Король Генрих IV Часть первая, 1-3

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Лондон. Дворец..

(Входят король, Нортомберленд,  Ворчестер, Хотспер, Сэр Вальтер Блант и другие.)

КОРОЛЬ:
Невозмутим и холоден я был,
Мне чужды боль и раздраженье,
И, видимо, весь двор я убедил:
Король снесёт любые оскорбленья.
Вы, здравый смысл поправ,
Во вред истолковали нрав.
Я не премину стать самим собою:
Не будет твёрдость более рабою.
С минуты сей похерю униженье.
Где мягкость - умирает уваженье!
Теперь я ставлю гордость во главу,
Её вы ощутите наяву.

ВОРЧЕСТЕР:
Тиранить властью нас, король мой, не пристало,
За счёт двора она блистает и блистала.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Милорд...

КОРОЛЬ:
Прошу вас, Ворчестер, немедля удалиться,
Мне не резон с мятежником мириться,
Мой сан и гордость мне не дозволяют
Терпеть, когда монарха поучают.
Тогда в совете смеешь объявиться,
Когда такая надобность случиться.
(Ворчестер уходит.)
(Обращаясь к Нортомберленду):
Простите мне такие канители,
Вы что-то мне сказать хотели.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Я, государь, хотел сказать,
Что акт отказа пленных сдать,
Сражённых в Гольмендоне,
Вам передан был в искаженной форме.
Мой Гарри в том не виноват.
Непонимание виною здесь и зависть,
А вовсе не желание перечить государю.

ХОТСПЕР:
И помышлять не смел я, государь,
Вам отказать пленённых получить.
Как только бой окончился жестокий,
И я, измотанный волнением и битвой,
Стоял на меч кровавый опираясь,
Ко мне явился лорд щеголеватый,
Весь разодетый, как жених на свадьбе.
Его сияющий и бритый подбородок
Был гладок, словно, нива после жатвы.
Вокруг витал дурман благоуханный,
Как будто то модистка, а не муж.
В перстах держал он короб благовоний
И постоянно к носу подносил.
А нос сопел его и раздувался,
Лорд то сердился, то, вдруг, улыбался,
Пока, нанюхавшись духов, не расчихался.
Когда ж солдаты трупы убирали,
Они вельможу сильно раздражали,
Он поносил бедняг налево и направо:
Был трупный запах  лорду не по нраву.
В тонах придворных сплетен рассуждая,
О пленных вашу просьбу в речь вплетая,
Он, словно, ран не замечал моих и крови,
И боли в адрес мой в своём поганом слове.
Не помню, что ответил франту я,
Быть может, в этом вся моя вина.
Он весь надушенный, как девка, при нарядах,
Смел рассуждать о ранах и наградах,
Меня он очень сильно раздражал,
Когда от ран примочки предлагал.
Потом Земля всему виною стала:
"Она селитру, подлая, рожала,"
И, по словам его, на деле виновата,
Что помогает пуле бить солдата.
Когда бы снять с Земли её вину,
Пошёл бы он со всеми на войну.
На этот вздор я вздором отвечал,
И, видимо, король мой осерчал.
Мне не хотелось, чтобы между нами,
Была любовь отравлена словами.

БЛАНТ:
На лорда Перси зло держать напрасно:
Когда и с кем он говорил, - не неясно,
Но ясно, что ошибку он признал,
А главное, - чтоб впредь не повторял.

КОРОЛЬ:
Он пленных выдаст нам, однако же, при этом
Условий выставляет целый ряд,
Где во главе всего означен Мортимер,
Его донельзя шурин недалёкий,
Которого мы выкупить должны.
Сей, с позволения сказать, вояка славный
На гибель верную повёл своих солдат,
А тесть-Глендовер их безжалостно рубил.
К расходам относиться надо строже:
Измену поощрять казне негоже!
Кто добровольно в плен врагу сдаётся,
Тот с Родиной навеки расстаётся.
Предатель, потерпевший полный крах,
Пусть впроголодь скитается в горах.
Меня судьба его не беспокоит.
Он даже пенса жалкого не стоит,
И двор предателем любого посчитает,
Кто Мортимера вызволить желает.

ХОТСПЕР:
Нет! Мортимер, кроль мой, не изменник.
Он, боем разлучённый с вами, - пленник.
Его награды ранами зияют,
Они о верности стране напоминают.
И там, где Северн многоводный льется,
Кровь графа на осоке остаётся,
Он там не с тестем - с воином сражался,
Глендоверу он в лапы не давался.
Три раза воины на отдых прерывались,
И раны в Северне три раза омывались.
И кровью полнились речные берега,
Краснея и за нас и за врага.
Предательство всегда боится крови
И ранами себя не украшает,
Не вижу доказательств в вашем слове,
Оно сомнения большие мне внушают.
Не может благородный Мортимер
Предательства являть собой пример.

