Фактория

    


  Апрельские окна, засиявшие после изрядно надоевших мартовских пург, принесли заметное оживление в монотонные будни фактории Харбей. Факторией она возможно и была… в незапамятные времена. Сейчас же осталось только название, три покосившихся креста на могилах прежних обитателей и два деревянных балка: один жилой, другой приспособлен под склад. В них обосновалась рыбацкая артель.
  Люди, носившие солидное название рыбаки-промысловики, были просто жалкой кучкой растерявшихся по жизни бедолаг. Здесь, на окраинах цивилизации в центре Большеземельской тундры, ребята скрывались от чужого им человеческого общества. Возможно, они родились слишком рано, может поздно, но явно не в свое время, за что были неоднократно биты судьбой, караемы непонятными им законами. Старшему, Ивану, довелось дважды окунуться в тоску лагерей по не очень справедливым, как он утверждал, приговорам. Эдуард в юности писал стихи, чудно рисовал, поражая педагогов своими талантами. Однако от неразделенной любви запил и, будучи в перманентном состоянии похмелья, оказался на Крайнем севере. В одной из рабочих общаг его подобрал Иван, сколачивающий в то время рыбацкую артель под эгидой базы потребсоюза.
  В первый год рыбаки заработали кучу денег и, за¬вершив зимний сезон, махнули на юг поражать мир своей щедростью.
             Куплю себе белую шляпу,
             Поеду я в город Анапу...
  Фиеста продолжалась аж... две недели. Кругленькая, как им казалось, сумма мгновенно растаяла в знойной атмосфере неуемных желаний. Иван, вовремя спохватившись, вывел экипаж из опасного штопора. Ах, море Черное, песок да пляж, там девы смуглые чаруют нас… Адье, ребята! До следующего года!
  Больше месяца болтались каждый у своих родителей,  Иван в Вологодской, Эдуард в Тульской областях. Вскоре домашняя идилия надоела, да и пора готовиться к новому сезону. Прощай, земля далекого детства.
  Вернувшись на север, в ставший им почти  родным город, друзья дружно пропили остатки наличности. Во время проведения этой замысловатой процедуры в одном из ресторанов нашли Елену. Элен, или просто Ленка, была мировая деваха, но на момент знакомства находилась в безнадежно-отчаянном состоянии - без денег, без работы, без жилья. Тайно ютилась в общежитии швейной фабрики.
  Печальная история золотой медалистки и несостоявшейся актрисы нашла понимание в сердцах рыбаков. Они решили внести Элен Носову в списки артели на должность повара-завхоза.
Ленка спала вместе с Иваном на правой половине балка, Эдуард писал стихи в левой. Над благодатным оазисом тундры мерцали звезды, полыхали полярные сияния, глуша передачи жестокого человеческого Мира.
  Хозяйство артели насчитывало - полтора километра сетей, две резиновые лодки, «Казанка»  с двадцатым «Вихрем», «Буран», две дюжины бочек и целый штабель амональных ящиков, приспособленных для отправки соленой рыбы на базу. Свора собак, по традиционной дружбе и за продовольственное вознаграждение, чутко охраняла факторию от посягательства  дикого зверья. Бригада работала дружно, сноровисто.
  Елена довольно сносно справлялась со своими нехитрыми обязанностями. В балке всегда тепло, пахнет вкусной пищей. Собаки накормлены, мужики обихожены. Кроме того она часто помогала шкерить рыбу, чистить и ремонтировать сети. По ее инициативе собрали около трех ведер сиговой икры.
  Сезон заканчивался очень и очень успешно. Пожалуй, в этом году они заработают раз в пять больше прошлогоднего. Отцам-основателям было немного обидно, что придется делить деньги на троих, но договор дороже денег. И вообще, что уж сквалыжничать, всем хватит.
