице и помог ей подняться. Последнее было лишним.
 Женщина крепко встала на ноги и решительно зашагала к известной обоим тропинке. «Ей Богу, она что-то обдумывает!» - поразился Стас, глянув на упрямо сжатые губы и прищуренные серые глаза Туси. Его собственная дурная голова, как обычно после выпивки, нещадно болела. «Чем ты зарабатываешь?» - Вдруг спросила подруга. «Работаю!» - угрюмо огрызнулся Стас. Она не отставала: «Наверняка, ты умеешь обращаться с компьютером и интернетом». - «Допустим», - вяло отмахнулся измученный головной болью мужчина. «Посмотри мне стоимость товаров на базах в Москве», - вцепилась она в его локоть мертвой хваткой. «Ладно»,- капитулировал помирающий от боли в голове Стас. Так же настырно она вытребовала его номер телефона. Наконец они расстались, сев в разные маршрутки.

 На другой день, придя на работу, Стас неожиданно вспомнил о просьбе случайной знакомой. Пару минут интернет-времени уделил ей, оказалось, что информации много. Стас скачал её, распечатал, скинул в ящик стола. В конце рабочего дня позвонила Туся, обрадовалась наличию информации, сказала что-то шутливое и oтключилась, а вечером дождалась Стаса у выхода. Он отдал ей листки, она бегло пробежала их глазами, засмеялась от радости. Очень мелодично засмеялась, отметил про себя Стас.
 
 Через неделю Туся пригласила Стаса в кафе, где отдала ему некую сумму, назвав ее гонораром. Товар с его помощью она закупила удачно и уже начала с него получать прибыль. Так и повелось, он искал информацию в интернете, она платила за нее деньги. Сделки они отмечали короткими посиделками в кафе, почему-то без алкоголя, не то стеснялись, не то забывали. Пили кофе с пирожными, ели мороженое, благо последнее в их излюбленном кафе было разнообразным и очень вкусным. Стас и не думал заводить роман, тем более влюбляться. Да и в кого, подумайте сами, в толстую пьяницу – торговку, с жульнической физиономией?!

 Но, на беду, их с Тусей в кафе увидели знакомые Стасовой жены, донесли, и он ни за что ни про что вынужден был претерпеть сцену ревности. «Люди видели,» - кричала его несчастная жена: «Сидел с разодетой торгашкой в модной стрижке, кофеек попивал! Конечно, меня с ней не сравнить, мне даже одеться не на что, не то, что в кафе посидеть!» Не помогли ни уговоры, ни отданный до копейки гонорар. «Знаю я, за какой интернет она тебе платит!» - Сходила с ума жена. Для Стаса скандалы на почве ревности оказались новостью очень обидной. Тем более, что утешаться вином ему не хотелось. Он получал деньги почти ни за что, пусть и небольшие, но получал, и жизнь уже казалась ему приемлемой. А тут жена, как на грех, повадилась скандалить.
 
 После очередного скандала Стас вышел из дома, чтоб не слушать лишнего. Идти оказалось некуда. К друзьям без бутылки не зайдешь, а пить  не хотелось. Стас побрел на рынок, отыскал там Тусину палатку, постоял минут пять возле неё, неспешно поговорил о пустяках и на душе у него отлегло. Ещё немного послонялся невезучий тихоня по рынку, вернулся к тусиной палатке и рассказал ей, каково ему приходится в собственном семействе, знакомые напраслину возвели и мучает его теперь жена скандалами, хоть из дома беги.

 Туся минуту подумала, да вдруг и предложила ему снять угол в ее комнате в коммуналке за обеды. То есть, расплачиваться за жильё он должен был не деньгами, а горячими щами, готовить которые хозяйка не успевала, а покушать любила. И что вы думаете? Вскоре Стас воспользовался ее предложением. Перебрался к Тусе с одним чемоданом, на правах компаньона занял в её комнате угол, два раза в неделю варил большую кастрюлю щей на двоих, ходил на работу и ждал, когда Туся к чему-нибудь придерётся, так делали все его знакомые женщины.

 Но жизнь у Стаса опять стала налаживаться. Хоть и жил он теперь в коммуналке на птичьих правах, спал в тусиной комнате за шкафом, но Туся его не пилила, соседи попались скромные, непьющие. Никто нашего тихоню ничем не ущемлял, Туся и соседи старались в чужие дела нос не совать, но при случае друг друга поддерживали охотно. Жена со временем успокоилась: половину зарплаты Стас отдавал ей, собой не обременял, на квартиру не претендовал, с сыном разговаривал чаще, чем когда жил вместе с ними. В выходные они с сыном стали гулять по уютным улочкам города, памятным Стасу с детства. Сын его спрашивал о чем-то, советовался с ним. Стас впервые чувствовал себя старшим рядом с ним и отвечал на детские вопросы серьезно и обстоятельно. Жизнь вошла в колею и покатилась по ней ровно и даже приятно.

