ДОВЕРИЕ
Мне было почти 48 и последние сильные чувства, которые я испытывал к женщине, были 16 лет назад, и которые оборвались практически в тоже день, когда я еще не до конца долечившись от простуды, с сильным насморком, а возможно и небольшой температурой, ехал на встречу с ней. Надо сказать, за прошедшее время я несколько раз пытался построить семейные отношения, но чувств у меня к девушкам так и не возникало, и наша семейная лодка быстро давала течь. Конечно, были, как я говорю, сиюминутные интрижки, от нескольких дней до месяца, но они быстро заканчивались, даже и, не успев толком начаться. И каждый раз, оставшись в одиночестве, я все больше и больше склонялся к тому, что чувства известные мне не понаслышке, уже больше не появятся, и что не следует питать по этому поводу иллюзий, лучше поискать единомышленницу, увлеченную книгами, живописью, музыкой, киношками и здоровым образом жизни. Добившись многого на работе, и на копя достаточную сумму, чтобы не думать о будущем, я стал все раньше и раньше приезжать с работы. Находясь дома в большой и уютной квартире, где вечера тянутся однообразно и монотонно, я, не придумав ничего лучшего, как занять себя чтением всякого рода книг, тем более, как подсказывали мне прошедшие годы, увлекшись чем-то один раз, я на долгие годы, а возможно и до конца жизни, остаюсь и надеюсь остаться, навечно привязанным своим интересам и пристрастиям, тем более, когда для книг был сооружен огромный шкаф, и остающийся на две трети пустым. И как не один раз бывало, поддавшись внезапному эмоциональному порыву, уводящего меня в незнакомый мне мир вещей, таких, например, как часы и ручки, или в книжный мир приключений, я настолько привязался к этим источникам эмоций, что уже не представлял свое существование без них. Сначала я читал книги тех авторов, которые были удостоены Нобелевских премий, потом Букеровских, далее Пулитцеровских, Фолкнеровских, затем всякую беллетристику, детективы, зарубежную классику, фентэзи, книги открытия, ну все те романы, которые, полагаясь на свою интуицию, мне казалось, будут интересными, По мере того, как мой книжный шкаф заполнялся собраниями сочинений и отдельными томами, а чтение стало моим смыслом жизни, мне все больше и больше хотелось найти таких же, как и я, помешанных на литературе.
И действительно, три года назад, случай меня свел с 24 летней девушкой, как я всем её представлял, будущая Айрис Мэрдок, живущая на соседней улице, с явными сексуальными отклонениями, до одури помешанная на литературе, читающая одновременно по нескольку романов, и порой неделями, не выходящая из дому, так как даже на минуту не желала оторваться от чтения. Познакомились мы в книжном магазине торгового центра Мега, при весьма забавных обстоятельствах, она покупала очередной роман Айрис, как потом я узнал, это одна из любимых её писательниц, я же в очередной раз приобретал книгу Айрис Мердок «Ученик философа». Предыдущие две как часто бывает, я дал почитать своим друзьям, которые в свою очередь дали своим друзьям, и так эти книги и затерялись. Наши книги стояли рядом на одной полке, и после совместной покупки мы уже через пятнадцать минут, сидели в кафе и обсуждали последние новинки книжного рынка. Звали её Анной, и в своих очках и прямоугольной оправе, она походила на строгую учительницу начальных классов. С первого взгляда она мне показалась похожей на Одри Тату, те же притягательные, цепляющие магнитные черные глаза и пленительный взгляд подобный двум протянутым рукам, когда ладони открыты для дружеского приветствия. В её облике чувствовалась проницательность, строгость и недоступность, но в тоже время я видел, как она с какой-то игривой легкостью неожиданно становится наивной, смазливой, кокетливой, распущенной и легкодоступной.
Была ли она красивой? Да была и она это прекрасно осознавала. Её женственное не по годам тело, и ослепительно гладкая белоснежная кожа, едва прикрытое шелковым платьем, могло взволновать мужчин любого возраста. Правда, я тогда еще не знал, что её тело было доступно не только мужскому полу, но и женскому, но когда я она мне сообщила об этом на следующий день, вечером, сидя у меня в квартире на огромном диване с пивной кружкой в руке, то меня почему-то это нисколько не удивило, ведь я еще в кафе, во время общения, обратил внимание на то, как она по-разному воспринимала и видела меня. То я для неё был взрослым мужчиной, то любимой подружкой, с которой она по девичьи, словно юная школьница импульсивно заливается смехом, то она тут же внезапно становится серьезной, словно в нашу беседу вмешивается посторонний и выждав какое-то время, словно этот нежданный гость нас покинул, она вдруг оказывается на школьной перемене в окружении своих одноклассниц.
Она обладала ликом французской девушки, умела создать и удерживать его, превращаться в лица Парижских домов моды и ювелирных компаний. Помести её портрет на фасады Парижских бутиков, и никому бы и в голову не пришло, что эта девушка из России. Она могла бы с легкостью играть француженок на сцене и в кино, и зрители бы восприняли как должное, а обращение к ней как мадемуазель Анна, выглядело бы вполне естественно.
Забегая вперед на несколько месяцев, когда я отмечал очередной день рождения, в своем традиционном кругу состоящего из моих бывших шести-восьми учениц-спортсменок, и одного единственного уже взрослого ученика, по имени Дмитрий, появление Анны было похоже на ночную прогулку на катере по реке Сена. Квартира наполнялась запахами парижских улиц и проспектов, речной свежестью и прибоем, а поскольку к тому времени, мы были уже изрядно подвыпивши, то с её появлением, мы ощущали легкую качку, словно оказались в лодке, на середине Сены и напротив Эйфелевой башни. В наш мир ворвалась французская девушка, и наша дружная женская компания на удивление легко её приняла.
Так вот, во второй день нашего знакомства Анна рассказывала, как живет, откуда родом, чем занимается, чем увлечена. Рассказала о своей первой в 14 лет безответной любви, к пожилой, чуть за 50 лет учительнице математике по имени Марина Ивановна, о первой ночи со взрослым мужчиной в 16 лет, и однокурсницей на втором году обучения в педагогическом ВУЗе на филологическом факультете. Сейчас добавила она, я получаю второе образование, литературное, мечтаю стать писательницей, и как бы между делом добавляет, я еще не знаю, кто я. Мужчины мне нужны для эмоциональных отношений, женщины для физических, иногда случается наоборот, а иногда я и сама не знаю, в каком качестве они мне нужны. Иногда все так сложно бывает. Впрочем, в тот момент, она меня меньше всего интересовала как женщина, и мне не нужно было её очаровывать, покорять, флиртовать и тем более ухаживать, мне было достаточно того, что я встретил человека, да притом еще и соседку, с которой приятно вести милые интеллектуальные беседы о книгах и кино. Мы похожи были на два близких друга или подруги, и могли поверять самое сокровенное.
Вот так мы на протяжении трех лет могли целыми часами по телефону, а иногда и в воскресные дни за бокалом красного вина, до глубокой ночи, обсуждать наших любимых авторов и их героев, тем более, вкусы наши на удивление, оказались очень схожими. Порой она исчезала на несколько недель, а то и месяц, телефоны её были отключены, и я понимал, что возможно на горизонте возникла очередная Марина Ивановна, и моя интеллектуалка, сейчас нежится где-то в лучах южного неба, или плескается в Средиземном море.
И вот этим летом, я решил взять небольшую паузу в работе, чтобы завершить свой роман, написанный еще восемь лет назад, и который уже несколько раз перекочевывал из одного компьютера в другой, и при этом у меня каждый раз начинали дрожать колени, только от одной мысли, а вдруг, при перезаписи, что-то случиться с компьютером, или влетит очередной вирус и моё творение никогда не увидит свет. После двух напряженных вечеров, по вычитыванию текста, мне захотелось немного отключиться, поговорить на отвлеченные темы, ну и пропустить по бокалу вина. Я позвонил Анне, но телефоны были отключены. В течение недели я каждый день посылал ей эсэмэски, но она так и не отвечала. К этому времени, я уже в течение 10 дней, каждый вечер, по три часа, а то и больше, занимался тем, что не вычитывал, а по сути дела переписывал то, что мне много лет назад казалось вполне приемлемым. Хочу сказать, что временами работа над текстом настолько захватывала меня, что я, ложась спать в третьем часу, еще долго не мог заснуть, и иногда мои глаза начинали смыкаться, когда уже вовсю светило солнце. Конечно, мне очень хотелось с кем-то из своих друзей поговорить о своем творении, но за окном был месяц август, а значит самый отпускной период. Тогда я решил заглянуть на один из сайтов знакомств, с надеждой найти еще одну литературную интеллектуалку. Не прошло и недели поиска, и я уже сидел в кафе на Никольской улице, с очаровательной с блондинкой, с налетом мечтательности, искрящей улыбкой и озорными искорками в глазах, мечтающей, как и Анна, стать писательницей. В свои 27 лет она написала несколько повестей в стиле фэнтези, и грезила о написании большого романа. Сидя на мягком кожаном диване напротив меня за большим столом, Инна, так она представилась, одетая в белую блузку и длинную, расклешенную ярко цветастую юбку, с тонкой талией, большим бюстом, широкими бедрами, походила на тургеневскую барышню крестьянку. Уж не знаю, какое я производил в тот момент на неё впечатление, но она не просто светилась и излучала невероятной силы обаяние, она прямо пленяла и обольщала. Общаться с ней в тот момент было просто одно удовольствие, каких только мы не вспоминали авторов, какие только не прокладывали параллели между произведениями и киносценариями, а на художниках, мы окончательно выговорились. У нас оказалось много общих прочитанных книг, и это, не смотря на разный жанровый интерес. А поскольку я был всечетаем, и в мои руки попадало не менее полусотни книг в стиле фентэзи, то среди них оказалось с десяток её любимых произведений, чем немало её удивив, и вызвав бурное восхищение.
После второй встречи, а это был ужин, на той же улице и в том же ресторане, я провожал её до станции метро Лубянка, как давно знакомую мне девушку. Перед входом в вестибюль, мы еще немного поговорили о том, о сем, договорились вместе провести выходные, сходить в Пушкинский музей. При расставании, я нежно её поцеловал в губы и окрыленный и слегка озадаченный помчался домой. Сегодня она была не такой интересной и оживленной, не было очарования и обольщения, да и запаха духов, столь сильных при первой встрече, совсем не чувствовалось, пахла она то ли какой-то дорожной пылью, то ли улицей. Выглядела Инна простой, банальной совсем не привлекательной девушкой, коих можно в огромном количестве встретить в метро в вечернее время, сильно утомленной и временами скучной. Возможно, как я пытался себе внушить, виной всему этому был брючный черный костюм, который больше соответствовал траурным мероприятиям, и уж ни как ни способствовал романтическому свиданию, да и все-таки был конец рабочего дня, и усталость могла напомнить о себе. Два дня мы переписывались эсэмэсками, составляли планы на уикенд, а в пятницу, в начале шестого, я получаю от неё неожиданный звонок, с предложением сейчас встретиться. От такой неожиданности я чуть было не запрыгал козликом, быстро стал собираться, и сказал, что буду в центре через полтора часа, но не успел я положить трубку, как последовал второй звонок, и моя новая знакомая предлагает мне не ехать в центр, а лучше, она возьмет такси и приедет ко мне в гости. Я ей посоветовал доехать на метро до конечной станции, а там я её встречу. Дорога на такси может занять слишком много времени, пятница, и все выездные магистрали забиты машинами. Помолчав некоторое время, Инна соглашается, и обещает быть через 40 минут. Лезгинкой я несколько раз промчался по квартире, убирая разбросанные вещи, и пряча по тумбочкам все финансовые документы, разбросанные по всему моему рабочему столу. Единственное что меня сильно удручало, так это запах изо рта. Дело в том, что я буквально час назад, сделал себе зеленый салат, обильно добавив в него зеленого луку, чесноку и красного перца Чили, смесь получилась еще та, как и моё дыхание. Я тщательно почистил зубы, выпил чаю со смородиновым сиропом, проглотил с десяток освежающих леденцов, думаю, пусть они там медленно перевариваются и неспешно распускают лимонный аромат, принял еще раз душ, и вылил на себя четверть флакона мужских духов фирмы Клайв Кристиан, при этом брызнув пару раз себе в нос, рассчитывая, что таким образом, мне удастся справиться с этой чертовой смердящей стаей псин, поселившихся в моем желудке, и запахом, который витийствовал вокруг моего тела.
В назначенное время, перед выходом из метро, я, переминаясь с ноги на ногу, пристально всматриваюсь в лица выходящих девушек, ожидая появления вчерашнего банального усталого лица. Не прошло и пяти минут, как вдруг прямо передо мной не возникает, а буквально взрывается этакая девушка-молния, корабль-призрак, японская сакура, цветущая черемуха, а может и как надвигающийся утренний, летний туман с водоема. Длинные золотистые волосы, словно солнечные блики на гладкой водной поверхности, буквально озаряли прохожих, платье в стиле Бебби-долл салатового цвета из очень тонкой, полупрозрачной ткани с нанесенными крупными бутонами роз, создавала ауру цветущей поляны из полевых цветов, радостное, я бы даже сказал светозарное и лучистое лицо, вызывали завистливые взгляды женщин и восхищенные у мужчин. Ничего похожего на девушку, с которой мы последний раз ужинали. Наше третье свидание было по сути очередной первой встречей, и от такой неожиданности я не просто растерялся, а потерял весь дар речи. В руках она держала сиреневую дамскую сумочку, как я обратил внимание фирмы Кристиан Диор, и полиэтиленовый пакет такого же цвета, с непонятными мне узорами. На ногах, туфли сиреневого цвета на высоком каблуке. Я же был в светло-голубых потертых джинсах стрейчах фирмы Дольче и Габбана, в поло светло сиреневого цвета модельера Лагерфельд и голубых мокасинах. Как я тогда подметил, моё поло удачно совпало по цвету с пакетом, дамской сумочкой и туфлями, что могло означать очень многое. Подойдя ко мне и видя моё растерянное и удивленной состояние, Инна, нежно трогает мои руки, словно будит меня, мы нежно, обхватываем руками, едва, касаясь талии, друг друга, словно это букеты цветов, замираем на мгновение, смотрим в глаза как после долгого сна, и нежно соприкасаемся губами. Как мне тогда показалось, мир вокруг нас остановился, и замер в созерцании божественной пары. Пока мы шли пешком до машины, Инна рассказывала, как прошел рабочий день, я же пересказывал содержание только что отредактированной главы, и со стороны мы походили на двух королевских особ, мирно гуляющих по замку, и неторопливо обсуждающих дела королевства. Что я чувствовал, находясь рядом с роскошным, упоительным и живописным телом, дышащим похотью, страстью и соблазнением? Честно говоря, ничего, как и от созерцания дрыгающихся, так называемых эстрадных суперзвёзд, на экране телевидения. Конечно, она выглядела очень сексуально и соблазнительно, но я даже в самых радужных мечтах не мог предположить того, что меня может ждать этим вечером. Для меня она была только знакомой девушкой, и я в ней видел очередную соседку, с которой приятно вести беседы. Что чувствовала она, я мог только догадываться. Её появление в таком вызывающем и нервирующем платье, а одела она надо думать для меня, должно было не только взволновать мои чувства до самых кончиков волос, но и навеки меня прибить гвоздями без шляпок к роскошному телу, когда я буду это платье снимать. А судя по тому, с какой страстью, нежностью и женственностью она взяла меня под руку, платье мне предстояло снимать, и видимо не одни раз. Пока мы ехали в машине, я невольно бросал взгляд на её пышные и тяжелы груди, которые почему-то стали будоражить моё воображение. Кто-то может и скажет, что это не нормально, когда из всей женской добродетели, меня волнуют только её формы. Но мне просто хотелось на них взглянуть, и выпустить их наружу, ведь им там, в застенках лифчика, наверное, тесно и не уютно. А может меня и не её груди интересовали, а нижнеё белье, которое на манер платья, должно было оказаться еще более интригующим, более царапающим и более щекочущим нервы.
Доехали мы буквально за несколько минут, и за это время, мне Инна несколько раз предлагала жвачку, которой и так был забит мой рот. Но в тот момент, мои мысли где-то гуляли в лабиринтах ложбинок грудей, и сообразить, зачем мне все время ими тыкают в нос, я так и не смог.
Едва мы вошли в квартиру, и даже еще не успев разуться, как Инна, словно школьница, которая в самом начале урока высоко вверх тянет руку, чтобы первой рассказать выученное домашнее задание, а то ведь в классной суматохе можно и забыть, слегка дрожащим, волнующим и смущенным голосом произносит:
- Как ты относишься к сексу на третьем свидании? Я подумала, что если мы будем встречаться, то нам бы следовало сначала заняться любовью, чтобы проверить, насколько мы подходим друг другу. От услышанных слов, я сначала поперхнулся жвачкой, потом пытался откашляться, попутно глотая слюни, и только затем, таким же содрогающимся от волнения голосом выпаливаю:
- Нормально.
Это потом, когда я, стоя у окна, наблюдал, как она отъезжает на такси от моего дома, до меня стал доходить смысл, сказанных её поспешных слов, заняться сексом на третьем свидании. Ведь эти слова могли прозвучать и после ужина, и после пары бокалов вина, когда сама окружающая обстановка не требует никаких слов, когда не надо ничего говорить и когда все действия происходят сами собой. И виной всему зловоние, исходящие от моего тела и рта. Будь мы с ней уже близки, то ничего, что случилось в этот вечер, между нами бы и не произошло, она бы была угощена точно таким же салатом, мы бы выпили бутылочку вина, посмотрели кино, мило поболтали и пошли спать, а там может быть и занялись любовью. А тут она решает, что прежде чем строить серьезные отношения, не мешало бы сначала переспать, ну а там уже будет видно, и оставшееся время, после нашего второго свидания, она посвящает тому, что морально готовит себя к интимной близости с практически незнакомым ей мужчиной. Я представляю, что она испытывала накануне, с утра, подбирая определенный гардероб, как она долго прихорашивалась и крутилась у зеркала, как она наносила макияж и делала прическу, как она пыталась предугадать цвет туфель, чтобы они были в тон моей одежды, как будто в этом был какой-то магический смысл, как её охватывают приступы тревоги и волнения, как она старается не думать о самом худшем, что может случиться в незнакомом ей районе и квартире, как она все время себя успокаивала, стоя перед зеркалом. И вот она встречается со мной, вся цветущая, солнечная, порхающая и, видя меня стильного, элегантного с соблазняющей спортивной фигурой, отчего еще больше распаляет вожделение, и вызывая одновременно приступ возбуждения. Но оказавшись в тесном пространстве салона автомобиля, она чувствует тяжелый смердящий запах, исходящий от моего тела и рта, и все романтические, возвышенные и восторженные воображения мгновенно исчезают. Как можно заниматься сексом, с таким вонючим мужчиной, и первая мысль, которая ей приходит в голову, отвезти её обратно к метро. Ну а как же секс, к которому я столько дней себя готовила, настраивалась душевно и нравственно, когда по ночам меня только от слова пятница, бросало то в жар, то в холод, а иногда меня овладевал истома, и тело становилось влажным, когда каждая частица моей души уже к этому готова, когда я настолько свыклась с этой мыслью, что иного исхода сегодняшним вечером и не ожидаю. И что теперь, вот, просто, взять и отказаться, тогда какого черта я столько дней себя накачивала и готовила. Нет уж, сделаю я это по-быстрому, и морально удовлетворенной поеду домой, а сейчас я лучше открою пассажирское окно и глотну свежего воздуха.
После того, как я сказал, нормально, мы тут же у порога, словно находимся в предбаннике, начинаем снимать с себя одежду, складываем на тумбочку и голыми входим в гостиную, где нас, как будто мы пришли на прием к доктору, ожидают медицинские процедуры.
- Ну и где мы этим займемся? спрашивает Инна.
- В спальне.
- Тогда идем туда. И вот мы, обнимая друг друга за талию, влекомые желанием сдать побыстрее экзамен по сексуальной совместимости, устремляемся в спальню, и даже не столько устремляемся, сколько влетаем, гонимые ни столько обоюдной страстью, похотью и половым влечением, сколько решимостью, побыстрее сдать этот чертов экзамен на право, иметь в будущем счастье жить вместе, как будто от того, что нам обнаженным предстоит сделать в постели, вообще как-то могут зависеть наши судьбы. Впервые в своей жизни я оказался в не роли ведущего, под натиском которого не могла устоять ни одна женщина, а в роли ведомого, когда мне следовало всем своим внутренним существом, ощутить сексуальное насилие. И я его ощутил. Когда она, севши верхом, приняла позу всадница, я всем своим телом почувствовал земное притяжение. Конечно, для кого-то видеть перед собой, столь убежденную в собственной пленительности, обворожительности и красоте женщину, сидящую на мне в позе наездница, превеликое удовольствие и наслаждение. Но меня почему-то вид обнаженной и скачущей женщины с поэтичным телом, с большими грудями, которые я еще несколько минут стремился освободить из заточения, не вызывал ни малейшей взволнованности и возбуждения. Глядя снизу-вверх на тело и лицо, походивших своими движениями на всадника, чья лошадь передвигается рысью, я никак не мог понять, где тут тот экзамен, который она так стремилась сдать. Если это и есть экзамен, то он никак не отличается от банального перепиха, а если дело в исходящем от меня запахе, то тогда все ясно. Каков конь, такова и наездница. Через пару минут она вдруг застыла, дернулась головой, тяжело вздохнула, и быстро, как с седла спрыгнула с кровати на пол и на цыпочках засеменила в ванную. Лежа на спине, и слушая шум журчащей воды, я отчетливо понимал, не такой Инна представляла нашу первую близость, и не так она хотела отдаться мне, и не так я должен был реагировать на её роскошное тело. Но все пошло не так с самого порога, а может еще и раньше, когда мы ехали в машине, и когда мои глаза всю дорогу косились на её груди, а она мне постоянно тыкала жвачкой внос. И кто виноват в том, что я забыл рассказать о зеленом салате, и извиниться за то, что я не предполагал её сегодня увидеть, и поэтому наелся чеснока? Дорога? Окажись в пути пробки, и от долгого стояния, я уж наверняка бы почувствовал свой запах, даже если бы и было опущено пассажирское стекло. Но пробок не было, мы ехали быстро, и залетавший в салон ветер, обдувал нас свежей прохладой. Ну как я тут мог почувствовать свой запах! Я просто забыл про него. Инна же, с порога, своим желанием подчиняет меня, безропотно ведет в постель, укладывает меня как пациента на кушетку, садится на меня верхом, делает то, к чему она несколько дней себя готовила, и получив желаемое буквально за несколько минут, сейчас стоит под горячим душем.
Уже было далеко за полночь, когда я все никак не мог заснуть, вспоминая, своё растерянное состояние, и то, как Инна быстро и суетливо одевалась, и как я быстро дозваниваюсь в диспетчерскую такси, и как через десять минут машина подъезжает к подъезду, и как за это время я успеваю заварить кофе, но она так и не притронется к чашке, и как я жалостно и печально провожал её до лифта, и не находил нужных слов для разговора, а потом смотрел как она садится в такси, и выезжает за ворота нашего городка. И ведь единственное, что нам нужно было, так это просто поговорить, объясниться друг другу, тем более, когда два писателя, и которые легко могли бы найти соответствующие и необходимые для понимания слова. Больше Инна мне не звонила, не отвечала на мои звонки и эсэмэски, а объявившаяся через несколько дней моя соседка и интеллектуалка Анна, нашими милыми разговорами и посиделками за бутылочкой вина, помогла мне быстро забыть эту историю.
Глава 2
Сегодня 27 декабря, и я опять сижу в том же самом кафе, расположенном в торговом центре напротив театра, в котором когда-то, уже в далеком для меня октябре, мы первый и единственный раз, ели блинчики с грушей, которые, собственно говоря, я же ей и навязал. Она хотела блинчики с икрой, но официантка отговорила её от этого выбора, сообщив, что икру, которую привезли, ей не понравилась, и она не советует её посетителям. Одета Алёна, а именно так её звали, была в черные джинсы из ткани стретч с добавлением лайкры, а может и из материала тенсел, в черную шелковую с глубоким декольте блузку и розовый пиджак из этой же ткани с укороченными рукавами. Во что она была обута, я так и не обратил на это внимание, это потом, когда мы возвращались из театра, и ночью быстрым шагом шли сквозь слабоосвещенный парк к машине, она меня, немного приструнив, сообщила, не спеши, я же в туфлях. Надо сказать, выглядела она восхитительно, блистательно, великолепно и чувственно, и это несмотря на конец рабочего для и трудовой недели. Её лазурные глаза цвета неба в ясный день, сегодня не выглядели такими грустными и задумчивыми, как в первый день нашего знакомства, и оттененные розовым пиджаком создавали иллюзию морских капель на розовом бутоне. Прямые короткие волосы цвета платина блонд, да еще с голубым цветом глаз, создавали образ романтичной, чистой и мечтательной девушки. Но вот что не исчезло в её взгляде, так эта встревоженность и настороженность, которая при первой встрече, так сильно бросалась в глаза. Возможно, тогда было меньше макияжа, а может большая освещенность в кафе, ведь встреча проходила днем, да и мы были совсем еще чужими. Но в этот день, сидя за столиком напротив меня, в полутемном помещении Алёна внимательно слушала меня о предстоящих четырех днях, которые мы вместе, после от празднования моего дня рождения, проведем в Париже. И даже тогда, когда я ей расписывал главные маршруты по достопримечательностям города, и о том, как много мы будем ходить пешком, и даже шутил, что если она устанет, то я её не понесу, и она, каждый раз, почти голосом девочки-подростка повторяла, ну я же маленькая и легкая, всего-то 50 килограмм, и я тогда восклицал, ну если столько килограммов, то я буду тебя носить как портфель под мышкой, взгляд её все равно оставался настороженным, и я бы сказал еще и бдительным. Как мне тогда казалось, после того, как мы накануне провели вместе вечер и чуть было своей страстью не сломали пару кресел в последнем ряду в кинотеатре при просмотре фильма, предстать Алена должна была со всем с другим выражением лица.
Я видел, что я ей нравлюсь, что ей уютно и комфортно со мной, но я видел в глазах тревогу, сомнение и не решительность. Она словно кого-то боялась, и как я теперь понимаю, она боялась прошлого, в котором она раскрылась, призналась, обнажилась и доверилась, и которое было растоптано, повержено, испачкано и унижено. В тот самый день она была тем бутоном, который стал жертвой чьей-то воли и разума, и теперь освободившись, от связывавших его пут, Алена, может быть, и хотела раскрыться, но видимо память прожитых лет, научила её опасаться и остерегаться. И виной всему этому стал, скорее всего мужчина, о котором она мне не рассказывала, но который, как пыль, скопившаяся в углах квартиры, забивает своими частицами участки мозга, начинает процесс эманации, порождающий начало изменения личности. Да она тогда, еще в первый день нашего знакомства, сидя в машине рядом со своим домом, говорила, что я сразу почувствовала, что с ним что-то не так, и этим не так была его измена. Так вот, внешне никаких изменений не видно, и Алена ведет себя как прежде, и пытается даже познакомиться с мужчинами, и завязать отношения, но внутренне изменения уже начинают происходить, и они отражаются в настороженном взгляде, печальных глазах, неуверенности в себе и той литературе, которой она в последние месяцы посвящает все свободное время. А читала она книги из серии, о мужчинах, как их завоевать, как понравиться и как обратить на себя внимание, как себя с ними вести, ну и тому подобное. Я еще на первом нашем свидании, чуть-чуть по ёрничал по поводу интереса к этой литературе, но тут же сменил тему разговора. И даже тогда, когда мы возвращались из театра той злополучной ночью, и когда она по дороге в очередной раз коснулась этой тематики, я, деликатно выслушав, отшутился пару репликами, и быстро поменял тему беседы. А зря, она может, хотела довериться мне, рассказать что-то сокровенное и личное, мучившее её все последнее время, но я поглощенный своими мыслями, осек её на полуслове, и она в очередной раз спряталась в свою скорлупу. Сколько раз я потом корил себя за эту слепоту, сколько раз я возвращался по ночам, когда долго не мог заснуть, и когда пробуждался от невидимых и не слышимых шорохов, к этим глазам, которые словно галереи Уффици или Лувра, в которых хранятся собранные произведения, и которые экспонируются в залах, и где каждый желающий, при желании может стать посетителем, а может, если захочет и искусствоведом. И я бы мог стать тем искусствоведам, которому она распахнула бы свои залы.