КОРОЛЬ:
Ты, Перси, говоришь о нём неверно:
Он никогда с Глендовером не бился,
С охотой большей Мортимер, наверно,
Не с ним, а с дьяволом сегодня бы сразился.
Стыдись! И впредь, по крайней мере,
Не поминай о Мортимере.
Прошу мне пленников прислать,
Иначе вам несдобровать.
Нортомберленд, вас с сыном отпускаю,
О пленных снова вам напоминаю,
В покое вас, поверьте, не оставят,
Пока их  во дверец мне не доставят.

(Король Генрих со свитой и Блант удаляются.)

ХОТСПЕР:
И перед дьяволом ревущим устою,
Не уступив позицию свою.
И королю во след его отвечу:
"Категорически приказу я перечу"!
Быть может, голову за это положу,
Но правоту я всё же докажу.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Ты одурманен гневом, мой сынок,
От этого, поверь, пустяшный прок.
Давай-ка успокоимся, присядем...
А вот и подоспел к моменту дядя.

(Возвращается Ворчестер.)

ХОТСПЕР:
Не говорить о Мортимере мне!
Да я кричать о нём намерен.
К тому же и примкну к нему. Уверен!
И до последней капли кровь свою потрачу,
Но думать двор заставлю я иначе!
Да будет выше Мортимер по воле рока
Неблагодарного и злого Болинброка!

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Король взбесил племянника, мой брат!

ВОРЧЕСТЕР:
Насколько мой уход  событием чреват?

ХОТСПЕР:
Желает он всех пленных получить.
На выкуп шурина жалеет даже гроша,
Меня пытаясь гневом проучить,
Двору же - показать себя хорошим.
Заслышав только имя Мортимера,
Он огнедышащей становится химерой.

ВОРЧЕСТЕР:
Причину этого в другом я вижу:
Не Ричард ли покойный объявил,
Что Мортимер к престолу прочих ближе?

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Я слышал это. Так оно и было,
Когда в Ирландию король направил силы,
А мы ж к беде, своей печали,
Простит нас бог, его не поддержали.
Нам совесть раны бередит:
Ведь он был свергнут и убит.

ВОРЧЕСТЕР:
Молва нас в этой смерти обвиняет:
Словцом недобрым до сих пор склоняет.

ХОТСПЕР:
Ради Христа скажите, ради веры
Ужель и вправду Ричард объявил
Наследником престола Мортимера?

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Я слышал сам.
Всё так оно и было.

ХОТСПЕР:
А коли так, король-то здесь причём? -
Ведь Мортимер на пытки обречён
Ни кем нибудь, отец и дядя, - вами,
Скитаясь между дикими горами.
Король, забывши гнусную услугу,
Вас вдругорядь уже ведёт по кругу,
А вы под возгласы обманутой толпы,
Для виселиц готовите столпы.
Прошу меня за образность простить,
Вы палачами можете прослыть,
Бесславно вас схоронят на погосте
При этом коронованном прохвосте.
Ужель о вас когда-то скверно скажут,
Ужель в историю позор строкою ляжет?
Вы, рода славного и древнего потомки,
Взойти на трон позволили подонку.
Вы, бог прости, с корнями вырвав розу,
Испачкав Ричарда несчастного в навозе,
Внедрили в почву скаредный репейник.
Здесь Болинброк - один всему затейник.
Не сомневайтесь: люди снова скажут,
Что вам всего обиднее и гаже:
"У короля в немилости творцы,
Кто даровал корону и дворцы".
Но верю я, что всё-таки не поздно
Одёрнуть плащ с фактуры вашей звездной,
Ведь звёзд достаточно, и в том уверен я:
Их свет - конец для марка короля.
Должно быть мщение сегодня беспощадным,
Чтоб впредь монарху не было повадно.
Ведь если только правду говорить:
Вас жаждет за добро король убить.
Вот потому-то я и предлагаю...

ВОРЧЕСТЕР:
Прошу, племянник, помолчать,
Секрета я взломал печать.
Хоть ты и в гневе, но поймешь:
Навстречу гибели идёшь.
Здесь шаткий мостик через пропасть,
Где неуместны: жуть и робость.

ХОТСПЕР:
Когда в поток приходится нырнуть,
То лучше плыть, чем сразу утонуть.
С востока риск на запад быстро мчится,
А честь на юг от севера стремится.
Им пересечься всё-таки придётся:
Пусть каждый своего в пути добьётся.
Уж лучше в схватке с хищником сразиться,
А не победою над  горлицей гордится!

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Его ничто на свете не пугает:
И страх, и враг не обуздают.

ХОТСПЕР:
Я с неба лик Луны иду украсть,
Порывом ветра в парус счастья дуну,
Коль тонет честь, не дам я ей пропасть:
Не утопить её царю морей Нептуну.
Я заявить любому не боюсь:
Ни славою, ни честью не делюсь.

ВОРЧЕСТЕР:
Кузен, ты залетаешь высоко,
И от реальности уходишь далеко.
В миру твоём и благодать, и тишь
Спустись на землю и меня услышь.

ХОТСПЕР:
Я вас о милосердии прошу.

