Павел Флоренский Часть 3 Священство и Служение

О. Павел Флоренский с самого начала и вхождения в Веру и Церковь был чело-веком религиозного опыта. «Живой религиозный опыт как единственный законный способ познания догматов» – так сам отец Павел выразил главную мысль своих размыш-лений. «Церковность – вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где усмиряются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум».
Кандидатское сочинение П. А. Флоренского «О религиозной Истине» (1908), магистерская диссертация (1914) и книга «Столп и утверждение Истины» (1914) были по-священы путям вхождения в Православную Церковь. Книга «Столп и утверждение Исти-ны» написана как опыт теодицеи, то есть оправдания Бога от притязаний человеческого рассудка, находящегося в греховном, падшем состоянии. Как автор книги «Столп и ут-верждение Истины» и ряда других работ отец Павел завершил становление онтологиче-ской школы Московской Духовной академии.  После защиты магистерской диссертации священник Павел Флоренский В 1908–1919 годах преподавал в Московской Духовной академии историю философии. Тематика его лекций была обширна: Платон и Кант, мыш-ление еврейское и мышление западноевропейское, оккультизм и христианство, религиоз-ный культ и культура и др. В 1912–1917 годах отец Павел был редактором журнала «Бого-словский вестник», на страницах которого он старался воплотить свое юношеское стрем-ление осуществить синтез культуры и церковности.
Для П. А. Флоренского путь к церковности лежал через тяжелые личные испытания. Духовник, епископ Антоний, не благословлял его принять монашество, а он не хотел жениться, боясь «вместо Бога поставить на первый план семью». Из-за этого П. А. Флоренский не мог «привести в исполнение свои заветные планы – сделаться священ-ником». По воспоминаниям А. В. Ельчанинова, П. А. Флоренский в 1909 году находился в состоянии «тихого бунта» и лишь молитвы духовника укрепляли его. И духовник не ошибся. П. А. Флоренский встретил девушку, с которой не только смог соединить свою жизнь, но которая впоследствии оказала большое духовное влияние на него самого. Это была Анна Михайловна Гиацинтова (1889–1973), происходившая из крестьянской се-мьи, жившей в Рязанской губернии.
«Я женился, – писал П. А. Флоренский, – просто потому, чтобы исполнить во-лю Божию, которую я усмотрел в одном знамении». Во время прогулки на болоте под на-чавшимся проливным дождем П. А. Флоренский в тоске и отчаянии плакал и не мог прий-ти к определенному решению.
«Я машинально, сам не помню зачем, нагнулся и захватил рукой какой-то лис-тик. Поднимаю его и вижу, к удивлению своему, четырехлистный трилистник – “счастье”. Тут сразу ударила меня мысль (и я почувствовал, что это не моя мысль), что в этом знаме-нии – воля Божия. При этом вспомнилось, что с самого детства я искал четырехлист-ный трилистник, ошаривал целые лужки, разглядывал множество кустиков, но, несмотря на все старания, не находил желанного».
По воспоминаниям всех, близко знавших ее, Анна Михайловна отличалась про-стотой, смирением, терпением, бодростью, верностью долгу. В семье отца Павла и Анны Михайловны было пятеро детей.
Дети стали для отца Павла даром Божиим, ниспосланным для укрепления в са-мых тяжелых обстоятельствах. Близко знавшая семью отца Павла в 1920-е годы Е. К. Апушкина вспоминала: «Как хорош он был среди детей, мне в их семье в Сергиевом По-саде было так хорошо, словно я сама была маленькой девочкой. Еще не зная Анны Ми-хайловны, я уже знала, как любит ее Павел Александрович. Он весь был полон ласки и нежности, когда произносил слово “Анна”... Анна Михайловна стала для меня примером в жизни, в отношении к детям, к людям. Лучшего женского образа я не встретила в жиз-ни».
Брак не только совершенно обновил П. А. Флоренского, но и дал возможность принять Таинство священства. 23 апреля 1911 года ректор МДА епископ Феодор (Позде-евский, † 1937) рукоположил П. А. Флоренского во диакона, а на следующий день – во священника.
Сначала отец Павел служил как сверхштатный священник в храме в честь Бла-говещения Пресвятой Богородицы недалеко от Троице-Сергиевой Лавры, потом в По-кровском академическом храме. Но его искренним желанием было полнокровное приход-ское служение, конечно трудно совместимое с академической деятельностью. В то время в Сергиевом Посаде было только что открыто Убежище (приют) престарелых сестер ми-лосердия Красного Креста. Почетной председательницей его совета стала великая княгиня Елисавета Феодоровна, которая принимала самое непосредственное участие в устройст-ве и всех делах приюта. Узнав о «бесприходном» положении отца Павла от его ученика, священника Евгения Синадского, который служил в Московской Марфо-Мариинской обители, великая княгиня пригласила его к себе для знакомства. Тогда, вероятно, ею и было принято решение назначить отца Павла настоятелем домового храма Убежища во имя равноапостольной Марии Магдалины. Решение было одобрено духовником отца Павла епископом Антонием, к советам которого прибегала и великая княгиня. В этом храме отец Павел служил вплоть до закрытия убежища 17 (4) мая 1921 года. В дальней-шем великая княгиня Елисавета Феодоровна не раз встречалась с отцом Павлом и его суп-ругой, просила советов по иконописанию, интересовалась его творчеством.