Сегодня, вспоминая первую нашу встречу, и когда я пристально всматривался в её печальные глаза, в которых, я тогда кроме как их небесного цвета не увидел ничего, и которые, в тот момент, просто ассоциировались с одной из редких и лимитированных моделей часов Панерай. Я тогда их сравнил с тем голубым циферблатом, и еще иронично добавил: думаю, они бы чудесно смотрелись на твоей ручке, и я даже представляю себе, как ты могла бы позировать перед фотокамерой, в розовом или голубом пиджаке, в этих часах из розового золота с небесным циферблатом, и с ангельскими грустными глазами как у Одри Хепберн, на что она тоненьким голосом котёнка умиленно и по-детски лепетала: у меня совсем и не грустные глаза и тут же на лице появлялась тень смущения и неуверенности. Но на самом деле, надо было говорить совсем не это. Надо было не смотреть ей в глаза как в зеркало, а заглянуть, во внутрь, поглубже, и наделать там кучу дорожек. Но если бы я вот так, запросто, заглянул бы в её душу, то она увидела бы меня, и вот это меня сильно напугало. Я вообще стараюсь никому не заглядывать в душу, дабы не обнажать свою, а уж тем более незнакомой девушке на первом свидании, даже, несмотря на то, что она мне безумно нравилась, и я где-то в глубинах своей души, уже начинал чувствовать еще едва мерцающий огонек любви, который со временем превратиться в бушующее пламя. Я думаю, что она, может быть, и не понимала всего смысла слов, когда говорила, нам надо больше общаться, но она точно интуитивно чувствовала, что если в процессе общения, я буду узнавать её душу, то тем самым она будет узнавать и меня. И она пусть и боязливо, осторожно попробовала расстегнуть пару пуговиц своего душевного тела, которое как это часто бывает с мужчинами как раз это меньше всего и интересует, и заметив мою слепоту, тут же укуталась пледом, и подпоясав себе еще и ремнем.
Я допиваю уже третью чашку кофе, смотрю на часы, показывающие без четверти семь, и с неисчезающей болью и тревогой в груди, возникшей еще в тот печальный и грустный день, и понимаю, что она и сегодня не придет, как и не приходила во все прошедшие пятницы, начиная с середины октября, когда я стал по понедельникам-вторникам, покупать театральные билеты на пятничные спектакли, и отправлять ей приглашения по электронной почте, одновременно дублировав эсэмэсками, надеясь на то, что в одну из пятниц её сердце екнет и она после работы окажется вместе со мной на премьере. За эти два месяца, пятница, стала моей второй работой, когда я еженедельно, в 17 часов, прихожу в кафе, заказываю те же блинчики, с той же начинкой, иногда с тем же зеленым чаем, а в последнее время с кофе, поскольку я теперь не опасаюсь позднего засыпания, оно у меня и без кофе слишком уж позднее и случается не ранее 4 часов утра, сижу до начала представления, которое всегда начинается в 19 часов. Точно в это время я ухожу из кафе, официанты, которые меня уже давно заприметили, третью чашку кофе перестали включать в счет, я им всегда оставляю щедрые чаевые и купленные билеты. И даже сегодня, когда на сцену выйдет её любимая актриса Татьяна Арнтгольц, она все равно не придет, хотя я несколько раз об этом упоминал в своих сообщениях. Послезавтра у Алены будет день рождения, и ей исполнится 29 лет. Я бы мог ей послать целый свадебный лимузин цветов, если бы только знал, что она хоть крестиком, хоть каким-то символом, хоть любой буквой, на худой конец точкой, ничего не объясняя, прореагирует сообщением на электронную почту, в ответ на мой подарок. Я бы все понял, я бы волчком завертелся от радости, я бы стрелой мчался на встречу, я бы утопил её в цветах, я бы нашел самые нужные, необходимые и убедительные слова о своих чувствах к ней, я бы крепко обнял её своими сильными руками и никогда больше не выпускал бы до самой смерти. Но я знаю, что ни будет никакого лимузина, ни будет ни каких цветов, и не будет мне никакого прощения. Я её глубоко обидел, и не сумел, в те далекие выходные из-за своей глупости, когда было еще не поздно, найти время, приехать, покрыть поцелуями, упасть на колени с корзиной цветов и молить, и молить прощения за свою несдержанность. И сейчас мы бы сидели в этом кафе, ели бы те же самые блинчики, и возможно с икрой, с нетерпением посматривали бы на часы, ожидая начало премьеры и были бы безумно счастливы. Но сегодня я пойду один на спектакль, буду сидеть в том же ряду и на том же месте, как тогда, в тот теплый осенний день. Я буду смотреть спектакль её глазами, я буду очаровываться, как она, игрой актрисы Арнтгольц, буду так же задорно, как она в тот день по-детски хлопать в ладоши, буду вспоминать наше общение по телефону, нашу переписку по интернету и мобильными эсэмэсками, буду вспоминать нашу первую встречу, а потом, я выйду из театра, вдохну полной грудью морозный воздух, последний раз окину взглядом торговый центр, ставший моим вторым домом и местом работы, пройду по той же тропинке, припорошенной снегом и поскрипывая ботинками, по которой мы возвращались к машине, по той же дороге проеду на машине, а вернувшись домой, налью полный бокал красного полусладкого вина марки «Киндзмараули», которое я тогда в ту черную для меня пятницу приготовил, и начну последовательно, текст за текстом удалять с компьютера, мобильных телефонов и моей памяти, всю нашу переписку. Я удалю и её последние сообщение, которое я получил в универсаме, перед прилавком конфет, с которыми я хотел к ней ехать чтобы попытаться примириться, и от которого у меня задрожали руки, и от которого я получил сильнейшую боль в груди, как будто меня ударили тяжелым молотом, и приступ тошноты, который не проходит и по сей день, даже несмотря на прием депрессантов. Утром, в субботу, я как обычно, надену спортивный костюм, и, не смотря на свое не очень хорошее душевное состоянии, буду бегать до тех пор, пока остатки тошноты не выветрятся из моего организма. Потом я приму душ, выпью как всегда после бега зеленый чай с лимоном, наведу порядок в квартире, которая уже не убиралась аж с октября месяца, поменяю постельное белье и банное полотенце в ванной, поеду на рынок за свежей речной форелью, мясом, овощами и фруктами, заеду в магазин за козьим сыром и конфетами Рафаэлло, сварю себе борщ, который я варил последний раз перед той, памятной пятницей, возьму новую книгу, правда я пока не решил какую буду читать, ведь последний раз, когда я держал книгу в руках, было в начале октября, в первую неделю нашего знакомства и позвоню своей соседке французской девушки Анне, и приглашу её к себе домой, 29 декабря днем в воскресенье, в день рождение Алены, и как в старые добрые времена, за бутылочкой грузинского вина, поболтаем о книжках, киношках и я ей предложу вместе встретить новый год. Думаю, она не откажется, ведь у нас с ней на мой взгляд полное доверие и понимание.
Глава 3
- Алло!
- Да.
- Добрый вечер! Это Алёна?
- Да!
- Это Александр. Мы вчера с Вами телефончиками на сайте обменялись. Помните?
- Да, я помню!
- Как провели уикенд?
- Хорошо, спасибо.
- А Вы? Первое впечатление, приятный, но не очень приветливый голос, который можно часто услышать при общении с операционистами банка, или со служащими госучреждений. Вот только в нем присутствуют нотки взрослой женщины и некая настороженность, словно я не незнакомец с сайта, а работник полиции, а может и прокуратуры и, у меня тогда мгновенно мелькнула мысль, видимо что-то неприятное в её жизни случилось.
- У меня, как и все выходные. Пробежка в лесу, поездка по магазинам, на рынок, готовка, ну и книжечку почитать. Странно, мелькнуло в голове, ничего не уточнила, не переспросила, просто буднично все приняла к сведению, словно она каждый день слышит одно и тоже. Ладно думаю, может она сегодня не в настроении или устала от работы. А Вы в каком районе живете?
- В Отрадном?
- А Вы?
- В Куркино. Знаете, где это?
- Нет.
- Я так понимаю, Вы не москвичка, и скорее всего, снимаете квартиру?
- Почему Вы так решили?
- Постоянные жители Москвы знают про этот район, сюда к нам даже Президент Путин приезжал, я еще тогда целых два часа не мог на работу выехать, никого в район не впускали и не выпускали, шутливо сказал я. Никакой реакции, молчит, явно не знает, что сказать. Честно признаться, видимо духу не хватает, вдруг я подумаю, что она знакомится с целью решения своих жилищных и финансовых проблем, и не захочет дальнейших отношений. Уж лучше ничего не говорить. Я быстро сообразил, что со мной не желают об этом вести речь, и тут же сменил тему. Говорю: Вы знаете, я вчера тут один любопытный роман прочитал, «Призрак», называется, автор Роберт Харрис. По его роману, еще фильм был снят, не смотрели?
- Первый раз слышу. И как книга, понравилась? Я тут же мгновенно понял, книги и киношки ей интересны, тем более, когда они мой конёк, и о них я могу говорить бесконечно. И меня понесло. В течение, наверное, добрых получаса, я рассказывал о одноименных романах и фильмах, которые были сняты по этим произведениям, обращая в первую очередь на смешные и трагические моменты. Потом, я вспомнил еще с десяток интересных романов и недавно прочитанную книгу Паскаля Брюкнера, «Вечная эйфория», название которой, странным образом не мог запомнить, ну, наверное, дней пять. Говорю, эйфорию помню, а вот вечная, все время забываю. Иногда думаю над этим, почему так? Дедушка Фрейд точно бы ответил на этот вопрос. Вроде бы этого, чем ваша жизнь наполнена, то и в первую очередь запоминается. Верующие сначала бы запомнили вечная, а потом эйфория, не верующие наоборот. На это сравнение, Алёна весело рассмеялась и спросила?
- А Вы верующий?
- Никогда не верил.
- И Вы не крещенный?
- Нет. У меня не самое лучшее мнение о представителях церкви. И меня в очередной раз понесло. В памяти всплыли истории Патриарха с часами во время визита в Киев, и увиденным мною, зимним январским днем, когда в стране был траур, после взрыва в аэропорту Домодедова, картину примерки часов служителем, в полном своём наряде, в одном из дорогих часовых салонов, где перед ними на столе, по крайней мере, лежало не менее десятка часов. Я еще упомянул и о том, что мне рассказали продавцы салона, как эти церковные служаки постоянно толпятся в зале «Картье», где они покупают платочки для матушек, стоимостью в сто тысяч рублей и портфели за восемьдесят тысяч. Эти две истории так её впечатлили, что когда я спросил, а Вы крещенная? То, Алёна, спокойным и ровным, прямо-таки девичьим голоском пропела:
- Да, я крещеная, и хожу по воскресеньям в церковь.
- И крестик носите?
- Конечно, ответила она, таким добрым и чувственным, я бы сказал, ангельским голоском, продирающим самую твердую панцирную оболочку души, и я поймал себя на мысли, а она мне нравиться, и мне приятно с ней общаться, тем более, я заметил, как она не такая напряженная, как в начале нашего разговора, и она была уже похожа на девушку, которая только что вышла из парилки, где только что скинула стальные оковы, мешающие ей быть страстной, сексуальной и желанной. А вообще, я тоже люблю читать, и сейчас я читаю одну книжку по психологии, называется: Как понравиться мужчине. К этой книге еще прилагается и видеокурс.
- Интересно?
- Очень, читается как хороший роман.
- Заметки делаете?
- Нет, тут до меня уже понаделали. Это не моя книга, подруга дала почитать, говорит, в жизни может пригодиться. Она практически все страницы исписала своими репликами и замечаниями, а уж, сколько тут закладок! И весело по-детски рассмеялась.
- Надо мне тоже такую книжку почитать, чтобы понимать, что означают всякие женские жесты и ужимки, а то мы мужчина всегда их трактуем по-своему, или как нам удобно. А потом нам же боком и выходит. Кстати, о мужчинах, как раз вчера вечером, по каналу Кино Плюс, показывали фильм на эту тему: «Женщина и Мужчины», режиссера Клода Лелуша. Он как-то ко времени просмотра был на экране, воскресенье, ночь, дела сделаны, лежу на диване с книжкой, случайно нажал локтем на пульт, пощелкал каналы, время было половина первого, поинтересовался, что идет на Кино Плюс, а там было только-только начало этого фильма. Ну и захватил меня сюжет, даже скорее не сюжет, а демонстрация чувств, да еще в сопровождении такой потрясающей музыки. А когда в концовке, когда пошла нарезка в хронологическом порядке снятых им картин, начиная еще с черно-белых, и на экране стали мелькать кадры с великими французскими актерами, да под звучание душещипательной музыки, вы знаете, моё сердце чуть не разорвалось от тоски, даже слезы выступили на глазах. Такое кино надо вдвоем смотреть, иначе захочется пролететь над окнами соседей, если этаж высокий. Вы не смотрели этот фильм?
- Нет. Да я и о режиссере таком первый раз слышу.
- Ну, это поправимо, я ввиду вас в мир французской литературы и кино. Понимаете, эти чертовы французы просто романтики в душе, что ни фильм о любви, то очередное творение. Я, когда вижу в программе Кино Плюс, французское кино, то все дела идут на потом, порой так и хочется сказать этому каналу, ребята, больше французского кино, ведь так порой любви не хватает, а своими показами, вы надежду даете, и оптимизмом нас заряжаете! Я понимаю, почему Париж называют городом любви. Да вся Франция пронизана любовью, чувствами, эмоциями, страстями, душевными порывами, пылом, переживаниями, соблазнами и сексом. Я, когда гулял по Парижу, то мне за каждым домом чудились интимные сцены, все время ожидал, вот сейчас обойду здание и увижу парижан, занимающихся сексом. Он там просто витает на каждом шагу, он там как ледяной арктический ветер, от которого ни что не защищает и от которого невозможно спрятаться. Вообще, в Париж надо ехать за любовью, но не одному, а с близкими человеком, он как аккумулятор, заряжающий севшие батарейки. Вам приходилось там бывать?
- Пока еще нет, но надеюсь туда попасть. В этот момент я почувствовал, как Алёна переменилась, засуетилась, и мне стало понятно, что она смотрит скорее всего на часы, все-таки мы уже полтора часа болтаем друг с другом, и кое-кому, наверное, уже надо собираться спать. Я осторожно спросил, как насчет встречи в ближайшую субботу? Она говорит, с удовольствием, созвонимся в пятницу вечером и договоримся о времени и месте, и мы, пожелав друг другу спокойной ночи, кладем трубки.
В среду с утра, как и всю последнюю неделю, идет дождь, ехать на работу не хочется, но надо. Я посмотрел Яндекс-пробки, город стоит, и я решил доехать до ближайшей станции на машине, припарковаться во дворах, и дальше в центр поехать уже на метро. Оделся я достаточно легко, джинсы, поло и летний пиджак, рассчитывая на то, что в метро будет тепло и мне удастся найти свободное местечко для машины рядом со станцией. Однако свободное место для автомобиля я нашел черт знает где, и целых добрых 15 минут топал до метро, под дождем, и сильным встречным ветром, который продувал меня насквозь. С работы я уехал рано, и опять пришлось топать 15 минут в сильный ветер и дождь. Вечером я почувствовал жар и сильное першение в горле. Вот и результат моих прогулок под дождем, пронизывающем ветре и одетым не по погоде. Я простыл! А может меня заразил, рядом сидящий мужчина, когда я ехал в центр в вагоне метро, он всю дорогу кашлял и чихал, и как-то совсем не по здоровому вонял.
Ночью поднялась температура, появился озноб и сильный насморк. Тянуть с лечением не хотелось, тем более, когда мы договорились встретиться в субботу, и я взялся за радикальное лечение. В ход пошло все, антибактериальные, противовирусные и иммуномодулирующие препараты, сиропы шиповника и смородины, и даже глазная мазь в нос. Четверг прошел на диване, за чтением очередной книги, на этот раз выбор пал на Берхарда Шлинка, его роман «Чтец» и повесть «Другой мужчина», и просмотрами одноименных фильмов. Еще я увидел пару картин режиссера Педро Альмодовара: «Кожа, в которой я живу» и «Возвращение». Интересно, размышлял я во время просмотра, она видела эти фильмы? А слышала что-то про режиссера? Ну «Женщин, на грани нервного срыва» она должна была видеть, фильм-то достаточно старый, да и по телевизору несколько раз показывали, хотя, впрочем, спрошу при встрече.
В пятницу с утра моё самочувствие совсем даже ничего, и я уже начинаю подумывать о предстоящей субботе. Ближе к вечеру, моё состояние ухудшается, вновь появилась температура, жар и озноб, и я понимаю, что для свидания я нахожусь совсем не в лучшей форме. В девять вечера набираю её номер, но она не берет трубку, и впервые за последнее десятилетие я испытал странное и давно позабытое волнение, словно она была мне не просто не знакомой девушкой, а кем-то другой, очень важной и значимой в моей жизни. Перезвонила она через 15 минут.
- Добрый вечер, Александр!
- Добрый вечер, Алёна! Как прошла рабочая неделя?
- Нормально, вот только устала я сильно. Хочется выспаться.
- Среди недели не получается?
- Нет, рано надо вставать, в половине 7, а лечь спать, как правило, раньше 11 вечера не получается, с грустью произносит Алёна. Я иногда просто на работе засыпаю.
- И как боретесь со сном?
- Как все, с помощью кофе.
- Помогает?
- Не всегда, я тогда выхожу прогуляться на улицу, хотя бы минут на пять. У меня от долгого сидения, спина начала болеть, и временами так сильно прихватывает, что я еле встаю с кресла и с большим трудом выпрямляюсь.
- Мне это знакомо.
- У вас тоже от долгого сиденья болит?
- У меня она от моей дури болит. Либо от штанги, либо от прыжков в лесу, периодически что-то там защемляется.
- И чем лечите?
- Да, собственно говоря, не чем, той же штангой, бегом ну и мазями. Могу кое-что порекомендовать.
- Нет, спасибо, я записалась к мануальному терапевту. А у вас какой-то голос хриплый.
- Простыл я.
- Чем лечитесь?
- Всеми доступными средствами.
- Что, так серьезно?
- В, общем-то да. Пришлось принимать большие дозы антибиотиков, уж не хочется из-за болезни переносить наше свидание.
- Ну, вы тогда лучше лечитесь! Встретимся в следующие выходные.
- Мне надо еще один день, чтобы отлежаться. Давайте перенесем нашу встречу на воскресенье. Мне сегодня с утра было совсем хорошо, только вот к вечеру, опять признаки болезни появились. Я уверен, еще один день, и я буду как огурчик.
- Ну, хорошо, Александр, тогда встречаемся в воскресенье, а я постараюсь завтра выспаться.
- А, я постараюсь завтра окончательно вылечиться.
- Спокойной ночи, Александр.
- Спокойной ночи, Алёна и мы одновременно положили трубки.
Ну что ж, у меня завтра один день, чтобы привести себя в порядок, размышлял я, стоя перед мокрым окном, за которым продолжался дождь. Не мешало бы мне завтра вечерком размяться на тренажерах, а то от меня, наверное, больничкой пахнет. Но утром в субботу, состояние моё не самое лучшее, и таким оно остается до вечера, когда я должен позвонить, и сообщить о встрече. Начиная с 6 часов вечера, я начинаю готовить себя к тому, что придется отказаться от свидания. Тем более, я постоянно пью чай со смородиной, отчего каждый час приходится бегать в туалет. И что Алёна подумает, когда я в кафе буду перманентно отлучаться по своим естественным делам? Скажет, у него видимо проблемы с мочевым пузырем. Нет, лучше перенести встречу. И вот так, пролетели три часа в раздумьях и размышлениях, и когда на часах было уже начало десятого, я не понимая и не находя объяснения – почему? принимаю решение, что завтра надо встречаться, что не стоит откладывать нашу свиданку на следующую неделю, вдруг она кого-то другого, не простуженного встретит, и буду я, потом себя корить, за свою нерешительность.
Я набираю её номер, и мы договариваемся встретиться в три часа у её дома, предварительно еще раз созвонившись перед моим выездом. Алена тут же мне сообщает, что мы далеко не поедем, благо с её домом полно всяких кафешек, где мы может мило пообщаться за чашечкой чая или кофе.
Глава 4.
С утра идет сильный дождь, который, кажется и не собирается прекращаться, как и не собирается отступать моя простуда. Нет, мне уже лучше, но не настолько, чтобы сказать, я чувствую себя хорошо, и не смотря на столь уверенную походку, все же внутри я чувствую слабость, дискомфорт и легкое недомогание. Да вид у меня не самый надо сказать, романтичный. После такого количества выпитой жидкости, ожидать на лице свежести и упоительной бодрости, явно не приходится. И я после завтрака, решаю сделать себе чистку лица, а потом и маску. Через час лицо выглядело намного приятнее, и нежнее, а главное, прикасаясь к нему, чувствуешь шелковистость и бархатность. Да, размышлял я, стоя перед зеркалом, еще не огурчик, но уже с признаками спелости. В 12 часов дня я делаю звонок Алёне, сообщив, что я уже начинаю собираться, и куда мне следует подъехать. Через минуту она эсэмэской на мобильный сообщает мне адрес, и я начинаю томиться предстоящим свиданием. К этому времени дождь кончился, выглянуло солнце, и как-то по-весеннему повеяло теплотой. Какой-то знак, пронеслось у меня в голове, стоя перед раскрытым окном, и явный предвестник каких-то событий. Только вот каких? Я сел за компьютер и пару раз разложил пасьянс, который сложился, но нелегко и просто с множеством вариантов, а как-то тяжело и натужено, и где пришлось поломать голову. Непросто нам будет, и я ощутил, как где-то в груди что-то защемило, как струйкой по телу пробежал ледяной ветер, как где-то что-то засосало и как страх, словно это живой человек, пробежал по моей груди, оставляя после себя болевые ощущения.
Дорога заняла почти час, правда я ехал не быстро, все сверялся с картой, и боялся проскочить перекресток, но когда с Алтуфьевского шоссе повернул на улицу Хачатуряна, то вдруг разволновался и от чего-то забеспокоился. Рядом с перекрестком, был бар, который мне сразу же не понравился и мне почему-то показалось, что здесь мы будем пить кофе, и я уже твердо решил, пообщаемся здесь минут 40 не больше, и домой. И вообще, с моей простудой надо было бы дома сидеть, укрывшись пледом, с горячим чаем и не думать о девушках!
Подъехав к её дому, я позвонил, и сообщил, что уже на месте. Подождав минут пять, я решил выйти из машины и пройтись по тротуару, а заодно попытался себе представить, как она будет выглядеть, и как она мне внешне не понравится, и поэтому стал подбирать слова, чтобы через сорок минут удрать из кафе, под видом поступившего какого-то важного звонка, или назначенной мне встрече, о которой пока я ехал мне сообщили по телефону. Тут же быстро стал перебирать в уме своих знакомых, кого можно было бы попросить, чтобы мне позвонили через полчаса, и тогда у меня будет повод сбежать со свидания. Она вышла из крайнего подъезда, но то, что эта была Алёна, я смог это понять, только когда она обошла сквер перед домом, и направилась в мою сторону. Я даже не обратил внимания, во что она была одета, так как видел только безумно очаровательную улыбку и эти ясные, грустные, печальные и сердцещипательные глаза, глаза, выворачивающие душу наизнанку, и обнажающие нервные окончания. Что может быть более завораживающего и трогательного, чем белое и черное, лед и пламя, дождь и солнце, звезды и небо, шторм и штиль, смех и слезы, две противоположности, две вселенной, два мира, составляющие единое целое? Мне вдруг показалось, что мне и вечности будет мало, чтобы насладиться глубиной небесных глаз и ярким солнечным ликом. Я тут же забыл о том, что рассчитывал только на каких-то полчаса, и о каких-то предлогах, чтобы поскорее вернуться домой, к книгам и фильмам, и уже чувствовал, как время замедляет ход, и как солнечные мысли, словно смерчи, завертелись в голове, и я увидел, как мир распахнул двери.
Не успели мы сесть в машину, как начал накрапывать дождь. Я ей тогда еще сказал, как это мило и символично, мы садимся в машину, и начинается дождь, это может только означать то, что новой жизни нужна влага, и природа её нам посылает. Алёна весело рассмеялась, и сказала:
- Будем надеяться, что так оно и будет.
Проехав буквально сто метров, мы припарковались напротив торгового центра, кафе было на противоположной стороне улицы и нам следовало перейти на другую сторону. Зонтика у меня с собой не было, но была темно-синяя шляпа, которая лежала на заднем сиденье, и когда я повернулся, чтобы взять шляпу, то только тогда я наконец-то обратил внимание на то, во что была одета Алена. А одета она была в голубые джинсы и темно-зеленый свитер, а на коленях лежала черного цвета дамская сумочка.
- У тебя есть зонтик?
- Я не взяла, подумала, зачем он нам в машине.
- Действительно, в машине он нам не к чему, и я не взял. Придется бежать! Ты готова к забегу?
- Конечно, смеясь говорит Алена.
- Ну, что, бежим?
- Бежим, весело говорит Алёна. Я надеваю свою шляпу на её голову, и довольный говорю: а тебе идут шляпки, ты в ней выглядишь загадочной и таинственной. Алёна в очередной раз улыбнулась и мы, схватившись за руки, побежали через дорогу. Её ладонь оказалась совсем не такой, какая бывает у людей. На вид, обыкновенная женская ладошка, но держа её в руке, я чувствовал невероятную притягательную силу, она держала мои пальцы так, как держит мать новорожденного младенца. Она не была ни холодной, не горячей, она была такой же теплой, как и у меня, но внутри у неё была огромная кровоточащая рана, и в моей ладони она видела кровоостанавливающую повязку. Вручая свою ладонь в мою руку, она вручала мне не просто себя, она вручала свою жизнь, свою судьбу и свою надежду. Эта ладошка была проводником её мыслей, её желаний, она была проводником тела и обладала сознанием. Держа её крепко своими пальцами, я чувствовал её пульсирующую кровь, я чувствовал язык, который мне говорил: люби меня, заботься обо мне, защищай меня, не обижай меня, храни меня, и я твоей буду вечно. Как только мы перебежали дорогу, её кисть ослабла, и пальцы, как маленький и пушистый котёнок, свернулись в клубок, поежились, и растопырили пальчики. Мои пальцы инстинктивно распрямились, и вот мы уже идем, с переплетенными пальцами, сомкнутыми на замок, и весело этим замочком размахиваем. В тот момент её ладошка была для меня самым нежным, самым чувственным, самым наслаждаемым и самым переживаемым участком тела, и я понимал, что под плотью, обтянутой кожей, течет не просто кровь, а электрическая кровь, отчего все мои чувства начинают бесноваться.
В кафе мы уже влетели, как влюбленная пара, и еще долгих минут пятнадцать ничего не могли заказать, нас просто распирало от эмоций, и мы, глядя только в глаза, друг другу, все никак не могли наговориться. И только когда официант настойчиво спросил, будем ли мы что-то заказывать, мы, прерываясь буквально на несколько секунд, веером пролистали меню, тыкнули пальцем в блинчики с яблоками и клубникой и в кофе капучино, и тут же занялись обольщением друг друга. Наша беседа была, сравни вальсу, где партнеры наизусть знали каждое свое движение, отчего общение было непринужденным, легким и опьяняющим. Когда я возвращался домой, то вспоминая, как мы перебегали дорогу, как потом шли быстрым шагом, и как я внимательно вглядывался в эти чарующие грустные глаза, и то, о чем мы говорили, так и не мог вспомнить. Это видимо тот случай, когда слова не имеют никакого значения, да и нужны ли они были? Все уже было сказано нашими ладошками.
Покидали мы кафе уже в шестом часу. Дождь прекратился, но было заметно, что ощутимо похолодало. Мы не стали в очередной раз перебегать улицу, а крепко взяв друг друга за руки, по- детски подпрыгивая, быстрым шагом направились в подземный переход, который на удивление оказался длинным, и как мне тогда виделось, Алёна была не против, если бы этот переход долго и долго не кончался. Выйдя наружу, мы оказались перед светофором, горел красный свет, напротив стояла машина. Чтобы Алёне было не холодно, ожидая зеленого сигнала, я расстегнул куртку, и она, как будто только и ждала этого момента, словно уж, скользнула мне под куртку, и сделала это так юрко и проворно, что я толком сразу и не понял, что это за неожиданное и давно забытое божественное тепло вдруг растеклось по моему телу. Прижимая её к себе, я ощущал, как её тело дрожало то ли от холода, то ли от нервного возбуждения, то ли от того, что оно готовилось совершить священный обряд, моё же, разрасталось, раздувалось, увеличивалось в размерах, словно готовило место для посадки неведомого мне существа. И этим кто-то была она, которая на моё удивление, впорхнула в моё тело, как будто это было совсем и не тело, а её родовое гнездо с птенцами, и уютно там расположилась. И я вместо того, чтобы выгнать непрошенного гостя, вдруг почувствовал в нем свою плоть, свою кровь, своё дитя, ставшего внезапно таким родным, таким милым, хрупким, нежным и беззащитным человечком. Моё тело в тот момент было океаном, в которое влетело невероятных размеров небесное светило, и, выбросив вверх миллионы тонн жидкости, воды океана сомкнулись, и навечно поглотили внеземного гостя. Казалось, что кроме как трупных червей во мне больше ничего не заведется, но сейчас, в нем, откуда не возьмись стали плодиться невероятной мягкости и пушистости шарики, щекочущие меня изнутри своими ворсинками и заполняющие весь мой организм. И давно забытые ощущения, доставлявшие столь много переживаний в юном возрасте, и внезапно вдруг возникшие, как поезд, мчавшийся на встречу, обрели реальность, и я понял, ко мне пришла долгожданная любовь.
Путь от кафе до её дома занял все те же сто метров. Расставаться нам не хотелось, и мы еще добрых полтора часа проговорили в машине. Я узнал, что Алёна приехала из Мурманска, и в Москве живет три года, работает в крупной телекоммуникационной компании, и часто покупает всякого рода лотерейные билеты, в надежде выиграть крупную сумму денег и купить квартиру. И рассказывая о своей жизни, она как-то грустно добавила: устала от съемного жилья. Ну а летом, я отдыхала в Марокко, Италии и Турции, и что после последнего перелета, стала испытывать страх перед воздушными полетами. А еще у меня осталась одна неделя отпуска, между делом добавила она.
