Мистерии пилата

                Андрей Зверинцев               

                МИСТЕРИИ  ПИЛАТА
                (ГАЛИЛЕЯНИН И ПИЛАТ)
          Историческая драма в пяти действиях с прологом  и эпилогом.
(По мотивам романа автора «Сын Грома, или Тени Гологофы» - АСТ; Астрель. – 2008)

                КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПЬЕСЫ
                (СИНОПСИС)
               
            
                АННОТАЦИЯ
На третий день утром шпионы донесли игемону, что распятый им Галилеянин Воскрес. Пилат озадачен, растерян. Этого ему еще не хватало!  Как  он объяснит кесарю и Сенату  случившееся? Да и кто в Риме поверит в такое? Его же засмеют… Скажут спятил наш прокуратор от жары иудейской…
          В Мистериях раскрывается подлинная трагедия Пятого прокуратора Иудеи, ставшего  вдруг исполнителем Ветхозаветных пророчеств. Ибо сказал ему Галилеянин: «Ты не имел бы надо Мной никакой власти, если бы не было дано тебе свыше…». (Иоанн.19:11)
          И понял прокуратор: не о власти  Тиберии говорил ему Иисус…
Основные  сцены спектакля разворачиваются на подмостках летнего театра в кесарийской резиденции Пилата. Перед прокуратором и его супругой,  прибывшими из Рима актерами, разыгрываются  сцены грядущей Великой Пятницы, где им, в соответствие с пророческим сном супруги Пилата Клавдии Прокулы уже уготовлены Небом реальные роли.
         Возможное сходство сцен спектакля с  реальными событиями  - случайно.

                Действующие лица
Актер – Галилеянин (играет Иисуса из Назарета - около 30 лет)
Понтий Пилат – (римский прокуратор Иудеи - около 30 лет)
Актер – Понтий Пилат
Клавдия Прокула – (жена Пилата - около 20 лет)
Актриса – жена Пилата
Сенека – римский философ, автор трагедий (около 30 лет)
Сенатор (около 50 лет)
Каиафа – первосвященник (около 50 лет)
Актер - Каиафа
Домиций Галл – римский трибун (около 30 лет)
Актер – Домиций Галл
Левкий –  иудей в маске, шпион  Пилата (около 50 лет)
Актер – Левкий
Актер -  любимый ученик Иисуса Иоанн
Актер – разбойник Варавва
Архангелы, римляне, иудеи, ведьмы, центурионы, стражники, слуги, актеры.   
                Время действия:   между 26 – 65 н.э.
       
        С момента пуска зрителя в зал, за занавесом, на котором нарисованы арочные каменные ворота praetorium с изображением, символизирующих справедливый суд весов, и надписью на арке: «EX AEGUE ET BONO» ( «По справедливости и доброте»), и входящий  в эти ворота светлый  агнец, которого слегка подталкивает копьем римский центурион, - монотонно,  то - удаляясь, то - приближаясь, звучат военная дудка и дробь барабана. Это музыка  «Римской военной машины». Она  ненавязчиво (а иногда – навязчиво) сопровождает различные фрагменты спектакля. А возможно и весь спектакль, сменяясь, смешиваясь иногда с унылыми еврейскими мелодиями, музыкой из рок- оперы «Христос Суперстар» и «Страстей по Матфею». Иногда в отдалении чуть слышны раскаты грома. Ибо музыка и присутствие Неба – важные составляющие мистерий. С началом четвертого  действия в звуковое сопровождение включается то возникающий, то пропадающий стук конских копыт – это гонец от первосвященника с приглашением прокуратора в Иерушалаим на еврейскую пасху Пейсах скачет и скачет  в Кесарийскую Ставку Пилата.
 
ПРОЛОГ. ТЕРМЫ АГРИППЫ                .
             Занавес открывается.  Негромко звучат дудка и барабан. Зал с колонами, статуями,  пустыми мраморными скамьями, на которых обычно отдыхают напарившиеся аристократы. Трое обнаженных мальчиков в набедренных повязках из листьев, лениво, будто во сне,  перебрасывают друг другу разноцветные набитые волосом мячи. В зал (подразумевается из бассейна) входят два римлянина,  обернутые полотняными простынями. Один из них - полноватый тридцатилетний мужчина с мокрыми прилипшими ко лбу   волнистыми волосами, слегка уже обрюзгший, с наметившимся вторым подбородком. Это  Луций Анней Сенека известный римский оратор, философ, автор трагедий. Второй – представительного вида пожилой мужчина, сенатор. Пытаются отдышаться. Оба довольны процедурами. Обоим комфортно. Обмениваются впечатлениями о купании. Сенатор приглашает Сенеку к себе на обед, прямо сейчас, в своих носилках. Сенека отказывается:  у него здесь назначена встреча с Пилатом.
 
            Сенатор: А что, разве Пилат сейчас не с войсками на Рейне?
            Сенека (язвительно): Надо знать светские новости, сиятельный. Пилат сейчас во дворце у кесаря. Получает в правление Иудею.
            Сенатор: Иудею?..  И кто только продвигает этого Пилата?
            Сенека ( смеется): Кто говорит – префект преторианцев Сеян, а кто считает, что – Проведение.
Сенатор: Ну, коли не можешь оставить трибуна, тогда прощай. Просвещай своего Пилата… С иудеями  ему будет  не просто. Иудеи – не бритты и не германцы. Вмиг вокруг носа обведут… Твои наставления на новом месте ему очень даже пригодятся. Уходит.
  В зал в белой тоге стремительно  входит Пилат, тридцатилетний римлянин с хорошей военной выправкой, с породистым  римским лицом, смотрит по сторонам, небрежно, разрушая ленивую дрему мальчиков,  поддает ногой подкативший к нему мяч, увидев Сенеку, направляется к нему.
Сенека, заметив Пилата, оживляется, вскидывает вверх правую руку, сжимает кулак
.
          Сенека: Итак?
          Пилат (повторяет его жест): Итак!.. Итак, старый Пилат опять на коне… Опять поднялся над унылым  будничным горизонтом… Гордись, Сенека, с тобой сейчас будет говорить пятый прокуратор Иудеи!         
 Два римлянина обнялись.
Сенека: Трудно поверить. Просто невероятно. Открой тайну, Пилат, как тебе удалось получить эту должность? По нынешним временам  это дорого стоит. Ведь там, в Иудее такие возможности. Посмотри, как разбогатели твои предшественники.
 Пилат (смеется): Спокойней тот,  у кого нет богатства. Желудок полон – тонким уж не будет ум!
Сенека: Везет тебе. Помню мне в детстве рассказывали про мальчика Пилата, которого спас дельфин. Все потонули – и только тебе выпал жребий… Небо покровительствует  Пилату…
Обсуждают визит Пилата  к кесарю. Во время разговора пестрый мячик игравших вблизи мальчиков не раз прилетал к скамье,  и всякий раз Сенека или Пилат отбрасывали его ногой игрокам. Порой в банном шуме возникают какие-то странные звуки, слышатся непонятные крики, вопли.  Слышно, как за стенами терм в городе разразилась необычайная гроза. Раскаты грома, грохоча, прокатываются по Риму. Будто,  в слепой ярости сталкиваются континенты Европы и Азии. После одного из таких страшных раскатов, прогремевшего  рядом с термами,  перед Сенекой и Пилатом  вдруг  возник заросший рыжей щетиной босой нечесаный  старик в греческом плаще, надетом на голое тело и подпоясанном веревкой. По всей видимости, гадатель. Некоторое время он, молча, стоит, вперив в собеседников свой пронзительный полубезумный взгляд.
Старик:  Вы – братья.  Вы – Рем и Ромул. По лицам вижу: вы искатели истины. Скоро она откроется вам. Но… Но - дорого обойдется…  Небо связало ваши судьбы в один узел… И, не костлявая с косой, а  кесарь, «матери убийца злобный», пошлет вам в один и тот же час «Копье беды» с табличкой: «Вскрыть себе вены»…
Пилат вскакивает, намериваясь поколотить предсказателя, испортившего ему праздник, хватает его за плащ      
Старик взметнул вверх руку с вытянутым указательным пальцем, призывая небо в свидетели, но тут появились два темнокожих невольника и уволокли гадателя.

Сенека (Пилату): Оставь его. Сумасшедший иудей.  Забудь…  (После некоторого молчания): Лучше, скажи: тебя не смущает Иудея? По-моему это страна мрака. Совершенно чуждый нам римлянам варварский  мир. Говорят,  эти иудеи, слепые рабы своей веры.
            Пилат: Найду ли с ними общий язык…
Сенека: Главное, не торопись доставать меч из ножен… Правитель должен быть любим.  И с иудейским Писанием – не забудь познакомиться. Попытайся вникнуть в него… Говорят, – там бездна смыслов и тайн…  …
          Пилат: Если  - откровенно: я немного страшусь Иудеи. Ни галлов, ни бриттов, ни германцев, нет! А – Иудеи…  Но это мой последний карьерный шанс… Другого предложения Палатина Пилату не будет…  Ладно, уж откроюсь тебе до конца. Юная жена моя, Клавдия Прокула  иногда видит пророческие сны. Она напророчила  трибуну Домицию Галлу удачу. И, представь, за экспедицию по усмирению бунтовавших бриттов, кесарь подарил Галлу  отменный  виноградник на Сицилии… Так вот,  был ей сон накануне моей встречи с Тиберием, что все у меня в Риме получится, что уедем мы с ней в Иудею… Но вот в Иудее у нас не сложится. Настанет день каких-то страшных событий. Прольется кровь праведника…  И будто голос во сне сказал, что  в конце дней наших  нам с ней уготовано мучительство …
            Сенека: Не очень - то доверяй снам… Хотя в них всегда  что-то есть…Но - главное,  помни Эпикура: «У человека есть два блага, из которых складывается блаженство. Это отсутствие боли - в теле и  волнения – в душе»  Вот о чем  и пекись… И помни о Родине. Memento patrium…
      Пилат: Удивительно! Эти же слова сказал мне на прощание кесарь:  «Помни о Родине, Пилат. Не для себя – для Родины рожден Римлянин.»
      Встают, обнимаются и Пилат уходит.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая

          За занавесом откуда-то издалека слышится  звук марширующих колонн, звук барабана, военной дудки, топот, крики, визг детей, женщин… Все смолкает. Занавес поднимается. Иерушалаим. Ставка Пилата в Антониевой башне. Каменные ворота. На арке надпись: EX AEGUE ET BONO И над  ней изображение  весов.. Раннее утро. Еще темно. В темноте слышен звук костяшек: в караульном помещении два дежурных центуриона при свете масляной лампы играют в шашки. Один из игроков, после удачной комбинации, точно рассчитанным ходом, нарочито громко стуча шашкой по доске, забирает сразу четыре шашки противника. Ссорятся. Обсуждают своего начальника, восхищаются его женой: как это она,  внучка божественного Августа Октавиана вышла замуж за солдафона Пилата и уехала с ним в мрачную Иудею. В караульное помещение входят два легионера. Один держит в за хвост кошка без головы. Подарок от иудеев! Днями раньше, перед тем как поджечь римскую казарму, иудеи забросили через забор такую же кошку и крысу. Старший центурион командует: поднять отдыхающую смену, прочесать окрестности, кошку – в помойную яму и пока - никому ни слова. Легионеры уходят. Появляется Пилат. Центурионы докладывают: идем проверять посты. Уходят. Вслед за Пилатом и его неизменным вестовым в караульное помещение входит человек в маске - это  шпион и тайный советник прокуратора Левкий. Шпион докладывает, что сегодня тысячи иудеев выйдут на улицу, босые, с открытыми шеями лягут на дорогах и не уйдут, пока игемон не снимет со стен Иродова дворца щиты Тиберия.