  В конце апреля погода опять испортилась, запуржило, завьюжило. Хорошо, что успели вовремя сети снять. Лед, потеряв зимнюю прочность, трещал под напором прибывающей в озера воды. Нехотя взялись за ремонт сетей и на протяжении целой недели изнывали под бременем бесконечно нудного, но необходимого занятия. Ребята с тоски поставили брагу в сорокалитровом алюминиевом бидоне, душа просила праздника. Ежедневные проверки только огорчали. Увы, процесс шел медленно, пойло оставалось приторно-¬сладким, по мозгам не шибало.
  Внезапно распогодилось. Позабыв про сети и брагу, рыбаки ударились в охоту. Три дня гоняли по окрестным буграм на новехоньком «Буране», с азартом отстреливая куропаток, зайцев-беляков. Однажды потянулись за волком, но не тут-то было. Через четверть часа от хищника и след простыл. Возвращались поздно с полным прицепом трофеев, заходили, буквально падая с ног. Ужинали и на боковую. Жилой балок сотрясался от мощного храпа удачливых охотников. Елена аккуратно развешивала тушки в хозяйственном балке, отбирая наиболее искромсанные на корм собакам.
  Опять запуржило. Мужики стоически вернулись к унылому занятию — ремонту сетей. К исходу дня Эдька вспомнил про проклятую брагу. Продегустировали. «так сэбэ», но пить можно. Кликнули Ленку. Та попробовала и, обидно раскритиковав изделие, ушла спать. Женщина, - что она понимает в домашних напитках?
  Вакханалия продолжалась всю ночь с перерывами на естественные нужды, хоровое исполнение Интернационала, декла... декмали... делками... прочтение новых и старых стихов, обсуждение взаимных симпатий. Часов в пять, утра бражники свалились в мертвецком сне, не допев двух строк героической песни советских солдат «На побывку едет молодой моряк...»
С утра пораньше хватанули по кружке мутновато-зеленого зелья и продолжили праздник души. Вяло тлевшее  толковище, при переходе на спортивную тему, вдруг разгорелось ярким пламенем. Яростные поклонники «Спартака», огорченные временными неудачами любимой команды, пытались доказать друг другу, что... Что они пытались доказать, им самим было не вполне ясно, и тем не менее, обсуждение происходило довольно бурно, порой драматично. Страсти накалялись. Эдуард, просветленный очередной порцией браги, высказал соображение, что не все так просто в этой жизни, как кому-то кажется на первый взгляд. Иван принял данную версию за обидную напраслину на лучших футболистов страны, а может быть и мира, жутко завелся:
- Ты че,...против «Спартака»?
-  Я?
-  Не я же.
-  А кто?
-  Конь в пальто. Не все просто... Да «Спартак»...
- Я и гроворю, взятошники... хутромудрые. Подкупили федерацию.
-  «Спартак»?!
- Дурак,...в пальто. Хохлы из «Динамо»... менты.
- «Спартак» менты?
- «Спартак» в пальто, а хохлы менты. «Динамо». Понял, купили федерацию.
-  Зачем?
- Так нада и все. За деньги, понял?... Звание чемпионов.
- Да?! Кто сказал?
- Я... знаю... точно.
- Ну, ваще!.
- Счас надо написать письмо и,... в газету письмо. Пусть знают.
- Правильно. Озерову тоже…
- Николаю Ни-ик-колаичу?
- Иму самому. Он их... Ленка! Иди сю¬да, мигом. Понял? Пусть пишет, медалистка.
- Пресс-секретарь.
- Ленка! Ну, где ты там?..
  Елена, изрядно уставшая от бубнежа, доносившегося из-за стенки, вошедши в «банкетную залу», высказала почти все, что она думает. И об алкашах с закисшими глазами, беспрерывно лакающих вонючую брагу, и о футбольных командах с драным «Спартаком» во главе. Завершив жгучий монолог, плюнула в бидон с брагой и удалилась.
«Спартака-то» за что? Мучительно соображали фанаты зеленого поля и орущих трибун. Враждебные высказывания дилетанствующих барышень требовалось пресекать  в зародыше. Вопиющий, злобный глас подлежал осуждению. Фаны долго разбирались в этимологии слова «осудить» и наконец пришли к общему знаменателю – осудить, значит, судить. Понял? изрек Иван.