 Но однажды вечером приятный покой Стасовой жизни был грубо нарушен. В незапертую дверь Тусиной комнаты внезапно ввалился здоровенный пьяный субъект и злобно заорал, уставившись на Стаса выпученными безумными глазами: "Туська, дура, что за хмыря ты пригрела? Меня на него променяла? Я хоть думал, мужика себе завела! А этого мозгляка бить даже жалко!» Сидевший за новеньким ровером Стас опешил.

 Туся взвилась мгновенно: «Это ты, что ли, мужик? Захребетник! Скот! Чтоб ты знал, этот покруче тебя мужик и на бабьей шее не ездит!» Выронив из рук калькулятор, она схватила стоявший неподалёку на гладильной доске утюг и бросилась с ним на обидчика. Опомнился, наконец, и Стас. Вдвоем с Тусей они вытолкали агрессора из квартиры. Ошеломленный дружным натиском хулиган убрался восвояси.

 Потом разволновавшаяся Туся плакала на худощавой груди Стаса и сквозь слёзы говорила, что он первый, кто не пытался ею воспользоваться, не тянул денег и прочее, что  ничем-то она его, такого золотого, неволить не будет никогда. Стас гладил ее шелковистые, мягкие волосы, теплые, округлые плечи, вздыхал и думал, что никого-то милее этой отчаянной пышечки ему не найти. «Ну, будет, будет плакать-то, слёзы нынче дороги,» - говорил он ей, успокаивая, а сам думал, как же им быть дальше. Наплакавшись, утомившись слезами и переживаниями, Туся, не раздеваясь, уснула на диване . Стас потихоньку укрыл её пледом, а сам до утра просидел без сна.

 Вспоминал, какой милой и улыбчивой была до свадьбы его первая жена, как измаяли её потом неизбывные житейские проблемы, как разуверилась она в конце концов в нём, своём муже, когда-то очень любимом. Припомнил, насколько безрадостным оказалось его семейное житьё-бытьё,  и поначалу решил проигнорировать тусины нечаянные признания, то, что выкрикнула она накануне своему бывшему мачо и то, что проговорила сквозь слёзы ему, Стасу. Оказывается, она его по-своему ценила, уважала, видела в нём какие-то достоинства, которых он в себе не подозревал. Можно сказать, почти любила. А почему, собственно, почти? Может, просто любила, без «почти»? – Такие вот мысли приходили в кудрявую стасову голову в ту бессонную ночь. Ведь хорошо же им вдвоём. Явно же обоим лучше быть вместе друг с другом, чем по - одиночке! Да, лучше, легче и веселее! А вдруг опять после свадьбы всё изменится? Вдруг опять пойдёт наматываться клубок проблем, да и погребёт под своей тяжестью всё хорошее, что между ними возникло? Вдруг и она захочет жить, как все: ковры, новая стенка, абсолютно бесполезная дача? И опять он станет добытчиком и тягловой силой не для радости даже, а чтобы всё было как у всех.

 Так и сидел Стас возле спящей Туси, раздираемый сомнениями. Потом припомнил, как просто и решительно его подруга разбирается со своими проблемами, подумал о том, что одному жить – тоже не сахар, а другого шанса связать свою жизнь с такой симпатичной ему женщиной может и не случиться и решил рискнуть. На рассвете, когда Туся, разрумянившаяся и успокоившаяся, проснулась, он изложил ей свой взгляд на их дальнейшую жизнь. Туся соглашаться с ним не спешила. «А чем тебя не устраивает наша теперешняя жизнь? Я ведь тебя не гоню?» - Спросила она. Вопрос застал Стаса врасплох и он пошёл до конца, сказал то, что вроде и не собирался: «Я хочу, чтоб у нас с тобой была семья, полноценная и полноправная, как говорится, перед богом и людьми. Чтобы всем всё было ясно, чтоб никто к нам больше не лез!» Туся улыбнулась, вздохнула, да и обняла его крепко-крепко.

 Тем же днём они подали заявление в ЗАГС. Дождались своей очереди, расписались и отпраздновали бракосочетание вдвоём, даже без свидетелей. Посидели в любимом кафе, лакомясь мороженым, погуляли по старинным улочкам, пообедали в ресторане. А потом поехали в музей деревянного зодчества и оба впервые прошли на его территорию по билетам, посидели на берегу пруда, вспоминая свою первую встречу, обоим было смешно. «Знаешь, что я про тебя подумал? «Продувная бестия!» - Вот что, уж ты извини! Вспоминаю сейчас и самому не верится,» - покаялся Стас. «А мне ты показался чудиком, но безобидным. Ты как-то так улыбался ни к селу, ни к городу, сам себе, что ли,» - ответила ему Туся.
Теперь на вопрос о том, где он нашел свою вторую жену, Стас шутливо отвечает: «В пруду выловил!» - «Да, дело было на зеленой неделе, я тогда еще русалкой была!»- подтверждает его веселая толстушка-жена и лукаво смеется.