ВОРЧЕСТЕР:
А я прошу послушать о шотландцах,
Тех благородных рыцарях,
Которых ты пленил...

ХОТСПЕР:
Да будет бог всему тому свидетель:
Я Генриху не буду благодетель,
Не уступлю ни просьбам, ни обидам:
И ни единого шотландца им не выдам!
Скорее Темза высохнет река,
Чем дрогнет воина упрямая рука.

ВОРЧЕСТЕР:
Ты скачешь, мой кузен, во весь опор,
Не слыша  сути главной разговор.
Который раз внушить хочу тебе:
Ты должен их оставить при себе.

ХОТСПЕР:
Коль выкуп не дают за Мортимера,
Держать их -  обязательная мера.
Коль слышать имя "Мортимер" король не хочет,
Я в ухо это имя прокричу ему средь ночи.
А лучше имени я научу скворца,
Пусть злит хозяина дворца.

ВОРЧЕСТЕР:
Кузен, прошу я снова,
Единственного слова.

ХОТСПЕР:
Одна теперь у Хотспера морока:
Корить и злить нещадно Болинброка.
Наследника его я мог бы отравить,
Но этим мне отца не огорчить.
Ведь принц Уэльский, меч и щит,
Давно уже отцом забыт.

ВОРЧЕСТЕР:
Прощай, племянник мой, пока,
Вернусь, когда покинешь облака.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Какая тебя муха укусила? -
Напрасно тратишь ты слова и силы.
И, словно, баба без умолку говоришь:
Не слушаешь, а на своём стоишь.

ХОТСПЕР:
При слове "Болинброк" я весь дрожу,
Как будто в муравейнике сижу,
Доспехов кованных железная броня
И та от язв его не бережёт меня.
Еще при Ричарде в далёкие лета
В Глостершире зачата суета.
Где герцог Йоркский, полуидиот,
Там унижение моё сейчас живёт:
Коленопреклонённый там я был,
Где ложью Генрих душу отравил,
Ему поддался без борьбы и спора,
Когда явились вы из Равенспора.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
То было, помню, в замке Беркли.

ХОТСПЕР:
С тех пор воспоминанья не померкли.
Как жаль, что за елейностью речей
Не видно настоящих сволочей!
Но хватит изливать свои протесты,
Представлю слогу вашему я место.

ВОРЧЕСТЕР:
Коль надо мы терпеть ещё готовы.

ХОТСПЕР:
Не перебью вас более ни окликом, ни словом.

ВОРЧЕСТЕР:
Теперь на главную проблему отвлечёмся:
К пленённым из Шотландии вернёмся.
Ты им без выкупа свободу предоставишь,
А сына Дугласа приветишь и наставишь:
Развязка, вижу, настоящая близка,
Когда он соберёт в Шотландии войска.
И уверяю вас, что это мне не мнится,
И думаю, что так всё и случится.
Нет времени, а потому спешу,
Как действовать, в письме я опишу.
(Обращаясь к Нортомберленду):
Пока твой сын Шотландией займётся,
С прелатом, брат, сойтись тебе придётся.
Он прихожанами любим
И очень нам необходим.

ХОТСПЕР:
Прелата Йоркского имеете в виду?

ВОРЧЕСТЕР:
Его. Он потерял недавно брата:
Лорд Круп казнён в Бристоле был,
Прелат на власть обиду затаил.
Я думаю, что гневом он взорвётся,
Когда удобный случай подвернётся.

ХОТСПЕР:
Я доверяюсь нашей правой вере,
Она уже витает в атмосфере.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Мечтою ты, сынок, не увлекайся:
От промаха пока не зарекаться.

ХОТСПЕР:
Альтернативы заговору нет,
Один сегодня есть всему ответ:
Наш Мортимер с Шотландией и Йорком
Устроят Генриху отличнейшую порку.

ВОРЧЕСТЕР:
Всё так оно и будет.

ХОТСПЕР:
А победим - никто нас не осудит.

ВОРЧЕСТЕР:
Чем выше голову восстания поднимем,
Тем меньше мы голов на плаху кинем.
Похоже, нас король в расход списал:
Ему живым негож бунтарь-вассал.
На первый шаг король решился:
От нас монарх отворотился.

ХОТСПЕР:
От отвернулся. Мы же - не простим!-
Ему за это отомстим.

ВОРЧЕСТЕР:
Прощай, племянник, только знай:
Вперёд ума не забегай.
Всегда держись тех правил,
Что я в письме отправил.
Пусть укрепится вера
В Глендовера и Мортимера.
К тому моменту ты созреешь
И с войском Дугласа поспеешь.
Окрепнут думы наши и сердца
И мы под знаменем творца
Поднимем счастье на руках,
Которое в зародыше пока.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Прощай, мой брат, я верю в процветанье.

ХОТСПЕР:
Прощайте, дядя, досвиданье.
Да канет в Лету дней кровавых время,
А с ним и наших дум тяжёлых бремя.

(Уходят.)