 - А судьи кто?- саркастически заметил Эдик. Он, таки,  знал толк в литературе.
 - Мы... Мы будем судить!  Тройкой, как в войну. Понял?
- Не согласен.
- Чё это?
- Партия и народ против культа личности... и волюн¬таризма!
- И я против, но  так нада. Понял?
- Понял. Собирай тройку.
- Уже.
- ?!
- Че смотришь? Нас и так трое, посчитай, булхгалтер.
- Ниузели?- Эдьку переполняла ирония,- Нас вроде двое, командор.
- Вроде Володи, а похож на тарантас.  У тебя в гла¬зах двоится, грамотей.
-  А у Вас, Сир, троится?
- Ну ваще!- Ванька с изумлением уставился на коллегу.- Я - раз, Ты - два, Ленка- три. Учись, студент!
- Ленка? Три?
- Нет, Ленка - десять.
- А судить ты кого собираешься, политрук?
- ?!... Байкал.
- Что - Байкал? Тарантас? Или Володя?
- Умный! А с виду дурак. Дурак-дурак, да умный. Байкал будет третьим.
- Да?...  Правильно. Байкал, он очень, умный.
  Плеснули еще по единой, позвали Байкала - вожака собачьей стаи. Пес интеллигентно уселся на заплеванный пол. Судебный процесс двинулся. По иронии обстоятельств ход заседания осуществлялся с переменной скоростью, с перерывами, словопрением и словоблудием. Самый трезвый из заседателей изредка позволял себе чуткий сон, но, будем правдивы, служебным положением не злоупотреблял.  К полудню трибунал вынес очень справедливый вердикт:
                Приговор.

  Именем Советского Союза. Мы, нижеподписавшиеся, Иван Корякин и Эдуард Чибисов в присутствии Байкала, решили наказать гр. Носову Елену за систематическое неуважение к футбольной команде «Спартак» и злостное сотрудничество с киевским «Динамо», агентом (тайным) которого она является, что привело к временной неудаче «Спартака» в прошлом сезоне. За козни против «Спартака» гр. Носова Е. приговаривается:
1) К принудительным работам на фактории Харбей, сроком - один год.
2) Отчислению 20 % заработка в пользу команды «Спартак».
3) Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
         Иван Корякин.  Эдуард Чибисов. Байкал.
  Подписав, по их мнению, мягкий приговор, судьи озадачились вопросом третьей подписи. Байкал подписывать не желал, несмотря на титанические усилия остальных членов «тройки». Выход нашел изобретательный Иван. Намазав неграмотному заседателю нос черникой, приложили к нему лист приговора. Получилось зело хорошо. В оттиске, если присмотреться,  даже угадывался герб Российской Федерации. Матросской походкой отправились в хозбалок зачитывать свое решение подсудимой. Штормило, палуба уходила из-под ног. Ленки в балке не оказалось, равно как и во второй половине жилого помещения. Суд удалился на повторное заседание…
  Елена, определив, что веселящего напитка хватит еще на три-четыре дня, решила не плевать против ветра, а тихо-смирно слетать попутным бортом в город. Лавровый лист и специи давно закончились, надо позвонить в Москву, отправить посылку маме и младшему брату. Делов-то достаточно. Осторожно свистнув измазанного черникой Байкала, Елена с полным рюкзаком за плечами отправилась в сторону геофизической партии. Путь не близок, километров семнадцать будет. Мела легкая поземка.
    Прозаседав еще пару стаканов, судейская братия вышла на воздух, по делам, а может быть по нужде. Случайно поймав резкость, Иван обнаружил удаляющийся от фактории объект. Сомнений не могло и быть - Ленка. Побег вызвал бурю негодования. Спешным порядком организовали погоню.
                Земля в иллюминаторе,
                Земля в иллюминаторе видна-а-а...