- Отлично, кричу я радостно. Мы можем на поезде поехать в Париж, а обратно вернуться через Вену. И Алёна с такой мягкостью и теплотой произносит: с большим удовольствием, что это было похоже на скидывание с себя всей одежды. Я тут же подхватил эту тему, и стал рассказывать о последней поездке, не забыв упомянуть мою любимую книжную тему. Я коснулся той её части, что наряду с музеями и всякого рода храмами, я еще заглядывал и в книжные магазины, искал полки, где выставлены бестселлеры. Практически все авторы мне были незнакомы, за исключением Кена Фоллетта, ну а остальных я выписывал в блокнот, думая, приеду домой поинтересуюсь о них в интернете, а заодно и будет видно, какой литературный жанр предпочитает Европа. Так вот, вернувшись в Москву, я покопался в мировой сети, и обнаружил, что Старый Свет выбирает кровавые ужастики, детективы и литературу, в которой главный герой имеет садомазохистские наклонности. У них в лидерах Эль Джеймс, с трилогией: пятьдесят оттенков. Я не поленился, прочитал за неделю все три книги, советовать никому бы, ни стал, как и отговаривать. Им там крови не хватает, они бы наши криминальные новости посмотрели, и другой жанр сразу бы захотели.
- Ты знаешь, продолжил я разговор о книгах, у меня порой возникает желание вести на радио передачу о прочитанных книгах, тем более у меня есть знакомая соседка, которая так же, как и я, двинутая на литературе, и я ей рассказал подробно про Анну, чтобы сразу же исключить возможную ревность. Тут Алена задает мне вопрос, касаясь книг: поскольку как она поняла, я много читаю, есть ли любопытные истории, связанные с прочитанными книгами? И я ей рассказал несколько таких историй. Одна из них была связана с моей бывшей спортсменкой, когда она в магазине по моим советам, купила несколько книг одного из моих самых любимых писателей Федерико Андахази. Ну а теперь, представь себе картину. Купленные книги лежат на столе, Галина, так зовут эту девушку, даже не удосужилась заглянуть в аннотацию, да и зачем, это же я их порекомендовал. Так вот, книги лежат на столе, к Галине заходит старшая сестра, которая, кстати, в школе преподает русский язык и литературу, видит стопку книг и спрашивает, что за книги? Галина отвечает, шеф порекомендовал, говорит, супер, оторваться от чтения невозможно. Ну и сестра говорит, я возьму одну почитать, уж больно интересно стало. Та ей и отвечает, бери, ну и та взяла. Больше говорит Галина, она у меня про книги не спрашивает. Когда она рассказала эту историю на наших совместных посиделках, которые я устраиваю дважды в год, в память о наших я думаю, самых лучших годах, проведенных вместе, мы несколько часов не могли от смеха успокоиться. Все представляли себе эту картину, как её сестра приходит домой, и начинает хвастаться этим романом перед своими домочадцами, ну а дальше, муж и взрослые дети, берут в руки этот роман, читают аннотацию, смотрят на свою мать и в нерешительности замирают, и думают, мамашка наша на старости лет никак умом тронулась, раз она собралась это читать. И что это была за книга, поинтересовалась Алёна. Это был роман «Анатом», где в аннотации было написано: Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач – весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа – делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как её настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Аморе Венерис, то есть клитор. Да уж говорит, Алёна, тут есть чему удивиться и посмеяться. Дальше я ей рассказал об этом писателе, и его книгах, чем вызвал у неё желание тут же их прочитать.
Следующая история была связана с романом Мартина Эмиса: Деньги. Ты знаешь, когда я прочитал первые три строчки, я тут же заглянул в конец книги, посмотреть сколько страниц мне предстоит прочесть, поскольку мне было достаточно трех строк, чтобы понять, что это потрясающая вещь, написанная в стиле Зощенко, иронично, игриво, весело и с юмором. Так вот, у меня есть одна семья, я с ними знаком еще со студенческой скамьи. Мы частенько перезваниваемся, и я им иногда советую, что почитать, вот я и посоветовал, не Сергею, и его жене, Ирине, которая после прочтения, практически развелась со своим мужем.
- И что там было такого?
- Там главный герой, когда жил один, то всегда справлял маленькую нужду не в унитаз, а раковину, поскольку это очень удобно, а когда он стал жить с девушкой, то долго не мог от этого отвыкнуть, ему девушка запретила это делать. Ну и Ирина, когда прочитала об этом в романе, то стала присматриваться к своему мужу, куда он ходит справлять маленькую нужду, и в общем застукала его над раковиной, и такой скандал закатила. А он еще масла подлил, сказав ей, что он всегда так делал, мол это очень удобно и гигиенично. После этого, она перебралась в другую комнату, раковиной, куда мой товарищ писал, пользоваться перестала, умывалась на кухне и там же чистила зубы, а после смерти родителей переселилась в их квартиру. С мужем пока не развелась, но общаться перестала. Веселая история получилась.
Следующая была не менее забавная. Я последние лет десять покупаю элитный парфюм не в магазине, а в одной компании, где я давно знаком с директором, а её помощница, мне постоянно по эмэйлу сообщает о всяких новинках, и если у меня бывает свободное время днем, и я в это время нахожусь в центре, то непременно к ним забегаю. Пообщаться, кофейку попить, ну и всякие там новинки послушать. Так вот, я несколько месяцев назад, её помощнице, которую звали Настя, рассказал о романе Паскаля Брюкнера: Горькая луна, в котором на двадцати страницах сочно, красочно и поэтично описаны испражнения главной героины. Я, когда читал эти строки, то у меня аж уши краснели, все время про себя повторял, это надо же из такого, казалось бы, естественного и совсем обычного и неприглядного дела, сделать такую восхищенную поэзию, от прочтения которой, невозможно остаться равнодушным. Настя, не прочтя еще и строчки, решает посоветовать этот роман своей начальнице, которая тут же скачивает себе на планшетник и в тот же вечер перед сном прочитывает почти половину романа, включая и описания этих сцен. Как мне потом рассказывала Настя по телефону, бедная начальница еще неделю не могла успокоиться, называла меня сексуальным маньяком и извращенцем, поскольку она считала, что только такие люди могут все это читать и другим советовать. Тут Алена меня останавливает, и к моему изумлению, переспрашивает, как называется этот роман, хочу его сегодня начать читать. Подожди говорю я, у меня есть еще несколько забавных историй, и я бы тебе посоветовал другое почитать. Я еще пошутил, буду к тебе на свидание с книжкой приходить, и с цветами, на что Алёна, как-то изумленно посмотрела на меня, и произнесла, такого в моей жизни еще не было, и я тут же парировал, со мной тоже. Книжно-букетно-конфетный этап у нас начинается, и мы весело рассмеялись.
Мы еще немного не о чем поговорили, поцеловали друг друга в щечки, пожелали успехов в наступающей недели, и как-то трогательно и умилительно расстались.
Обратно я доехал, наверное, минут за 30, это судя по часам, но на самом деле мне показалось не более 5 минут. Я вообще не любитель быстрой езды, но тогда, я несся как ошалелый под звуки Sophie Zelmani и ее очаровательную песню: Going Home. Я не видел ничего, ни дороги, ни светофоров, ни машин, ни пешеходных переходов, я вообще ничего не видел, и мне просто повезло, что я ни в кого не задавил и не в кого не врезался. В меня вкололи героин и кокаин, влили внутрь ведро алкоголя, и заставили закусить бледными поганками. Планета в тот момент для меня просто перестала существовать, я видел только бьющий в глаза сверх яркий, ослепительный и невероятной красоты свет. И только когда я притормозил у дома, захлопнул дверь автомобиля, и, почувствовав под ногами землю, ко мне вернулась реальность, а вместе с ней и шальное, по-другому и не назовешь, наше знакомство. После той памятной чесночной встречи, я забыл о сайте, поскольку вернулась моя соседка, и меня вполне устраивала её компания. Но однажды в конце сентября, я получаю сообщение от девушки, с которой мы пару раз еще в августе обменялись репликами, и которая у меня спросила про трилогию Стига Ларссона, поскольку я в графе профессия написал, писатель, мол, стоить ли её прочесть? Я ей написал, что стоит, и на этом наша переписка прекратилась. А тут она почему-то вспомнила, что-то написала, и от любопытства пришлось заглянуть на сайт. В общем, она была в восторге, и спрашивала, что еще есть интересное. Написав с десяток мои любимых книг, я, конечно, не удержался и пролистал, может быть сотню анкет, обращая в первую очередь внимание на фотографии, среди которых и встретился портрет Алёны. Помню, я долго его разглядывал, было совсем не понятно, что за лицо скрывается под этим снимком, так, как, снято, было не очень удачно, и за этим изображением могла оказаться, и красивая девушка и вполне дурнушка. И поэтому и ехал я с полной уверенностью, что по крайней на свидании я увижу не дурнушку, но уж точно не красавицу, что-то среднее, маловразумительное, неинтересное, банальное, скучное, нудное и тягомотное.
В квартиру я буквально впорхнул, и тут же стал звонить своей бывшей ученице, которая работает в крупной туристической компании, занимающей организацией индивидуальных туров по всему миру.
- Аля, кричу я, все еду в Париж. Я встретил удивительную девушку, у неё глаза цвета Парижского неба, то небо, которое я видел в апреле, грустное, задумчивое, трогательное, временами яркое, необъяснимо притягательное и порой отталкивающее, словно флиртует, заигрывает и соблазняет меня одновременно.
- У тебя чуть ли не каждую неделю появляются такие девушки, а через пару дней ты уже и не помнишь, как их зовут. Вспомни, ту длинноногую блондинку, очаровавшую тебя большим количеством прочитанных книг, и ты еще хотел её пригласить на нашу вечеринку.
- Да, но она меня еще и покорила своей мечтой, часиками Улисс Нардин, и даже была готова модель показать.
- А, чем, собственно говоря, тебя эта девушка зацепила?
- Искренностью, очарованием, необъяснимой теплотой, грустными и печальными глазами и гороховым супом.
- Не поняла, гороховый суп, глаза...
- Да что тут непонятного, она в субботу замочила горох, и воскресеньем вечером, будет варить гороховый супчик, когда она об этом сказала, я тут же почувствовал вкус и бурчание в желудке.
- И все? Ты фанат гороха? Не знала, не знала. Может у тебя проблемы с пищеварением? Так сходи лучше к гастроэнтерологу.
- К доктору мы все в своё время сходим, и не раз, но сейчас я не помню на своей памяти ни одного случая, за исключением может быть событий 16 летней давности, чтобы мне хоть одна девушка, на мой вопрос, чем займешься вечером, ответила, приготовлю, что-нибудь вкусненькое, все только и говорили, домашними делами, ничего конкретного, бездельем, одним словом. А с ней мы поговорили, о том, как его лучше приготовить, какие добавить ингредиенты, о свойствах гороха, и на что обращать внимание при покупке.
- Пойду сейчас целый чан такого супчика сварю.
- Не подлизывайся, и вы так знаете, что я вас всех люблю.
- Я пошутила. Ладно, на какие даты бронировать гостиницы?
- Я сегодня созвонюсь со своим партнером, узнаю, когда он будет в Вене. Мы обратно будем возвращаться через Австрийскую столицу.
- Может тебе не стоит спешить? А то получится как с нашим истинным французом, во время отдыха на Кипре.
- С Дмитрием?
- Ну, да. Да и у тебя были такие случаи. А то будешь потом там голову ломать, как от неё избавиться. И превратится тобою любимый Париж из города романтики в город разочарований. Тебе это надо?
- Все может быть. Но я думаю, она не такая.
- Ты нас женщин плохо знаешь. Мне все равно, деньги тебе платить, не зная друг друга, вы легко можете поссориться, и что тогда будешь делать? Поедешь один? Часть денег мы тебе вернем, но потеря будет совсем не маленькая.
- И сколько это может быть?
- Посчитай. Два последних дня в отеле, плюс невозвратные ж.д. билеты, и визы, где-то полторы тысячи евро.
- Немного.
- Смотря для кого. Мне было бы жалко потерять эту сумму.
- Ладно, я тебе завтра позвоню на работу, и скажу тогда точно, едем мы или не едем, мне надо с этой мыслью переспать.
Поздно вечером, сидя у компьютера и занимаясь редактированием текста, я мысленно все возвращался и возвращался к сегодняшней встрече. Как все-таки зыбко держится судьба на тонких и не видимых нитях. Ведь я мог тогда зайти на сайт на полчаса позже, и у меня с той девушкой, которой я посоветовал Стига Ларссона, и которая в тот момент была на сайте, могла не состоятся переписка. Именно, тогда, когда мы обменивались мнениями, я от нечего делать, ожидая её ответа, просматривал анкеты, и увидел там фото Алёны. Та девушка могла мне написать и раньше, могла и позже, и я также мог прочитать её послание в другое время, и уж точно бы не стал рассматривать фотографии других девушек, и даже если бы и начал просматривать, то шанс, что я её бы увидел, был практически нулевой. Это потом уже Алёна скажет, что она в тот день подняла свою анкету, чтобы она оказалась в числе первых для просмотра. Видимо поэтому судьба держится на тонких и не видимых нитях, и от того, что мы их не замечаем, нам все сложнее и сложнее с ней столкнуться. У нас было тысячи шансов, чтобы не встретиться, и возможно только был один, и мы увидели эту незримую нить. Главное теперь не зацепить и не порвать её, она так тонка и совсем недоступна взору. Надо её укрепить. Это хорошо, размышлял я, что мы едем в Париж. Но до поездки еще много времени, больше месяца, можно сходить в театр, в музей, посмотреть пару киношек. Не мешало бы еще заказать несколько флакончиков элитного парфюма, тем более я на завтра сделал для себя доставку, да и сегодня при встрече, мне не удалось уловить никакого парфюмерного запаха. Почесав себе за ухом, я зашел на сайт, где есть огромный выбор дорогой и эксклюзивной парфюмерии, нашел женский раздел, и стал внимательно изучать предложения, ориентируясь главным образом на описание запахов. После двух часов просмотра я наконец-то остановил свой выбор на четырех флаконах, каждый из которых обладает своим неповторимым шармом, который может подойти под любое настроение, и главное, можно быть уверенным в том, что в своём окружении она точно не столкнется с такими ароматами.
Первым я сделал выбор на аромате By Kilian Good Girl Gone Bad, который рассказывает о том, как "Хорошая девочка становится плохой". Аромат Good Girl Gone Bad посвящен особенным женщинам. Good Girl Gone Bad рассказывает об образе любимых женщин Килиана: чувственных и неудержимых. Good Girl Gone Bad это парфюм с цветочно-фруктовым звучанием, чарующий, как призывный смех, сметающий барьеры запретов и позволяющий то, что раньше было запрещено. Аромат начинается свежестью и невинностью лепестков абрикоса и жасмина Самбак, и сладостью загадочного османтуса из Китая. Майская роза придает композиции тепло. Индийская тубероза смело обнажает свою молочность и округлость, а чувственно-наркотический египетский нарцисс призывает к смелому и неконтролируемому соблазнению. Оттенки амбры и виргинского кедра в базе стараются отстоять свое законное доминирующее положение.
Вторым стал роскошный вечерний аромат, Amouage Dia woman соединивший в себе все богатство востока. Аромат спокойствия и благополучия, благородства и элегантности. Наделенный особой силой звучания благодаря своим драгоценным компонентам, он не останется незамеченным. Нежные цветочные ноты в нем причудливо переплетаются со сладостью ванили, горькими нотами полыни и теплыми нотами дерева. Венчает композицию мускус, придавая аромату необычную притягательность и удивительную стойкость. Аромат Dia понравится женщине экстравагантной, не признающей традиционных решений. Такой аромат должен быть только у неё. Яркий, фантазийный, шикарный. Он бархатной вуалью окутает её нежную кожу, а его волнующий шлейф никого не сможет оставить равнодушным. Красивый, праздничный, интригующий аромат Dia для торжеств и особых случаев. Характер аромата: Необузданный, Пьянящий, Сладкий, Волшебный, Умопомрачительный, Вибрирующий.
Далее был один из моих самых любимых женских духов - Coach, олицетворяющий женскую многоликость - шикарный и сложный аромат, способный стать прекрасным дополнением к неповторимому образу женщины любого возраста. Чистый, романтичный, свежий и энергичный, созданный в винтажном стиле, с классическим налетом, Coach побуждает каждую женщину блистать своим очарованием и шиком. Coach – это уникальная и захватывающая смесь цветов и фруктов, подчеркивающая индивидуальность стиля, женственность и грациозность его обладательницы. Основные ноты: мандарин, гуава, лилия, фиалка, цибетин, жасмин, мимоза, мед, амбра, сандал, ваниль, корень ириса.
Ну а дополнить эту коллекцию я решил безошибочным и верным Clive Christian X for Women - аромат дорогой, богатой, изысканной, шикарной и элегантной женщины. Его индивидуальность достигается за счет нот розового персика, мандарина и ландыша, кружевом переплетающихся с египетским жасмином и дамасской розой, со шлейфом сладкой ванили, сандалового дерева и пачули.
После сделанного заказа, я еще в течение часа читал описание ароматов, пытаясь вслушаться в шепот оттенков, и мысленно представлял себе, как они будут со мной разговаривать, находясь на коже Алёны. Думаю, и мои оттенки, обладающие не меньшей красочностью слов, также найдут, что ей сказать. С этими мыслями, я выключил компьютер, посмотрел на часы, на которых было уже почти три часа ночи, и удовлетворенный прошедшим днем, в еще непонятом и не осознанном состоянии, отправился в кровать.
Глава 5
Я лежу в постели уже целый час, и глаза мои никак не хотят смыкаться. Я их снова и снова закрываю, в надежде увидеть темноту и безмолвие, но как только я смыкаю веки, моему взору предстает одна и та же картина, вот она выходит из подъезда, я бросаю беглый взгляд на её фигуру и тут же отворачиваюсь, потом я вижу, как она, обходя сквер, грациозной поступью леопарда направляется в мою сторону, и у меня тогда пролетела мысль, жаль, что не эту я ожидаю девушку, спешащую к кому-то на свидание, и тут же в очередной раз отворачиваюсь, дабы не распылять в себе зависть. Но любопытство оказалось сильнее, и, поворачивая голову в её сторону, я вдруг оказываюсь в автомобиле, и на огромный скорости налетаю на что-то большое, огромное, и жгучая боль пронзает мне грудь. Я судорожно пытаюсь сообразить, куда же меня так занесло, пристально вглядываюсь в препятствие, вижу яркий свет в конце тоннеля, эти глаза, и от испуга у меня все сжимается в груди, и спазмы не позволяют мне вымолвить слово. От внезапной неожиданности, я растерян, огорошен и обескуражен, я никак не могу сообразить, что мне делать: кричать от боли или радоваться, изумляться или очаровываться. И не найдя слов, я протягиваю ей свою руку, кивком головы указываю направление к машине, и так её веду за руку, как может самый лучший и опытный капитан свою баркентину во время шторма. Почувствовав штурвал в надежных руках, она отдает швартовы и так уверенно заскользила по водной глади, словно всю свою жизнь только и ждала этого момента. Те двадцать метров, что нас разделяли от места встречи и до автомобиля, мы прошли как Эсмеральда вокруг земного шара, царственно, державно, величаво и торжественно. Она олицетворяла невинность и похоть, страсть и наслаждение, разврат и усладу, она была мать и дитя, соль и сахар, вино и кровь, она была той, из-за которых стреляются на дуэлях и сходят с ума. Она есть мечта, иллюзия, якорь спасения, предчувствие, вера и ожидание. Она есть образ всех вавилонских блудниц, приходящих ко мне во снах ночью, и от чего они не дают мне заснуть. Она есть фантомная боль, от которой нет лекарства и спасения, если только не ампутировать себе голову. Уже пять часов, а я все продолжаю крутиться в кроватке, как будто это и не кровать, а токарный станок, и мои кручения, не что иное, как попытка сбросить с себя все эти яхты, шхуны, бригантины, фантазии, химеры, потаскух и девственниц. Я притворяюсь мертвым, и меня закапывают не в землю, а в её тело, и я чувствую, как стучит её сердце, как кровь течет по венам и артериям, я вижу, как дышат её легкие, и как вздымаются груди, я съеживаюсь и еще глубже погружаюсь несколько в её тело, сколько в её вагину, и меня несет по подземным тоннелям мощным потоком, отчего меня охватывает страх и ужас, я цепляюсь руками за фаллопиевы трубы, и не могу удержаться. Гонимый неведомым течением непонятно куда и зачем, я вдруг опять вижу этот сверхъяркий, невероятной красоты свет и яйцеклетку, двигающуюся навстречу мне принявшему форму сперматозоида. Прикоснувшись, друг к другу они на мгновение застывают, а потом, взявшись за руки, начинают кружиться в ритме вальса, и тут же, словно сошедшие с ума пускаются в безумный африканский танец, отчего содрогается мое и её тело, они сливаются и растворяются в друг друге, но через мгновение их опять двое, и начинается новый танец и их счастливые улыбки озаряют весь окружающий их мир. Впервые на своем веку я вижу, как зарождается новая жизнь и новая любовь, как зарождается новая сверхзвезда и новая галактика, и увиденное так меня взволновало, потрясло и пленило, что я вновь открываю глаза, смотрю на часы, показывающее без четверти семь, и за окном уже забрезжил рассвет. Я всматриваюсь в часы, и не испытываю никакого желания сна, словно и не было бессонной ночи. Я видел возникновение новой жизни и новой любви, и этой жизнью и любовью была она и я, два новых, только что появившихся на свет живых крохотных организма, отчего мой разум чист, прозрачен и ясен. В меня вселилась новая жизнь, создателем которой была Алёна, девушка, которую я и не грезил в своих мечтах встретить, и теперь я не знаю, что мне делать с этой новой и непредвиденной действительностью.
Покрутившись в постели еще какое-то время, и понимая бесплодность попыток хотя бы вздремнуть на несколько минут, я поднялся, сел на край кровати, покачал головой, повторив при этом несколько раз: бедный я, бедный, и неспешно пошел в ванную. Чай я пил в половине восьмого, чего со мной такого, по крайней мере, несколько лет не случалось. Я встаю позже, и первая чашка зеленого чая появлялась на столе не раньше девяти утра. Раскачиваясь в кресле, вместе с кружкой горячего напитка, я вдруг понимаю, что не знаю, чем мне с утра следует заняться, хотя до вчерашней встречи все было ясно и понятно, но теперь я новорожденный, и по предметам на столе и последней переписке по электронной почте, пытаюсь понять, кем я был несколько дней назад, и что мне предстоит делать сегодня. Единственное что я отчетливо помню, это её образ, и как она сидит рядом со мной в машине, как говорит, смеется и как она, покидая машину, ласточкой исчезла из моего вида.
В половине девятого зазвонил один из сотовых телефонов, номер был знаком, но сразу не смог вспомнить кому я так рано нужен, поэтому звонок проигнорировал. Через пятнадцать минут второй звонок, на этот раз от Алевтины.
- Ты чего в такую рань звонишь?
- Ну, так ты чего решил, едешь или нет?
- Конечно, едем. Предположительно выезжаем из Москвы 31, четыре дня в Париже, два дня в Турине, два дня во Флоренции, два дня в Вене. Домой возвращаемся 13.
- Хороший маршрут. Сам придумал или она предложила?
- Естественно сам, она еще о нем не знает. Сейчас буду ей звонить, пусть возьмет дополнительно несколько дней отпуска за свой счет, вернее за мой счет.
- Она москвичка?
- Нет, приехала из Мурманска.
- Тогда спроси, есть ли у неё регистрация.
- А если нет?
- Тогда ей надо будет получать визу в Питере.
- У вас там есть филиал?
- К сожалению, нет.
- И что тогда делать?
- Тогда тебе надо обратиться в ту турфирму, у которой там есть свое отделение. Впрочем, сейчас на работу к 10 придут наши визовики, я у них спрошу, может они что-то подскажут.
- Тогда я тебе позвоню в половине одиннадцатого.
- Хорошо. А ты пока звони ей, пусть пишет заявление на отпуск.
- Уже звоню. Пока.
- Алёна, привет! Ты уже на работе?
- Подхожу к офису.
- Я тут ночью придумал план поездки, на 14 дней. Тебе надо дополнительно к отпуску взять четыре дня за свой счет.
- Не уверена, что мне дадут, но попробую.
- Сразу же перезвони. И еще, у тебя есть регистрация?
- Увы, нет.
- Алевтина говорит, что если нет регистрации, то визу можно будет получить только в Питере, но она еще уточнит, так ли на самом деле.
- Мне кажется это чушь. Посмотри в интернете, сколько там объявлений по оказанию услуг в получении виз. Сейчас к себе поднимусь, и позвоню в визовый центр Франции в Москве, поинтересуюсь у них.
- Тогда давай созвонимся часов в одиннадцать.
- Хорошо.
Очередной звонок, и этот раз уже по работе. Мой тезка просит в срочном порядке пару бочек мазута. Слушая его, я про себя думаю, какой к черту мазут, какая работа, тут реальная девушка из сонных видений, а он лезет ко мне с грязной и пахучей жидкостью. Понимая, что он от меня не отстанет, я говорю, ладно, отгрузим, и на этом наш разговор прекращается.
Я завариваю очередную кружку чая, смотрю в монитор компьютера и снова вижу её грустные, голубые глаза. Если бы я мог, забрать эти глаза с собой, я бы их поместил в рамку и носил с собой, как портфель, а вечерами я им бы показывал смешные киношки, а на ночь ставил бы их на прикроватную тумбочку, и глядишь, через какое-то время, от волнующей грусти и следа бы не осталось. Не дожидаясь ответа от Алевтины и Алёны, я решаюсь сам позвонить в визовый центр, и через пару минут мне сообщают, что регистрация не обязательна, достаточно будет справки с работы и выписки со счета из банка. Похоже, что все пока начинает складываться удачно. Но через пять минут я получаю эсэмэску от Алёны, в которой она сообщает, что дополнительных дней ей не дают, и еще, то, что мне сообщили из визового центра. Я ей тут же отвечаю, мы организуем тебе бюллетень, на четыре дня. Ответ приходит мгновенно, надо подумать. Опять звонок по работе, ну что еще, вопрошаю я, и отключаю один из телефонов. Звоню своему доктору по поводу бюллетеня, объясняю ситуацию, что, мол, нужна справка на конец октября, на четыре дня, так как хочу со своей девушкой поехать в отпуск. Доктор говорит, нет проблем, поскольку бюллетени строгой отчетности, то я за день до отъезда должен позвонить им в поликлинику и официально его вызвать. Ну а дальше, через пять дней он его же, сам без нашего присутствия и закроет, ну а по приезду я подъеду к нему на работу и заберу. Что за острая болезнь была, он подумает. Договорились. Теперь надо ждать от неё ответа, что она на это скажет. А она продолжает сомневаться, уж больно подозрительно все это будет выглядеть: заболеть накануне отпуска. Предлагает мне вечером обсудить это предложение по телефону. Понимая, что, скорее всего она с моим предложением не согласится, начиная продумывать новый, укороченный маршрут, без заезда в Италию. Опять звонок по работе, на этот раз на другой номер телефона, все тот же мой тезка, шумит, кричит. Какого черта я отключил телефон, там работа стоит, давай срочно гони бочки. Пришлось внимательно его выслушать, чтобы понять, чего он хочет и куда эти бочки отправлять. Он никак не понимает, почему это я его не понимаю, и решает, что это следствие проведенных бурных выходных в обществе блондинок, и подробно как школьнику, объясняет мне, что ему нужно. Понятно, говорю, буду сейчас звонить, и положил трубку. Странное ощущение, но работать совсем не хочется, как и зарабатывать деньги, мозги явно сопротивляются всему, что не связано с Алёной и предстоящей поездкой. Разгуливая по квартире, мне каждый раз попадаются на глаза грязные кроссовки вместе со спортивной формой, и у меня возникает желание побегать в лесу, который я вижу из окон своей квартиры. Через десять минут я уже топчу заросшие тропинки, еще минут через двадцать до меня начинает доходить, что, несмотря на то, что бежится легко и свободно, организм не испытывает никакого удовлетворения от тренировки, и как мне кажется, делает все это из-под палки. Ему не удается сосредоточиться на беге и получаемых ощущениях, мысли где-то совсем в другом месте, и явно ненамерены блуждать вместе со мной среди деревьев и кустарников. Еще через двадцать минут я прекращаю пытку своего тела, которое со вчерашнего вечера и так испытывает непонятные и необычные ощущения, и решаю возвратиться домой, все равно нет никакого кайфа и удовольствия от моей беготни.
Пока я был в лесу, от Алёны пришла эсэмэска, она подумала, и решила не брать бюллетень, пишет, что боится за свою работу. Я ей тут же отписываю, тогда едем в Париж и Вену, а в Италию съездим в следующий раз, и сразу же стал изучать расписание поездов. Получалось тоже совсем не плохо. В субботу, я встречаюсь со своими бывшими учениками, как следует, отмечаем день рождение, а в воскресенье с утра, в дорогу. Четыре дня проведем в Париже и два дня в Вене, вполне достойное путешествие. Отправляю эсэмэску, с датой отъезда и приезда. Через пятнадцать минут приходит ответ, начальница сказала, договаривайся со своей напарницей, но напарница пока ничего не может утвердительного сказать, так как все будет зависеть от того, когда будут школьные каникулы, так как на это время не с кем оставить ребенка дома, и она вынуждена взять отпуск, чтобы быть с ним.
