Долгожданное письмо

     Солнечным октябрьским утром, когда легкий осенний ветерок  сдувал своим прикосновением красивые желто-красные листья старых кленов и большого дуба, стоящих за изгородью, уже не споря со своей молодой супругой, бывшей когда-то его секретаршей, Дмитрий Андреевич  взял приготовленные булочки в портфель и вышел из своего нового дома. И,  хотя  этот проект в прошлом его явно устраивал, теперь он сомневался в необходимости иметь столь мощное домашнее сооружение. Лестница со второго и третьего этажа была, по его мнению, крутой, ступени вниз к садовой дорожке могли быть пониже, да и сама дорожка к калитке пошире. Водитель уже не заезжал за ним во двор, но не потому, что в гараже блестела шикарная иномарка Дмитрия Андреевича, а потому, что милашка Шурочка всегда помнила свои секретарские замашки. Она в приказном порядке сказала Алексею следовать за шефом три квартала и только потом садить его в машину, поскольку утренняя прогулка руководителю была просто  необходима…
    Температура воздуха в октябре  уже с утра была шестнадцать градусов, и это после холодных проливных и затяжных дождей…
    Алексей взглядом выхватил шефа на фоне удивительно желтой листвы и невольно залюбовался им.   Строгий серый костюм, как говорят, с иголочки, белоснежная рубашка и серый галстук в полоску очень сочетались с сединой Дмитрия Андреевича, с пышной прической и удлиненным волосом, с его греческим строгим профилем,  а также с его усами. Усы он носил всегда. Даже на свою свадьбу, когда женился после армии, еще в институте,  он их не сбрил…
 Алексей своего шефа и уважал, и любил. Тот никогда не обижал доброго и очень отзывчивого водителя. Относился к нему, как к сыну. Даже несколько раз предлагал ему руководящую должность, поскольку Алексей заочно окончил институт, но водитель не хотел уходить от Дмитрия Андреевича…
    В то теплое осеннее  утро шеф явно не спешил. Вот он посмотрел на желтизну кленов, вот поднял ветку дуба, лежащую на дорожке, вот отодвинул ногой собранную ветром листву…
«Опять Семёнович нагоняй получит от Шурочки за то, что с утра не подмел», - успел подумать водитель и тут заметил, как Дмитрий Андреевич поднял с вымощенной итальянской плиткой дорожки перед самым выходом какое-то письмо.
«Анонимка. Сто пудов. Нормальные люди заявления приносят в кабинет…»,-  решил Алексей, и, зная шефа, вышел из машины, чтобы взять злополучное письмо и отдать перед тем, как они подъедут  к работе.
  Он уже подошел к Дмитрию Андреевичу и сказал обычное: «Здравствуйте!», как заметил бледное лицо шефа. Тот торопливо сунул руки в карман и дрожащей рукой достал таблетки. Алеша помчался в машину за водой…   Выпив валидол, Дмитрий Андреевич  немного успокоился и сразу сел на первое сидение рядом с водителем..  Алексей хотел забрать письмо, но шеф дрожащей рукой прижал четырехугольник к себе.  Воцарилась тишина. Через минуту Алексей уже выруливал на центральную улицу.  Долго стояли в пробке. Шеф явно не торопился открывать послание. Он, молча, сидел в просторной машине и о чем-то напряженно думал. Наконец, попросил остановить машину у безлюдного старого сквера. Там тихо вышел и сел на дальнюю скамью. Неторопливым движением дрожащих почему-то рук он открыл письмо. Алексей, поодаль сидя на лавочке, наблюдал за Дмитрием Андреевичем. Тот читал, не отрываясь от строк…
   Дочитав  до конца, он уставился  куда-то в одну точку и долго сидел, не шевелясь…  Потом жестом подозвал Алексея: «Предупреди, что меня сегодня на работе не будет. Я на объектах…»,- с трудом выдохнул он и опять полез за таблеткой. Алексей подал ему бутылку воды, которую захватил с собой перед выходом из машины.
    После разговора по телефону,  Алексей подошел обратно. Дмитрий Андреевич, не скрывая своих слез, перечитывал письмо второй раз. Алексей растерялся. И даже посмотрел по сторонам, будто искал поддержки.
Шеф вдруг неожиданно  сказал с болью в голосе: «Это долгожданное письмо. Я ждал его больше тридцати лет. Это самое дорогое, что у меня есть в этом мире. Больше просто не может быть дороже…». Дмитрий Андреевич  после своих слов встал и нервно попросил закурить. Он не курил более десяти лет.
      Алексей в недоумении протянул ему сигареты.
Шеф взял одну  в руки, но тут же её смял и отбросил дальше в сторону.  Потом протянул письмо Алексею: «Это от неё. От моей любимой Катюши…  Она всё-таки отомстила мне. Так зло. Так жестоко. Немилосердно. Бесчеловечно. Зачем? Кому это было нужно? Катенька… Моя родная… Если бы я только мог предвидеть… Если бы я знал, где ты родная…», - Дмитрий Андреевич сел на скамью и опять навзрыд заплакал.