 Пилат (Левкию): Одно слово Пилата  и солдаты  вмиг очистят улицы от людей. И, если понадобится, весь город!..
 Левкий: Ты плохо знаешь евреев, мой господин. Они дадут себя убить, но не переступят Закон.
Пилат: Синедрион  опять хочет крови?
Левкий: А Риму опять нужна  кровь Иуды?
Пилат: Риму никто не смеет перечить! Щиты будут висеть там, где их повесил Пилат!.. Dixi! 
Левкий: Я всего лишь  шпион и  тайный советник Пилата.
Пилат: Ты свободен, Левкий!
Левкий уходит. Вслед за Левкием приходит старший центурион и докладывает, что улицы перекрыты лежащими иудеями, а у дворца Ирода идет бой. Иудеи перебили стражу, сорвали щиты и утопили их в сточной канаве.
 Пилат: Подними когорты… Подними сирийскую конницу. Переверни  весь город… Если понадобится, выверни его наизнанку… Но, чтобы  до захода солнца, щиты кесаря висели на прежнем месте!  И кровь центурионов была отмщена… 
Занавес
Сцена вторая
За занавесом тоскливый человеческий вой и унылая мелодия флейты. Занавес поднимается и то, что увидит зритель должно потрясти его. Вся сцена заполнена лежащими ниц босыми иудеями – женщинами, детьми, мужчинами, стариками. Они обрекли себя на заклание. У всех обнажены шеи. Это площадь перед Иерушалаимским храмом. Самой почитаемой иудеями святыни. Посреди распростертых ниц людей на золоченом кресле, увенчанном имперским орлом, лицом к зрителям  и спиной к  ступеням и колонам храма, как истукан, сидит римский прокуратор Пилат. И все же, это не  свирепый сатрап, а умный  правитель. Ответственный государственный чиновник. Левой рукой он придерживает стальной шлем, который покоится у него на колене. По лицу течет пот.  Рядом с креслом Пилата стоит центурион с жезлом. Лежащие, тихо и уныло  воют.
С минуту ничего не происходит. Зрители пытаются осмыслить и прочувствовать происходящее.
    
 Центурион (поющим иудеям):  Заткнитесь, уроды! Слушайте слово игемона!
         Вой  заметно стихает.
            Пилат  (подавляя раздражение, через силу, мягко): Иудеи… Вспомните…   Я пришел к вам с миром. А как вы встретили меня?  В руках у вас были не пальмовые ветви. Нет! В руках у вас были камни и палки. И вы стучали палками по городской стене и кричали:  не мир тебе, игемон Пилат.  Нет! Вы кричали: «Убирайся в Кесарию Пилат – свиноед!»…  Я остановил своих центурионов, рвавшихся проучить крикунов… По вашей просьбе были зачехлены римские знамена с портретами кесаря, ибо, как пояснил мне первосвященник, ваш Закон не позволяет иудеям видеть изображения людей на чем либо…  Я старался не нарушать ваших традиций, ваших правил… Вы видели: римская администрация взялась за водопровод, за починку дорог, мостов… За чистку клоак, чтобы спасти вас от эпидемий… За рытье пожарных водоемов… И что? Фанатики нападали на рабочих, устраивали кровавые стычки…  Вчера, маскируясь под моих стражников, бунтовщики подожгли синагогу… Вы напали на мою стражу, убили моих людей, сорвали и утопили щиты цезаря!  Ну и, чего вы добились? Опять пролилась кровь, -  а щиты цезаря вновь висят, где висели. Расходитесь… Идите  и убирайте трупы с улиц.
Первосвященник выходит из Храма и начинает угрожать Пилату: «Если игемон хочет оставить Щиты на стенах Дворца, ему придется принести в жертву весь иудейский народ… Велика Иудея. И смотри, чтобы кровью этой не затопить Рим. Смотри, игемон! Они пришли сюда с женами  и детьми, пришли старики, пришли немощные и пришли здоровые - и все они  готовы предать себя закланию. Видишь,  они простерлись перед тобой, римлянин. Шеи их обнажены. И это не игра. Иудеи  примут смерть лютую, но  не  переступят  через Закон.       
Пилат (глухим, отчего-то вдруг охрипшим голосом, вновь обращается к лежащим на земле людям): Поднимайтесь и очистите  площадь.  Щиты цезаря Тиберия остаются  на стенах Дворца. (Пилат некоторое время ожидает реакции со стороны иудеев. Не дождавшись,  надевает шлем, поворачивается  к стоящему рядом центуриону): Окружите их и ждите команды.
Центурион уходит. Звучит труба. И тотчас же, появившись из ворот в стене, бегом, вдоль стены, под визг дудки и  барабанную дробь, солдаты с копьями в руках  оцепляют лежащих.
Первосвященник (Пилату):  Мы выбираем смерть!
Пилат (пожимает плечами; осторожно, переступая через лежащих,  подходит  к молодому полному жизненных сил иудею, губы которого что-то шепчут и чуть  трогает его ногой): Ты слышал, что сказал Каиафа?
               
Иудей: Да, мой господин. Мы готовы умереть за Закон. (И вдруг приподнимается и  надрывно кричит.) Слушай, Израиль… Ягве Бог наш!  Ягве един!
Лежащие  в полуобмороке от жары и страха  люди повторяют за ним: Ягве Бог наш! Ягве един!
Первосвященник, тем временем спустился к лежащим, разодрал на груди одежду, обнажил шею.

Каиафа: Что будет с народом, то будет  и с первосвященником (опускается на землю между двумя бородатыми старцами).
          Пилат погружается в носилки  и отбывает в свою резиденцию. Никакой новой команды он солдатам  не отдает. Гаснет свет. Тоскливо и тихо поют лежащие на площади иудеи.
             
               Занавес

Сцена третья
Приемная  прокуратора в Антониевой Башне. Клавдия Прокула разучивает на лире один из псалмов Давида.  Некоторое время звучит мелодия псалма. Входит Пилат. Он мрачен. Снимает с головы шлем. Замер, вслушиваясь в мелодию. Клавдия Прокула некоторое время продолжает играть. Увидев Пилата, откладывает лиру, встает, берет у него из рук шлем и кладет его на рабочий мраморный стол. Пилат, молча, выпивает бокал вина. Клавдия Прокула  вопросительно смотрит на мужа.

Клавдия: Лежат?
Пилат: Лежат.
Клавдия: Третий уже день пошел…
Пилат: Третий…
Клавдия: И ты  дашь команду и зальешь город кровью?..
Пилат (смотрит на свою молодую красивую  жену, любуется ею, постепенно мрачность исчезает с его лица): Я в раздумье… Кровь будет… И будет большая. И кесарь не одобрит меня. Но если же я сниму со стен, посвященные  ему Щиты, - Щиты цезаря Тиберия! – кесарю это вряд ли понравится…  (Кивает на лиру): Поиграй мне немного… Тот мотив, который ты только что играла… Сумасшедший день…  Сумасшедшие иудеи… Хочу развеяться (выпивает еще один бокал и, опускается на диван).
         Клавдия (садится рядом и начинает перебирать струны, звучит мелодия псалма, потом останавливается и откладывает лиру):  Нет… Не могу… Мне не по себе, Пилат… Я в ужасе…
Пилат:   Пойми… Они перешли границы. Восемь  моих стражей убиты.  Они сорвали Щиты римской доблести и утопили их в сточной канаве. В сточной канаве! Шиты римского кесаря – в сточной канаве!..  Мне теперь не уйти от  большой крови…
Клавдия:  Ты умный… Ты не кровожадный… Ты философ… Ты добрый… Прояви  милосердие… Придумай что-нибудь…
Пилат: Не растравляй    Пилата. Пилат – солдат кесаря!
Клавдия: Но, где выход, Пилат?   Где?.. Вспомни притчу о Сократе, которую рассказывал тебе Сенека…
Пилат (мечтательно):  Сенека…  Когда это было?.. Счастливые были те времена, когда Пилат слушал все эти сказки Сенеки…  Сколько их, этих притч  у  него…
Клавдия: Я про ту, где к афинскому мудрецу пришел юноша и просил разрешить мучившую его дилемму: жениться ему или не жениться. На что Сократ  ответил: «Как бы ты не поступил, друг мой, в обоих случаях ты раскаешься».
         Пилат (расслабившись от вина и, видно, что он уже что-то решил для себя, нежно): И до чего ж ты умна, моя прелесть… Я не перестаю удивляться: как это ты решилась выйти замуж за  такого солдафона? (С интересом): А  что, Пилат похож на Сократа? Такой же  умный и такой же пьянчужка?
Клавдия (облегченно,  уже догадываясь, что крови больше не будет, но еще боится в это поверить): Пилат похож на юношу, просвещенного Сократом...
Пилат (смеется): Думаешь?.. И хочешь сказать, что Рим, и просвещенный Пилат, не воюют с женщинами и детьми, зарвавшихся в своем сумасбродстве провинций?
Клавдия (вся засветилась): Да! Да! Да, Пилат!
Бросается ему на шею. Раздается стук в дверь. Клавдия, как девчонка, отскакивает от Пилата. Входит вестовой.