Прочитав еще пару раз сообщение, я задумался, как-то непросто все получается. Такое невероятно случайное знакомство, и такие же невероятные сложности, чтобы вместе провести отпуск. Напрашивается вопрос, зачем тогда надо было встречаться, если возникает столько проблем, решить которые мне не под силу, и повлиять на них ни как нельзя? Может это испытание, проверка на терпимость? Только вот кто устраивает эту проверку, и кому интересен предел моего терпения? Отправляю эсэмэску, когда твоя напарница скажет по поводу каникул ребенка? Получаю ответ, только вечером, когда она придет домой. Она не может позвонить ребенку, им запрещено пользоваться сотовыми телефонами в школе. Завтра утром она мне скажет. Ну что ж, рассуждаю я, если на эти даты придутся каникулы, значит, поедем на неделю позже, но теперь опять придется договариваться со своим партнером по бизнесу, чтобы он смог приехать в Вену неделей позже. Пытаюсь связаться с Веной, рабочий телефон не отвечает, сотовый то ли выключен, то ли находится в зоне неприема. Странно как-то все складывается. Может это знак? Да, мы встретились случайно, но это ничего ровным образом не значит, и то, что, то тут, то там возникают сложности, может, есть не что иное, как предупреждение моим чувствам, моим эмоциям, не торопиться и не спешить, попридержать свой разыгравшийся аппетит, затаиться на время, переждать усилившейся ураган и только потом приступить к строительству отношений. Но куда там! Меня уже несло, как щепку в горном потоке, и вместо того чтобы остановиться, бросить якорь или буёк, подумать и немного успокоиться, я наоборот, начинал быстро и судорожно грести, как будто это могло меня избавить от тревоги, волнения и беспокойства.
Весь день был одним сплошным плотным серым туманом, за которым я так и не увидел света, и прошел в нервном напряжении и ожиданиях эсэмэсок. И вместо того, чтобы заниматься работой, и своими делами, оставив все разговоры на вечер, я вместо этого, с самого утра все больше и больше размышлял о возможной предстоящей поездке, и о непредвиденных препятствиях, мешающих моим планам, отчего тоска, злость и раздражение накатывались как волны на прибрежный песок.
Ожидая вечера, и чтобы как-то отвлечься, я пытаюсь читать дальше роман Г. Миллера: Аэрокондиционированный кошмар, но быстро понимаю, что мне совсем не удается сосредоточиться над текстом. Вижу буквы, слова, предложения, но не могу уловить смысл прочитанного, я как будто нахожусь на крутом ледяном склоне, по которому пытаюсь подняться наверх, но все время скатываюсь назад. И хотя я понимаю, что в данной ситуации от меня мало что зависит, и я попросту просвистываю своё время, тем не менее, мне не удается не над чем сосредоточиться, кроме как думать о ней. Все же я продолжал читать дальше, в надежде хоть на какое-то время отвлечься, и дать моим мыслям не заниматься самоедством. Занятие это оказалось совсем не из легких, тут может любой йог мне позавидовать, разделить своё сознание на две половинки, и одну из них, которая все время напоминает мне своей болью, на какое-то время взять и выключить. Это потом, когда пройдет много месяцев, после той пятницы, и когда боль так и не отступит, я научусь, с помощь книг с ней бороться, и благодаря им, мне удастся очень быстро с ней справиться. Но сейчас, мне даже и на несколько строк не удается сосредоточиться над текстом и, понимая, что чтение меня не успокаивает и не помогает отвлечься, я закрываю книгу, включаю компьютер, и просматриваю итоги спортивных соревнований, прошедших в выходные дни. Потом я бегло прочитываю последние новости, попутно поглядываю на часы, и с удивлением обнаруживаю, что меня почему-то совсем не интересуют швейцарские часы и не возникает никакого желания пообщаться с такими же фанатами часов, как и я, на часовом форуме. Мне даже не интересно, что они там обсуждают, и какие еще известные люди носят Панераи. И еще мне почему-то совсем не хочется есть. За целый день я так и не мог вспомнить об обеде, вся моя еда ограничилась несколькими кружками зеленого чая с чабрецом и несколькими дольками грецкого ореха. Я впал в такое наэлектризованное состояние, что случись какая-нибудь катастрофа в мире, или несчастье с друзьями, родственниками, с бизнесом, с коллекцией часиков, монет, ручек или картин, и даже если бы меня заковали в кандалы, и отправили куда-нибудь в Сибирь с геморроем на лбу, меня бы это взволновало куда меньше, чем эсэмэска от неё, даже с самым глупым и простым текстом, вроде того: чем занимаешься? Странно, размышлял я, сидя в кресле перед монитором и упершись ногами в стол, мы достигли неведомого еще несколько десятилетий назад способа мгновенной и доступной связи с любой точкой мира. Мобильная связь или интернет соединяет вместе людей, находящихся друг от друга за многие тысячи километров, но вот скорость принятия ими решений, остается такой же, как и в каменном веке, они думают часами, советуются и обсуждают с друзьями, потом опять думают, при этом телефоны их постоянно попискивают, и вибрируют, и вместо того, чтобы самостоятельно принять решения, они выслушивают сотни наставлений, от чего сами еще больше запутываются, чем и запутывают меня. Они уже давно перестали думать своими мозгами, им и голова не нужна, если есть мобильник, который всегда под рукой, и с готовыми ответами. Для чего вся эта техника, если она в мою жизнь привносит не успокоение, а наоборот, вносит разлад и сумятицу. Я вскакиваю и как тронутый, начинаю водить рождественский хоровод вокруг своих мобильных телефонов и часов, как секундная стрелка по циферблату, все больше и больше завожусь, и боюсь остановиться. Два чертовых прибора, две железки, вокруг которых сосредоточился мой мир, и которые, своими тисками крепко прижимают меня, и чем больше я стараюсь из них вырваться, тем сильнее они сдавливают моё тело. Со стороны я походил на рыбёшку, трепыхающуюся в море на крючке, и которую кажется никто и не собирается вытаскивать из воды. И чем сильнее я дергаюсь и вьюсь вокруг крючка, тем острее и глубже в меня вонзается его острие. Я бы теперь и рад бы успокоиться, подремать на диване, но крючок так глубоко проник в моё тело, вспоров легкие и желудок, отчего кислота растекается по всему организму, делая в тканях дырки как у бублика, а вдыхаемый мною воздух, видя разорванные легочные альвеолы, тут же разворачивается и с выпученными глазами устремляется обратно. Моё тело стало похожим на пиратский флаг, где вместо костей крест-накрест нарисованы два сотовых телефона. Я настолько ошалел от своего состояния, что, когда на один из телефонов пришла эсэмэска, моё нервное напряжение достигло такой космической высоты, что я еще несколько минут не мог унять дрожь в руках, прежде чем взять в руки мобильник. И когда я увидел, что это сообщение не от неё, то почувствовал невероятной силы, удушающийся спазм в животе и в груди, отчего в срочном порядке пришлось чистить зубы и принимать душ. На какое-то время, теплая льющаяся вода, вместе с несколькими глотками белого вина, выпитого после эсэмэски, привела меня в кратковременное душевное равновесие, и хоть я и был рыбкой, с крючком внутри, он мне совсем не мешал свободно плавать в ванне. Более того, в тот момент мне даже показалось, что если я еще задержусь здесь на несколько минут и нырну поглубже к самому дну, то преследовавшие меня мучения и тревоги исчезнут раз и навсегда. Я сделал по горячее струю, добавил для образования пены геля, и с головой погрузился под воду. Лежа в пенной воде, я уже и не помышлял о телефонных звонках, о предстоящей поездке, я вообще перестал думать о ней, и теперь мои мысли плавали где-то в глубинах океана, а сам я чувствовал себя на дне Марианской впадины. Меня настолько захватила состояние расслабленности от воды и вина, что я на какое-то время впал в дремоту, и только звонивший домашний телефон, вывел меня из сонного состояния и вновь вернул в только что забывшуюся реальность. Понимая, что это звонит не Алёна, поскольку она не знает мой домашний телефон, я еще какое-то время продолжаю нежиться в ванне, и только когда опять стали раздаваться звонки, я решаюсь вылезти из воды, и послушать этого настойчивого и назойливого звонящего, коим как я и предполагал, пока бежал голым и разбрасывая пену по квартире, была Алевтина.
- Ну, что Вы едете?
- Конечно, едем, жду от неё звонка, с уточняющей датой, она должна договориться со своей напарницей.
- Бюллетень ты ей предлагал?
- Да предлагал, но она после размышления, отказалась.
- Какая-то она странная. Он же будет настоящий.
- Ну не хочет она рисковать, да и подруги ей не советуют так поступать. Шесть дней конечно маловато, но все же лучше, чем вообще никуда не ехать.
- Ты ей передай, пусть она пришлет мне ксерокопии гражданского и заграничного паспортов, сделает три фотографии, возьмет справку с работы и справку из банка. И дай ей мой электронный адрес, на который она вышлет ксерокопии, ну а когда получит справки, то пусть занесет мне их на работу.
- Я ей все сегодня же передам. Она должна скоро звонить. Ну все, давай до завтра, а то я голый стою, и пена с меня капает, из ванны ты меня вытащила.
- Пока, пока.
Разбрасывая пену по квартире, я налил себе еще вина и опять погрузился в ванну. Но лежать уже не хотелось, да и приступы тревоги и паники опять проснулись, стали все настойчивее и настойчивее о себе напоминать. Тогда я вылез из воды, смыл пену, быстро вытерся, натянул футболку с джинсами, и засеменил на кухню, за очередным бокалом вина. Через несколько минут, моя тревога застыла, словно её заморозили, и к моему удивлению, мне впервые за целый день, вдруг захотелось что-то поесть, и, не придумав ничего лучшего, я решил остановиться на глазунье из трех яиц с луком и помидорами. Пока все это скворчало на сковороде, я выпил еще один бокал вина, после чего пустая бутылка полетела в мусорное ведро. Боль не ушла, но она уже не разрасталась, а главное не было уже той паники, после которой я метался по квартире как хвост воздушного змея в небе. Покончив с едой, я развалился на диване, включил телевизор, пощелкал пультом, и остановился на энтэвэшных новостях, сообщавших мне, что уже идет восьмой час вечера, а значит, мне осталось совсем недолго ждать от нее звонка. Эта мысль меня еще немного успокоила, и я как-то незаметно погрузился в сон. Проснулся я, когда часы показывали ровно половина девятого, по телевизору шел какой-то сериал, и еще с трудом понимая происходящее, я неспешно побрел на кухню ставить чайник, и только поле того, как я ополоснул кружку, насыпал туда пол-ложки зеленого чаю, ко мне опять стало возвращаться знакомое чувство тревоги. Плюхнувшись на диван, мне жутко захотелось посмотреть хоть какой-то фильм, тем более ровно в половине девятого на канале кино плюс начиналась новая премьера, главное, чтобы не думать о ней и не ожидать звонка. Не получилось, только я щелкнул кнопкой пульта, как раздался сигнал, извещавший меня о том, что пришла эсэмэска, и волны от вибрации мобильника прокатились не только по моему телу, но и по всей квартире. Я еще не успел повернуть голову в сторону аппарата, но уже понимал, что это послание пришло от неё. Тем не менее, памятуя о том, как я оказался в душе, неспешным шагом подойдя к телефону, повертев его немного в руках, словно пытался заворожить, и, нажав кнопку, прочитал сообщение: перезвони на домашний. Сколько раз за оставшиеся четыре дня нашего общения, получая вечером текст с такими словами, я буду испытывать небывалые и невообразимые ощущения, сравнимые с тем, как если бы я после ледяной купели, сразу же оказывался в сауне, и где каждая клетка моего тела мгновенно почувствовала нежную, пьянящую и бархатную ласку горячего воздуха, отчего моё тело теряло форму, и таяло словно мороженое под яркими лучами солнца. Лизни меня в тот момент, и на вкус я был бы похож на самый лучший советский пломбир, который так и просился, чтобы его отправили в рот, там попридержали и посмаковали, и только потом проглотили. А уж когда мы начинали говорить, я доходил до такой степени экзальтации, что когда часы показывали уже далеко за полночь, и до нашей встречи я в это время тихо себе посапывал, я ложился в кровать застеленную не чистым постельным бельем, а самыми красивыми обнаженными девушками, степень моего возбуждения достигала таких величин, что вся домашняя утварь начинала в вихре кружиться по квартире, а окна, несмотря на мои попытки их закрыть, с шумом и грохотом распахивались, отчего в соседних окнах загорался свет и соседи начинали барабанить в мою дверь, стучать по батареям и грозно кричать, чтобы я вел себя потише.
В тот понедельник, мы проговорили целых два часа, мы бы проговорили и больше, но к нашему великому неудовольствию, на моей трубке села батарея, и телефон внезапно умолк. После этого, Алёна тут же прислала эсэмэску: у тебя, наверное, сел телефон? Уже поздно, и мне рано вставать, и пожелала мне спокойной ночи. Я также ей пожелал спокойной ночи, и грозно посмотрел на свой стационарный прибор, у которого в самый неподходящий момент сажаются батареи. О чем мы только не болтали! Да мне, собственно говоря, было и не важно, о чем говорить. Главное было то, что она договорилась с напарницей, и теперь она завтра напишет заявление на отпуск, и мы уже можем начинать собирать чемоданы.
Окрыленный нашим разговором, а главное тем, что контуры поездки уже столь очевидны и видны невооруженным взглядом, ко мне внезапно приходит идея вместе завтра поужинать после работы в моём любимом заведении Никольская Плаза. И вслед за: спокойной ночи, летит новое послание: поужинаем завтра после работы? Ответ приходит через десять минут. Завтра не получиться, иду к доктору, а вот в среду, с большим удовольствием.
Всего сутки и две ночи, каких-то тридцать шесть часов, и я снова увижу её, и мы, уютно расположившись на мягких белых кожаных диванах, проведем, возможно, один из самых лучших романтических вечеров в нашей жизни. Это будут минуты, наполненные предвкушениями великого праздника, торжественного события, неслыханной любви и чудовищной страсти, которые произойдут с нами в ближайшее время. И вот на таком эмоциональном подъеме, я на одном дыхании отредактировал аж целых три главы написанного романа, чего со мной раньше не было, и в три часа ночи в облике бога эроса отправился в кровать, которая в тот момент не походила на ложе, где можно спать и видеть сладкие сны, она была гильотиной, где лишали целомудрие, стыдливость, скромность, робость и застенчивость, где обнажали животную страсть, похоть, вожделение и неистовое искупление, где простыни были не просто шелковой тканью, а были шелковой кожей со всеми девичьими выпуклостями, органами и запахами. Заснуть в такой постели, означало бы проститься с жизнью и прямиком отправиться в ад, чего я себе не мог позволить, как и позволить заснуть. Вот так я словно в наркотическом бреду и прометался по всей кровати до самого рассвета, так и не сомкнув глаз.
Глава 6
Утро началось как обычно, с чашки зеленого чая, тыквенных семечек, грецких орехов сидением в кресле у компьютера с ногами на столе. Несмотря на бессонную ночь, самочувствие было прекрасным, голова на удивление ясной, ну а тело было как ни странно отдохнувшим и свежим. Чудеса, да и только, размышлял я, покачиваясь в кресле, совсем не спал, и так хорошо себя чувствую! Все еще толком не понимая, в чем причина такой легкости и бодрости, я заварил еще зеленого чая с чабрецом, дабы закрепить свое прекрасное расположение и умонастроение, и зайдя на сайт Booking, стал подыскивать отели в Париже и Вене. Просмотрев с сотню предложений, я остановился на нескольких, и чтобы окончательно выбрать, решаю проконсультироваться с Алевтиной. На моё удивление она оказалась уже на работе, и мы сообща быстро выбрали по гостинице в Париже и Вене. Для меня главным при выборе было, чтобы отель располагался в центре и рядом с парком, где я бы мог по утрам совершать пробежки, и желательно, чтобы рядом был еще и водоем, например, река Сена, которая, кстати, была всего в нескольких десятках метров от отеля. Я тут же отписал Елене на почтовый адрес, где забронированы номера, какой нас ожидает вид из окон, и какие вокруг достопримечательности, не забыв упомянуть, чтобы она связалась с Алевтиной, и выслала ей копии паспортов. Она практически тут же перезвонила, и сообщила, что уже все отправила, сфотографируется только после работы, и при этом добавила: поговорила с Алевтиной, у неё очень приятный голос. Я тут же дополнил, у неё не только приятный голос, она и сама очень приятная девушка. Она душа наших посиделок. И я буквально в течение нескольких минут рассказал ей об этой маленькой и удивительной женщины, с глазами преданного щенка, излучающую невероятную теплоту и искренний завораживающий взгляд, наделенную самыми лучшими женскими добродетелями. Она есть эталон матери, жены и дочери, на таких как она держится семья, государство и мир. Её семья, рассказывал я ей дальше, это очаг благополучия, благоденствия, спокойствия, открытости и гостеприимства. И вообще, добавил я, когда ты повезешь паспорта, ты познакомишься с ней поближе, и увидишь, что она за человек, и я на сто процентов уверен, что ты к ней проникнешься не только симпатией и расположением, но и захочешь с ней поделиться чем-то личным и сокровенным, и уж точно будешь искать повод чтобы с ней встретиться, поболтать и подружиться. На что Алёна ответила, что ей трудно даются знакомства, тем более с девушками, слишком часто мы не понимаем друг друга. С ней у тебя таких проблем не будет, уж поверь мне на слово, на что Алёна возразила: посмотрим.
В 10 часов меня опять стали доставать звонки по работе, и самым назойливым был мой тёзка, которому по зарез нужен был битум. Поразмышляв над его предложениями, и той прибылью, которая сулила сделка, я стал вдруг отчетливо осознавать, что моя поездка будет не такой уж и дешевой, и что мне не мешало бы еще немного подкрепиться деньгами, которые там, окажутся совсем не лишними. В итоге, у меня ушло полдня, чтобы отправить заявки, поставить цистерны в отгрузку, и решить вопросы оплаты. Все это время, я ни на секунду не переставал думать о ней, даже когда вел телефонные переговоры с нефтяной компанией.
Обед превратился в традиционную кружку зеленого чая с грецкими и кедровыми орешками вперемешку с тыквенными семечками. Неспешно пожевывая, я чувствовал, что прилагаемые усилия для нашего путешествия, вроде бы как начинают принимать зримые и конкретные очертания, но на душе от этого, почему-то не становиться спокойнее и смиреннее. Есть в нашем общении кусочки льда, ложки дегтя, плоды репейника, цепляющиеся за слова, поступки и действия, которые своим воздействием, отравляют самые радужные впечатления и надежды. Я по этому поводу часто вспоминаю фильм: «Лучше не бывает», в котором главный герой (актер: Джек Николсон), танцуя с главной героиней (актриса: Хелен Хант), говорит: «почему в жизни так часто бывает, когда ты понимаешь, что встретил родного для тебя человека, то у тебя или у неё тут же возникает желание поскорее от него или от неё уйти»? Два дня назад, в первую нашу встречу, наши чувства были готовы не только завязаться в клубок, но и запутаться в нём, чтобы никогда больше не распутываться. Но вчера днем, как и днем сегодня, в её сухих и скупых эсэмэсках не видно ни одной частицы теплоты и чувства, они больше похожи на сообщения от партнёра, с кем мы должны вместе отправиться в обычную и традиционную зарубежную командировку. Ну а если у неё много работы, размышлял я, требующей строгого и делового общения, то трудно ожидать посланий с другим содержанием. Да и потом, мы едва еще знакомы, и поэтому слепо цепляться к текстам было бы, наверное, глупо. С этой весьма сомнительной успокоительной мыслью, я решаюсь пробежаться в лесу, ибо понимаю, что надолго мне спокойствия не хватит, и лес, это лучшее желание, что может меня отвлечь от всех раздумий. И действительно, часовая тренировка к собственному изумлению, помогла сбросить не только нервное напряжение, но и оставила в лесу чувства тревоги, волнения и беспокойства. Теплая ванна, в совокупности с контрастным душем практически вернули мне безмятежность, умиротворение и спокойствие. В шесть часов вечера прибыл курьер с парфюмерией, для меня и для неё. Очень хорошо, намурлыкивал я себе под нос, у меня есть повод отправить ей эсэмэску, с текстом: зайди на свою почту, на которую я сейчас же отправлю описание запахов. Они не только, как я думаю, тронут её душу, но и наделают там кучу дырочек, в которые я смогу свободно запускать свои пальцы, и, перебирая ими, наигрывать, словно на фортепьяно, романтические мелодии. Через пару минут все было отправлено, и я стал ждать от неё сообщения, которое пришло только почти через три часа, и в котором она написала: была у мануального терапевта и на иглоукалывании, не было возможности ответить, перезвоню, когда приду домой. И ничего про мои покупки, как будто я их делал не для неё. Чертова баба, повторял я эти два слова все три часа, как будто мне были незнакомы и другие словосочетания. Ко мне опять возвращается состояние издерганности, психоза, раздражительности и беспокойства. Я не могу спокойно сидеть, ходить, стоять, лежать, у меня все время что-то подергивается и подрыгивает, а зуд становится частью моего тела и моей занозой, от которой я не знаю, как избавиться. И ведь зудит, не то что ниже пояса, а то, что выше, что глубже, и куда не дотянуться руками. Был бы я уверен, что могу достать это место шилом, ножом, отверткой или булавкой я уже бы давно это сделал. Я бы не задумываясь пырнул в рассадник зуда, и может не один раз, чтобы сделать из него бублик или дырявый карман, и навсегда расстаться со своими тревогами, страхами и позывами к рвоте. Но этот зуд заполнил всё мое тело жидким свинцом, и чем больше я о ней думаю, тем ощутимее я чувствую всю тяжесть раскаленного металла. До встречи с ней, подобные ощущения уже были, но они скапливались ниже пояса, и там всегда есть отверстие с клапаном, через который, можно было избавиться от этой тяжести. Но сейчас, было, похоже, что этот металл перепутал своё хранилище, и по аналогии с нижней частью тела, намекал, а может и подталкивал меня к тому, чтобы я встал к верху ногами, и в такой позе продолжил бы жить дальше. Я бы встал себе на голову, и даже согласен в такой стойке пребывать все двадцать четыре часа, если бы был уверен, что этот свинец, пусть даже по капельке в час, через все отверстия в голове, начнет покидать моё тело. Я делаюсь все тяжелее и тяжелее, мои ноги с трудом двигаются по квартире, а когда я ложусь на диван, то мне приходится прилагать неимоверные усилия чтобы подняться. Еще чуть-чуть, и я превращусь в навозного жука, лежащего на спине, с дрыгающими ножками и не в силах больше подняться. Моя жизнь и квартира превращаются в огромный пустырь, где нет места музыки, телефонам, интернету, телевизорам, книгам, всяким бытовым приборам, где нет ничего, кроме выжженного поля и меня, лежащего на земле с лапками вверх, как у сдающего в плен солдата. Я капитулировал и выбросил белый флаг, но меня никто не хочет взять в плен, я потерян и никому не нужен, и от этого страдания мои становятся просто невыносимыми. Я лежу на своём большом диване, и пытаюсь понять, как ей удалось так ловко проникнуть в моё тело, словно какой-то паразит или червь в яблоко, удобно там обосноваться, и начать питаться моими внутренностями. И это всего за какие-то два дня нашего общения. Что со мной произойдет, если она там начнет яйца откладывать? А может она никакой и не человек, а космический пришелец, присланный за тем, чтобы как можно больше мужчин, потенциальных солдат, вывести из нормального состояния, и оставить землю беззащитной? Вполне возможно она вампир, поселяющийся в телах сильного пола, и питающийся их кровью. Она даже может оказаться и обычным земным человеком, мечтающим о семье и домашнем уюте, и моё состояние, есть не что иное, как фундамент будущих наших отношений. Но вот только какой-то фундамент больно тяжелый, и с каждым часом, все больше и больше начинаешь ощущать, как на нём уже воздвигают стены, а скоро возьмутся и за крышу. В такие минуты невольно начинаешь думать о строительстве шалаша, или простой брезентовой палатке, и без всяких там фундаментов, стен и крыш. Вот с такими мыслями, прижатый сверху свинцовой плитой, я беспомощный лежал и размышлял о своём состоянии, пытаясь все-таки понять, то, что со мной происходит, это плохо или хорошо, и как ко всему этому мне теперь надо относиться, и как мне теперь со всем этим жить, пока мои мысли не прервал телефонный звонок от неё.
- Я звоню буквально на пять минут. Сегодня мы не будем с тобой как вчера два часа разговаривать. Сильно устала и не выспалась.
- Мы завтра ужинаем вместе?
- Конечно, как и договаривались.
- Где встречаемся?
- Я могу тебя встретить на выходе из метро Театральная, или сразу же в Никольской плазе.
- Давай на выходе из метро, в половине седьмого.
- Договорились.
- Ты сфотографировалась?
- Да, завтра тебе покажу фотки. Как у тебя дела?
- Нормально. Сегодня вот вечером километров пятнадцать пробежал. Сейчас читал Хаггарда: «Она».
- Как на работе?
- Тоже все хорошо.
Вот мы и поговорили, дежурные вопросы и дежурные ответы, как два уставших друг от друга супруга, которым уже давно не интересно, кто, чем живет, чем занимается, что беспокоит или волнует, которым только и нужно, чтобы показать себя и дальше заняться своими делами. Разговор двух обреченных, вынужденных жить под одной крышей, и с трудом сохраняющих видимость отношений, но не дающих никаких надежд на развитие этих отношений. Вчерашние два телефонных часа общения, превратившие в вихрь мою квартиру и воспарившие меня до небес, и сегодняшний разговор, как свая, забитая по самое основание в землю, и вокруг никого, только я и сточные воды, бегущие подо мной. Я уныло, как умалишенный, брожу по квартире, и ничего не вижу, моё тело – это живой труп, лишенный всякого сознания. Мне хочется вернуться к прежней до знакомства с ней, жизни, но единственное что я могу, это передвигаться как зомби, опрокидывая все вокруг себя на пол. Мне хочется выйти на улицу, но я не могу найти дверь, я хожу вдоль стены, но не обнаруживаю даже окон, и от этого, страх становится еще сильнее, и чувство безысходности уже не покидает меня. Я вне квартиры, вне дома, вне пространства, вне реальности, я вообще нигде. Я мумия, запертая со всей утварью в саркофаге, который стал теперь моей новой реальностью, и когда стали раздаваться телефонные звонки, мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы вывести себя из этого оцепенения, и сообразить, что меня кто-то ищет, и хочет со мной о чём-то поговорить. Эта маленькая черная и холодная телефонная трубка, с виду брусок пластмассы с кнопками и дисплеем, созданная такими же людьми как я, наделенных кожей, внутренними органами и чувствами, и на первый взгляд кажущая такой безмолвной и не нужной вещью, вдруг заговорила со мной естественным, земным голосом, обозначив, таким образом, другой мир, который уже перестал для меня существовать, и о котором я перестал и думать. Оказалось, он существует, и находится совсем рядом, достаточно выглянуть в окно, или включить телевизор. И несмотря на то, что время приближалось к полночи, за стеклами был слышен шум от проезжающих автомобилей, откуда-то сверху доносилась музыка, а в домах напротив, горел свет, в соседних окнах мелькали телевизионные картинки, а на детской площадки, взрослый мужчина прогуливался с ребенком лет пяти-шести, а рядом с ним стояла девушка и держала на поводке крохотную собачку, которая своими лапами раскапывала песочную кучку, сооруженную, скорее всего маленькими детишками. А чуть дальше был виден шлагбаум, через который въезжали и выезжали машины, а еще дальше я видел город, и это была уже другая, потусторонняя планета, ставшая внезапно для меня историей и от которой я успел отгородиться высоким забором с колючей проволокой.
Звонила мне Алевтина, которая в очередной раз мне напомнила о справках с работы и из банка, которые должна взять Алёна. Потом мы поболтали о книжках, и в частности о романах Роберта Харриса: «Призрак», Иэна Макьюэна: «Искупление» и Филипа Рота: «Умирающее животное» и одноименных фильмах, которые она с мужем в ближайшие дни собирается посмотреть, о её детях и тренировках в зале, куда она ходит три раза в неделю.