В начале 1915 года отец Павел был командирован для исполнения пастырских обязанностей при походной церкви санитарного поезда Черниговского дворянства, кото-рый был снаряжен по инициативе великой княгини Елисаветы Феодоровны. Наряду с цер-ковным служением отец Павел трудился как обыкновенный санитар. Вероятно, в свя-зи с этой поездкой к 25-летнему юбилею принятия великой княгиней Елисаветой Феодо-ровной Православия, 15 февраля 1916 года священник Павел Флоренский был награжден правом ношения знака Красного Креста. Кроме того, за годы священнослужения он был отмечен следующими церковными наградами: в 1912 году – набедренником, в 1913 году – бархатной фиолетовой скуфией, в 1915 году – камилавкой, в 1917 года – наперсным кре-стом.
Протоиерей Сергий Булгаков, - священство отца Павла не имело для себя примеров «в истории русской интеллигентской общественности.
«Последняя еще знает отдельные случаи принятия священства, связанного с пе-реходом в католичество в аристократическом и светском конвертитстве, но отнюдь не в сермяжном, мужицком православии. Можно сказать, что отец Павел своим примером впервые проложил этот путь в наши дни именно для русской интеллигенции, к которой он исторически, конечно, все-таки принадлежал, хотя всегда и был свободен от “интелли-гентщины”, враждовал с нею…
По этому же пути, но уже после отца Павла, пошли люди известного духовного и культурного склада. Они идут с ним и вслед за ним, сами то сознавая, а иногда и не соз-навая.
До сих пор священство являлось у нас наследственным, принадлежностью “ле-витской” крови, вместе и известного психологического уклада жизни, но в отце Павле встретились и по-своему соединились культурность и церковность…».
Вокруг отца Павла сложился круг друзей и знакомых, которые стремились направить блестящую, но разноликую русскую культуру начала XX века в ограду Церкви, среди них многие известные: епископ Феодор (Поздеевский), С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн, Ф. Д. Самарин, С. А. Цветков, Е. Н. Трубецкой, А. С. Мамонтова, Д. А. Хомяков, протоие-рей Иосиф Фудель и другие.
Бывало, что известные деятели культуры, которые были далеки от Церкви (В. В. Розанов, Вячеслав Иванов, А. Белый), обращались к отцу Павлу как к единственному возможному для них посреднику с Богом, способному уврачевать их душевные язвы. Первым проложив интеллигенции дорогу к православному священству, отец Павел явился связующим звеном между духовенством и образованным обществом, искавшим духовной опоры в Церкви. Многих отец Павел обратил к вере, многих предостерег и удержал от ги-бельного пути.
Революция не явилась неожиданностью для отца Павла. Принуждение по-мазанника Божия к отречению от власти, данной ему Богом, и как следствие этого паде-ние самодержавия воспринималось отцом Павлом как событие катастрофическое и гораз-до более значительное, чем целый ряд последующих политических переворотов, хотя и они были тягостны и скорбны для верующих людей.
Конечно, отец Павел сознавал, какие трудности и бедствия ему предстоят в ре-зультате происшедшего общественного переворота. Фигура известного священника, про-фессора Московской Духовной академии и редактора крупнейшего богословского журна-ла не могла не вызывать самых различных, в том числе злобных, оценок в обществе, где только что формально было провозглашено отделение Церкви от государства, а на деле начато одно из самых жестоких и планомерных гонений на верующих во Христа. «Заве-щание», начатое отцом Павлом 11 апреля 1917 года, убеждает в том, что он предвидел и грядущие испытания России, и свою трагическую судьбу.
Почему же отец Павел не эмигрировал вместе со значительной частью рус-ской интеллигенции и духовенства?
Ответ на это дал протоиерей Сергий Булгаков, вполне испытавший горечь на-сильственного изгнания: «Сам уроженец Кавказа, он нашел для себя обетованную землю у Троицы Сергия, возлюбив в ней каждый уголок и растение, ее лето и зиму, ее весну и осень... Конечно, он знал, что может его ожидать, не мог не знать, слишком неумо-лимо говорили об этом судьбы родины, сверху донизу от зверского убийства царской семьи до бесконечных жертв насилия власти. Можно сказать, что жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал... родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органиче-ски не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от ро-дины, и сам он и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее ее преступление».