Вестовой: Трибун Луций Руф вернулся из Галилеи и ждет твоего приказа. Арестовано  двадцать  «Мстителей Израиля»… Пора, наконец, проучить иудеев…
Пилат (расслабляясь совсем): Друг мой, не горячись… Пойди и скажи трибуну,  пусть уводит солдат в казармы. А  рrimipilaris  Марцеллу Фесту передай приказ: первой центурии снять Щиты  кесаря со стен Иродова Дворца. И пусть их  надежно упакуют. Завтра мы возвращаемся в Кесарию. И разместим Щиты там,  в Храме Августа…
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена первая
Ставка прокуратора в Кесарии.  Пилат в раздумье  ходит по своему, уставленному бюстами мудрецов, знаменитых  римлян, увешанному картами римских провинций  кабинету, останавливается у Щита, посвященного кесарю Тиберию, который ему не удалось повесить на стену Иродова Дворца; чуть поправляет его, читает надпись на нем: ««Тиберию Цезарю Августу – Понтий Пилат, прокуратор Августа, префект Иудеи»; подходит к бюсту кесаря. В отдалении звучат дудка и барабан.

Пилат (некоторое время, молча, смотрит на голову кесаря, потом спрашивает принцепса): Почему ты не смотришь на меня, мой кесарь? Твои мраморные глаза  не видят Пилата…(Разворачивает бюст лицом к себе и некоторое время молча смотрит в мертвые  глаза императора.) Да… Я уступил иудеям… И не могу сказать, что  доволен своим правлением. Да… Временами я был жесток. Лилась кровь. Но всегда, как ты наставлял меня, - был справедлив. Я ушел от большой крови. Я избавил Иерушалаим  от грабителей. Создал пожарную стражу. Начал строить новый водопровод. Чинил дороги. Дал беднякам работу в каменоломнях… Однако благодарности и почтения  от иудеев не заслужил.      
После постыдного бегства из Иерушалаима,  для поднятия духа своих солдат, я провел  смотр кесарийскому гарнизону, доблестным  римским когортам; заставил манипулы маршировать  перед твоей бронзовой скульптурой, украшенной золотым венком. Рядом поставил Щиты, посвященные тебе, кесарь, которые мне, увы, увы, не удалось навсегда пригвоздить к стенам   Иродова Дворца. Планировал я в этот же ряд поставить и скульптуру префекта преторианцев, твоего фаворита  Элия Сеяна. Не получилось. Прости! Мастер, не успев выполнить заказ, был убит  ударом лошадиного копыта. Что-то случилось с его конем. Странная, мало понятная, история. Говорили, будто  конь сошел с ума. В общем, работа осталась не сделанной.
На смотре было много веселья, музыки, блестело солнце на шлемах центурионов. Проходя мимо твоей скульптуры, легионеры гремели щитами, сталкивая их, громкоголосо кричали: «Слава кесарю! Тиберий наш полководец и наш бог!»...
Раздается стук в дверь. Появляется вестовой. Сообщает, что из Рима приехал трибун Домиций Галл. Пилат и Галл вместе воевали на Рейне. Галл направлен к наместнику Сирии Вителлию  командовать легионом. Говорит Пилату, что метит в Сенат. Вербует сторонников.

 Пилат: Хочешь я обращусь к своему покровителю Сеяну. Префект преторианцев. Второе лицо в Риме»!
Галл (испуганно): Ни слова о Сеяне! Сеян убит. Чернь неделю таскала на цепи его труп по улицам Рима. Казнена   и дочь Сеяна.
        Пилат:  Как казнена?  Она же ребенок... Римский закон запрещает казнить девственниц…
        Галл: Они нашли выход. Палач перед казнью изнасиловал малышку. Идут гонения на людей префекта. Надеюсь, у вас в парке нет скульптур Сеяна. В Риме их до сих пор сокрушают. Есть указ кесаря: найдут скульптуру префекта и ты - пропал…
Клавдия Прокула:  К счастью нет… Поверишь ли, Галл… Будто Проведение уберегло Пилата… Какой-то сумасшедший конь копытом убил мастера, который готовил к празднику скульптуру Сеяна.  Я поражена! В детстве  Пилата спас дельфин. Теперь вот, как видишь,  – конь! 
Галл: Да-а…  Выходит, если б не конь – не сидеть бы ему  сейчас здесь с нами…  Полон мир чудесами, как говорил Софокл… Но давайте, друзья, сменим тему. Я ведь вам две новости привез. Плохую и хорошую. Начал с плохой. А теперь – новость вторая. Хорошая… Вместе со мной на корабле в Кесарию из Рима прибыла трупа актеров. Их нанял Сенека. Он хочет подарить вам, тоскующим здесь, на задворках империи, свою  новую трагедию. Великий наш сочинитель назвал ее мистерией. Актеры говорят,  будто  это пророческий сон Клавдии Прокулы о событиях приближающейся Пасхи…
          
Сцена вторая
Спектакль римской трупы проходит как бы на сцене летнего театра в парке резиденции Пилата при другом освещении, поскольку это мистерия: спектакль – пророчество, о пасхальных событиях в Иерушалаиме, которым еще только предстоит свершиться.
На занавесе:         
                «МИСТЕРИИ ПИЛАТА»
               
                Занавес открывается
На сцене сбоку маленькая, импровизированная на три кресла «правительственная» ложа, где сидят прокуратор, Клавдия Прокула и их римский гость – трибун Домиций Галл.
Начинается спектакль приехавшей трупы.
    На сцене актер – Пилат, актриса - Клавдия Прокула, актер – Галл. Хозяева вышли проводить гостя, прощаются. За сценой  раздается ржание коня, какие-то отрывистые команды. К  стоящим у входа, подходит только что спешившийся, запыхавшийся центурион. Он прискакал из Иерушалаима. В руках держит шлем. Волосы мокрые от пота.
Актер – Центурион ( выразительно отдышавшись, актеру Пилату): Первосвященник Иосиф Каиафа приглашает  игемона  в Иерушалаим на еврейский праздник Пейсах… 
Все растерянно переглядываются.
Актер - Галл (с интересом смотрит на актера - Пилата): Поедешь?
            Актер - Пилат: Не лежит душа.  Пошлю   вместо себя  войскового трибуна. Пусть верховодит  Луций Руф. Он любит представительствовать и смотрится как цезарь!
           Актер - Галл (с сомнением качает головой): Я бы подумал, Пилат. Как я понимаю, на празднике будет   царь Галилеи Ирод Антипа и по протоколу должен быть прокуратор, а не войсковой трибун. И вообще, чем меньше ты сейчас будешь беспокоить Рим своими капризами, тем  меньше шансов, что казни людей Сеяна затронут и тебя. Подумай, подумай, Пилат… Надо ехать.
Актриса – Клавдия Прокула: Он прав, игемон. Надо ехать, хоть я, как и ты, не в восторге от приглашения. По сну – там готовится суд неправый и ты должен  поехать, и, вопреки всему, - спасти Праведника…
            Актер - Пилат (после некоторого молчания, вестовому): Иди, приготовь Фараона. Я поеду проводить Галла. А там - посмотрим…
 Актеры расходятся
Игемон Пилат (глядя из ложи вслед уходящим актерам, обращается к  сидящему с ним рядом в ложе Галлу): А что?   Любопытно закручивают…  Мне даже интересно… Может, останешься до конца спектакля.
Галл: Прости, брат Пилат. Мне пора  доложиться Вителлию. Ты же знаешь, проконсул ревнив…
Игемон Пилат и Галл обнимаются. Галл целует руку Клавдии Прокулы и уходит.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   Сцена первая

    Спектакль в кесарийском летнем театре, который смотрят Пилат, Клавдия Прокула и зрители, продолжается при ином, желтоватом освещении, будто действие происходит в параллельном мире.
Теперь здесь все актеры, кроме прокуратора, его супруги, сидящих в своей ложе на сцене, и зрителей в зале.
 С приближением Пасхи и,  соответственно, с надвигающимися событиями Великой Пятницы, начинает чувствоваться охватывающая актеров нервозность. Где-то далеко – далеко возникает отдаленный стук копыт мчащегося коня. Звук то пропадает, то возникает вновь: всадник будто скачет то по долине, то по взгорью. Это уже событие реального плана.
 Перед зрителями  спальня в иерушалаимской ставке прокуратора. Сцена заполнена тьмой. Некоторое время ничего не происходит.  Только там, где большое окно, видно, как ночное небо прочерчивают кометы. Фоном еле слышна музыка: две как бы параллельно звучащие мелодии: римская (дудка и барабан) и вторая – мотивы из оперы «Христос Суперстар». Когда доминирует мелодия Христа, в окне видно как на землю обрушивается блистательный звездный дождь. Небо приветствует готовящееся возвращения Христа после Его земного служения. Затем, разрушая мелодию и минорное настроение зрителей, раздается отвратительный вой (что-то вроде сигнала  воздушной тревоги). Это магрефа: в Храме начинается жертвоприношение. Вой длится две-три секунды. И когда смолкает, в темноте  раздается голос актрисы Клавдии Прокулы.

Актриса - Клавдия (сев на постели):  О, Пилат, какое  странное начало дня?
Что-то случилось?
      Актер - Пилат: Ничего не случилось, кроме того, что первосвященник Каиафа прислал нам с тобой на праздник Пейсах три кувшина эшкольского вина, корзину дамасских дынь и маленького пасхального агнца.
Актриса - Клавдия (радостно): Агнца?! Живого? (Хлопает в ладоши).
Актер - Пилат: Да, моя радость, да. Прислал маленького живого белоснежного барашка.
Актриса - Клавдия: О, Пилат, я хочу его потрогать. Потискать. Поласкать… Надеюсь, ты не отправил его на кухню?.. (Вздыхает): Сколько таких  чистых агнцев сгинет сегодня  на жертвенниках в пламени и в дыму! Мне их так жалко всегда...  А этого  мы спасем, да?
Актер - Пилат:  Да, моя матрона… Я  велел пустить его в наш парк. Пусть гуляет с павлинами. А потом мы возьмем его в Кесарию.  Барашек тебе понравится.
           Актриса - Клавдия: Конечно, понравится. Я уже люблю его, Пилат. У него должно быть такие жемчужные копытки… Вот видишь, Каиафа протягивает тебе руку. Может, у тебя все с ними  наладится? А что еще?
            Актер - Пилат:  Начальники тайных служб, доложили,  что город кишит  нищими,  колдунами, пророками, комедиантами, волхвами, и, что накануне нашего приезда, все птицы покинули  Иерушалаим…
            Актриса - Клавдия (изумленно): Все птицы покинули  Иерушалаим?  Мрак какой-то…
Актер - Пилат надевает тунику  и выходит в приемную. Там его ждет вестовой с пергаментом, свернутым в трубку. Слышно, как шумит толпа у praetorium. Можно даже разобрать отдельные выкрики.