Обычный житейский разговор, делает маленькую брешь в каменной стене, в которую, как морской бриз, устремляется шум городских улиц, жизнь соседей, гул пролетающих самолетов, пестрота огней в окнах домов, и пусть это только тонкая струйка воздуха, но она создает такой вой, что возникает ощущение начавшегося за окнами настоящего урагана. Мне по-прежнему больно и плохо, но льющийся фонтанчик, попадая на мою обнаженную и кровоточащую плоть, своим воздушным потоком охлаждает мои страдания и делает их не такими мучительными. Я продолжаю бесцельно бродить по квартире, как хищное животное в клетке, и понимаю, что я все еще в заточении, но теперь я вижу свой дом, свою квартиру, заставленную мебелью и техникой, и у меня возникает желание узнать её предназначение. Телевизионный пульт валяется на диване, и после нажатия на красную кнопку, на экране возникло до боли знакомое лицо, которое я знал раньше, но сейчас не в силах был его вспомнить. Шёл какой-то фильм, где героем был актер, который мне нравился и которому я сильно симпатизировал. Вытянувшись в струнку на диване, я с неподдельным интересом стал смотреть за происходящими событиями на экране, одновременно замечая знакомые черты и в главной героине. Вдруг мне стало интересно, а смогу ли я вспомнить имена этих актеров, и эта мысль настолько меня захватила, что буквально через мгновение я опять оказался в своей прежней жизни, где не было ни каких заборов с колючей проволокой, ограниченных пространств и вечной тяжести в груди. Уж не знаю сколько мне понадобилась времени, но когда я вспомнил Бена Кингсли, главного героя фильма «Элегия», снятого по роману Филипа Рота, и благодаря которому я для себя открыл одного из самых ярких классиков американской литературы, а в след за ним в памяти всплыла и Тео Леони, сыгравшая, на мой взгляд, одну из самых лучших ролей, в моём любимом фильме «Семьянин», то я испытал такую до боли забытую житейскую радость, что, вскочив с дивана, пустился в пляс вокруг журнального столика. Сколько еще продолжался фильм, я уже и не помню, но, когда он закончился, часы показывали половина третьего ночи. Вместе с идущими титрами, я прочитал и название картины: «Убей меня», которую тут же занес в свой блокнот, в список фильмов, которые надо иметь в своей кинотеки.
Стоя перед зеркалом с зубной щёткой во рту, я все возвращался и возвращался к последнему телефонному звонку, спасшему меня от полного сумасшествия. В тот момент моё тело пусть и не было легким как перышко, но оно могло уже уверенно передвигаться, чего еще три часа назад ему было не под силу, когда оно могло только шевелиться и нервно подрыгивать. Через пятнадцать минут я уже лежал в кровати, и мои мысли были заняты не ей, а как ни странно, Беном Кингсли, хотя она и парила коршуном вокруг него, и как мне казалось, готовая в любой подходящий момент, камнем броситься на своего соперника.
Часы показывали четвертый час, за окном завывал ветер, и сквозь дыру в заборе, сделанную благодаря куску пластика, с шумом приникал в квартиру. Спать совсем не хотелось, как после выпитого чая с чабрецом и мятой, когда голова не может понять, что ей делать, то ли тонизироваться, то ли расслабляться. Так и мой разум был в таком же состоянии, как и у героя романа Даниэла Киза: Билли Миллигана. Я мог опять вернуться в состояние депрессии, страха и стресса, а мог быть сильным, здоровым и эмоционально устойчивым. Вот только я до конца не мог понять, где мне следует быть, чтобы найти тихую гавань и получить душевное утешение, поскольку я отчетливо понимал, что теперь и в том и другом случае, я буду скучать по прошлой жизни, и просто одним движением ластика, стереть её начисто мне не удастся. В таком смятении чувств, я долго не мог заснуть, поскольку мне не хотелось расставаться и с Аленой, и с Беном Кингсли, и еще с десятком моих любимых актеров, она и они часть моей жизни, и лучшее что я мог бы для них сделать, научить их уважать друг друга. И пусть меня еще не до конца отпустили железные клещи уныния, хандры, меланхолии и отчаяния, я уже не чувствовал себя беззащитным и подавленным, к тому же меня вечером ожидало свидание, а значит и надежда на обретение сердечного умиротворения, комфорта и успокоения. С этими размышлениями я как-то незаметно отключился, и когда открыл глаза, часы показывали без четверти девять.
Глава 7
Это был мой самый длинный сон за последнюю неделю, я крепко проспал пять часов, и ни разу не проснулся. Ну что ж, начало дня складывается весьма удачно, главное не спугнуть и не потревожить радушное спокойствие, и с этой мыслью я пошел в ванную комнату. То же зеркало, та же зубная щетка, та же поза и те же движения, только вот состояние моё сегодня совсем другое. Приняв ледяной душ и растерев до красна тело, я, облачившись в халат, решаю сварить себе овсяную кашу как в старые добрые времена и одновременно включив радиостанцию Релакс ФМ. И надо же такому случиться, в это время звучала одна из моих любимых певиц Laleh и её песня Better Life, которая вызвала бурю положительных эмоций, накрыв, словно одеялом кожу мурашками и заставив дрожать все моё тело от нервного возбуждения. Помешивая кашу и слушая раздирающую мозг мелодию, я начал размышлять о том, как мне сложить сегодняшний день. Вечером у меня с Алёной ужин, от чего теплая истома волнами прокатилась по всему телу, есть дела по работе и их можно отложить на вторую половину дня, а до этого времени может стоить по ускоряться в лесу, лишний заряд бодрости мне явно не помешает, да и встряхнуться надо после вчерашних безумных переживаний. И вот не дожидаясь, когда каша уляжется в желудке, я начинаю облачаться в спортивную форму, попутно несколько раз выглядывая в окно, чтобы понять, какая температура на улице, а там, ярко светило солнце и судя по одежде на прохожих было совсем тепло, как в первых числах сентября. Через десять минут я уже нарезал круги в лесу в футболке и спортивных брюках, и все же, не смотря на утреннюю лесную прохладу, мне от быстрого бега было тепло, а обдувавший моё тело свежий ветер, охлаждал томление и отгонял мысли от неё.
В одиннадцать часов я уже принимал душ, а через пять минут, развалившись на диване, попивал зеленый чай с лимоном. До нашего свидания оставалось семь с половиной часов, вечность для влюбленных и обычное течение времени для занятых на работе. Поэтому, чтобы ускорить время и не думать о встрече, я быстро одеваюсь, складываю коробки с парфюмерией в портфель, отчего он с трудом закрывается, сажусь в машину и еду до метро Речной вокзал, а там припарковавшись во дворе, до центра уже добираюсь на метро. Пока я шёл до офиса, мои мысли упорно пробивали себе дорогу к ней, хотя я старался думать, о чем угодно, и даже извлекал корни из разных цифр, тем не менее, я чувствовал, как где-то в груди, что-то проскрёбывает и посасывает, словно куча голодных котят, посасывающих вымя у кошки. Неприятные ощущения, не проходили весь рабочий день, даже когда я за рабочим столом, в компании сотрудников, с шампанским и тортом отмечал день рождение нашего бухгалтера. Ближе к встрече, моё напряжение кажется достигло апогея, и я опять стал превращаться в зомби, особенно после того, как на мобильный пришли две эсэмэски, с предложением каких-то услуг, но в данный момент для меня любое сообщение было связано только с ней и только с одним текстом: сегодня не могу прийти, много работы, придется на ней задержаться. И каждый раз, нажимая на кнопку: прочитать сообщения, где перед глазами я видел уже заготовленный текст, моё нервное волнение достигало таких величин, что у меня начинали подрагивать все лицевые мышцы, включая и глаза, а спина покрывалась испариной, и только когда я видел, что это послание не от неё, я опустошенно распластывался на диване, и в течение пяти десяти минут приходил в себя. После я делал глоток шампанского, и всё своё внимание направлял на народ, который сидел за столом и о чем-то разговаривал. В шесть часов офис опустел, я закрыл свой кабинет, отдал ключ своёму партнеру, и почти в спокойном расположении духа размахивая портфелем, пошел к выходу станции метро Театральная, у которой я оказался через десять минут, и где мне предстояло прождать её целых двадцать минут. Вечер был теплый, напротив выхода были скамеечки, и найдя свободное место, я на ней развалился, как на своем мягком диване, тем более, когда организм ощущал легкое похмелье после нескольких бокалов шампанского и явно желал, чтобы я принял горизонтальное положение. Чтобы заглушить запах спиртного, я достал пару освежающих леденцов и столько же пластинок жвачки, и, запихнув все это в рот, стал внимательно вглядываться в выходящих из метро пассажиров.
Она появилась через десять минут, окинула взглядом площадь, и, не обнаружив меня, достала телефон и стала набирать мой номер. Со стороны было приятно наблюдать, что меня кто-то ждет, и нервно расхаживает туда-сюда, пытаясь по мобильнику выяснить, где я нахожусь. Я ответил только на пятый звонок, сказав, что сижу напротив станции и вижу её, стоящую ко мне спиной. Она повернулась ко мне, повертела головой, и, обнаружив одиноко сидящую фигуру, почти летящей походкой направилась в мою сторону. Я продолжал сидеть, словно сторонний наблюдатель, или учёный, изучающий типы походок, зависящие от внутреннего настроения пешехода. В этот час ходьба многих выходящих не отличалась легкостью, игривостью, парением или порханием, она была отягощенной, грузной, а у многих еще и убитой, люди ни столько шли, сколько волочили ноги, и лишь у некоторых она была по-детски легкой, озорной, и как мне показалось, даже кокетливой. Алёна двигалась так, как будто не чувствовала земли, словно бабочка Голубянка Орион, порхающая от одного цветка к другому, этакая двусмысленность, с намеком на сдержанность и шаловливость. Мгновение, и она уже рядом, присаживается слева от меня, поворачивает голову, слега почти инстинктивно откидывает её назад, как бы понимая, и одновременно намекая, что сейчас должен последовать с моей стороны поцелуй, первый наш поцелуй в губы. Я наклоняю голову в её сторону, смотрю в голубые, наполненные лаской глаза и осторожно, как будто чего-то, боясь, прикасаюсь к окрашенным в алый цвет губам. Они были теплыми, упругими и влажными, и как мне показалась они просто истекали живительным соком, который только и ждал того момента, чтобы кто-то смог испить этот напиток до дна, и этим кто-то в тот вечер был я, мгновенно почувствовавший сладкую мякоть неизвестного мне фрукта и от вкуса, которого, по организму растеклась сладкая и блаженная истома.
Я не был ни возбужден, ни взволнован, мои эмоции выпотрошили меня полностью и к концу дня просто исчерпали себя. Я был кристально безмятежен и невозмутим. И возможно это состояние, дало мне шанс, без лишнего трепета и чувственного опьянения, трезво, без всякой примеси эмоциональных переживаний оценить и почувствовать по-настоящему соприкосновение губ. Оно не было ни страстным, ни горячим, но оно и не было обычным, это был скорее поцелуй открытости и доверия, как путь, по которому приглашенные гости, должны пройти от калитки забора и до входной двери дома. Это была дорожка, петляющая по усадьбе, скорее напоминающая экскурсию, где мне демонстрировался внутренний пейзаж и где я мог ознакомиться с наличием эстетического вкуса хозяина. Эти длящиеся несколько секунд соприкосновения губами, не вызвали не чувства возбуждения, ни чувства томления, и даже когда она приоткрыла свой ротик, и наши язычки как бы невзначай, случайно коснулись друг друга, то и после этого мои эмоции не дрогнули, не шелохнулись, не опьянели и никуда не воспарились. Я был замороженным как рыбешка из морозильной камеры, или как чурбан, я даже не почувствовал вкуса губной помады. Зато мой разум чутко реагировал на прикосновение губ, и где-то в самой глубокой и недоступной точке головного мозга, наигрывал такие волшебные мелодии, что в мгновение ока я увидел вечность, где площадь превратилась в божественный райский сад, а мы в два ангелочка, сидящих в обнимку на белом облачке. Тот теплый вечер, остался в памяти как цветущий вишневый сад и как зимний сад под большими шапками пушистого снега, и она – белый ангелочек, мелькающая и скрывающаяся в ветвях. И пока мы шли к Никольская Плаза, я крепко сжимал своими пальцами столь хорошо мне знакомую её ладошку, и меня не покидало ощущение чего-то нереального и не земного. В тот момент, мне казалось, что нас окружают не просто люди, а сказочные феи, а уж, когда вокруг нас забегала официантка, то я впал в окончательную прострацию. В моей голове, на самом дне мозга, играл уже целый симфонический оркестр, и с каждым очередным поцелуем, приближающим меня к заветной входной двери квартиры, его громкость все возрастала и возрастала, а сам он пополнялся все новыми и новыми музыкантами. А уж, когда я стал как чародей, вытаскивать из своего портфеля флакон за флаконом, отчего глаза Алёны от удивления засияли всеми цветами радуги, мой мозг окончательно утратил способность думать и соображать и полностью превратился в патефон, который я сам же и заводил. Какой на вкус был ужин, мне собственного говоря было и не важно, да я его и не чувствовал. Моя голова была сплошной какофонией, и даже если бы мне подали вместо стейка кусок кирпичной кладки, я бы точно этого не заметил, и с соусом и жареными овощами с большим аппетитом все бы съел до последней крошки.
Покидали мы Плазу в половине девятого вечера, и сразу же направились в сторону Красной площади. Однако подходя к ГУМу, Алена неожиданно предлагает сходить в кинотеатр, и вот мы уже на третьем этаже стоим перед афишей и выбираем, чтобы нам посмотреть. Выбор пал на наш отечественный фильм: «Горько» и через пять минут, мы сидим в маленьком зале, в последнем ряду, где всего-то было не более десятка зрителей. Она присела справа от меня, я обнял её за плечи и тесно прижал к себе. В таком положении мы просидели до начала сеанса, и как только выключили свет, наши губы только и ждали этого момента, чтобы устремиться навстречу друг другу. И даже сейчас, когда нас окружала темнота, наши поцелуи не отличались безудержной страстью и одержимостью, но они уже были не похожими на тот самый первый на скамье, который как мне казалась, был предвестником наших будущих отношений. Эти поцелуи уже говорили о том, что меня впустили в дом, и теперь я по своему усмотрению могу пойти на кухню или в гостиную, остаться в прихожей или подняться в спальню. Наши язычки забыли про неловкость, и плели такие рисунки и узоры, что самые знаменитые вологодские кружевницы позавидовали бы нашему умению. Порой устав от замысловатой мозаики, наши язычки вдруг пускались в пляс, а то и просто налетали друг на друга, словно воды океана на скалы, а иной раз сцеплялись, словно бульдоги мертвой хваткой, как будто для этого имели острые зубы. Иногда, когда в зале немного светлело от ярких кадров на экране, мы прерывались на пару-тройку секунд, пристально вглядывались в лица, и, обнаружив безграничную и неиссякаемую нежность глаз, снова сливались в единое целое. Мои руки уже не могли оставаться в спокойном состоянии, и правая рука заскользила по спине, а левая по её бедрам. Игравший до этого оркестр в моей голове разом умолк, и вместо звучащей музыки, послышался внутренний топот, это мои нейроны, до этого молча наблюдавшие за нашим представлением в последнем ряду, пришли в беспорядочное движение, и исходящие от них волны, раз за разом стали прокатываться по моему организму, проникая в каждую частичку тела. В результате все мои клетки на поверхности кожи запульсировали, пришли в движение, и Алёна почувствовала, как губы вдруг проснулись, как они ожили, как они стали необычайно ласковыми, как в них запылал огонь страсти, как исходящее от них тепло и пульсация девятым валом прокатывались по её телу, и как она, уже не владея собой и своими эмоциями, словно роза, раскрывшая свои лепестки под ярким солнцем, подняла руки, нежно обхватила ими мою шею, и как распустившийся бутон обнажает свои пестики и тычинки, так и она, поднятием рук сбрасывает с себя занавес, обнажает скрытые от посторонних взглядов самые сокровенные места и настежь раскрывает свою душу. В этих, на первый взгляд, казалось бы, естественных движениях рук, таится величайший эволюционный смысл, заложенный природой, благодаря которому, существует растительный и животный мир, и я как дитя природы, видя раскрывшийся и предлагающий себя к оплодотворению бутон, полностью погружаюсь в его настежь раскрытое и обнаженное нектарное тело. Теперь я уже вовсю чувствовал передаваемые её губами букет телесной плоти, вместившей в себя разнообразные вкусовые оттенки самых сокровенных, самых чувственных и самых недоступных участков кожи. Мой рот наполнялся всеми запахи и соками, исходившие от пьянящего буквально тающего и распадающегося на мелкие части и в пароксизме нервно подергивающего покрытого испариной тела. Наши легкие с трудом впускали и выпускали воздух, который внезапно стал тяжелым, и которого вдруг стало мало, и мы, чтобы не задохнуться, все шире и шире раскрывали рты, словно две рыбины, выброшенные волною на берег.
А уж чего только не вытворяли наши, охваченные магической сладостью, ненасытные губы! Они были как два оживших организма, две улитки с множеством присосок, где каждой нужны были наши соки, и они все делали для этого, чтобы получить этот вожделенный нектар. Мы были склеены намертво, и временами мне казалось, а сможем ли мы в случае необходимости оторваться друг от друга. А судя по её мертвой хватке на моей шее, а также закинутой левой ноги на моё бедро, сделать это будет не просто, да я собственно к этому и не стремился. Я медленно погружался в её тело, как будто это было не тело, а болотистая местность, куда меня засасывала трясина, а исходящий запах плоти, как поднимавшийся на поверхность метан, вгонял меня в наркотическое опьянение, и мои руки, чувствуя приближающий конец, устремились к её телу, словно к спасательному кругу. Правая рука уже проникла со стороны спины под её свитер, и крепко прилипла к коже, левая же стала усердно обследовать бедра и временами касалась того самого места, от которого, как от горячей плиты, исходило тепло, и от прикосновения, к которому, Алёна мгновенно вздрагивала.
Мы были уже на той высоте страсти и возбуждения, когда спуститься с неё можно было только одним способом, а именно полностью отдаться друг другу, к чему наша плоть так упорно стремилась. Её правая рука освободила мою шею, и устремилась туда, куда и моя левая рука уже давно стремилась попасть, лихорадочно пытаясь расстегнуть ремень на джинсах. И когда, казалось бы, мы достигли заветной цели, неожиданно на экране закончилась реклама, включился свет, входные двери распахнулись, и в зал вошло около полутора десятков зрителей, и половина из них устремилась к последнему ряду. Не успели мы убрать руки с ремней на джинсах, как с лева от меня села пара по возрасту похожая на нас, девушка сняла с себя сапоги, и её ноги мгновенно оказались лежащими на бедрах спутника, при этом уткнувшись пятками в мои коленки. На этом наши поцелуи закончились, а вместе с ними и прекратились наши страстные объятия. Алёна, еще тяжело дыша, шепчет мне на ушко, что давай посмотрим кино, и мы, приняв позы внимательных зрителей, устремили свои взоры на экран. Понятно, что после всего, что случилось с нами во время короткого показа рекламы, и того, что мы чуть было не по вскидывали с себя не только джинсы, но и остальную одежду, интереса к картине, по крайней мере с моей стороны не было никакого, тем более, когда я еще в течение часа ощущал на своих губах вкус самых разных участков её кожи, а запах плоти, витавший вокруг нас, не давал успокоиться моим находящимся в полном смятении эмоциям. Я держал её влажную раздосадованную ладонь в своей руке, чувствовал, как пульсирует кровь, как пальцы непроизвольно и рефлекторно вздрагивают, и как она своей левой ногой прижимается к моему бедру, а потом пытается заплести наши ноги, словно волосы в косичке на голове. Мне стоило больших трудов, чтобы успокоиться, ибо я прекрасно понимал, что тот аппетит, который у нас разыгрался в присутствии зрителей пусть и в темном зале, вполне может подождать до пятничного вечера влюбленных, до которого всего оставалось два дня. И с этой успокоительной мыслью я внимательно посмотрел последние тридцать минут показа, порой так и не понимая, от чего сидящая публика заходит в истерическом смехе. А смеялась она надо сказать и от показа мизинца, и от пьяных лиц, и от танцев, и вообще от всего, что появлялось на экране. Временами я слышал, как у кого-то из сидящих впереди меня вдруг от смеха начиналась икота, и я уже видел, как он начинает задыхаться, как у него случается отек Квинке, и как я чтобы спасти этого бедолагу, делаю своим большим ключом от квартиры трахеотомию. Ближе к концу постоянно раздававшийся с разных мест хохот, смешок, хихиканье, гоготанье, так стали раздражающе действовать мне на нервы, что мне уже не терпелось, чтобы это киношное представление побыстрее закончилось.
Когда мы вышли из кинотеатра, часы показывали половина двенадцати ночи, ГУМ естественно уже был закрыт, и нам пришлось немало поблуждать, прежде чем мы нашли выход. Подходя к метро, я ей сказал, доедем до станции Речной вокзал, а оттуда я отвезу тебя домой. Она немного подумала, и ответила отказом: уже слишком поздно, на метро я до дома доберусь быстрее, чем ты доедешь до машины. Спускаясь на эскалаторе, я предложил ей встретиться в пятницу вечером после работы, она не думая соглашается, но хотела бы сходить в театр, и называет мне спектакль, «Двое на качелях» который ей давно хотелось посмотреть.
- Отлично, говорю я, завтра буду в центре, посмотрю билеты, и если они будут, то обязательно куплю. После этого, мы удостоили друг друга такими нежными, ласковыми, милыми и теплыми поцелуями, вкус от которых я ощущал даже после чистки зубов, когда уже собирался идти в кровать. Правда перед этим она прислала эсэмсэску, сообщив, что она дома, и просила меня тоже об этом написать, как только я доберусь до квартиры, чего я и сделал, когда поднимался на лифте.
И вот я наисчастливейший и блаженный лежу в кровати, на часах три ночи, и мне в очередной раз не спится, мои мысли полностью заняты ей и прошлым вечером, который мы провели вместе, и у меня никак не получается, чтобы подумать о чем-то другом, поскольку по моим сосудам потекла фосфоресцирующая кровь, сопровождаемая оркестровыми мелодиями, и от чего я сверкаю как новогодняя елка, обвешанная разноцветными гирляндами. Я в коллапсе упоения и счастья, мне хочется петь, я встаю и включаю Relax FM, и до меня доносятся чарующие звуки природы, мне хочется танцевать, и я начинаю вальсировать с подушкой, мне хочется радостно закричать, и я, открыв окно, кричу как безумный. Я достиг высшей точки наслаждения, и чуть не сошёл с ума, а за окном уже четвертый час, и утром идти на работу, моё тело украли, и оно стало частью солнечного света и больше мне не принадлежит, и я никак не могу взять в толк, что мне с этим делать, и как найти выключатель, чтобы вернуться в свою родную столь милую моему телу постель и хотя бы поспать несколько часов. Я парил над потолком, и мне стало тесно в квартире, я распахнул окно и птицей порхнул в темное и холодное небо. Я видел город и окна квартир, а в них безмятежно спящих одиноких людей, супругов и совокупляющие пары, я видел прохожих, спешащих домой, и жриц любви на перекрестках. Я кружился над городом и вдыхал полной грудью воздух свободы, но она и тут была со мной и не выпускала меня из своих объятий, и тогда я вернулся в свой дом, в свою квартиру, в свою спальню и в свою убаюкивающуюся кровать, которая как женщина, приняла меня в свое лоно.
Глава 8
На часах еще не было и девяти, как меня в очередной раз разбудил телефонный звонок. Я посмотрел на часы, висящие на стене напротив кровати и с трудом понимая происходящее, тут же отключился. Да и как не отключиться, когда меня только что переместили из Парижа в Москву, и не только переместили, но и разлучили с ней. И как только я закрыл глаза, сон вновь вернулся, и мы снова стоим на середине моста, который сплошь обвешан разными замочками, под нами протекает Сена, и исходящая от зеленоватого цвета воды прохлада, пронизывает нашу одежду как иголки лист бумаги. Алёна плотнее застегивает куртку, становится спиной к Эйфелевой башни, и начинает мне посылать воздушные поцелуи, которые я фиксирую на фотокамеру. Сцена была еще та: чистое голубое небо, пронизывающий ветер, развивающиеся белокурые волосы, глаза, светящиеся любовью, лучистая улыбка, сохранившая все следы самой яркой, самой красивой и самой необыкновенной ночи в её жизни, и как земля сохраняла все последствия урагана, наводнения или тропического ливня, и после которого, природа и животный мир расцветал новыми неведомыми красками, так и она, была на той стадии безумного счастья, когда мне казалось, еще один мой нежный кивок в ответ на её воздушный поцелуй, и Алёна просто взорвется от счастья, забрызгав своим телом все ближайшие улицы и мостовые. Я продолжал снимать и снимать, а она принимала разные позы, изображая руками то прощание, то радость встречи, то восторг, а то просто начинала водить пальцами по волосам словно пыталась причесаться. Пару раз она падала на колени и поднимала руки к верху, как будто кого-то там, на небе благодарила, и тут же уподоблялась картине Васнецова «Алёнушка». Внезапно на неё накатывала сладострастная истома, она закрывала глаза и начинала чувственно водить ладошками по своему лицу, а порой и просто растопыренными пальцами, словно воспроизводила кульминационные моменты интимной близости, которые на фоне парижских кварталов, выглядели необычайно соблазнительно и возбуждающе.
Когда я открыл глаза, было без четверти десять, и первая мысль, посетившая меня, что увиденный мною сон, потрясший меня неправдоподобной натуральной сценой на мосту, был воспоминанием о только что завершенной поездке, и что сегодня на календаре не середина октября, а конец ноября, и все мною увиденное осталось в прошлом. И даже когда я принимал утренний душ, то был в полной уверенности, что через несколько дней наступит зима, и что пару недель назад мы вернулись из поездки, и у меня теперь совсем другая жизнь. Но вот на загрузочной странице Яндекса я увидел третье октября, и до меня стало доходить, что все-таки это было сновидение, а никак не возврат в прошлое, и что мы еще никуда не поехали, а только собираемся. Чашка зеленого чая и козий сыр вернули меня в реальность, а вместе с ней напомнили мне о вчерашних событиях, случившихся с нами в кинотеатре. Я залез на сайт «Афиша», нашел, где состоится спектакль, а заодно просмотрел предложения о продаже билетов с доставкой на дом. Через два часа я в руках держал два билета, о чем незамедлительно сообщил Алёне эсэмэской. Она тут же ответила одной фразой: отлично. Позвонила Алевтина, поговорили о шопинге на Yooхе, о книжках, ну и о том, что она ждет наши паспорта, фотографии и справки с работы и банка. Я ей сказал, что все эти бумаги подвезу в понедельник. Далее Алевтина весело сообщила, что получила подтверждение о бронировании номеров, и что вас зарегистрировали как молодоженов. Говорит, вас видимо будут ждать там какие-то приятные сюрпризы. Я ей тут же парировал, что придется нам покупать кольца, и изображать медовый месяц, чтобы все выглядело правдоподобно и по-настоящему.
После этого разговора, я нашел несколько сайтов с предложениями о продаже колец и в течение часа рассматривал предлагаемый ассортимент, пытаясь понять, что мне и ей может понравиться. Отправил эсэмэску с текстом: выбираю кольца, нас зарегистрировали как молодоженов, будем на отдыхе играть роль счастливой семейной пары. Ты в самодеятельности участвовала? Напиши свой размер и пожелания к кольцам. Ответ приходит через пару минут: поговорим об этом вечером, но имей ввиду, мне нравятся колечки с бриллиантами. Ну что ж, уже легче, будем смотреть кольца с бриллиантами. Полазив еще какое-то время по ювелирным сайтам, я, начиная вспоминать, что меня ждут незавершенные дела по работе, и что надо сделать несколько звонков, чтобы убедиться, что в офисе все нормально.
Ну вот, на душе как-то обманчиво неестественно тихо и спокойно. Эмоции, чувство страха и тревоги исчезли, и их место заняли эйфория, воодушевление и ощущение чего-то великого и торжественного. Еще вчера меня разрывало на части от переживаний, а сегодня я как никогда спокоен. А завтра? Пытаюсь об этом не думать, вдруг мысли куда-то заведут, и что потом с этим делать? Дабы как-то отвлечься беру тряпку и начинаю с мебели вытирать пыль. Натыкаюсь на билеты, лежащие на столе, внимательно смотрю на название спектакля, за которым как в тумане, маячат наши отношения, и вижу, как она порой эмоциональна, как возбуждена нашим общением, а порой явно не желает общаться и разговаривать. Похоже на качели, и спектакль на удивление отвечает её состоянию: «Двое на качелях». Странное совпадение и ведь, скорее всего не случайное. Вот только остается тогда понять, в каком положении я окажусь завтра, буду ли я еще подниматься вверх, или я уже нахожусь в самой верхней точки, и в пятницу меня ожидает движение вниз и в противоположную сторону. От такого неожиданного вывода по спине побежал холодок, и, понимая, что вытирание пыли не помогает мне отвлечься, я решаю заварить зеленого чая с мятой и в качестве десерта достаю из загашника коробку шоколадных конфет, привезенную в апреле из Парижа и спрятанную для особенного случая, который как мне казалась, уже наступил, и который уж точно отправит мои мысли на набережную Сены. После нескольких глотков кипятка, мне стало тепло, мысли действительно погуляли в Булонском лесу, по Лувру и на Монмартре, но как только я перестал есть конфеты, все вернулось на свои круги, и я опять обратил взор на название спектакля. Интересно, может стоить почитать, чем все закончится на сцене, и после этого начать себя готовить к завтрашнему дню? И я решаюсь покопаться в интернете, чтобы узнать, каков же будет финал, а заодно и почитать отзывы. Через час я уже имел полное представление об Уильяме Гибсоне и его пьесе, в которой показана сложность взаимоотношений двух партнеров, где их чувства походили на качели, и, где они, в конце концов, расстаются. И хотя персонажи, место и время действия, ничего не имеют общего с нами, но одно нас точно объединяет, это то, что, как и в пьесе, так и в наших отношениях появились качели, и я вместе с Алёной на них, как будто это царственное кресло, прочно уселся.