   «Буран», виляя полупустым прицепом, летел как в известном видеоклипе про каскадёров. Следом неслась веселая собачья стая; визжа и облизывая разгоряченных наездников после каждого неудачного падения. Входя в крутые виражи и описывая замысловатые зигзаги, преследователи постепенно сокращали расстояние между «Бураном» и беглянкой.
                Улыбнитесь, каскадеры...
  Елена,  решив обеспечить свою неприкосновенность от грубых физических посягательств, добежала до одиноко торчащей вышки тригапункта, закинула в кусты рюкзак и поспешно взобралась на промежуточную площадку. Взору открылась картина преследования. «Буран», вспенивая пологую гладь бугров, шел к цели замысловатыми  галсами. Частые Буранокрушения вызывали жгучий интерес и нетерпение беглянки. Однако пора бы уже и доехать, прохладно.
Выезд карательной экспедиции к месту казни  пришелся на момент доламывания коварной бабой очередной ступеньки ведущей к недосягаемой теперь высоте. Испустив боевой клич, преследователи капитально забурились в снежный навес недалеко от тригапункта. Буран заглох намертво. Пешим порядком судьи направились к вышке. Зачитав приговор, предложили Ленке спуститься добровольно. В ответ представители  завязанных глаз и подкрученных весов получили внушительную порцию нелестных слов с огромным количеством показанных в то же время кукишей. «Спартаку» досталось еще больше. Возмущению самого справедливого суда в мире не было предела.
  Посовещавшись, решили меткими выстрелами сбить строптивую повариху с господствующей высоты. Елена, лежа на сработанной из толстого железного листа верхней площадки тригапункта, без особого беспокойства слушала звуки пролетающих в стороне пуль и мелкой дроби. Изредка поругивая палачей, она вносила оживление в монотонную последовательность стрельб. Упоминание о возможной сдаче, стрелков в милицию или прокуратуру вызывало бурную реакцию в виде шквального огня вперемешку с бранными словами. В пылу дискуссии  прошло не менее получаса. Наконец обстрел прекратился - закончились боеприпасы. Осаждающие предприняли несколько попыток взять крепость штурмом, не получилось. Без особого энтузиазма попытались сбить Ленку снежками, увы, слишком высоко. Уже беззлобно поругав бестолковую девку, разлегшуюся на голом металлическом листе: «Дура, ты же простынешь!» раздосадованные ревнители женского здоровья поплелись в сторону питейной обители. Следом удовлетворенно трусила собачья свора.
  Выждав с четверть часа, Елена спустилась вниз, осмотрела «Буран». Он был исправен,  просто заглох в толще мягкого снега без видимых механических повреждений. Верный Байкал, с невозмутимой собачьей преданностью, терпеливо ждал хозяйку. Приторочив к «Бурану» брошенное оружие, Елена, в сопровождении Байкала - большого любителя вертолетных путешествий,  спешно продолжила прерванный вояж к геофизической партии.
  Везение и удача сопутствовала им. К полудню следующего дня окунулись в желанную суету города. Остановились у Наташки на Руднике.
  Упитанный до рыхлости капитан милиции долго выспрашивал, кидал разные намеки, наконец, поладили, и к вечеру у Елены на руках оказался документ, разрешающий пребывание рыболовецкой артели в погранзоне в течение одного года. Взял мало: пять песцовых шкурок и трехлитровую банку икры. На все другие дела ушло еще два дня. Устала. Шум и меркантильность города надоели, пора в родные пенаты.
  Возвращались тем же бортом, на котором прилетели. Командир, демонстрируя мастерство, завис над площадкой, не касаясь земли. Мужики сноровисто выгрузили Ленкин багаж, закинули в грохочущее нутро вертолёта пару ящиков отборных сигов. Винтокрылая машина лихо взмыла в голубую высь. Елена молча прошла в балок. Мужики, виновато потащили следом тяжелые мешки, не обращая внимания на разборки, устроенные Байкалом в собачьем коллективе. Над факторией витало смущённое раскаяние.
  Бережливо разлив в эмалированные кружки «Столичную», артель села «править голову».     Сезон завершался, шло лето - пора отпусков.