Крики из толпы: Римлянин, покажи нам Галилеянина. Покажи Царя Иудейского, которого ты собрался казнить.
Актер - Пилат (озадачен): Какого еще царя им надо?
Актер - Вестовой: На рассвете храмовая стража привела к нам из дома Каиафы, где собирался ночью их Синедрион, Бродягу - Галилеянина, якобы возмущавшего  иудеев против Рима, и бумагу с решением их суда на подпись игемону. (вестовой протянул  Пилату пергамент с иудейскими каракулями  и печатью Синедриона).
Актер - Пилат (прислушиваясь к крикам): Но почему они кричат про Царя Иудейского? Разве Цари  Иудейские сидят в преторианской темнице?
Актер - Вестовой:  Галилеянин якобы называл себя Царем Иудейским.
Актер - Пилат в задумчивости читает документ. Из полуоткрытой двери в спальню появляется полуодетая Клавдия Прокула

Актриса - Клавдия: Остановись, игемон… Остановись! Я вижу, ты хочешь подписать этот приговор. Не делай этого…
Актер - Пилат: Как так?..  Как тебя понимать, Клавдия Прокула?
Актриса - Клавдия (кивает на вестового): Пусть он выйдет.
Актер - Пилат ( актеру - вестовому): Оставь нас.
Актер - вестовой выходит из приемной
Актриса - Клавдия, (едва вестовой ушел, кинулась к Пилату, прижалась и порывисто зашептала): Не делай этого, Пилат. Развиваются события моего сна. Тебе нельзя подписывать смертный приговор этому Галилеянину. Это человек от Бога. Подписав, ты сломаешь себе жизнь. Себе и мне. Так было во сне. Ты же  всегда доверял моим снам, Пилат.
           Актер – Пилат (Клавдии): Сны снами, но присягу - то я давал служить  кесарю. (Хлопает в ладоши, появляется вестовой.) Приготовь судейское кресло на Гаввафе. Я сам  вынесу приговор этому Галилейскому Бродяге…
       Актриса - Клавдия: Пилат мудр. (Целует его в голову)

Сцена вторая

        Сцена погружается в темноту и освещается снова. То возникая, то пропадая чуть слышен далекий топот коня.   Две трети  сцены занимает Гаввафа - некий подиум для свершения суда, треть – приемная.  Перед входом на  Гаввафу – арка  с латинской надписью EX AEGUE ET BONO и изображением  весов правосудия. Актер - Пилат выходит из темноты  приемной на подиум и видит, что толпа разношерстного народа уже вплотную подступила к солдатам, преграждающим подступ к подиуму. Он рассматривает толпу, а толпа в страхе и почтении  рассматривает Пилата. Актер - Пилат садится в приготовленное для него судейское кресло, и сейчас же появляются два легионера со знаменами и становятся у другого входа на Гаввафу. Под ноги Пилату ставят скамеечку.
              Два стражника вводят на Гаввафу актера - Галилеянина. И актер - Пилат с ужасом  видит, как склоняются перед актером - Галилеянином римские знамена, когда Он проходит под ними. Актер - Пилат потрясен! Он не верит своим глазам. Некоторое время он молчит.

Актер - Пилат (раздраженно кричит знаменосцам): Зачем вы сделали так?
Растерянные знаменосцы переглядываются. Они  и сами не понимают, как все это произошло.
Актер - Пилат: Уведите арестованного и введите снова. (Знаменосцам): Если вы опять наклоните знамена, я велю отрубить вам головы.
Арестованного уводят и через минуту вводят снова. И снова римские знамена склонились в сторону Галилеянина.
Актер - Пилат (озадачен, но быстро приходит в себя): Сменить знаменосцев! (Смотрит, как происходит смена знаменосцев. Центуриону):  Взять их  под стражу и жестоко  наказать…
Актер - Стражник ставит актера - Галилеянина перед актером - Пилатом.  У Галилеянина  лицо аскета. Он – бос. Одет в фиолетовый хитон.  Руки связаны за спиной. На голове терновый венок. На лбу и щеке следы крови.
Актер – Пилат, молча, без особого  интереса,  рассматривает стоящего перед ним Человека.
 Актер - Пилат:  Кто ты?
Актер - Галилеянин: Сын Человеческий…
Актер – Пилат: Сын человеческий? Допустим... А я  тогда – кто?
Актер - Галилеянин: Ты?  Ты – раб Божий.
             Актер - Пилат: Занятно… Пусть так… А имя у тебя есть, Сын  Человеческий?
Актер - Галилеянин: Люди называют меня Иисус Назарянин…
Актер - Пилат: Так ты из Назарета? Слышал я,  евреи говорят: «Может ли быть из Назарета, что - либо путное»?.. (Пилат рассматривая документ Синедриона): Вот на Тебя тут бумага… Синедрион свидетельствует, что Ты богохульник. что ты смущал людей своими речами.
Актер - Галилеянин:  Синедрион не разобрался. Я не смущал людей… Я учил людей истине. А истина, - согласись,  римлянин, - многих смущает…
Актер - Пилат (оживляясь): Истина многих смущает?  Это ты хорошо сказал… Значит ты учил людей истине. Так, ты, значит, философ? Занятно.  Когда-то Пилат  тоже был не чужд  философии… (Страже): Разве Он разбойник, что вы  так скрутили Его?   Развяжите Ему руки и снимите этот страшный венец… (Галилеянину):  Итак,  ты учил людей истине…Тогда ответь мне, Сын Человеческий, зачем людям истина?.. Знаешь, я иногда спрашиваю себя: нужна ли она им?..  Примут ли они твою истину?
Актер - Галилеянин: Я, как и ты, игемон, думал над этим…  И, скажу: не напрасно. Они примут ее. Может, не сразу… И - не все… Понемногу… Сначала сердцем… Потом умом. Тот, кто от истины -  всегда услышит Мой голос.  Ибо тот, кто обладает истиной, свободен от суеты… А у того, кто свободен от суеты, есть место для Бога. А Бог – это  истина… Бог – это  любовь… Бог это справедливость…
Актер - Пилат:  Складно говоришь, Галилеянин. Очень складно…  В Афинах был такой учитель - Сократ. Слышал о нем? Он тоже нес  людям  истину, но ему дали чашу с ядом.
Актер - Галилеянин: Сократ был клоун. Он смеялся над учениками, а не учил истине. Он смеялся и над истиной. Разве не он сказал: «In vina veritas»?
Актер - Пилат: Тут я с тобой соглашусь: Сократ действительно смахивал на паяца. И не прочь был посмеяться над учениками. Однако  открой мне все-таки твою истину. Вдруг эта твоя истина подойдет и  римлянам?
             Актер - Галилеянин: Я учу людей не делать другим того, чего они не хотят себе.
Актер - Пилат: Не делать другим того, чего не хочешь себе!..  Что ж…Ты справедлив! И тут я, пожалуй, с Тобой соглашусь. Высокая истина! Я бы даже сказал: всеблагая… Но, мечтатель! Твоя истина не годится для жизни.  Как бы я тогда управлял Иудеей, а великий кесарь Тиберий Вселенной, если бы мы следовали твоей истине? Мир держится на праве сильного, а вовсе не на справедливости! Разве ты не знал?..
Актер Галилеянин: Скажу, Ты прав, игемон. Град временный, Град смертный держится на силе. А Град вечный, Град бессмертный, Град,  чуждый дьявольской гордыни, держится на справедливости… В мирской жизни  оба града  временно перемешаны и переплетены… И в этом суть моего учения.
Актер-Пилат: Твое учение мне любопытно. Но люди корыстны… Тщеславны, завистливы, лицемерны… Они будут одобрять, посеянное  тобою, но делать по своему… И завянет твой посев на корню… Но меня ты порадовал. Вижу, нет в тебе зла, Сын Человеческий… И Ты пока не опасен… Ты ведь не требуешь возвести тебя на царство. Ты не враг кесарю. И как я понимаю, вся Твоя вина в том, что Ты поднял длань на Закон Моисеев. Не чтишь субботы. Бери пример с римлян. Граждане Рима  чтут свои законы!  Оттого и  велик Рим. И силен…  И – вечен! (Опять смотрит в пергамент):  Вот тут Ты призываешь любить ближнего и даже врагов своих… Подставлять щеку, ударившему тебя. А это, скажу Тебе, вообще – глупо. Посмотри на моих красавцев центурионов, разбивавших, как каленые орехи,  глупые  головы, галлов, германцев, бриттов…  Готовы ли они подставить щеку врагам? Ты думаешь, что Ты пророк? А Ты смешон. И смешна Твоя проповедь. Смешна и не разумна. И, поверь Пилату, не нужна ни иудеям, ни римлянам… Разве что – гонимым и сирым… Хотя,  признаюсь, зерно в ней все-таки есть. Но если оно прорастет… Мне страшно подумать, что тогда будет! Представь, что станет тогда  с богами Рима?..  С нашим Громовержцем Юпитером! О-о-о…   Мне, римскому прокуратору,  любопытна твоя проповедь. И я охотно понаблюдал бы за твоей беседой с Сократом или с Сенекой… Представь себе, Галилеянин, что «злодей» Пилат, любит умные разговоры… Но, увы… Синедрион-то ты не убедил. Ученые раввины отвергли твою истину… Я же, вины на Тебе смертной не вижу. А, чтобы не  развращал народ иудейский  ненужными ему смыслами, велю бичевать Тебя, посадить на осла, на котором Ты, говорят, и вправду, как Царь Иудейский, приехал  сюда на праздник, сунуть ему под хвост факел и  поскорее выпроводить из Иерушалаима. Все! Именем кесаря, Народа римского и Сената приговариваю Тебя к бичеванию. Суд закончен. Увидите этого Человека…
 Сцена третья
Актер -Пилат встает и уходит в приемную. На Гаввафе гаснет свет и зажигается в приемной.  Там на диване сидит актриса -  Клавдия Прокула и что-то вяжет. Кроме рабочего стола Пилата, стоит маленький столик. На нем кувшин с вином, два бокала, фрукты. Актер - Пилат доволен собой.
 