Ну а несколько дней нашего общения наводили меня на мысль, что Алёна обладает непростым, вполне вероятно неуравновешенным, переменчивым и не предсказуемым характером. Возможно, вся её жизнь похожа на качели, и она не осознанно, по наитию, увидев это название, тут же заинтересовалась и решает, что надо бы сходить на это представление. Дядюшка Фрейд точно бы нашел ответ такому совпадению, хотя может его и искать не надо, он явно лежит на поверхности, и мне никак не хочется его видеть.
Фу, говорю я себе, зачем думать о худшем, ведь еще и дня не прошло, как мы в полночь простились. И ведь пока нет поводов для необоснованного беспокойства, а то, что мы идем на спектакль с таким названием, это не что иное, как чистая случайность, коих в жизни у каждого человека бывает великое множество! Да и потом, завтра пятница, мы опять окажемся в зале, правда на этот раз у нас места не для поцелуев, но это не так и важно, главное то, что после спектакля я планирую вместе с ней поехать ко мне домой. Мне не столько хотелось провести с ней бурную ночь, сколько хотелось в уютной и комфортной домашней обстановке, без всяких последних рядов, и сидящих рядом зрителей с босыми ногами, с бокалом вина и всякими вкусностями, хоть и несколько часов побыть наедине друг с другом, а уж какие у нас возникнут обоюдные желания, это одному богу известно. Захочет потом поехать домой, вызову такси, захочет остаться, я не буду возражать, и тогда окажется, что «Двое на качелях» есть не что иное, как просто очередное название спектакля, коих в Москве каждый день проходят сотни, и его концовка нас ни коем образом не коснется.
А если это все-таки знак, или некое предупреждение? И тогда лучше не стоить питать никаких иллюзий на романтическое продолжение вечера, а сразу же после представления, посадить её в машину и отвезти домой. Но не будет ли это похоже на то, что я сам толкаю качели вниз, когда они еще находятся на излете? Да и как можно просто вот так взять и расстаться, не уделив хотя бы какое-то время друг другу. А если и её так же переполняют эмоции, как и меня, ведь вчера же она от моих поцелуев вспыхивала как спичка! Да и когда мы прощались в метро, в её взгляде не виделось и тени раскаяния в том, что мы едва не утопили друг друга в эмоциях во время показа кино. И если бы там, в подземке представилась вновь такая возможность, то я думаю, она воспользовалась ей бы сполна, прямо здесь на платформе перед идущим поездом и, невзирая на окружающих пассажиров. Ну а какие у неё в тот момент были глаза! Ни капли тоски и грусти, а уж как они блестели! Такое под силу только многогранному бриллианту, освещенному ярким светом.
Я добавил кипятку в кружку и продолжил свои размышления, в которые уж очень не хотелось верить. Но объективность складывалась так, что вчера наши отношения находились на самом пике влюбленности, а на завтра мне следует готовиться к тому, что малейший намек на продолжение или повторения того, что было в кинотеатре, может с её стороны вызвать самую непредсказуемую и неадекватную реакцию, и что мне не мешало бы подготовиться к этому морально. Тут мои мысли окончательно стали меня запутывать. А что, собственно говоря, я о ней знаю? Практически ничего. Но даже несколько дней позволили мне составить о ней кое-какое мнение. Алёна представляет собой девушку-качели, которой ничто не мешает раскачивать доску или корзину на полную амплитуду, поскольку для свободы движения нет ни каких препятствий. А они, препятствия, складываются из знаний, из классической литературы, кино и спектаклей, из музеев и выставок, это они создают барьеры, они возводят частокол, сквозь который качели не могут беспрепятственно двигаться и раскачиваться. И Алёна как мне видится, всего этого лишена. Специальность непонятная, как и не понятен ВУЗ, который она закончила, классику она не читает, кино практически не смотрит, живопись для неё за семь печатями, как и многое то, что показывает телевизор или вещают на информационных радиоканалах, вещи, которые её окружают, говорят об отсутствии увлечений и интересов. Есть только снимаемая маленькая комнатка в хрущевки на первом этаже и работа. Чем она живет и чем набивает голову мне пока неизвестно. И действительно, столько дней общаюсь, а мне как-то и не досуг было поинтересоваться, все озадачен был своими эмоциями. Завтра попытаюсь узнать. Правда, есть у неё одна черта, уж и не знаю, можно ли считать это хорошим знаком, это умение слушать других. Она как губка, все впитывает в себя, и нужное, и не нужное, хорошее и плохое, умное и дурное, пошлое и приятное, иными словами, мозг её подобен маленькому ребенку, которые еще не понимает, что он слушает и видит, и не может без посторонней помощи понять, что за информацию он получает. Поэтому находясь рядом с ней вполне можно чувствовать себя счастливым, но как только она исчезает, нет полной уверенности в том, что ей кто-то не скажет какую-то глупость или чушь, и вследствие чего, её мнение, как и настроение, тут же могут полностью измениться. Её все время надо держать на привязи, иначе нет никакой гарантии, что она не прибьется к какому-то другому стаду, которое откармливают, чтобы потом отправить на убой, и она этого даже и не заподозрит. А судя по тому, как складываются наши отношения, и как по нескольку раз на день она меняет свою натуру, темперамент и настроение, то можно предположить, не только о неустойчивом характере, но и нраве с психикой.
Да уж, видимо, и я впадаю в детство, раз мне захотелось покататься на качелях, вот только гарантированы ли мне от такого катания положительные эмоции? Ждать осталось совсем не много, и я стал размышлять о предстоящем пятничном вечере. Театр расположен у трех вокзалов, рядом с торговым центром, вечером в конце недели всегда огромные пробки, да и рядом едва ли я найду, где припарковаться, придется ехать на метро. Вот только у какой станции оставить машину, Планерная или Речной вокзал? Ладно, завтра решим. Дальше я стал продумывать, что мне ей сказать, когда мы после спектакля доедем поедем на метро до моей станции и через несколько сот метров окажемся в машине. Заедем ко мне на часок выпить чаю, или мне ничего не придется говорить, она и так поймет, куда мы едем. А если она вдруг начнет возражать, то я ей скажу, это только чай, а не предложение руки и сердца, и добавлю, что это фраза из фильма: «Любовь по правилам и без», ну и предложу ей посмотреть этот фильм.
Вот так незаметно за размышлениями и прошел день, оставив меня в полном смятении чувств. И даже наше непродолжительное вечернее общение по телефону, не внесло никакой ясности в мою смятенную душу, поскольку разговор с её стороны напоминал мне сухую, не о чем беседу двух случайно встретившихся прохожих, хотя мне казалось, что после вчерашнего, мы должны были если уж не мурлыкать друг другу, то по крайней мере, нежность в нашей беседе должна была присутствовать это уж точно. Я даже забыл поговорить о кольцах, и узнать какого размера у неё палец. Мне в тот момент показалось, что она своим поведением напоминает мне маленького ребенка, который радуется каждой новой игрушки, и про которую он забывает, как только с ней расстается. Вот и я, получается, был для неё как новая игрушка, про которую она начинала напрочь забывать, как только мы расставались. А все эти привычные телефонные звонки и эсэмэски для неё ровным счетом не имеют никакого значения, поскольку, как и ребенку, так и ей и это я уже начинал понимать, важна визуализация того, с чем ей предстоит играть. Только вот игрок она совсем никудышный, и, похоже, совсем не умеет постоянно привязываться к одной игрушке, если она вообще способна чем-либо увлекаться или к чему-либо привязываться. Впрочем, может быть и такое, что она была сильно разочарованна в своём увлечении, ведь в жизни такое часто случается. Встречается мечта, как кажется на первый взгляд, боготворишь и обожаешь её, отдаешь душу, а потом наступает разочарование, а душа уже себе не принадлежит, и что с этим делать? Возможно, и в её жизни такое было, когда она на кого-то понадеялась, кому-то поверила, на кого-то решила положиться и на чью-то рассчитывала помощь, а потом её взяли и обманули, и теперь она по-человечески очень подозрительна и осторожна, чтобы в очередной раз не ошибиться. Скорее всего, она сейчас расчетливо взвешивает каждое сказанное в её адрес слово, часами размышляет над услышанным или увиденным и все это постоянно обсуждает с подругами, которые в таких ситуациях не самые лучшие советчики, поскольку советовать или обсуждать можно только то, что знаешь, это как рассуждать о прочитанной книги или просмотренном кинофильме, если не читал и не видел, то тут и сказать нечего, но я чувствую, как она сильно зависима от другого мнения, как будто пытается снять с себя всякую ответственность за свои поступки и поведение, и возложить её на кого-то другого, чтобы потом в случае чего, можно было кому-то предъявить свои претензии. Но может статься так, что она самостоятельно и шагу ступить не может, пока я рядом, она может идти, держась за руку, но как только остается одна, её начинают одолевать сомнения, в которых она начинает запутываться, и уже без посторонней помощи не может обходиться, чтобы найти верное направление. Может быть поэтому, она мне практически ничего о своей личной жизни так и не рассказала, так, пару каких-то не интересных пустяков. Если это так, то тогда только этим можно объяснить её настороженность и временами окутывавшая её холодность, за которой очень удобно прятать свою неуверенность и возможно приобретенную или врожденную закомплексованность. Не случайно же она пытается читать какие-то книжки по поведенческой психологии.
Не прошло еще и недели, мысленно говорю я себе, а наши отношения все больше и больше усложняются, как в шахматной партии, где первые ходы зачастую совершаются быстро и только потом, по мере развития партии, противники начинают задумываться. Вот и мы встали на путь размышлений и обдумываний складывающейся позиции на доске, которая стала напоминать эндшпиль. Интересно, сейчас у нас есть определенная цель, которая, по сути, вынуждает нас общаться и поддерживать отношения, а если бы не было предстоящей поездки, то насколько бы мы были сейчас близки? Ведь именно будущий туристический тур должен стать тем факелом, от которого должны воспламениться наши чувства, и, причем не во время путешествия, а сейчас, ну или, по крайней мере, завтра, в вечер влюбленных. И хотя я понимал, что мы всего-то знакомы не больше недели, рассчитывать на близость или хотя бы на вечер вдвоем было бы также глупо как ожидать появления подснежников или ландышей в середине января. Но обстоятельства складываются так, что в понедельник надо будет сдавать паспорта в посольства для получения виз, а мы еще даже и не побыли вдвоем наедине, и что нет никакой гарантии, что после такого экзаменуемого вечера, нам на следующий день захочется вновь увидеть друг друга. Хотя фактически еще совсем не давно, я сам оказался в подобной ситуации, когда меня решили проверить на секс пригодность на третьем свидании, и мы, как и сейчас с Алёной, были едва знакомы. Тогда предложение Инны прозвучало настолько неожиданно, что мне нечего не оставалось делать, как согласиться. И что из этого вышло? Пшик! Но могло бы быть и по-другому, если бы она мне сообщила днем о свидании, и не было бы этого пресловутого салата с чесноком, и сейчас, скорее всего я бы с Инной собирался в Париж. Но она меня не предупредили, поставила перед фактом, я опростоволосился, проверку не прошёл, и Инна исчезла из моей жизни. Теперь уже я меняюсь местами, превращаюсь в строгого учителя, и спешу побыстрее выдать ей аттестат зрелости, который ей сейчас может быть и не к чему, да она, может быть, и не стремится его получить, она достаточно взрослая, и этих аттестатов у неё может быть не один десяток, но я этого не знаю, и мне их никто не показывал. И тогда, в тот памятный августовский день, Инна у меня их тоже не спросила и не поинтересовалась, а могла, и я показал бы, где они у меня хранятся и какого они цвета. Но она промолчала, устроила мне экзамен и теперь я, меняясь местами, решаю, не советуясь с ней, устроить такой же экзамен, который в тот поздний вечер четверга моих размышлений мне казался вполне оправданным, поскольку мне хотелось узнать друг друга поближе, прежде чем оплачивать тур. Подобным же образом ровно два месяца назад думала и Инна, оправдывая своё предложение заняться сексом тем, что если мы будем встречаться, то не мешало бы нам сначала проверить сексуальную совместимость.
Вот так я на протяжении всей ночи, не смыкая глаз, постоянно ворочаясь в постели, размышлял о ближайшем вечере и о её реакции на моё предложение после спектакля заехать ко мне домой. Задремал я только с первыми лучами солнца, и сон мой длился не более двух часов, что меня сильно удручило утром, поскольку возникло опасение того, что во время представления на меня нахлынет сонливость, справиться с которою будет невероятно трудно.
Глава 9
И вот, мы сидим прямо напротив сцены в партере в седьмом ряду, и до начала спектакля осталось пять минут. Алёна, слегка поддавшись вперед, весь свой взор устремила на занавес, за которым происходила какая-то возня, напоминавшая схватку на борцовском ковре, с бросками через голову, и гулким паданием на пол, и как мне на тот момент казалась, для неё шум был предисловием к спектаклю, и она не должна ничего пропустить из того, что происходит за кулисами. Я же вальяжно немного в полуобороте развалился в кресле, смотрел то на Алёну, то на входящих зрителей, её правая рука лежала на моем левом колене и мои ладошки крепко сжимали её ладонь, которая была не теплой и расслабленной, а холодной и напряженной, этакий полуфабрикат из холодильника. Несколько раз нам пришлось встать, чтобы зрители могли пройти мимо нас и занять свои места, я отпускал её ладошку, которая мгновенно сворачивалась в кулачок, искала мою ладонь, словно эта была и не ладонь, а скорлупка, или кокон, где она может найти уют, покой, кров и убежище. Моя ладонь тут же обхватывала кулачок, крепко его сжимала, обозначая, таким образом, силу и крепость, где он может спрятаться, где его ждет спасение и защита. В эти короткие мгновения, когда нам приходилось вставать, я остро чувствовал, как её тело нуждается во мне, как оно напрягается, как оно вдруг начинает испытывать беспокойство, словно наши вставания, означают не что иное, как предвестник будущего расставания. И каждый раз, когда мы снова садились, её кулачок разжимался, ладошка оказывалась на моём колене, которую тут же со всех сторон обхватывали мои ладони, и я чувствовал, как тревога и напряжение покидало её тело.
Все первое действие я так и просидел в пол оборота, держа её ладошку в своих ладонях, которую она иногда вытаскивала из уютной норки, чтобы похлопать в ладоши, и потом опять отправляла её обратно. Спектакль мне был абсолютно не интересен, поскольку я знал, как будут развиваться события на сцене, да и смотрел я по большей части не на актеров, а на неё. Мне доставляло намного больше удовольствия, следить за тем как меняется её выражения лица, как оно преображается, как оно реагирует на то или иное действие. И как мне тогда казалось видеть счастливые и радостные глаза, улыбку, слышать не взрослый, а по-настоящему, заливистый детский смех, а в особенности восторженные аплодисменты-ладушки такими столь милыми и близкими мне ладошками, что все это стоит того, чтобы хотя бы изредка посещать театр.
Во время антракта мы немного прогулялись, тесно прижавшись друг другу, и со стороны выглядели счастливой и любящей парой. В тот момент Алёна выглядела спокойной, безмятежной и весьма благодушной. Она находилась в таком добродушном и довольном состоянии, что мне казалось уже вполне естественным после спектакля заскочить ко мне, чтобы продолжить столь приятный вечер, за чашкой чая или кофе, а может чего-то еще и другого. И когда началось второе действие, мысли о чаепитии настолько захватили меня, что вся оставшаяся часть спектакля превратилась в сплошную пытку. Мне казалось, что время остановилось, и что происходящее на сцене будет длиться вечно, и столь милые мне поначалу актеры, вдруг стали моими врагами, которые своей бесконечной искрометной игрой, шуточками и остротами, могут исчерпать запас хорошего настроения моей Алёны, и для меня уже ничего не останется. Кресло, из мягкого и удобного, превратилось в жесткое, твердое и совсем маленькое, не предназначенное для длительного сидения. Помещавшимся вначале ногам между креслами, вдруг стало тесно, коленки все время упирались в спинки кресел, ну а копчик раздражающе стал напоминать о своем существовании, то нытьем, то покалыванием, а порой просто пульсирующей болью. Когда Алёна поворачивала голову в мою сторону, мне приходилось изображать довольную улыбку, порой сопровождая репликами: хорошо играют! Класс! Отлично! Или показывать восторг пальцем. И как только она отворачивалась, я всем телом ощущал неудобство кресел, нудность и затянутость спектакля, и боязни возврата Алёны в прежнее задумчивое и грустное состояние. В тот момент мне казалось, что второй акт никогда не закончится, а если такое вдруг и случится, то это будет такое столь позднее время, что наши мысли будут заняты только одним, побыстрее бы домой, в душ и кроватку, а всякие там романтические посиделки переносятся на другую встречу. Кажется, я еще никогда не смотрел так часто на часы, которые безжалостно, бессердечно и можно сказать, кровожадно съедали наше время, время, которое, с одной стороны, как будто остановилось и таким образом, продлевало мои физические страдания, а с другой стороны, неумолимо двигалось к полуночи, ломая все мои так мечтательно созданные в течение дня картины, завершающегося после спектакля романтического вечера.
Когда опустился занавес, я был истощён физически и морально. Алёна пыталась со мной обсудить какие-то детали спектакля, но я только натянуто улыбался, и почти как заведенный отвечал: хороший спектакль, и только когда мы вышли на улицу, и она, доверив себя, вся такая счастливая и радостная не спрашивая, куда я её веду, ко мне вновь вернулось пьянящее состояние, в котором я находился весь день.
Машина моя стояла у метро Речной вокзал, мы спустились в подземку, и Алёна, вела себя настолько непринужденно и раскрепощенно, что я даже не счел нужным ей сказать, куда мы едем. Мне в тот момент почему-то показалось, что она догадывалась, что может последовать после спектакля, и была ко всему готова. В метро мы мило болтали, я ей рассказывал о кинофильмах, которые в последнее время произвели меня неизгладимое впечатление, на что она мгновенно парировала одной репликой: покажешь мне! А уж, когда я ей рассказал о прочитанных накануне двух небольших романов Генри Хаггарда «Она» и Блеза Сандрара «Золото», а она отреагировала еще более эмоционально и той же самой репликой: дашь почитать? – я это воспринял как призыв к очередному шагу новых отношений, как к чему-то большему, чем просто прогулки под ручки, чаепитию в кафе или нежные поцелуи в кинотеатре.
Путь к машине из метро проходил через парк, в котором, несмотря на столь позднее время, а часы уже показывали начало двенадцатого ночи, было можно сказать многолюдно, и занял около десяти минут. Все встречающиеся нам на пути скамейки были заняты либо влюбленными парами, либо компаниями из нескольких человек, которые что-то шумно обсуждали, курили и попивали пиво. За этот, можно сказать короткий путь, Алёна успела рассказать, как она дома, самостоятельно утром и вечером, по пятнадцать минут, стоя у зеркала занимается тренингом. Я у неё тогда еще спросил, и как это происходит?
- А, происходит это так. Утром, в ванной комнате я смотрю в зеркало, и говорю себе, что сегодня у меня день сложится удачно, что у меня сегодня будет хорошее настроение, я счастлива, я многого добилась, мне нравится моя работа, меня ценят на работе, я на ней не заменима, я хочу повышения, я покупаю лотерейные билетики и когда-нибудь мне повезет, ну в общем, в таком духе, и так повторяю минут 10-15. Тоже самое, я делаю и вечером. Далее она меня пыталась убедить, что такой тренинг ей очень помогает, и что и мне бы следовала им заняться, и даже стала рассказывать о каких-то книжках, которые мне следует прочесть, при этом постоянно добавляя, что я от занятий тренингом стану намного счастливее. Я тогда на мгновение представил себе картину, как я стоя у зеркала, вместо того чтобы заниматься тренировкой, повторяю пятнадцать минут: я самый сильный, выносливый и счастливый, потом принимаю душ и удовлетворенный таким физическим занятием еду на работу, а вечером, вместо того, чтобы тратить время на чтение книг, я верчусь у зеркала, повторяю в слух десятки раз, что я умный и что я больше всех знаю, и от осознания такого неожиданного счастья, выбрасываю все свои книги на свалку. Да и зачем тогда что-то делать? Зачем что-то слушать, смотреть, есть, общаться, путешествовать, когда можно вот так, просто, стоя у зеркала, получать положительные эмоции, не выходя из своей квартиры, и при этом ничего не делать. Какая фигня! Нет, это не для меня, мысленно рассуждал я, я еще окончательно не впал в слабоумие!
Пока мы шли в машине, Алёна продолжала без умолку трещать о курсах, где её научили этому уникальному искусству, а я, держа в руках её ладошку, думал о том, как было бы интересно взглянуть на тех, кто так умело засирает мозги, и спросить их, а сами-то они по сколько минут стоят у зеркала? Хорошо, что путь был не столь длинным, а то мне точно бы пришлось записаться на тренинги!
И вот мы трогаемся, Алёна пристегивается, я включаю радиостанцию «Радио Джаз» и через минуту мы уже едим по Ленинградке. Через километр мы подъезжаем к МКАДу и я, видя указатель на Куркино, поворачиваю руль машины в сторону р-на. Алёна молча смотрит на автомагистраль, и как мне показалось, она видит, куда я еду, и её молчание в тот момент для меня было куда больше слов, ведь за столь небольшой срок нашего знакомства мы, кажется, столько сказали друг другу, что дорогу, ведущую к моему дому, мы воспринимали уже как свою. Стоя перед последним светофором, я непонятно отчего вдруг сказал:
- Ну, вот мы и дома. И тут произошло то, что я даже в самом дурном настроении не мог представить.
- Зачем ты меня сюда привез, чтобы трахнуть? Вот это да! Одна произнесенная реплика, одна эмоция и от образа романтичной и мечтательной девушки, похожей на утреннюю розу, ничего не остается, а есть непонятно откуда взявшийся демон, возможно зачатый и рожденный на тренингах. Её слова были созвучны автоматному выстрелу, похожему на резкий и хлесткий удар кнута, а речь уподобилась звуку секиры палача, не оставляющему ни каких аргументов, возражений и малейшего шанса на спасение. Это прозвучало как окончательный приговор, не подлежащий никакому обжалованию и уж тем более возражению. Только трахнуть и ничего более. Наверное, в тот момент мне следовало молча развернуться и быстро отвезти её домой. Но я, оглушенный и шокированный такой неожиданной и не справедливой репликой, и как мне показалось в тот момент не вполне адекватной, зачем-то пускаюсь в рассуждения, которые в той ситуации просто не могли быть ею услышаны.
- С чего ты взяла, что я собираюсь тебя трахнуть? Я просто хотел немного продлить наш романтический вечер и предложить выпить по чашечке чая или если будет желание, то и по бокалу красного вина. В ответ я услышал еще более резкий и раздраженный тон, который уже походил на душераздирающий вопль, на крик и каприз маленького ребенка, который орал во всю мощь своих легких.
- Тебе следовало меня отвезти домой и пожелать спокойной ночи. Загорелся зеленый сигнал светофора, я, крепко сжимая руль, продолжал стоять униженный и оскорбленный в некоем ступоре, чувствуя, как на меня наваливается невидимая тяжесть, с трудом соображая, куда мне сейчас следует ехать, то ли ко мне домой, то ли отвезти её к себе, или в больницу, для усмирения, или найти способ, чтобы она замолчала. И тут её охватил отвратительный словесный понос, фонтан гнусности и низкодушия, готовый размазать меня тонким слоем по асфальту. Она уже не просто возмущенно и негодующе выкрикивала, она истерически с надрывом кричала, причем так громко, что мне показалось, несмотря на закрытые окна в машине, прогуливающая рядом по тротуару пара, все отчетливо слышала, и я почему-то ненароком испугался, а вдруг они меня узнают, и завтра весь район только об этом и будет говорить.
- Знаю я вас, кричала она с невероятной убежденностью. Сначала приглашают домой под предлогом попить чаю, потом уговаривают остаться на ночь, обещают, что в спальню не войдут и меня не потревожат, потом жалобно скулят, ну можно хотя бы немного рядышком полежать, потом можно ли меня потрогать, и все заканчивается сексом. Ты хоть понимаешь это! И потом, как ты можешь меня приглашать к себе, если ты меня совсем не знаешь, может я беглая преступница, на мне кровь и не один труп, может я клофелинщица, и это основная моя работа, что давно ангелочков не видел, так сейчас их увидишь! Соображаешь! Что говорила дальше Алёна, я уже не помнил. Её слова иголками вонзались в моё тело, и вместо боли я все больше и больше ощущал состояние вселенского позора, предательства и оцепенения. Сразу же вспомнился фильм: «Лол, ржу не могу», когда главная героиня, которую играла Софи Марсо, случайно обнаружила дневник своей дочери, и прочла некоторые страницы, а потом об этом рассказала своей дочери, которая такую закатила истерику, что Софи Марсо ничего не оставалось делать, как закатить пощёчину своей дочери, дабы она успокоилась. В те мгновения мне вдруг захотелось провалиться в преисподнюю вместе с машиной, чтобы только не слышать её возмущенного гнева и не видеть злого и оскорбленного лица. Внезапно я почувствовал себя голым посреди людной улицы, и все прохожие показывают на меня пальцем. И я, не понимая, как мне от всех проницательных взглядов защититься, набрасываюсь на них с кулаками, и первой жертвой на моём пути оказывается Алёна. Удар ладошкой по щеке получился не сильным, но хлестким и молниеносным, как световая вспышка, как выпущенная праща, отчего звук походил на лопнувший воздушный шарик или хруст сухой ветки под ногами. Её голова метнулась в сторону, как у резинового манекена, и тут же вернулась обратно, глаза, заполненные грустью и печалью, застыли с выражением страха и ужаса, а на лице появились признаки испуга и паники. Две неожиданные реакции, два поступка, два непредвиденных действия, два шока и два застывших каменных лица, две пары широко открытых, испуганных и не моргающих глаз, два тяжело дышащих тела, вызвали во мне, наверное, не меньшую оторопь и растерянность, чем у Алёны. Первый раз в своей жизни я ударил девушку, в ситуации, которую я сам себе нафантазировал, на придумывал и сделал выводы, не поставил Алёну в известность, посчитав, что это даже не стоит обсуждения. И как следствие моего глупого поступка у меня задрожали руки, дыхание перехватило, кожа покрылось мурашками, по спине пробежал озноб, и я почувствовал, как мое тело немеет от страха. Мне с большим трудом удалось, не показывая свои внутренние эмоциональные переживания, выдавить из себя пару пустых фраз, на которые я неожиданно и мгновенно в том же самом резком тоне получил ответ.
- Ой, я не хотел, извини, пробормотал я дрожащим и испуганным голосом.
- Если еще хоть одно скажешь слово, я выпрыгну из машины.
- Все, молчу! И по спине побежали струйки пота. Сзади, послышался продолжительный звуковой сигнал, и до меня дошло, что мы еще стоим на светофоре, и мне ничего не остается делать, как тронуться вперед. Через несколько сот метром показался следующий светофор, на котором я повернул на право. В салоне стояла полная тишина, Алёна словно испарилась, её как будто нет, и не было. Я боялся взглянуть в её сторону, мне почему-то казалось, что я увижу на лице кровь, отёк или синяк, и мои нервы, которые и так были обнажены и натянуты как струны, не выдержат такого зрелища, и будет лучше, если я ничего не увижу. Через пару сотен метров я оказался перед перекрестком, на котором я повернул на право, и после которого, я уже отчетливо знал, куда мне следует ехать. На часах было уже почти половина двенадцати ночи, дороги были свободными, я гнал машину, стараясь подальше и как можно быстрее уехать от этого прокаженного места, и через двадцать минут я стоял у подъезда Алёны. Пока мы ехали, она не проронила ни одного слова, не издала ни одного звука, и как я видел боковым зрением, вжалась в кресло, словно охваченная страхом, и ожидающая смертельную опасность. О том, что произошло, думать совсем не хотелось, мысли были заняты только одним, как можно быстрее от неё избавиться, а для этого её надо быстро довезти до дома. Не успел я еще затормозить, как она резким движением, отстегивает ремень безопасности, с силой распахивает дверь, и я, понимая, что мне, наверное, следует что-то сказать, и этими словами должны быть не просто искренние извинения, но я, потрясенный происшедшим, не нахожу нужных слов, чтобы попросить прощения, и непонятно отчего, как будто и ничего не было, шутливо кричу ей вдогонку:
- Может чайком угостишь? И в ответ я слышу все тот же вспыльчивый и раздражительный тон, который как мне казалось, за время пути должен уже был исчезнуть, ну или хотя бы немного стать спокойным. Но на поверку вылились все те же кипящие эмоции, вся та обида и накипь, которая не затухла, а продолжала пылать и гореть.