                Алексей  почти судорожно  стал читать:
«Любимый и дорогой мой человек! Помнишь, мы шли в такой же теплый день по осенним аллеям, и ты дарил мне охапки желтых кленовых  листьев… 
     Я тонула тогда  в твоей и своей любви…     Мы барахтались с тобою в ворохе осенней пряной  листвы и не торопились на лекции. Нам просто хотелось быть вместе.  Счастливая , я задыхалась от твоих горячих поцелуев. Ты никогда не забывал целовать меня  и по утрам. Даже тогда,  когда на свет появились наших милых два карапуза…     Больше всего на свете я любила, когда ты засыпал в их объятиях. Я была самой счастливою мамою и женою…   Потом эти ужасные цинковые гробы из Афгана и черная полоса нашей совместной жизни. Мы приходили с тобою на кладбище, где  я нервно цеплялась за твои мужские сильные руки…  Иначе я бы не выдержала всего этого… Ты помнишь, как на снегу перед окнами нашей квартиры ты выложил из алых роз: «Я тебя очень люблю, Екатерина!», и все соседи с восхищением смотрели на тебя, в первую очередь… И это был самый лучший подарок в целом мире…  В моей памяти до сих пор  стоят пятьдесят воздушных шаров с моим именем, взмывших ввысь над прогулочной яхтой в Венеции. Я помню твои страстные поцелуи и нежный шепот над головой… Я помню наши мечты на склоне большой горы в запахе цветущих белых ромашек… Я всегда любила тебя и теперь я хочу, чтоб ты это знал. Всё померкло тогда ранней весной, когда я случайно увидела тебя с другою…
 В душе я поклялась тебе отомстить. Если бы ты только знал, как трудно было от тебя уходить в неизвестность, как трудно было осознать, что именно ты меня предал в этой жизни…
    Ты никогда больше не слышал обо мне.  Я уехала от тебя в тот же самый день  далеко-далеко, чтобы ты никогда не смог встретить меня на одной дороге. И все эти годы я молилась об одном тебе…
      Ты был у меня в этой жизни один,  и с твоим именем я хочу уйти…Если моя операция пройдет успешно, то этого письма не будет. Ты его просто не получишь. Если меня уже год не будет на этом свете, то ты прочтешь эти сбившиеся строчки. Меня похоронят рядом с нашими детьми. Теперь на земле не будет того, кто одинаково любил и ненавидел с желанием сделать тебе больно, как ты когда-то сделал мне. Ты, наверно, думал, что я ничего не знаю…    Я о тебе знала всё. Я радовалась твоим успехам, твоей жизненной карьере, твоему новому дому и машине… Когда ты всё-таки привел в этот дом свою молодую секретаршу, я, стоя за тенистым дубом, который мы когда – то садили вместе, желала тебе здоровья, но плакала навзрыд.
 Я уже тогда перед Богом простила тебя, Димка. Я уже тогда понимала, что никого кроме тебя не полюблю… Моя могила справа от наших детей… На ней нет ничего, кроме креста. Да хранит тебя моя любовь…
  А ведь мы даже не поцеловались тогда на прощание. Всё получилось так неожиданно… Сегодня я целую тебя. Посмотри, какой солнечный день накануне твоего дня рождения… И шелест листьев под ногами - это я, и запах белых хризантем – это тоже я, и дожди, которые были и будут, - это тоже я… Ведь это мои слёзы о нашей юности и любви…  Прости, если что не так. Я хочу, чтоб ты жил долго за всех нас. Без тебя жизнь не была жизнью. Ведь мне всегда и всюду мерещился только ты. Я засыпала с надеждой увидеть тебя во сне и кружиться опять с тобою в вальсе под шорох листьев осеннего листопада в твой сказочный День рождения…
 Ты у меня самый дорогой, самый любимый, самый нежный и родной человек. Только твоя навсегда  Катька».
    Алексей смутно помнил тот день. Во - первых, они мчались в другой город, то и дело превышая скорость, во-вторых, Дмитрий Андреевич закупал все попавшиеся  на пути алые розы, в-третьих, в буквальном смысле тащил на руках шефа к скорой помощи, в-четвертых, не знал, как объяснить всё происходящее постоянно звонившей Шурочке.
Шеф сказал тогда всего одну фразу: «Ты, Алешка, мне, как сын. Долгожданное письмо должно быть всегда со мною. В любом случае. Ты понял?!»
  Дмитрий Андреевич умер через три часа после посещения кладбища от обширного инфаркта.
При прощании с ним в церкви Алексей положил под атласную подушечку письмо любимой Кати.
   Через полгода выяснилось, что всё имущество  и сбережения шеф  заранее завещал детскому дому, а своему водителю  Алексею оформил дарственную на  свою крутую машину.   Обиженная  Шурочка тут же укатила с каким – то генералом в Израиль.
 Очевидно, шеф о её новом романе догадывался давно…  А  Алексей почему-то запомнил письмо Екатерины наизусть, и оно тут же всплывает в памяти, когда он приходит к памятнику  на  общую  могилу, который он поставил своему шефу и его Екатерине…

                15.10.13