Актер - Пилат:  Возрадуйся, благоверная, Галилеянин спасен. Чтобы потрафить Синедриону, будет наказан бичами и выслан из города.
             Актриса - Клавдия подходит и касается  губами головы Пилата.
Актриса - Клавдия: Я  всегда знала, что Пилат мудр.
Актер - Пилат (кивает): С этим можно и  согласиться… Но Галилеянин, - представь! - был не менее мудр, чем Пилат… Я – поражен! Никто не говорил со мной так, как этот Царь Иудейский! Знаешь, Он напомнил мне своими рассуждениями Сенеку. Он сказал, что «не следует делать людям того, чего не хочешь себе!» А?  Разве – не Сенека? Ну, а Сенека, как всем известно, совсем не чужд земных радостей…  Суд завершен. Так не выпить ли нам эшкольского по такому случаю.         
Актриса - Клавдия: Извини. Пилат, но я пока пить не стану. Мне не верится, что спектакль, затеянный Каиафой, окончен.
Актер - Пилат: Ну, а я выпью. Охотно… Никогда не разбирал такого странного дела… И Он не злодей, вовсе, – этот Галилеянин… Я не нашел в нем неправды…
Актер - Пилат пьет вино. Вино ему нравится. Наливает еще бокал и пьет смакуя. Довольный разрешением судебного дела, расхаживает по приемной. Полагая, что суд окончен, переходит к мучающей его теме.

Актер – Пилат:  С Галилеянином решено, а вот – Сеян… Ох, Сеян, Сеян… Из головы не идет казнь его дочери…  Не могу поверить, что за этим стоит кесарь…
Актриса - Клавдия: Тяжко думать об этой малютке…
Раздается стук в дверь и в приемную входит центурион, отвечающий за судебные процедуры на Гаввафе.

Актер - Центурион:  Прости, игемон, пришли Каиафа с членами Синедриона. Но дальше Гаввафы в праздничный день, по глупости своей иудейской,  двинуться не могут. Смех – да и только! Бог их, якобы, это им  запрещает! Господа иудеи не довольны твоим решением и хотят тебя видеть. Что им сказать?
Актер - Пилат морщится. Настроение испортилось.
Актер - Центурион (понимает нежелание Пилата видеть Каиафу): Игемон устал? Пусть священники подождут?
Актер - Пилат кивает. К нему подходит Клавдия Прокула, внимательно его оглядывает. Кладет ему руки на плечи..
Актриса - Клавдия: Не пей больше, Пилат. Лицо твое стало совсем красным, (и, не зная, как развеять его  настроение, неожиданно предлагает): Давай, Пилат, потанцуем, как мы танцевали в Палатинском дворце перед отплытием в Иудею. Я танцевала с могущественным тогда Сеяном, а ты – с Юлией, внучкой кесаря… Волшебные были времена… Это поднимет тебе настроение…
Актер - Пилат (одобрительно): Умница… Небо послало тебя наставлять Пилата.
Медленно и плавно, точно в волшебном сне, будто в каком-то параллельном сказочном мире, актеры Клавдия и Пилат, закружились в танце. Танец прервал повторный стук в дверь. Снова вошел центурион.

Сцена четвертая
Пилат пытается спасти Галилеянина от казни. Ему приходит в голову, возможно, спасительная мысль.
Пилат: Первосвященник, Рим знает, что ты мудрый иудейский правитель. И – уважает тебя.   Ты называешь Галилеянина – Царь Иудейский. Тогда будем соблюдать протокол:  отправим Галилеянина во дворец к  царю Ироду Антипе. Благо тот прибыл на праздник. Он правит Галилей. И пусть цари иудейские решают между собой.   Великий кесарь учил игемона сторониться иудейских распрей.  Не нарушать ваши традиции и уставы…  Все, Каиафа!  Суд Пилата окончен. Желаю тебе лучший иудейский первосвященник успехов в делах божьих, почета и уважения твоим детям…
Сцена пятая
Актер - Пилат (доволен собой, ибо нашел выход. Клавдии): Все. Суд  Пилата закончен. Теперь спор решают цари иудейские. Галилеянин и Ирод Антипа.  Протокол соблюден.  И Пилат умывает руки.
             Актриса - Клавдия (сокрушенно качает головой): О, если б  так было, Пилат. Если б они решили между собой. Но по сну  - им нужен судья - римлянин… Не иудей! Нет! Римлянин…
          От безысходности она опять  подходит к актеру -  Пилату  и ведет его танцевать. И опять они медленно, будто в сказочном сне, будто исчезая из реальности,  молча,  танцуют. Пилат видит в ее глазах слезы

           Актер - Пилат (всматривается в лицо Клавдии): Ты плачешь? Что-то случилось? Случилось то, чего я не знаю?
          Актриса - Клавдия: Случилось… Случилось страшное…  Чего не было в моем сне… Кто-то зарезал нашего маленького агнца, которого ты пустил в парк praetorium…
           Актер - Пилат (не сразу понимает смысл): Кто-то зарезал нашего агнца?.. Какого агнца?
           Актриса - Клавдия: Того, что нам подарил на пасху первосвященник Каиафа… Пока тебя не было, пришел твой вестовой и  сказал мне, что, по словам иудеев, к нам в парк забрался местный сумасшедший по имени Иуда Симонов (родовое имя Иуды Искариота) и зарезал нашего агнца, чтобы гадать по его внутренностям. И нагадал большую беду! И тут же в саду praetorium,  в нашем саду! - повесился… Ужас!
             Актер - Пилат (потрясен): Какой-то Иуда зарезал агнца? Нашего агнца! Гадал на внутренностях? Повесился? Чудовищно! Ничего более  дикого не встречал… Даже на Рейне… Даже у германцев… Куда смотрели мои центурионы, моя охрана? Чем занимается рrimipilaris Марцелл Фест?
              Они машинально продолжают танцевать.
              И опять, словно видение, в дверях возник центурион.

            Актер - Центурион:  Игемон, царь Ирод Антипа не вынес решения. Он  вернул Галилеянина. Толпа требует суда над Царем Иудейским. Опять пришел Каиафа. Священники  возмущают народ против  Рима.
            Актер - Пилат (центуриону): Узнай кто такой этот Иуда  Симонов. И почему этот сукин сын, зарезал нашего агнца и повесился в парке praetorium… А первосвященнику скажи, что у игемона срочные дела. Получен документ из Рима.  Пусть подождет. И еще: на сегодняшнюю  ночь раздай по манипулам   тессеру с паролем… (на миг задумывается) с паролем – «Агнец»…
Еще некоторое время  актер - Пилат и актриса -  Клавдия, как в забытье,  танцуют свой печальный танец. Наконец, актер - Пилат выходит на Гаввафу.

Сцена шестая
На первосвященнике нет лица и тон его далек от почтительного. Так не разговаривают с игемоном. Тут же стоит актер - Галилеянин. Ирод Антипа вырядил его в белые одежды и вновь увенчал терновым венком. Это плевок в сторону Пилата: в  такие одежды одеваются, претендующие на высокую должность римляне.  Пот и кровь от уколов терновника текут по лицу Галилеянина. Издали, все также слышен топот скачущего в ставку Пилата гонца.

Актер - Первосвященник: Не уходи от решения, игемон. Бунт уже охватывает город… Разве тебя не пугает, что Галилеянин назвался Царем Иудейским?  Или  тебе неизвестно, что  нет у нас, иудеев,  царя кроме римского кесаря?.. 
            Актер - Пилат (спокойно, с неприязнью): Знаю, знаю, первосвященник… Всегда вы, иудеи, были крамольниками и к тем, кто приносил вам пользу, были враждебны.
Актер - Первосвященник (язвительно): И, кто же были эти наши благодетели? Уж – не Римские ли кесари?
Актер - Пилат: А то – не знаешь?  Это Бог ваш, который от каторги египетской вас избавил, в голодной пустыне послал вам манну, дал вам воду из камня, Закон дал вашему народу. А вы все других богов искали, тельца золотого слили вместо Бога. И Бог стерпел… Моисея послал жизнь вашу обустроить…  Так, знай: ни единого греха не нашел я в Галилейском проповеднике.
Актер - Первосвященник (он в истерике): Ты будто ослеп, римлянин…  Оглядись! В городе начинается мятеж! Начинается бунт против Рима… Видишь дым? (Показывает в сторону Нижнего города). В Нижнем городе опять горит синагога… А ставленник великого кесаря в ус не дует!  Вижу – ты не друг кесарю… Вот
закончится праздник и мы  пошлем послов к Тиберию… Мы расскажем о сокрытии тобой врага Рима… И ты дорого заплатишь за это. Вспомни  своего покровителя префекта Сеяна…
Актер - Пилат (поднимает вверх правую руку):  Пугаешь?..  А, давай, мудрый иудейский вождь, послушаем народ ваш… Положимся на здравый смысл иудеев. Ты  же знаешь: по случаю праздника  игемон может отпустить одного смертника. Вот и спросим людей,  кого отпустить им – Царя Иудейского или  разбойника Варавву. Как народ решит, так игемон и поступит…(Пилат – стражникам): Приведите Варавву.
Приводят всклокоченного в изодранных одеждах разбойника актера - Варавву и ставят рядом с актером - Галилеянином. Толпа замерла..

Актер - Пилат (показывая толпе на Галилеянина): Се Человек!  Его зовут Иисус  Назарянин… Он учит возлюбить ближнего как самого себя. А вот – злодей, известный вам разбойник Иисус  Варавва... Кого отпущу вам?
Актер - Варавва (оживился, выпрямился и крикнул): Слушай, Израиль. Ягве Бог наш. И Ягве един.
Толпа: Ягве Бог наш. И Ягве един.
Актер - Пилат: Что сделаю я с Царем Иудейским?
Толпа: Распни! Распни Царя Иудейского…
В толпе  много плачущих о Галилеянине, воющих в истерике женщин, царапающих себе в исступлении лица.