- Перебьешься! И громко хлопает дверью. Я тут же нервно дал по газам, из-за боязни, что вдруг она вернется, и мне еще раз придется стать свидетелем, как Алёна мастерски умеет истерически стрелять словами, и только когда я выехал на МКАД, моё тело тут же обмякло, напряжение исчезло, лоб покрылся испариной, в машине стало душно, края лобового стекла запотели, и я первый раз этой осенью открыл люк, куда тут же устремился поток свежего воздуха и шум от проезжающих мимо автомобилей. Захотелось выйти из машины и пройтись пешком, чтобы хорошенько обдумать случившееся и если бы на моем пути была парковка, я бы точно на ней бросил свое авто и не спешно пошагал бы домой, который на тот момент почему-то стал мне не только чужим, но и ассоциировался с местом преступления и мне в своё жилище ну никак не хотелось возвращаться. И тогда я занял крайний правый ряд, включил аварийку, и едва касаясь педали газа, медленно поехал домой, мысленно раз, за разом прокручивая наш разговор, и размышляя над тем, что я сделал неправильно. Да, я был не прав, что не сказал ей раньше, только вот когда я должен был произнести эти слова, до начала спектакля, вовремя или после, а может когда мы ехали на метро? Только вот как бы тогда она себя повела? Этого я уже не узнаю никогда. Интересно, она как видела нашу поездку в Париж, как дружественную или романтическую? А может я и правильно поступил, ведь судя по такой реакции, она могла бы точно также повести себя и в городе любви, а может еще и похлеще, с взаимным получением оплеух. И еще неизвестно как бы там все закончилось, отправкой её домой первым рейсом Аэрофлота, или камерой. Но ведь могло бы быть и совсем по-другому. Если бы я её, например, пригласил на чай через неделю, или две, и как бы она на это реагировала? Да, вопросы, вопросы и еще раз вопросы. Одно только ясно, я поторопился, поспешил побыстрее устроить ей экзамен, который пару месяцев назад устроили мне, и который я с треском провалил. И что теперь делать дальше? Поездку придется отменять, а как же Париж? Попробовать помириться? Так я и ехал, под звуки радиостанции Релакс ФМ, и копошением в своей голове, пока не встретился с тем местом, где только что взорвались невероятной мощности человеческие эмоции, разметавшие на мелкие кусочки, как мне казалось, возникшие между нами чувства, понимание, доверие и теплоту. Ощущения, надо сказать, были не самые приятные. Я чувствовал себя случайно спасенным от Аутодафе, и от одной мысли, что мой пепел уже бы разлетался по ветру, меня охватил столбняк и паралич. Пройдет немало времени, прежде чем я забуду, проезжая этот перекресток, и не вспоминать ту пятничную ночь, которая асфальтовым катком прокатилась по нашим отношениям, а пока я вновь стою на нем и жду сигнала светофора, и моё сердце разрывается от невероятной боли и тоски.
Глава 10
Домой я попал почти в три часа ночи. Быстро сбросил с себя одежду, которая как мне казалось, пахла её негативными эмоциями, облачился в пижаму, налил грамм сто водки, выпил одним махом и пошел спать. Сон совсем не шел, мысли никак не хотели отключаться, пришлось еще раз выпить залпом те же сто грамм, и только когда я почувствовал головокружение, мое сознание стало рассыпаться, а вместе с этим пришло и забытье. Утренние лучи солнца в начале восьмого разбудили не только меня, но и мои мысли. И как только я не пытался на что-то другое переключиться, ничего не получалось, и я понял, что заснуть мне не удастся, как не удастся и не думать о прошедшей ночи, и в такой ситуации самым разумным будет облачиться в костюм, и в лес на природу, топтать лесные дорожки, что я и сделал спустя полчаса после пробуждения. Солнечные лучи и порция свежего утреннего лесного воздуха освежила моё тело, голову, мысли и я, неспешно перебирая ногами по тропинке, задумался, что же мне дальше делать. Да, я был не прав, что не сказал ей заранее о том, что я запланировал после театра заехать ко мне домой, но с другой стороны, и она-то не совсем уж была и права. Так негодующе распыляться и раздраженно возмущаться, словно её каждый день приглашают в гости, и ей это порядком надоело. Приглашение в Париж откликнулось в её душе самыми пылкими и пламенными эмоциями, а приглашение домой? Так незаметно, за размышлениями я пробежал свою дежурную десятку, мысли уже успокоились, хотелось еще сделать один лишний кружечек, но мне почему-то почудилось, что она либо мне уже позвонила, либо прислала эсэмэску. Уж не знаю, откуда появилась у меня такая уверенность, но в подъезд я влетел пулей, не разуваясь, протопал, разбрасывая осеннюю листву и грязь по гостиной, по гипнотизировал, глядя несколько десятков секунд на телефон, и, ничего не обнаружил. Не было ни каких звонков и эсэмэсок. За окном, несмотря на середину октября, светило яркое не по-осеннему солнце, на детской площадке вовсю резвились дети, кто-то, куда отъезжал на машине, кто-то куда-то спешил, кто-то просто прогуливался, в общем, за окном шла обычная земная жизнь, только у меня она остановилась темной ночью, на перекрестке, и похоже осталась там навечно. В тот субботний день, наверное, мне все-таки стоило попробовать отправить сообщение с извинениями, и не ждать её от Алёны. Но меня заглушала обида, которая стала еще сильнее после бокала вина, который я выпил сразу же, как только вышел после пробежки из душа. Так и прошел день, с бутылкой вина, на диване, перед телевизором и телефоном в руке. И только когда стемнело, я не выдержав молчания, в сильном похмельном состоянии, вместо извинения, отписываю ей упрёк, как будто только она во всём виновата:
- Хорошая была погода, могли бы погулять. Ответ пришел практически сразу:
- Тебе виднее. Два слова, одна реплика, говорившие намного больше и имеющие, куда больший смысл, за которыми скрывалась огорчение, чувство досады, неприятность, унижение, а главное, понимание того, что в сущности каждый из нас был не прав, и не понимание того, какие шаги следует сделать навстречу друг другу, и от того, ощущая свое бессилие, каждый из нас впадал в тупое упрямство и искал способ, чтобы как-то уязвить друг друга, посылая таким образом ничего не значащие по смыслу сообщения.
Ночь прошла на удивление спокойно, видимо всему виной было красное вино. Как только я, чувствовавший себя до обидного обессиленным и измученным, забрался под одеяло, мои мысли окутались туманом, и дальше наступило полное забвение. Утро началось с той же пробежки, и с тех же размышлений, которые были накануне, только вот состояние моё на этот раз не было столь удручающим и безнадежным. Я чувствовал, как Алёна страдает, как она расстроена, как она ждет моего звонка, и как она готова все забыть, и может быть даже готова, попросить прощение за свою несдержанность и несправедливые обвинения. Ей даже не нужны мои извинения и оправдания, она даже не хочет слышать, почему так случилось, это-то её как раз волновало меньше всего, она хотела услышать как прежде, нежный, ласковый, мягкий, приветливый добродушный и доброжелательный голос, она хотела вернуться назад, повернуть время вспять, до окончания спектакля, чтобы одним скачком, одним прыжком, одним взмахом рук, преодолеть эту неприятную сточную канаву, в которую мы, по своей слепоте, угодили в пятничную ночь, от которой она уже отмылась и того же хотела от меня. Но вот я, совсем не хотел отмываться, поскольку в душе в это время звучали романтические серенады, ублажая моё уязвленное самолюбие, отчего моё тело наполнялось приятной истомой. И уже ближе к воскресной полуночи, я решаюсь отправить ей сообщение, чтобы решить для себя, пора ли мне отмываться для примирения, или еще можно походить в сточных отбросах.
- Как прошёл день?
- Хорошо, погуляли с подругой. Я ждала твоего звонка. Я много думала о тебе. Ура, закричал я себе! Вместо того чтобы взять и позвонить, и поговорить, просто ни о чем, просто сказать, что я сожалею что так все случилось, я изображаю дурацкое безразличие и пускаюсь в дикий пляс, только от одной мысли, что она обо мне думала, что она переживает и что ей плохо. Так ей и надо повторяю я как заклиненный, теперь прежде сто раз наперед подумаешь, когда решишь в следующий раз выкидывать такой фортель, и уж точно не будешь спрашивать, куда я тебя везу и тысячи ярких огоньков разом вспыхнули в моем сознании.
Первый день начала трудовой недели прошел на удивление спокойно. Мои эмоции успокоились, мысли были заняты работой и времени подумать о том, как мне дальше себя вести практически не было. Уже вечером, лежа на диване перед телевизором раздался телефонный звонок, это была она. Поскольку сегодня в мои намерения не входило общение с ней, я продолжал еще ходить в помоях, общение наше получилось сухим и мимолетным. Каждый из нас ждал из разговора чего-то большего, каждый хотел услышать что-то принципиально важное и значащее для нас обоих, ведь на кону маячила поездка, о которой мы так много мечтали, а вместо этого, привет, хорошо, нормально, работаю, и не слова о нас обеих, как будто мы совсем чужие. Понимал ли я, что в эту секунду поступаю жестоко и несправедливо, что негоже столько времени ходить не мытым и дурно пахнущем, что может уже пара наконец-то перевернуть не самую удачную страницу наших отношений, простить, забыть и перестать терзать её и свою душу. Да, я понимал и видел, что поступаю неправильно, не по-гусарски, но почему-то ничего не мог с собой поделать. Как мне казалось, еще не пришло время раскаяния и покаяния, что еще сильно желание её ущипнуть, уколоть, уязвить, по терзать, еще напоминала о себе горечь прошлых дней общения, порой таких же дежурных и сухих, что еще не исчезла тяжесть в груди и мучительная бессонница. Хотелось её проучить, как следует, хотелось заставить её почувствовать то, что чувствовал я, хотелось видеть её растерянной и не понимающей что ей делать и как вести себя дальше. И ведь я все это во время разговора чуял и осязал, как она словно именинница, ждала от меня шагов на встречу, ждала поступка, ждала протянутой руки, и как я, улавливая нотки напряжения и тревоги в её голосе, не сделал ничего, и продолжал вести себя сдержано, холодно и бездушно. Возможно, в разговоре я бы и повел себя по-другому, если бы чувствовал в её интонации полное безразличие и апатию, и скорее всего, я бы начал искать пути примирения. Но поскольку с её стороны так и не прозвучали извинения за свое поведение, я решил и дальше оставаться безразличным, даже если придется и отменить поездку. Так продолжалось еще три дня. Она мне регулярно звонила вечером, мы так же казенно не, о чем говорили, избегали тем о нас и заканчивали общение формальным словом: пока. И каждый раз, когда поступал от неё звонок, мои клетки испытывали нарастающее напряжение, от того, что я всеми силами старался казаться флегматичным и невозмутимым, как и точной такой же становилась и Алёна, и я уже понимал, что упрямства ей не занимать, и что она никогда не сделает первой шаг на встречу, и мне уже виделся тот день, когда откажет выдержка и мне первым придется сдаться ей на милость. Вот только я себе не очень отчетливо представлял, как должна была выглядеть моя капитуляция, которую я назначил на ближайшую субботу. В пятницу с утра я уже начал испытывать столь немного подзабытое чувство тревоги, беспокойства и волнения, так как мне уже начинало казаться, что время, когда можно было бы раскаяться в своем поступке, неумолимо уплывало, и остановить его мог только самый искренний, самый великодушный, самый добросердечный, и самый неожиданный поступок. С этой идеей я быстро облачился в спортивный костюм и поскакал в лес, чтобы там не свежем воздухе хорошенько обдумать о пакете милых сюрпризов, которые волной мягкой чувствительной нежности прокатятся по её сердцу и после которого я буду навеки помилован и прощен. Пока я бегал, чего только мне не лезло в голову: от покупки нескольких сот роз, до золотых швейцарских часиков или сережек с кольцом, от прогулки на роскошном лимузине, до посещения самого модного ресторана или спектакля в большом театре, а можно и то, и другое, и третье, уж если удивлять, так удивлять. Так за раздумьями и пролетели мои дежурные километры, которые не смогли мне прояснить голову, и не найдя нужного решения, я решаюсь поехать на работу, чтобы посоветоваться со своими работницами. В общем, через пару часов я уже знал, как мне следует поступить завтра и весьма удовлетворенный принятым решением, в приподнятом настроении возвращаюсь домой. В течение всего дня и вечера, от Алёны не было ни каких сообщений, впрочем, меня это и не сильно удручало. Как мне тогда казалось, небольшая остановка в наших отношениях будет полезна и тем больший эффект на неё произведет моё неожиданное чуткое и душевное внимание.
Утро началось с небольшой пробежки, и пока я был под душем, Алёна вдруг мне сообщает эсэмэской, что неожиданно приезжают хозяева, и она сегодня вынуждена переехать к подруге. Я тут же решаюсь ей позвонить, но она не берет трубку. Тогда пишу ей послание, что могу помочь с переездом. Отвечает не сразу, но благодарит за возможность помочь, в данный момент ей помогает подруга. Прочитав еще раз, я начинаю понимать, что все мною задуманные знаки внимания катятся коту под хвост, и что если я сейчас не сделаю решительный шаг в её сторону, и не поеду к ней, то возможно потеряю её навсегда. Я быстро сажусь в машину, по дороге решаю купить букет роз, а заодно и прихватить коробку её любимых шоколадных конфет Ferrero, будет, как повод как мне казалось, чтобы отметить переезд чаем. Пока я искал в магазине самую большую упаковку, вдруг на телефон приходит сообщение, которое, оказывается, от нее, и от которого у меня задрожали руки. Не ищи, не звони, не пиши, забудь! Первое ощущения от прочтения, на меня вылили цистерну холодной воды, за которой последовал удар под дых, и от которого, стеллажи пришли в движение. Пол вдруг подозрительно стал приближаться к моему лицу, и когда я его увидел совсем рядом, то понял, что со мной что-то стряслось, и я сижу на корточках, упершись лбом в коробки шоколадных конфет. На память пришло несколько фильмов, когда герой в подобной ситуации начинает глубоко дышать, что я и начал делать незамедлительно, правда это получалось у меня с превеликим трудом. Мои легкие словно сковали цепями и связали канатами, как будто для кото-то их берегли, и не позволяли им шевелиться, а может, берегли их от меня самого, когда я от ощущения недостатка воздуха, мог с такой невероятной силой начать дышать, что вскрыл бы себе грудную клетку, дабы поскорее насытить свои легкие кислородом.
Через несколько минут сознание вновь вернулось, я встал на ноги, осмотрелся, и с трудом понимая, что я здесь делаю, пошатываясь, как медведь шатун, побрел к выходу. Внутри себя я чувствовал тяжелые чугунные цепи, которые врезались в моё тело, давили на рёбра, и всей своей тяжестью заставляли меня наклоняться вперед, от которого мне действительно становилось легче дышать. Так я и добрел в такой позе до машины, в которой навалился всей грудью на руль и застыл, кажется навсегда. Что-то большое внутри меня вырезали, и заполнили пустоту свинцом, а может бетоном, и, ощущая всем своим умом эту потерю, я понимал, что замена вышла неудачная, что мне трудно, да и невозможно свыкнуться с тем, что когда-то это было моим родным, и теперь меня, его на веки лишили. И осознание того, что в груди у меня лежит что-то чуждое, враждебное, противное и совсем не дружеское мне инородное тело, заставили меня завыть и заскулить как больная, с переломленными костями, замерзающая на холоде, голодная и бродячая собака. Я был растерян и потерян, и не понимал, что мне делать и как жить дальше. Так я и просидел в машине несколько часов, постепенно привыкая и свыкаясь с внезапной тяжестью в груди, и перебирал всевозможные пути, хотя бы как-то немного облегчить, ну или сделать менее дискомфортным своё состояние. А она, тяжесть, была настолько ужасной, что не позволяла мне даже на йоту трезво подумать. В голову лезла всякая чушь: от, напиться отбеливателя с водкой, до всякого рода психотропных таблеток, которые мне естественно не продали в аптеке, так как не было рецепта, и предложили какую-то фигню, от приема которой, у меня дико разболелась голова, которую пришлось лечить аспирином. Через несколько часов, мне надоело таскать лишний вес по квартире, и я решил облегчить своё тело традиционным средством, водкой с апельсиновым соком. И действительно, через пару минут мне полегчало, а когда пустая бутылка грохнулась на пол, я уже стал передвигаться не в позе буквы «Г», а стоял гвоздем, правда, покачивался из стороны в сторону. Удостоверившись, что я все-таки могу ходить прямо, я сделал пару кругов вокруг дивана, добрел до спальни и отключился до утра.
Глава 11
Проснулся я в начале 10 –го часа, с сильной головной болью, и с полным ощущением того, что моё тело стало прежним, что вчерашняя глыба меня покинула, и что ко мне вернулось моё прошлое состояние. Но как только я добрел до кухни, на меня опять стал наваливаться невидимый груз, на мои плечи кто-то усердно укладывал мешок за мешком с цементом, отчего мои колени все сгибались и сгибались, и наступило такое положение, когда мои плечи не выдержали груза и я, сложившись пополам, рухнул как подкошенный на диван. Случилось то, чего очень многие люди боятся на земле, ощущение безвозмездной утраты и потери, как будто какие-то органы вырезали из груди и заменили их неудобными и плохо приспособленными для работы в человеческом теле механическими деталями, которые все время напоминают о себе, которые постоянно издают шум, трутся друг о друга, вибрируют, ломаются и своей работой напоминают большой металлургический завод, и справиться самостоятельно без чьей либо помощи со всей этой махиной порой бывает не возможно. Сидя на диване, я понимал, что мои эмоции, моя тяжесть в груди, мои переживания связаны только с ней, и что единственный способ, хоть как-то облегчить своё состояние найти её. Только вот как? Я ведь ничего толком о ней не знаю, где она работает, куда переехала, есть только номер мобильного телефона, которой она может уже и поменяла. Опыт прошлых лет меня научил, что самое быстрое избавление от всех эмоциональных переживаний – психотропные таблетки, и в частности леревон, который помогает отключиться от нескольких часов до суток, в зависимости от дозы таблетки. Я тут же включил компьютер и стал по аптекам искать этот препарат. Через 15 минут, мне повезло, я нашел фирму по доставке лекарств и через два часа у меня на столе лежала целая спасительная упаковка. И действительно, четверть таблетки через полчаса подействовали на меня так, словно у нас с Алёной никакого неприятного вечера и не было, и что в данный момент она сидела рядом со мной на диване и нежно прикасалась ко мне. Через пару часов её призрак растворился ко мне опять вернулись прежние переживания, но этих двух часов мне было достаточно, чтобы хорошенько обдумать, что мне делать дальше. Поскольку Алёна любит театр, я решил, что буду каждую неделю покупать билеты на пятничный сеанс и отправлять ей приглашения на просмотр спектакля на её электронный адрес. Я почему-то был уверен, что в какую-то из пятниц её сердце екнет, и она примет моё предложение. Правда меня несколько раз посещала мысль, что, а не попробовать ли мне её найти, ведь мне известен номер телефона и примерное место работы, а это уже не мало. Но после некоторого размышления, мне показалось что не стоить спешить, а посмотреть на мою затею, что из неё получиться. В общем так я и сделал, купил в понедельник два билета, отправил ей эсэмэску, одновременно написал на электронный адрес и стал ждать пятницы. Уже в начале недели моё самочувствие благодаря препарату, заметно улучшилось, я спал по 10 часов, мои плечи постепенно расправлялись, а походка приобретала прежние очертания. К концу недели я полностью успокоился, переживания, тяжесть в груди и эмоции исчезли, остался только неприятный осадок, на который как я заметил таблетки совсем не действовали, и который как маленький камень в обуви, который постоянно перекатывался и таким образом напоминал о своём существовании.
В тот пятничный день, я приехал за полтора часа до начала премьеры, и просидел, ожидая её в кафе до семи часов. Я понимал, что сегодня она не придет, тем не менее, я питал маленькую иллюзию, а вдруг она появится. Не появилась. Как и не появлялась во все следующие пятницы, и каждый раз, когда я покидал кафе, во мне все больше и больше крепла уверенность в том, что она, сколь бы долго я её не приглашал, все равно не приедет и что мою затею ожидает провал. К тому времени мои чувства уже меня перестали изводить, они не исчезли, они замерли словно дикая кошка перед броском на свою жертву. Хоть таблетки мои чувства и приструнили, тем не менее они находились в состоянии полной боевой готовности, и только и ждали момента, чтобы в очередной раз обрушиться на меня всей своей массой. И по мере того, как приближался Новый Год, я все больше и больше ощущал их степень готовности, подмечал как они занимают удобные позиции для атаки и уже отчетливо видел, как они взрывают моё беспомощное тело, и уже ни какие медицинские средства мне не помогают.
Последняя неделя перед Новым Годом вернула меня на пару месяцев назад, когда я опьянённый внезапной любовью вдруг разом лишился разума и рассудка, испытывая при этом невероятную тревогу и беспокойство по поводу своего адекватного поведения, это напоминание заставило меня предпринять какие-то решительные шаги, чтобы в очередной раз окончательно не двинуться мозгами. И выход, как мне казалось был только один, найти её. Сначала я покопался в интернете, нашел несколько фирм, которые занимаются поиском пропавших людей, позвонил в одну из них, и узнал, что по номеру телефона они могут определить не только её настоящее имя и фамилию, но и место работы и адрес проживания. Я, недолго думая, соглашаюсь на их условия, и уже через полчаса сотрудница в машине ждала меня у моего подъезда. Она внимательно все выслушала, сделала какие-то пометки в блокноте, и пообещала мне сразу же перезвонить, как только будут какие-то новости. Не прошло и 2-х часов, как я уже знал её фамилию, место работы и номер служебного телефона, а ближе к 9-ти часам вечера мне сообщили, где она в настоящее время проживает. И оказалось, она живет там же, и никуда не переезжала. Глядя на листок, где были записаны её данные, я впервые за несколько дней испытал облегчение, словно узнал историю её неприглядной жизни, которая была окутана тайной, и которая мне теперь стала известна, и которая одним махом изменила моё отношение к ней. Этот листок был посланием с фронта, был долгожданной весточкой, несшей спокойствие и умиротворяющее настроение. Она жива, ходит на работу, она в конце концов существует и для меня это самое главное. Теперь мне остается решить, где и как мне её подкараулить, у дома или у работы, послав предварительно перед встречей ей огромный букет цветов. Так незаметно подошла последняя пятница года, и я в очередной раз отправился как на работу, в кафе, где в сотый раз надеялся на маленькое чудо, которое как мне казалось все-таки должно было случиться. И, как и во все прошлые пятницы оно так и не случилось. Я снова выпил три чашки кофе, оставил щедрые чаевые уже ставшему мне знакомому официанту, в который раз вспомнил приятные моменты и последнюю встречу, которая по иронии судьбы произошла в пятницу, и которая стала последним днем наших отношений, и сегодня пятница стала моим последним вечером в этом в кафе. Больше меня здесь никто и никогда не увидит, этот был мой последний визит, за которым как мне казалось, сидя за столом, будет поставлена последняя черта, за которую я уже никогда не перейду.
На этот раз я решил посмотреть спектакль, который меня меньше всего интересовал. Я не сколько смотрел на сцену, сколько на зрителей, вместе с которыми весело смеялся и хлопал как тогда Алёна в ладоши, а когда зал погружался в тишину, я предавался размышлениям, и строил планы на ближайшие два дня. Иногда мне удавалось на некоторое время забыться, отвлечься, не чувствовать, что я здесь один, без неё, но всякий раз, когда зал начинал аплодировать, я нет, да и ловил похожие, столь знакомые и милые мне ладони у какой-нибудь сидящей рядом девушки, коих на спектакле было чуть ли не пол зала, и пережитые эмоции табуном проносились по моему телу, заставляя нервно вздрагивать все клетки кожи. Так незаметно, как акробат на батуте, то подбрасываемый вверх зрительскими эмоциями, то погружаясь в самые мрачные глубины своего психического состояния и пролетели два часа. Вышел я на улицу чувственно опустошённый и измученный, окинул взглядом торговый центр напротив, парадный подъезд театра, словно на место своего недолгого заключения и быстрым шагом как будто сбежавший беглый преступник направился к станции метро Комсомольская. Ехать в столь позднее время, когда основные пассажиры полупустых вагонов представлены любящими парами, и тем более, когда столь остро переживаешь разрыв отношений, виновником которого я был, даже несмотря на короткий путь, оказалось делом столь мучительным, что у меня несколько раз возникало желание выйти на поверхность и взять такси, с тем, чтобы обнимающиеся или целующиеся молодые люди, не вгоняли меня в окончательную тоску и меланхолию. Несколько раз я пытался закрыть глаза в надежде вздремнуть, но вид этих счастливых и улыбающихся пар прямо-таки нависал надо мной огромной массой, не давая ни секунды на то чтобы хоть как-то немного отключиться или забыться на короткое время. Я даже толком не мог сосредоточиться, над тем, чтобы еще раз обдумать шаги, которые я намеревался предпринять в воскресенье, в день её рождения. Ведь еще несколько часов назад я был полностью уверен в том, что не буду предпринимать ни каких шагов, в её направлении. Сейчас же, после просмотра спектакля я в этом не был окончательно уверен, и как мне казалось, что стоит попробовать поискать пути не то чтобы примирения, но хотя бы встречи. И в этом отношении доставка большого букета роз в её день рождения, виделась мне вполне разумным действием. Оставалось только найти фирму по доставке цветов, и дорожка к её сердцу обретала видимые черты. Пока я шел к машине, во мне фактически созрела полная уверенность, что так и следует поступить, по крайней мере, все-таки у неё будет праздник, а значит и меньше шансов на то, чтобы отказаться от такого подарка.
В общем вторая половина дня субботы прошла в поисках фирмы по доставке цветов и консультациями с девушками, принимающими заказ. Меня интересовало в первую очередь, какой на их взгляд должен быть букет, из каких цветов, чтобы тронуть чувства девушки, и чтобы она смогла простить. Ну у меня естественно спрашивали, как сильно я накосячил, и что между нами произошло. Выслушав мою краткую историю, мне советовали не скупиться на букет, и выбрать композицию из 101 розы. От такого подарка, как они меня заверили, на их памяти не было ни одного случая, чтобы девушка отказалась от такого приятного сюрприза и не простила своего мужчину. Так я и решил. Сообщил им адрес доставки, и время, ближе к вечеру, когда у неё будут гости, которые вместе с ней смогут оценить мой жест по достоинству. Девушка, с которой мы разговаривали, одобрила это время, и я тут же оплатил с карточки за цветы и за доставку, попросив при этом мне отзвонить курьера, после того, как он вручит букет.
Весь вечер я ходил кругами вокруг дивана, не вполне понимая, как мне поступить, завтра воскресенье, я еще в пятницу планировал встретиться, как и раньше со своей соседкой за бутылочкой вина, копченой форелью, салатом и картошкой, поболтать о всяких книжках и киношках и обсудить планы по совместной встречи Нового Года. Зная Анну, если не встретиться в воскресенье, то она быстро найдет какую-нибудь Марфу Васильевну, и тогда мне придется бой курантов слушать в одиночестве. Но с другой стороны, есть закон подлости, ну приглашу я Анну, а вечером Алёне доставят цветы, которые вызовут у неё радостный восторг, она тут же перезвонит, чтобы поблагодарить меня за шикарный букет, мы бы с ней проговорили пару часов, простили друг другу обиды, и вступили бы на новый путь наших отношений. Но дома будет Анна, а значит такого разговора с Алёной не получиться. А если не приглашать Анну, то произойдет следующее, Алёна откажется от букета, курьер их оставит у порога, и мои цветы либо растащат соседи, либо, когда будут расходится гости, Алёна сгребет их в охапку и выбросит на свалку.
Вот так я на протяжении нескольких часов как кот ученый на цепи ходил кругами вокруг дивана, размышляя о тот, кому мне завтра отдать предпочтение, ведь через три дня Новый Год, а значит есть надежда на чудо, и это чудо я могу, сейчас вечером кружась в вальсе не только заказать, но и выбрать. Мы никогда не говорили с Анной о наших возможных отношениях. Я помню, как она год назад, за бокалом вина сказала, что в конце концов у неё наступит такое время, когда она вдоволь наиграется с девочками, и ей захочется семью и ребенка. Возможно она уже наигралась, мы ведь с ней об этом как-то не говорили, и она может быть уже ждет с моей стороны внимания и ухаживаний. Я вполне вижу её в роли хозяйки, жены и матери, и как мне кажется она вполне справится со всеми этими ролями. Вот только есть одна загвоздка, она для меня всего на всего лишь друг, приятная собеседница и красивая женщина. К ней я не испытываю ни каких чувств и эмоций. Алёна же все еще заставляет меня страдать и переживать, во мне все еще бушуют страсти, и моя душа все никак не может успокоиться. Но вот парадокс, Алёну я не представляю в роли жены, хозяйки и матери детей. Она как красивые и престижные часы которые плохо сидят на руке и не дополняют, а размазывают образ их владельца. Анна же, словно Хронограф –Оффшор Адемара Пиге, которые удобно садятся на руку, словно это не часы или атрибут к какой-то одежде, а орган или часть моего тела, без которого я буду чувствовать себя инвалидом.
Неожиданная дилемма, кого выбрать? Жаль, что чувства не бумажная наклейка, а то бы я их взял и наклеил на свою соседку, и счастливым бы пошел спать. Я включил телевизор, чтобы на какое-то время отвлечься, тем более по первому каналу показывали финальную игру: Что? Где? Когда? На какое-то время игра настолько поглотила меня, что, когда она закончилась, я чувствовал себя вполне отдохнувшим, расслабившемся и вполне разумным. И как пару месяцев назад, когда за своими переживаниями я ничего не видел вокруг, и как меня к жизни вернул фильм: «Убей меня» с Беном Кингсли и Тео Леони, так и сегодняшняя игра, помогла мне забыться, отключиться от своих раздумий, и после окончания передачи, трезво взглянуть на двух женщин, одну из которых я любил, а другая была для меня просто красивая соседка, с которой приятно посидеть перед телевизором с бутылочкой вина.