Актер - Пилат (чуть наклоняясь к Галилеянину, с горькой усмешкой, без злорадства, скорее - сочувственно): Вот она истина Твоя, которая приходит с неба, Сын Человеческий, Царь Иудейский… (Чуть наклонившись к Иисусу): Скажи…   Ты пришел, чтобы умереть?
Актер - Галилеянин: «Если пшеничное зерно, пав на землю не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода».
Актер – Пилат (ближе к уху Галилеянина): Что могу сделать для Тебя?
Актер - Галилеянин: То, что сказано.
Актер - Пилат: Что же сказано?
Актер - Галилеянин: Пророки писали о моем страдании и воскресении…
Актер - Пилат: О воскресении?.. О, боги…  (Галилеянину, слегка прикрыв рот ладонью, чтобы никто не слышал): А хочешь, я  прикажу вернуть тебя  отсюда в темницу «для доследования». А ночью мой человек выведет Тебя из города?
Актер - Галилеянин: Сократу предлагали бежать из Афин, но он предпочел чашу с ядом…
Актер - Пилат: Хочешь повторить судьбу Афинского мудреца?
Актер - Галилеянин: У Сына Человеческого своя стезя…
Появляются стражники, чтобы увести Галилеянина на казнь.
Актер - Пилат  отворачивается от  первосвященника. Гаввафа как-то внезапно вдруг опустела. Толпа исчезла. Вокруг никого. Небо померкло.  На Пилата находит как бы столбняк. Непонятно зачем, он  опускается в свое судейское кресло. И так, в забытье, убитый, один на Гаввафе, в полумраке,  сидит, бездумно глядя перед собой. Звучит Баховская мелодия из «Страстей по Матфею».  Пилат, и зрители слушают Баха. И вдруг раздается далекий пронзительный крик: «Или, Или! лама савахфани»  ( «Боже  Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»)
(Матф.27:46)
Актер – Пилат (к Небу): Кого ты зовешь, несчастный?..
 В потемневшем небе над Храмом зажглась звезда. Звучат Страсти по Матфею.
 Актер - Пилат (отрешенно): Мрак сходит на землю…  Над Храмом зажглась звезда… Мне страшно…   Кто ты, на самом деле, Галилеянин? Сын Человеческий?.. О боги Рима, вразумите Пилата…
Гаснет свет. Продолжают звучать  «Страсти по Матфею». В темном небе над Храмом горит одинокая звезда.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сцена первая
 Утро. Третий день после казни.  Спальная комната в ставке Пилата. Дудки и барабана почти не слышно. Чуть звучит мелодия из Суперстар. И иногда слабый, далекий стук копыт. Спальня заполняется туманом. Из тумана появляются три призрака -  женщины в белых одеждах, медленно, молча,  танцуют. Потом тихо поют:

Щедро мы лили
Миро душистое,
В гроб положили
Тело пречистое;
В ткань плащаницы
Был облачен Христос, -
Кто ж из гробницы
Тело унес?
(Гете. Фауст. Перевод Н.А. Холодковского)
Актер - Пилат (Клавдии): Как ты, голубка моя?.. Сегодня третий день. Приличия соблюдены, и мы уезжаем в Кесарию. И постараемся поскорее забыть эту печальную Пасху.
Актриса - Клавдия: Ох, если б так было, Пилат…  Мне тяжело тебе это говорить, господин мой, но я опять видела тот же сон…  Галилеянин, которого ты распял – Воскрес!
               Актер - Пилат: Воскрес?..  Распятый?.. Этого мне еще только и не хватало! Боги, что происходит с нами?.. Но - вернемся на землю… Ты, Клавдия,  хочешь, чтобы римлянин  Пилат поверил, что распятый Галилеянин воскрес?    Помню, Галилеянин действительно мне что-то говорил, что в Писании будто сказано о Его страданиях и воскресении…  Но может ли поверить в это здравый латинский ум? 
Спектакль на миг приостанавливается.
Клавдия Прокула (в ложе, игемону Пилату): Да. Все так! Все по сну! Но разве такое бывает? Правда,  призраков танцующих, в  моем сне  не было.
Игемон Пилат (Клавдии Прокуле):  О, если б мне  выпало заглянуть на миг  в твой сон…
Спектакль продолжается.
На рассвете пришел агент Левкий. Снял маску. У него срочное сообщение. Начинает докладывать. Пилат перебивает: До меня дошли слухи, что Галилеянин воскрес
Услышав это, Левкий испугался, стал вытирать сразу вспотевший лоб, хотел надеть маску, поднес ее к лицу, но передумал.

Актер - Левкий: Откуда тебе это известно, господин мой? Ведь об этом, кроме моих людей, и, возможно, Каиафы, еще никто не знает.
Актер - Пилат (довольный произведенным эффектом, разводит руками. Он еще не осознает всех последствий такого воскресения): Увы, нам, увы, мой еврей! Бог Израиля послал мне сон…
Актер - Левкий (с сомнением качает головой): Мне, иудею, трудно в это поверить. Бог Израиля не говорит с язычниками из Рима.
Пилат поручает Левкию собрать свидетельства о воскрешении  Галилеянина. Левкию удается разыскать Матерь Иисуса и поговорить с ней. Мария рассказала ему о рождении Иисуса. Она помнила, как муж  Иосиф,  ввел Ее в заброшенную  вифлеемскими пастухами пещеру, уложил на охапку принесенного с собой сена, и бегом побежал в селение искать знающую женщину - повитуху. Она рассказала, как напугался Иосиф, выбравшись на свет из пещеры.  Ибо «увидел  он небо остановившимся, и воздух омрачился, и птицы задерживались среди полета своего. И, взглянув на землю, он увидел котел, наполненный приготовленным мясом, и работников возлежавших, руки которых были в котлах. И, собравшись есть, они  не ели, и те, кто протянули руки, не брали ничего, и взоры всех были обращены к небу. И овцы были рассеяны, они ходили, но остановились неподвижными. И пастух поднял руку, чтобы ударить их своим посохом, и рука его остановилась, не  опускаясь. И, взглянув в сторону реки, он увидел козлов, губы которых касались воды, но они не пили, ибо все в эту минуту уклонились от пути своего». Она поразилась: всегда тихий и молчаливый  плотник Иосиф говорил как поэт. Мария рассказала, как была обручена с Иосифом, как пытали ее священники, узнав о зачатии. И, как, наконец, поверили в ее безгрешность.       
Затем актер -Пилат заслушал свидетельства о Воскресшем из уст любимого ученика Иисуса  апостола Иоанна.

          Актер - Пилат:  А скажи,  Иоанн, видел ли ты сам Иисуса после Его, якобы, воскресения? Говорил ли ты с Ним?
Актер - Иоанн: Да, мой господин. Он явился нам, одиннадцати своим ученикам на горе Елеонской и, напутствуя нас, сказал: «Идите и проповедуйте Слово Божье. Именем моим будете изгонять бесов; будете говорить новыми языками; будете брать змей; и если что смертоносное выпьете, не повредит вам; возложите руки на больных, и они будут здоровы…».
Актер - Пилат: И ты утверждаешь, что видел Его живым после Распятия? Я правильно тебя понял?
Актер - Иоанн: Да, мой господин.
Актер - Пилат: И ты говорил с Ним?
Актер - Иоанн: Говорил…
Актер - Пилат: И можешь мне это доказать? (Пилату приходит в голову, как проверить правдивость слов Иоанна).   Галилеянин обещал вас защитить от смертоносного яда?
Актер - Иоанн: Да. Так, мой господин.
Актер - Пилат:  И ты готов выпить яд, чтобы доказать  игемону, что все это не придумано тобой?
Актер - Иоанн: Готов, мой господин. Ибо хочу, чтобы и игемон уверовал в Господа.
Актер - Пилат (актеру - Левкию): Принеси ему чашу с цикутой…
Принесли чашу с цикутой.
Актер - Пилат (Иоанну): Ты не передумал?
Актер - Иоанн: Учитель защитит меня от яда.
Актер - Левкий: Тогда, пей…
Актриса - Клавдия Прокула закрывает лицо руками: гордой римлянке страшно и стыдно.
Юноша принял от слуги чашу. Ни тени сомнения на его лице. Испытание было жестоким. Пилат верил и не верил в заклятье. Однако отягощать душу свою  еще одной смертью праведника  ему не хотелось.
Актер - Пилат (едва губы Иоанна коснулись края сосуда, поднял руку): Остановись! (Слуге): Забери у него чашу с ядом
Слуга забирает чашу и уходит.
Актриса - Клавдия взглядом благодарит Пилата.

Затем проходит допрос свидетеля Вараввы, с которым Иисус сидел в преторианской темнице.

Варавва: «Когда Его к нам впихнули: Геста и Дижман молились в углу. А я ходил по темнице и тоже пробовал молиться. Да оказалось – забыл слова… Клянусь… Думаю, вино виновато...  Мне бы глоток вина, начальник!..
Левкий показывает ему кулак.
Варавва: Понял. Продолжаю. Значит, я молюсь - а тут Он… Видный такой… И говорит: «Извини Варавва, что прервал твою молитву. Ты ведь из тех, кто шею держит упруго. Любишь жать, где не сеял, собирать, где не рассыпал… Бога забыл…». Я так и обмер. Откуда Он знает Варавву? Он и этих придурков: Гесту с Дижманом по именам назвал. И поприветствовал, как и меня. Мы все так и обомлели. Откуда,  спрашиваем, ты нас, почтенный Человек, знаешь. Ведь мы ни разу не встречались. А Он отвечает: «Я много молюсь, и оттого мне разное знание дается…». Потом  Варавва был удивлен, что раны у нас у всех от бичей перестали болеть, и  затянулись, будто ничего и не было. И мы подумали, что Он волхв или колдун…  Позднее, у Храма, я узнал от раввинов, что Он был Сын Божий… Но, кто объяснит Варавве: разве Сын Божий сидит в тюрьме, как разбойник? А еще он  обещал, что до захода солнца Варавву отпустят из темницы. Так и случилось.
Варавва ( с вызовом Пилату. Стучит кулаком себе по груди):  Я – Варавва… Я говорил с самим Господом и Тот знает мое имя. А говорил ли с игемоном Юпитер? И знает ли  Римский Громовержец имя игемона?
Пилат (разводит руками): Увы, нам, увы…
Сцена пятая
Рабочий кабинет Пилата в Антониевой крепости. Опять издалека доносится стук копыт… На стене – Щит Тиберия. Актер - Пилат в тунике с двумя узкими красными полосами на плече, означающими его принадлежность к сословию всадников.  Он лежит на персидском диване. Игемон очень устал. Запутался в смыслах событий, чуждых  уму латинянина.  Ладонями он прикрыл глаза. Он не  желает больше никого видеть и ничего знать. Он как бы защищает свою голову от новых  вестей, откуда бы они не исходили. В отдалении звучит то усиливаясь, то затихая музыка из «Суперстар». Актриса - Клавдия Прокула поливает цветы. Они неожиданно сделались  заметны зрителям: яркие и крупные. Полны жизни. Клавдия садится рядом с актером -  Пилатом. Сочувственно смотрит на него.
 
 Актриса - Клавдия: Ох, не бери все так близко к сердцу, Пилат. Разве ты еще не понял, что все это миф. Наваждение. Явь такой не бывает. Вознеси мольбы Юпитеру Всеблагому…
Актер - Пилат (неохотно снимает руки с лица. Садится. С того момента, как он узнал о воскресении Галилеянина, он постоянно подавлен): Возносил…  Возносил… И не раз… Но он меня не услышал… Не захотел услышать… В голове все смешалось… Никак не могу заснуть… Ни ночью, ни днем… Все эти  слова   Его об исполнении  еврейских пророчеств… А свидетельства о Сыне Божьем, о которых мне каждый  день докладывает Левкий?   Они  не дают мне покоя. Все ищу слова, чтобы объяснить кесарю, что Галилеянин Воскрес, что он Сын Божий… И такое приходит мне в голову, что начинаю сомневаться в своем ли Пилат уме… Пилат – исполнитель иудейских пророчеств! О, боги! Кто назначил его играть в этой небесной мистерии?
Актриса - Клавдия: Я видела, ты начал писать письмо Сенеке… Мне интересно… Прочти что-нибудь… Я ведь тоже пытаюсь понять, что же здесь все-таки происходит…
Актер – Пилат (читает письмо): Помню, Сенека, ты говорил мне, что «Жизнь –  как пьеса. Не важно, длинна ли она, важно - хорошо ли она сыграна»…»
Игемон Пилат ( в ложе, перебивая актера -  Пилата, Клавдии Прокуле):  Удивительно! Сенека действительно говорил мне эти слова…  Да… Жизнь, как пьеса…
Актер – Пилат (продолжает читать письмо):  Пьеса, в которой я не по своей воле сейчас  играю одну из главных ролей, написана не мною. И я не выбирал себе роль, чтобы играть в ней. Кто-то всесильный выбрал меня и назначил играть… Сейчас я много думаю о том, что ты говорил мне о божественной воле: будто в отличии от человеческой, она может быть только благой. Сначала мне казалось, что именно эта высшая воля и сделала из меня палача. Ибо  твой ученик, чего с ним никогда  не случалось,  послал на казнь невиновного. И потому эта воля казалась мне злом. Кому во благо, размышлял я, римлянин, римский всадник, прокуратор Иудеи,  пойдя на поводу, у постоянно интригующего против него Синедриона, обрек на смерть  Галилейского мудреца, выдававшего себя за  Сына Божия?  Кому? - спрашивал я себя и не находил ответа.  Но после того, как распространился слух, что этот мудрец воскрес, - да, да, Воскрес! Пьеса, где Пилат сыграл роль палача, превратилась в мистерию...  Воскрес! Слышал ли ты, что-нибудь подобное?  Воскрес -   и встречался со своими учениками, и его видели в разное время в разных местах.  Когда же иудеи показали мне пророчества о Нем в своих  темных книгах и признались, что они ошиблись и подбили меня послать на смерть действительно  Сына Божия, когда о Галилеянине моему осведомителю свидетельствовала Его Матерь Мария, когда я самолично допросил Его любимого ученика Иоанна, я увидел свою миссию в ином свете. Я был ошеломлен. Испуган! Я вдруг понял, что учитель мой Сенека,  опять оказался прав: воля Проведения может быть только благой.  Меня будто озарило небесным светом… Я вдруг осознал, что здесь  происходит. А происходит здесь, в этой  темной стране, невероятное: Проведение  моими руками выстраивает один из своих великих  религиозных   проектов… Да, да,  любезный Сенека! Твой ученик Пилат не сошел с ума. Его руками закладывается фундамент  чуждой нам сейчас веры, которой, - поверь! - суждено покорить Рим. И не только Рим!  Разве не  руками Александра, Цезаря,  Августа Октавиана  с какими-то неведомыми  нам смертным, но  обязательно, как ты считаешь благими, целями перекраивалась Вселенная?  Мне вдруг открылось, что на смену империи силы грядет Империя любви Божьей, о которой говорил мне перед казнью этот  Галилейский философ, и  Любовь эту,  как выяснилось позднее, Он  послал проповедовать в мир своих учеников. Как-то ты сказал мне, что цикута сделала Сократа Сократом.  Я говорю: распятие - сделало Галилейского проповедника Иисуса Назарянина Христом…  Голова разламывается от всех этих смыслов… И я каждодневно спрашиваю себя и мою голубку Клавдию Прокулу: а не сошел ли с ума «Всадник Золотое Копье»?..
Некоторое время актеры Клавдия и Пилат молчат. Звучит мелодия из «Суперстар». Чуть слышно стучат копыта. Скачет гонец к Пилату…

Актриса - Клавдия (прерывая молчание):  Ты прав, Пилат! Галилеянина, распятого на кресте,  люди сделают символом новой веры.  Но смертному, поклоннику Юпитера Всеблагого, страшно в это поверить!
Актер – Пилат: Чем больше я узнаю, тем больше убеждаюсь, что Он действительно был Сын Божий. Верить верю, но умом все-таки  не понимаю. Об этом, как видишь, и Сенеке пишу…  Как-то Рим воспримет все это?..
Актриса - Клавдия (вытирая мокрые глаза): Рим! Что Рим?! Что Рим, мой Пилат?!  Я о другом печалюсь… Представляю, какой крест взвалят теперь на тебя,  сторонники и ученики этого Назарянина. И даже  враги Его - книжники и фарисеи. Все скопом они  навалятся на тебя, мой Пилат. Ты правильно пишешь Сенеке: «крест, на котором Его распяли, станет символом  новой веры». Да, Пилат. Именно так все  и будет. Но все будут помнить, только одно: крест для распятия Галилеянина, выстрогал и сколотил римский прокуратор Понтий Пилат. И мир будет славить  Галилеянина  и проклинать Пилата. И никакой почтенный иудей Иосиф Аримофейский, который по твоему слову, снял мертвого Галилеянина с креста, не снимет с того креста прокуратора Понтия Пилата. Мне грустно и меня одолевает печаль,  и я плачу, когда размышляю над этим. Мне горестно за тебя Пилат. Я верю, что ты исполнял лишь одну  волю Божью.  Нет, не волю Каиафы, не волю его Синедриона. Волю Божью!  Но ты обречен. Как какой-нибудь античный герой. Как Прометей. Он дал миру живительный огонь.  А ты представил  миру Спасителя. Ибо, как ты пишешь Сенеке: «Если цикута сделала Сократа Сократом, то Голгофа сделала Иисуса из Назарета Христом!»  И отныне верующие в Распятого Галилеянина, и не злодеи, не гарпии вовсе, будут клевать и клевать твою печень. И я ужасаюсь, как все  это не справедливо.
Актер - Пилат: Ну и воображение у тебя, Клавдия Прокула… Какой из меня Прометей… Спасибо тебе, что ты со мной… И кесарь пока не причислил меня к своим врагам, как ставленника  заговорщика Сеяна, и не прислал мне центуриона с «Копьем Беды». Но хватит об этом…
 Актриса - Клавдия: Нет, Пилат, нет! Не хватит.  Это ведь и мой крест…И чтобы ты, или какие-то там дееписатели не говорили в твое оправдание, никто ни  тебе, не им не поверит. И только один  Он, Распятый, знает истину: крест твой - возложен был на тебя свыше.  Вспомни, что говорил тебе Галилеянин: «Ты не имел бы надо мною власти, если бы это не дано тебе было свыше»… Но, кто разберется во всем этом. Разве что один твой Сенека  смог бы…Прости, прости меня, игемон – сбылось пророчество, о котором я тебе говорила перед отправкой в Иудею.
Актер - Пилат: О чем пророчество-то? Их много было…
Актриса - Клавдия:  О том что жизнь наша после твоего суда над Праведником пойдет вспять… Прости меня, игемон… Прости, что не уберегла тебя от позора. Прости, что не отговорила от Иудеи. Прости, что мечтала видеть войскового трибуна Пилата прокуратором… Помнишь, ты сетовал, что тебе за тридцать, но скульптур трибуна Пилата нет на Форуме Августа. И я страдала с тобой… Прости честолюбивую римлянку…
И актриса - Клавдия Прокула, безудержно рыдая, опускается к ногам актера - Пилата.
Спектакль как бы закончен.
 В ложе: Клавдия Прокула прикладывает к глазам платок, а игемон Пилат – тупо смотрит себе под ноги… Затем  супруги выходят на сцену. Появляется  вестовой и  передает им  букеты роз.  Пилат дарит актрисе – Клавдии цветы. Клавдия – Прокула дарит цветы актеру-Пилату. Кто-то из зрителей, в знак благодарности, преподносит супруге игемона  Клавдии Прокуле маленького белого игрушечного агнца с золотой короной на голове.
И тут… Заглушая все звуки, мелодии и аплодисменты, пугающе усиливаемый радиотрансляцией стук  копыт до невыносимого, раздается громкое  ржание коня и - наступает ошеломляющая тишина.
Пилат, Клавдия Прокула, актеры, зрители – все испуганы, потрясены. На сцену, не к актеру - Пилату, к прокуратору - Пилату, оказавшемуся вдруг одному посреди сценической площадки, медленно, точно во сне, идет через зрительный зал необычайно высокого роста центурион. Актеры жмутся по краям сцены.