Глава 12
Утром, я в приподнятом настроении, как обычно отправился топтать дорожки. Погода была на удивление совсем не зимней, снега в лесу почти не было, термометр показывал два градуса тепла, петляющая тропинка между деревьями была почти сухой, так что бегать по такой погоде было одно удовольствие. С Анной мы договорились о встрече в три часа, курьер доставит цветы в пять, к этому времени мы уже скорее всего сядем за стол, и уж точно пропустим по пару бокалов вина. В случае если она перезвонит, чтобы поблагодарить за столь красивый букет, скажу, что не могу говорить, у меня гости, перезвоню, как только они уйдут. Если же Анна засидится допоздна, то отпишу эсэмэску, пошел провожать гостей, и как только она уйдет напишу, только что уехали. Пока я топтал осеннюю листву, я несколько раз прокрутил в голове сегодняшний свой план, и удовлетворенный тем, что все должно сложиться как надо, решил пробежать лишний кружок, который должен был стать тем знаком, что сегодняшний день обещает быть одним из самых удачных в моей жизни.
К Анне я долетел буквально за десять минут. Всю дорогу я слушал радио 89,5 FM, откуда лилась ритмичная танцевальная музыка и которую я слушал на полной громкости. Садясь в машину, Анна весело отреагировала, - твоё бу-бу, слышно даже когда я спускалась по лестнице.
- У тебя сегодня какое-то веселое настроение, новые часики купил?
- Да нет, отшутился я, хорошо потренировался в лесу, да и погода на удивление совсем не зимняя, весну навевает.
Готовили мы, как и раньше, запеченную свежую форель в духовке, вареная картошка и зеленый салат, который мы мгновенно прикончили вместе с бутылкой красного сухого вина. Через мгновение на столе возникла следующая, которую мы начали распивать под просмотр фильма: «Детки в порядке», с одним из моих любимых актеров, Марком Руффало, Джулианой Мур и лесбийским сюжетом. К пяти часам несмотря на алкоголь я чувствовал, как нарастает нервное напряжение, как мне все труднее и труднее поддерживать разговор, а уж, когда часы стали отмерять шестой час, я не в силах унять дрожь и озноб, спрятался в туалете, где просидел не меньше пятнадцати минут, пока не зазвонил телефон. Трубку естественно взять я не успел, но через две минуты пришла эсэмэска. Букет вручил, приняла с радостью и благодарностью. Курьер. Я тут же ему перезвонил, закрывшись в туалете. Все нормально прошло, говорит он. Я переспросил, как она выглядит, и убедившись, что это была она, я отключил телефон. Анна вроде бы как ничего и не заметила, попивала вино и смотрела киношку. Потом мы посмотрели еще один фильм: «Дело Леди Чатерлей». В девять вечера я вызвал такси, и уже стоя у порога спросил: где встречаешь новый Год? Не знаю, ответила Анна. Тогда давай встретим вместе, у меня есть свежая деревенская индейка, которую мне передали пару дней назад, запечем её на праздник и устроим пирушку. На моё удивление Анна соглашается, и я от счастья целую её в губы, она отвечает, и наши языки натыкаются друг на друга. Ну все, пока говорит она, и открыла дверь. Я ей вслед кричу пока. Вернувшись в гостиную, я плюхнулся на диван и стал размышлять о сегодняшнем вечере. Алёна цветы взяла и явно догадываясь от кого, тем не менее не соизволила меня поблагодарить. Анна согласилась встретить со мной Новый Год, чтобы это черт побери значит? Так говорила Даяна Китон в фильме «Любовь по правилам и без». Уж не испытывает ли моя соседка ко мне чувства, или все её подружки разлетелись кто-куда, и она не хочет оставаться в обществе родителей? Надо её напоить, может она мне расскажет о своей личной жизни, а то в последнее время она как-то все время об этом помалкивает. А вдруг наша ночь окажется чем-то большим, чем просто встреча рождества, и как мне тогда на это реагировать, ведь мои мысли все время крутятся вокруг Алены? Они словно привязаны канатами, и как мне от них освободиться, ума не приложу. Цветы вроде бы ослабили путы, но не развязали их. Может ей эсэмэску послать, поздравить с днем рождения и спросить, понравился ли букет. На часах было десять вечера, и зная, что Алёна рано ложится спать, я, все-таки не выдержав эмоционального напряжения, отправляю ей сообщение. Прошло минут пятнадцать, и вот оно, долгожданное послание из прошлого, с намеком на будущее: спасибо, это мои самые любимые цветы. Я тут же пишу в ответ, может пообщаемся завтра после работы за чашечкой чая или кофе. Она отвечает сразу же: хорошо. Тогда, я пишу: буду ждать у м. Динамо в 17.15. Договорились: читаю я. Вот так да, победно вскидываю я руки, словно они по локоть были заляпаны грязью, и теперь стали чистыми. Вскочив с дивана я впервые за последние два месяца ощутил небывалую легкость, ноги меня не носили, они парили, я вмести с ними был похож на облако, и размеры моей квартиры стали малы для меня. Хотелось освободиться от стен, вырваться из дома, поноситься по небу, покричать ура, и оказавшись на балконе мои легкие не выдержали и несколько раз громогласно как раненый зверь ликующе и задорно прорычали: ааа, ааа, ааа, и вслед за этим моё тело как будто сраженное пулей, удовлетворенно рухнуло на тренировочный мат, на котором провалялся добрых полчаса. И только когда я почувствовал легкий озноб, я покачиваясь, в состоянии глубокого расслабления, которое было сравни после бурной ночи любви, осторожно ступая, чтобы не спугнуть свое эйфорическое состояния, медленно побрел в спальню. Вытянувшись в струнку и наслаждаясь своим состояние, я закрыл глаза и увидел Алёну с Анной, и кажется я впервые в своей жизни я не стал задумываться и мечтать о том, как сложатся наши отношения после завтрашней и послезавтрашней встреч, и с кем в результате я бы хотел остаться и останусь.
Сон одной из последних предновогодних ночей был самым длинным за то время, как я познакомился с Алёной, я безмятежно и счастливо проспал до самого обеда, и проснувшись, фактически сразу же стал собираться на встречу с ней.
В 17 часов я уже стоял на остановке. Солнце только что спряталось за горизонт, на улице было около нуля, в воздухе пахло весной и ни что не напоминало канун Нового Года. Я мысленно поблагодарил нашего премьера, за перевод стрелок, раньше в это время было темно, а сейчас еще светло, и мне не надо пристально вглядываться в лица проходящих девушек. Алену я увидел еще метров за сто до остановки, часы показывали 17.05, и я еще издалека заметил встревоженное, явно беспокойное, озабоченное, обиженное и хмурое лицо и я сразу же почувствовал, как чья та невидимая рука внутри моего тела сдвинула органы в одну кучу и крепко их сжала. Мне стало тесно в одежде, воздуха вдруг совсем не оказалось, и совсем не понимая, с чем все это связано, я расстёгиваю куртку и присаживаюсь весь красный на скамейку. И даже когда ко мне подошла Алёна, я продолжал сидеть, сказав: Привет, и как-то неуверенно протянув руку. Она ответила на моё приветствие едва улыбнувшись и тоже протянула руку, одетую в кожаную черную перчатку. Я её тут же пожал и отпустил.
- Ну что куда мы пойдем? спрашивает она.
- Может в Плазу.
- Хорошо. И через пятнадцать минут мы уже делали заказ.
- Как прошел день рождения?
- Хорошо.
- Как цветы, понравились?
- Очень, букет был просто огромным и состоял на половину из желтых и красных роз. Я посчитала, было 105. Ты столько заказывал?
- Ну, да, соврал я.
- А, почему такое число, а не 101, к примеру?
- Не хотел, чтобы было как у всех.
- Понятно. И даже после такого, казалось бы, приятном разговоре, её лицо по-прежнему оставалось явно обиженным, недовольным и хмурым. Глядя ей в глаза, полные скорби и страдания, я чувствовал, как внутри меня все сжимается, как эмоции разрывают меня изнутри, как мне стало невероятно её жалко, как захотелось обнять, прижать и убаюкать как маленького ребенка.
Ели мы салат цезарь с поджаренными кусочками утки, а на десерт морковный пирог. Во время еды поговорили о погоде, предстоящем Новом Годе и еще о какой-то чепухе. Тем не менее я чувствовал, как она хочет сказать совсем другое, и это другое скорее всего касается нас двоих, но она не знает с чего начать. Я понимал, что если я не начну говорить о нас, то нас ужин так и закончиться разговором о теплой зиме и пожеланиями друг другу спокойной ночи.
- Я все это время думал о тебе, начал я.
- Я тоже.
- Могла бы хоть один раз прийти на спектакль, я ведь туда ездил каждую неделю как на работу.
- У меня даже и в мыслях не было, чтобы пойти.
- Почему? Ты же любишь театр.
- Ну да. Просто после того что случилось в машине, я для себя сделала вывод, что мне отношения с мужчинами больше не интересны и не нужны. Я поняла, что в жизни есть более важные вещи, чем отношения.
- И что же это за важные вещи?
- Карьера и зарабатывание денег.
- А, как же твои курсы, и всякая литература, по завоеванию мужчин?
- Мне теперь это не интересно. Для меня теперь на первом месте в жизни – это найти хорошую работу, где бы я смогла добиться успеха и получать достойную заработную плату.
- И какая же на твой взгляд должна быть достойная зарплата?
- Не меньше миллиона рублей.
- Ну ты хоть понимаешь, что для этого надо закончить какой-то престижный ВУЗ и возможно не один, желательно получить научную степень, свободно владеть языком, обладать хваткой и деловыми качествами, иметь соответствующий склад ума и характер. Есть все это у тебя?
- Я готова учиться, если мне скажут, что мое продвижение по служебной лестнице будет зависеть от учебы. И потом, я готова много работать, вот только там, где я работаю, меня никто не замечает, я там словно серая мышь. Но я многое могу и умею, просто там, где я работаю мое рвение никому не нужно.
- Ты уже ходила на курсы читала книжки и каков результат? С покорением мужчин вышла осечка. Теперь в планах новая вершина, сделать карьеру, которая почему-то не делается, несмотря на то, что ты уже в этой должности работаешь три года. А ты не думала над тем, что, то, о чем ты мечтаешь, к твоему образу жизни и характеру не имеет никакого отношения, ты совсем другая. Ты вместо того, чтобы получать удовольствия от общения и нахождения рядом с мужчиной, ходишь на какие-то курсы, читаешь какие-то книги, выслушиваешь подруг, пытаешься где-то на стороне найти ответ, каково это иметь отношения и что это такое, и внезапно поддавшись не своим чувственным порывам и эмоциям, а под влиянием каких-то прочитанных глав, делаешь вывод, что это не по книге и для себя окончательно решаешь, что мужчина мне больше в жизни не нужен, и что теперь твоей главной целью будет карьера. За эти три года на работе, никто из руководителей так и не заметил, какой огромный, по твоему мнению, у тебя скрытый потенциал. Я думаю, просиди ты еще тридцать лет, этого бы никто и не увидел. Так?
- Вовсе не так. Просто попался такой руководитель, который ничего не хочет видеть. Они вместо того, чтобы мне дать дополнительный объем работы, берут новых сотрудников.
- Видимо они в тебе не видят деловой потенциал.
- Ну и пусть не видят. Я собираюсь менять работу и у меня есть уже несколько предложений, правда зарплата пока маленькая, но она меня как раз меньше всего интересует. Мне важно, чтобы у меня была перспектива, чтобы была возможность если не стать президентом компании, то хотя бы вице-президентом. А я наивный хотел ей рассказать о новой социальной сети, которая мне пришла на ум после просмотра фильма: «Социальная сеть», которая существенно круче, интересней, нужнее и намного будет востребованней Фейсбука, Твиттера, Одноклассников, Вконтакте и прочих социальных сетей вместе взятых, и что мы могли бы вместе начать её создавать, но глядя в её обиженное, хмурое и раскрасневшееся лицо, в грустные глаза, который при каждой её реплике становятся еще грустнее, и они-то как мне показалось, уж точно понимают бессмысленность её фантазий, я нет, да и начинал ловить себя на мысли, а адекватна ли она в понимание того, что с ней происходит, видит ли она себя со стороны, или она может только наблюдать за собой, когда стоит перед зеркалом, и которое всегда её поддерживает, и которое её не обманывает и которое всегда с ней согласно. После Нового Года, продолжала она говорить приободренным голосом, меня ждет повторное собеседование в одном банке, где как меня заверили, я очень быстро смогу от операционистки дорасти до руководителя отделения банка. Они своих сотрудников постоянно отправляют на всякого рода курсы, и даже оплачивают обучение в профильных вузах. Святая наивность, повторял я мысленно про себя, это сколько же надо провести времени перед зеркалом, чтобы верить в то, что карьера, может сделать человека счастливым. И тут же в памяти всплыл один автобиографический роман финского писателя Марти Ларни - «Прекрасная свинарка», в которой главная героиня, поскольку у неё не складывались отношения с мужчинами, принялась сравнивать мужской пол с разными домашними животными, при этом все больше и больше убеждала себя в том, что в её жизни самым главным должна стать карьера, и уж никак не семья. И ей это удалось. К пятидесяти годам, она сколотила огромное богатство, ей принадлежали фабрики и пароходы, газеты и заводы, она общалась с премьер министром государства и была экономическим советником министра экономики, но она постоянно чувствовала, что жизнь её достаточно скучна и однообразна, что ей все время чего-то не хватает, чего-то, что дает больше уверенности, чем миллионы, коллекции драгоценных украшений и положение в обществе. И однажды она сказала себе: Неужели все-таки писатель Лоухела был прав, сказав однажды:
- Госпожа экономическая советница, вам не хватает только мужа…
А Алёна все продолжала и продолжала летать в мечтах, как она вот уже через несколько лет, становится одним из заместителей банка, а возможно и руководителем большого филиала. И чем азартнее она обрисовывала перспективы своего будущего, тем легче мне становилось на душе, тем большее облегчение испытывало тело, тем яснее становилась голова, тем ярче и красочнее становился окружающий меня мир. Я вдруг почувствовал, как какая-то страшная, темная и таинственная сила, живущая последние два месяца в моем организме и мешающая мне жить полнокровной жизнью, внезапна пришла в движение, и тонкой струйкой из груди, словно джин из бутылки устремилась к потолку торгового центра. И по мере того, как она освобождала мой организм, Алёна все больше и больше обретала для меня совсем иное видение, словно мне только что протерли запотевшие очки, и мне удалось наконец-то воочию увидеть, кто передо мной сидит. Я смотрел не сквозь плотный туман, а сквозь чистый и кристальный воздух и видел сидящую перед собой капризную, не в ладах со своей психикой, истеричную, нервную, неудовлетворенную, самую обычную, совсем, мне не интересную женщину-подростка, летающую где-то в облаках в поисках счастливой жизни и лелеющую надежду сделать головокружительную карьеру. Прошло каких-то два месяца, и вместо прежней Алёна я вижу теперь совсем другую девушку, заблудшую, мечущуюся в поисках своего существования и от того все больше и больше запутывающуюся в своих устремлениях и надеждах. Возможно тогда, осенью, я был для нее тем якорем, который не позволял ей бросаться в необдуманную пучину своих желаний, и даже несмотря на штормовые порывы ветра и бушующие воды, её лодка словно щепка, металась из стороны в сторону, то скрывалась в волнах, то взлетала наверх, то выбрасывалась на берег, но всегда оставалась в пределах досягаемости. Теперь же, порвав все сдерживающие цепи, Алёна оказалась одна в шлюпке, без спасательного жилета, в неистовствующих водах, уносилась все дальше и дальше от берега, и как мне виделось в этот вечер сидя за столом в торговом центре, спасти её было уже нельзя. Все слова были бы пустыми, ничего не значащими, несправедливыми и обидными для неё. И когда мы допивали чай, мои иллюзии относительно нашего будущего уже были полностью развеяны. Чувства, которые дождливой осенью так внезапно возникли, теперь также внезапно и развеялись. Для меня она стала случайной знакомой, о существовании которой, как мне казалось я тут же забуду, как только покину кафе.
Мы вместе спустились в метро, вместе доехали до Тверской, не проронив при этом ни единого слова и только когда двери распахнулись она скорее не сказала, а беспомощно выкрикнула, словно подстреленная птица, летящая со своей стаей и провожающая последним умирающим взглядом скрывающийся строй за горизонтом.
- Пока.
- Счастливо, едва успел я сказать ей в след и двери вагона закрылись. Я сел на освободившееся место, закрыл глаза и попытался немного вздремнуть, тем более, когда покачивающийся вагон явно способствовал дремоте. Но сон упрямо не шел, в голове сверчком вертелось «пока», которое по смыслу означало вроде бы до свидания, а на самом деле не имело никакого значения, она с таким же успехом могла сказать что угодно, поскольку все её слова прозвучали бы как непрекращающаяся боль, которую я должен был увидеть и увидел, но в очередной раз даже и не попытался Алену от этой боли избавить. Сначала мне не готовому к близким отношениям и наевшемуся чеснока устраивают экзамен по сексуальной совместимости, который я с треском проваливаю, потом через пару месяцев уже я спешу таким же образом не готовую к такого рода отношениям проэкзаменовать Алену, поскольку обстоятельства так складывались, что откладывать на потом как мне казалось, было бы не логично, и вот сегодня, видя эту непрекращающуюся боль, я вместо того, чтобы задуматься о помощи, вдруг вспоминаю роман: «Прекрасная свинарка» сравниваю героиню с Аленой, провожу между ними параллели, и ставлю безнадежный диагноз, от которого, по моему мнению, нет спасения. Странно как-то все сложилось, размышлял я, сидя в полупустом и убаюкивающем вагоне с закрытыми глазами, а если бы я не прочитал этот роман, то как я бы повел себя в сегодняшней ситуации, уж по крайней мере я бы ее точно проводил до дому. А если бы тогда, еще летом, я бы взял и немного задумался о том, что у меня появилась девушка и что мне следует попридержать свой аппетит к острым блюдам и ароматным приправам, или если бы я не поспешил с предложением поездки, но даже пусть я все-таки сделал предложение вместе провести неделю за границей, ведь все равно у меня был шанс не наступить на грабли, на которые уже наступали и свидетелем которых я был лично, то как бы могли сложиться тогда наши отношения? И тут в памяти всплыла история полугодичной давности, случившаяся со мной, когда я бегал в лесу и в котором пару лет назад появились зайцы и которых я старался подкармливать морковкой, капустой и даже бананами. Так вот на протяжении нескольких недель мне в этом лесу помимо зайцев на глаза попадалась брошенная собака размером с овчарку, которая видела, как я убегал в лес с каким-то пакетом в руке, в котором была еда для зайцев. Иногда я встречал её сидящую на дорожке, словно кого-то ожидающую, а иногда она бежала за мной на расстоянии нескольких десятков метров. Пару раз я останавливался, грозно махал в её сторону рукой, и она тут же исчезала. Но однажды, когда я в очередной раз топтал тропинки в лесу, я боковым зрением увидел опять эту собаку, держащую что-то во рту. Я сразу не обратил внимание, что она держит зубами, поскольку был сильно увлечен своей тренировкой. Но на крутом повороте я мельком бросил взгляд на преследовавшую меня собаку и обомлел. Она в зубах держала банан. Я поначалу даже усмехнулся, думаю, мои бананы нравятся не только зайцам, но и собакам, но эта псина, даже и не пыталась его слопать, она все также настойчиво не издавая ни каких звуков продолжала преследовать меня с бананом в зубах. Она возможно бы преследовала меня до самой квартиры, но территория, где я живу закрытая, и она добежала вместе со мной до ворот, которые за мной закрылись, оставив нас наедине со своими мыслями. Не сразу до меня дошел смысл увиденного, но когда я понял, что означал банан в зубах, то тут же помчался в магазин и купил полный пакет сосисок. Теперь эта собака живет на нашей территории, каждый день с утра меня встречает у подъезда, получает свою законную косточку, и довольная провожает меня до машины. Лучше бы я о чем-то другом подумал и легкий озноб пробежал по моему телу. Ну встретились, поговорили и разбежались, так нет же черт меня дернул взяться за лопату и самому себе начать копать могилу. Да и как тут удержаться от копания, если вид собаки с бананом меня тронул больше, чем все наши встречи, переписка, звонки и поцелуи, я увидел безмолвный крик никому не нужной собаки, а на боль и запутавшуюся жизнь девушки, лежавшие передо мной как на ладони и к которой я испытывал самые искренние и нежные чувства не обратил практически никакого внимания. Чувство полной раздавленности и безысходности овладели мной, я вдруг почувствовал сверху крышку гроба и стук молотка, заколачивающего гвозди. И вот мои закрытые глаза видят страх и оцепенение, но я понимаю, что я не умру и меня не ожидает мрак и забвение, я сегодня окончательно похоронил не себя, я похоронил, едва теплившуюся надежду, которая оставила на моем теле выжженные кровоточащие раны, подобные на распятом Христе и мне придется принять их как данность, как боль, как выжженную землю, на которой не осталось ничего живого, но которая как живородящий источник дает начало всему живому, порой неожиданно прекрасному, благодаря чему природа вновь оживает и расцветает. Возможно мне и нужно было до крайнего предела испить мучительную боль и страдания, чтобы окончательно превратить свое тело в испепеленную пустошь, сделавшись рабом мучений и переживаний, только для того, чтобы освободившееся место было свободно для новой жизни, для снятия связывавших меня железных пут, благодаря которому моё сознание заполниться совершенно другими мыслями, идеями, помыслами, мечтами и отношениями.
Эпилог.
Прошло пять лет. Мне наконец-то удалось запустить в интернете новую социальную сеть, и теперь я большую часть времени провожу на работе. За год своего существования, сеть настолько стала популярна, что мы открыли дополнительные вакансии для новых сотрудников. Вот и сегодня, я как обычно, покачиваюсь в кресле, с орехами, зеленым чаем с чабрецом и ногами на столе, просматриваю анкеты новых сотрудников, которых отдел кадров рекомендовал взять на работу. С каждым из них побеседовала моя помощница, она же моя бывшая соседка Анна, с которой мы вместе пять лет. У нас растет чудный мальчишка, которому чуть больше 3-х лет, и который уже норовит меня обогнать на пробежке в лесу. В ту памятную Новогоднюю ночь мы были вместе, зажарили индюшку, выпили бутылок пять вина и ближе к утру еле живые и уставшие от напитков и телевизора оказались в одной постели, и сделали то, что делают мужчина и женщина, когда любят друг друга, без проверки и экзамена. У нас получилось как-то неловко, неуклюже, суетливо, стеснительно как первый раз у двух подростков. Помнится, я тогда почти все время молчал, чувствовал себя нелепо виноватым и разочарованным, но Анна, которая те же испытывала чувства, явно понимая, на что она идет и чего хочет, после того как все случилось, еще долго успокаивала то ли себя, то ли меня, бесконечно как заговоренная повторяла, у нас все будет по-другому, мы научимся любить друг друга, в следующий раз все будет не так, а намного лучше, ну и все в таком духе. Правда я плохо помню, что она говорила, поскольку, сделав своё дело, я отвалился на свою подушку и быстро заснул. Днем я забрал её вещи и с тех пор мы вместе.
Сейчас она сидела напротив меня, и рассказывала о каждом из соискателя, и просила меня обратить на одну из кандидаток, которая на её взгляд отвечает всем нашим требованиям, и более того, готова работать даже по 24 часа в сутки.
- Ну если ты так считаешь, то пусть идет и оформляется.
- Ты все же сначала посмотри анкеты, и выбери время для встречи с ними.
- Хорошо, сегодня посмотрю. Анна чмокнула меня в щечку и убежала по своим делам. Я отставил чашку чая в сторону и стал просматривать анкеты. Фото, образование, предыдущее место работы, семейное положение, вредные привычки, готовность работать ненормированный рабочий день, заключение психолога и т.п., в общем ничего интересного. Отложив в сторону анкеты, я вдруг вспомнил про ту, на которую мне Анна настойчиво рекомендовала обратить внимание. Я в очередной раз пролистал анкеты, и обнаружив только одну девушку, пристально уставился в фотографию, которая вдруг показалась мне знакомой. Это была она, Алёна, видимо так и не ставшая вице-президентом банка. Последнее её место работы – операционист в банке. Я вдруг стал ухмыляться про себя, вспоминая наш последний вечер в кафе 30 декабря и её раскрасневшееся убежденное в правоте своих мыслей лицо, говорившее, что какие могут быть отношения, я ведь уже без пяти минут руководитель филиала банка, а может быть и правая рука самого президента. Всматриваясь до боли в знакомое лицо, и вспоминая свои страдания, я склонялся к тому, что никакого места ей в моей компании не видать, только вот не мог пока для себя решить, стоит ли мне с ней здесь встретиться, или не стоит. Я встал со своего кресла, подошел к окну, и уставился на парк, расположенный под окнами, в котором школьники бегали по кругу. День был достаточно теплым, несмотря на то что за окном был февраль месяц, и в Москве в это время в очередной раз практически не было снега. Что-то происходит с климатом подумал я, ведь тогда пять лет назад, в конце года тоже практически не было снега, странное и может не случайное совпадение, и я снова в полном смятении духа, еще раз пробегаю глазами по её анкете. За пять лет в её жизни так ничего и не произошло, даже номер телефона тот же, и адрес места жительства все там же, хрущевка, первый этаж, не замужем. Интересно, она с кем-то встречается? Маловероятно, она же главную миссию своей жизни так и не выполнила. Жаль у меня нет книги писателя Марти Ларни: «Прекрасная свинарка», впрочем, надо сказать Анне, пусть она кого-то пошлет в книжный магазин за этой брошюрой, и на завтра на шесть вечера пригласит всех соискателей, я вручу ей эту поучительную книжонку, для общего развития.
С утра меня преследует какое-то торжественное волнение, которое не исчезло даже после дежурной пробежки, во время которой, я нет, да и ловил себя на мысли, а может мне с ней все-таки встретиться, просто поговорить, ну и после разговора сделать выводы, брать её на работу или нет. Сегодня я был уже не столь категоричен как накануне, да я с ней встречусь, и думаю все-таки дать ей шанс, тем более, чувств я к ней уже давно не испытываю, но, а то что было в прошлом, то как говорится в пословице: кто прошлое помянет тому глаз вон, пусть работает себе на здоровье. Я непривычно долго покрутился у гардероба и на работе появился как всегда к обеду. Книжка уже лежала у меня на столе. Анна уже вовсю хозяйничала в офисе, ей в отличие от меня приходится вставать рано, поскольку детский садик начинает работать с семи утра. Я снял верхнюю одежду, как всегда положил ноги на стол и стал просматривать текущие бумаги.
- Ты не забыл, с порога, еще не открыв до конца дверь, слышу я голос Анны, у тебя сегодня встреча с панеристами, они уже звонили, напоминали, что ждут тебя в шесть вечера.
- Да я как-то об этом и не помнил, да и за чем мне помнить, это теперь тебе надо помнить, и я мило улыбнулся. Анна показала мне язык и пошла сказать секретарю чтобы принесла чаю.
- Может перенести встречу с новыми работниками?
- Не стоит, пусть отдел кадров всех оформляет, за исключением той, которая на тебя произвела эффект, у меня по поводу её есть сомнения. Ты ей вот эту книжонку, которая уже лежала на моем столе, дай почитать.
- Ты что с ней знаком?
- Да, правда это давно было. В шесть часов вечера я сидел в кафе с такими же как я, помешанными на панераях, когда вдруг внезапно позвонила Анна.
- Слушай, эта девица, пришла в назначенное время. Я была в отделе кадров, там шло оформление новых сотрудников. Инспектор ей объяснил, что по ней пока не принято решение, чем очень сильно её огорчил, она даже чуть не заплакала. Ты знаешь, мне даже стало жалко её, и я тогда решила, что поговорю по поводу её устройства еще раз с тобой. И вот когда я её провожала до лифта, то вспомнила, про книжку, которую ты просил, чтобы я ей передала. Вот я ей и говорю:
- Тут шеф просил меня передать вам книжку, но я забыла её в его кабинете, пойдемте со мной. Она очень сильно удивилась, и спросила: что за книжка?
- Да не помню, какое-то интересное название. Ну вот мы и зашли в твой кабинет. Я беру со стола книжонку, а она уставилась на наше фото, где мы с тобой в Париже, которое стоит рядом с компьютером, и вижу, как её лицо вдруг побагровело, потом побледнело, а когда я ей стала протягивать книгу, то но она внезапно стала пятиться, а потом быстро развернувшись пулей вылетела из кабинета. Какая-то чумовая. У тебя что с ней что-то было?
- Совсем ничего такого, о чем тебе стоит волноваться. Как-нибудь за бутылочкой вина я тебе расскажу.
Доверие
© Copyright: Александр Толмен, 2013
Свидетельство о публикации №213101501164
Свидетельство о публикации №213101501164
Рецензии
Смердящая стая псин поселившиеся в желудке - это очень по генри мюллеровски. Автор очень точно уловил игру слов и сравнение с молнией-кораблем-призраком-черемухой навевает Иэн Макьюэна. Многогранность романа завораживает! Пишите! Ждем продолжения.
Адриана Меллер 18.10.2013 12:47 • Заявить о нарушении
Адриана Меллер 18.10.2013 12:47 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.