Центурион (громкоголосо): Прокуратору Понтию Пилату -  радоваться! Первосвященник Иосиф Каиафа приглашает  игемона  в Иерушалаим на еврейский праздник Пейсах. В День четырнадцатый весеннего месяца нисана.
Все в растерянности. Все молчат.
Пилат (он первый приходит в себя): За  мистериями мы совсем забыли, что Пасха-то ведь еще только начинается…  И День Четырнадцатый еще  миром не прожит… Вот и увидим, пойдет ли по предсказанной  стезе история Понтийского Пилата.
Клавдия Прокула (Пилату): Да, Пилат! Да.  Поезжай!  И вопреки сну - спаси Галилеянина…
         Занавес
ЭПИЛОГ
Прошло тридцать лет. В Риме раскрыт заговор против кесаря Нерона.  Нерон и префект Тигеллин составляют список врагов Рима.
.
Тигеллин: А скажи, божественный, помнишь ли ты, как лет этак тридцать тому назад, при Тиберии Сенат рассматривал иудейское дело о казни Галилейского проповедника?  Протоколы прокуратора Пилата. Так вот, могу доложить, что  этому самому Пилату мы и обязаны нашествием христианских орд. Этих одержимых. Которые только и твердят: человек должен, должен, должен…  Всё-то  у них оказалось вне закона, кроме праведности и святости...  Я денно и нощно молюсь Юпитеру Всеблагому, чтобы спас римлян от такой страшной  напасти… Знай, божественный, именно он, Пилат, и   придумал эту злобную иудейскую секту, которая подрывает устои Рима.  Ему говори спасибо! Он – главный сеятель зла!
Нерон: Мне странно и страшно  слышать это. Римский прокуратор создал иудейскую секту? В своем ли ты уме, префект?
Тигеллин: Да, божественный. Префект Тигеллин в своем уме. Всему виной Пилат! И этот твой учитель Сенека… Вместо того, чтобы  быть верным Риму, и управлять Иудеей, искоренять инакомыслие  у этих неугомонных  евреев, железом и кровью смирять их неприязнь к Риму,  этот Пилат, томясь от безделья, сочинил легенду о некоем  любвеобильном «Христе», который, якобы, после распятия воскрес, и  отныне является христианским Богом, за которым  сегодня устремились тысячи тысяч ослепленных этой страшной верой людей. И представил он, Пилат, эту свою легенду как служебные Протоколы Тиберию. И до чего ж хитер, злодей!
 Нерон: Интересно, излагаешь… Сам придумал?
Тигеллин: Есть документы… И самое страшное, божественный, что среди христиан,  кроме иудеев, полно  эллинов, сирийцев, эфиопов… Не мало – римлян. Римских граждан! Многие римляне  продают имения, а деньги раздают общинам. И учат друг друга подставлять левую щеку, когда их бьют по правой!
      Нерон: Подставлять левую щеку? (Трогает левой рукой щеку.) Что за вздор? По-моему, ты совсем заврался, префект.  Покажи мне таких.
      Тигеллин (входит в раж, кричит): И покажу... И покажу, -  Правда, мы почти всех этих убогих  сожгли или потравили зверями. Иль извели иначе.  До сих пор в ноздрях запах сожженных… Но их опять  полно вокруг. Я не хотел тебя утруждать их нечесаным видом…
Нерон: Ну а Сенека-то тут причем?
Тигеллин: Причем Сенека? А вот, божественный, что я откопал в архиве Тиберия (показывает кесарю еще одну припасенную бумагу): Позволь, о великий кесарь, я  оглашу тебе,  кое - что  из того, что писал бездельник прокуратор,  этому нашему  зануде - моралисту Сенеке. Твоему, с позволения сказать, учителю. Люди Тиберия случайно перехватили то преступное письмо с галлюцинациями Пилата.
            Нерон: Преступное? Да еще с галлюцинациями?.. Ничего себе!  Бред какой-то!.. Ну, пожалуй, прочти.  Божественному любопытно.
Тигеллин (читает фрагменты из письма Пилата Сенеке) «В нем, в благодеянии, как и ты,  Сенека, Распятый   видел  спасение рода человеческого. Зависть и эгоизм  давно подточили Pax Romana. Ты же сам учил, что  чиновник больше не служит римскому народу, он служит лицам! Его цель – как можно дольше удержаться у власти. Обогатиться.  И нет больше, - кроме  корысти! -  воодушевляющей   Римский народ  идеи.  А это конец империи!  Империя без великой идеи мертва! Но мало, кто сегодня понимает это».
             Возмущенный Нерон, прерывает Тигеллина.
Нерон: Клевета! Ты прав префект. Это  враг. Это пишет враг Рима. Враг пишет врагу!  Сколько их, скрытых, в моем окружении…
Тигеллин: Поэтому я и внес  их в наш список.   Я предлагаю удушить злодеев, - твоего учителя Сенеку и этого психованного  баснописца Пилата, - и спасти Рим от козней Распятого.
        Нерон (отрицательно качает  головой): Человечнее, человечнее надо быть, друг Тигеллин. Ты же только что читал, что надо любить ближнего своего, прощать врагов своих, подставлять им щеку… Это ж надо так увлекательно придумать!... Ну, Пилат! Ну, сочинитель!  Подставлять щеку! Куда до него Петронию! Такого нет даже у Эзопа!.. Поэтому   проникнемся любовью к ближнему, и пошлем этим двум нашим умникам центурионов с «Копьем беды» и табличкой от кесаря. Пусть вскроют себе вены и с них довольно. Излишний шум вокруг Галилеянина,   нам только во вред. И остальных  из списка казнить… Казнить  не медля. Слышишь: не медля!
 Тигеллин шагнул к дверям.
Нерон: Постой, постой, префект…  Давай- ка сюда вот ту медную тяжелую чашу. Бросай туда Протоколы этого лоботряса Пилата, его гнусное письмо Сенеке… А,  это, что еще там у тебя в руке за свиток?  Что утаить от кесаря надумал, хитрец?
Тигеллин:  Обижаешь, божественный… Это, (трясет свитком) это новая пьеска  твоего учителя Сенеки. «Мистерии Пилата»  называется. Ужасно гадкая вещь!  И такого там нагорожено! Уши вянут… Чистая, как ты, божественный, говоришь, галлюцинация.  Даже боюсь тебе показывать. Умник опять глумится над божественным… И самое страшное - там есть все, что мы только что с тобой тут сейчас говорили.   Сенека, будто, колдун какой, проник сюда и подслушал нас. И, как пророк, изобразил даже  то, что станется с ним самим и с Пилатом. В общем – мрак. Как можно было сочинить такое! Ума ни приложу! По-моему, Сенека  окончательно сошел с ума… На меня аж колотун напал, когда читал эту пьеску. Сплошной, извини, ужас…
Нерон: Не тараторь, префект. Говори медленней. И ужасов на кесаря не напускай.
Тигеллин: Есть говорить медленнее и ужасов на кесаря не напускать... Умник описал и гибель  этого больного недоумка Пилата. Оказывается, им  с Пилатом давно, еще при Тиберии, было кем-то предсказано, что римский кесарь пошлет  обоим «Копье Беды» с табличкой: «Вскрыть себе вены». Так  и случилось. Как видишь, Небо справедливо назначило тебя тем, карающим этих  безумных лжепророков, кесарем! Исполнителем небесной воли. И Сенека описывает, как он мучительно  вскрывает себе вены и умирает… А что касается Пилата, то по этой Сенекиной пьеске, ни прокуратора,  ни его  жены твои центурионы не находят…
Нерон (возмущенно): Как так – не находят? Я послал, а они - не находят! Это кому сказать!
Тигеллин: Ужас! Что хотят, то и делают!
 Нерон: Разберись, разберись немедленно… И куда ж, по твоему, этот главный  злодей подевался? Найти! Найти! И обезвредить!
Тигеллин:  Не беспокойся, божественный…  У твоего  префекта  длинные руки. Все схвачено. Злодей обезврежен! Вмешалась Судьба! Сама Судьба  настигла злодея…
Нерон: Как так, судьба?
Тигеллин: Докладываю, мой кесарь. Гонимые, якобы, христианами, которых этот Пилат и придумал на нашу и на свою голову, игемон и его жена скитаются по свету. И нигде этому чертову  Каину не дают приюта. И однажды, в Швейцарских  Альпах, в ночном тумане оба они свергаются со скалы и разбиваются о камни. Да, умник, так прямо и пишет: «Разбиваются о камни». И, будто бы в последний момент своей земной жизни Пилату является Галилеянин…
Нерон: Является Распятый?
Тигеллин: Ну да. Распятый Галилеянин…
Нерон:  И что?
Тигеллин: Является  ему Распятый и говорит: «Радуйся игемон. Благодаря тебе исполнились все  пророчества обо Мне. Римский Громовержец повержен. Агнец победил и ликует весь Мир!» Ну, разве не ужас? Скажи, божественный? Подтверди  - великий ужас!
Нерон (морщится и трясет головой, как бы отбрасывая от себя все эти «великие ужасы»): Много болтаешь, любезный… И до чего вас болоболов развелось вокруг  божественного… Все говорят, говорят, говорят… Пузыри пускают…  Воруют… Умников корчат!  Устал я от всех вас. Ужас!  Давай-ка, приятель,  всю эту галиматью  сюда… (бросает бумаги в медную чашу)  Давай светильник…
Тигеллин (оборачиваясь к дверям): Эй, там! Светильник, божественному!
Нерон (Тигеллину): И смотри, чтобы «Копье Беды» было доставлено по назначению. И тому и другому! Какую бы ахинею этот  сумасброд Сенека не изобразил в своей пьеске… А пьеску - изъять! Изъять! Изъять отовсюду! И уничтожить! И забыть о ней! Не было никакой такой пьески!.. Не было
никаких таких «Мистерий Пилата»!  Не было никакого Галилеянина… Не было никакого Агнца… Или как там его еще  называют…
Тигеллин: Так точно, божественный! Ты, как в воду смотрел! Не было никакой такой  пьески!  Не было никакого Агнца… Не было никакого Пилата… Или как там его еще называют…
Нерон поджигает свитки, и оба наблюдают, как, свиваясь и развиваясь,  горят и исчезают в огне подлинные свидетельства о событиях Великой Пятницы, Дня четырнадцатого весеннего месяца нисана.
Под звуки дудки и барабана тьма закрывает сцену. Затем музыка Рима сменяется мелодией Христа, верхняя часть сцены озаряется светом. Зритель видит кресты на куполах римских церквей. Звенят колокола римских соборов.
И  наступает тишина.
И в тишине одинокий мальчишеский голос поет:

«Будь славен во веки святой наш крест!
Величье твое воспоем и честь!
В адову бездну повержен змий,
Агнец победил и ликует весь мир!»*
         ЗАНАВЕС
================================================
Зверинцев Андрей Борисович.
Е-mail: andrei.forum@yandex.ru