пока без названия

Глава 1
Срок у Тани Кудриной подходил к концу. Попав в колонию «по малолетке», заканчивала его уже довольно взрослой девушкой в колонии строгого режима. Потеряв родителей, вольную жизнь узнала рано, а так, как воспитанием её занимались друзья – приятели, которые считали девчонку «своим парнем», то и характер у неё сложился соответствующий. Времена стояли трудные, переломные, как их потом стали называть – лихие. Многие подростки из благополучных семей становились нарушителями закона, а уж уличная шпана, к которой относилась и Татьяна, не ограничивала себя ни в чём. Добывали средства  к существованию.
Девчонка – подросток, умная от природы и, умевшая отличать чёрное от белого, понимала, что скоро эта вольница закончится, потому что способы добывания денег и еды становились всё жёстче и наглее. Таня не ошиблась. После очередного налёта на ночной киоск оказалось, что продавщица сильно пострадала от рук Таниных приятелей, а впоследствии скончалась в больнице.  Арестовали их всех, спящими в подвале, где была и она. Срок за групповое преступление оказался не по – детски большим. Как ни старались друзья  помочь ей,  объясняя на следствии, что она к преступлению не причастна, приговор  быстро отрезвил её лихую голову.

Попав в колонию для малолетних преступников, хлебнув с первых же дней страшной зоновской романтики большой алюминиевой ложкой, быстро поняла, что выживать придётся трудно, постоянно держа наготове, зубы и кулаки.  Общаясь с воспитателями, психологами и учителями, так же уяснила для себя, что жить надо будущим, а значит, надо учиться жить заново.

       Через два с половиной года её перевели в колонию общего режима для взрослых. Режим назывался «общим», но через неделю Татьяна поняла, что её «малолетка» по сравнению с этой колонией, просто детский садик. Если бытовые условия еще и были сносными, то  по требованиям  соблюдения дисциплины  равных  этой  колонии  не было.  А так, как «никуда с подводной лодки не деться», то решила оставшийся длинный свой срок использовать для того, чтобы хоть как-то подготовиться к возвращению домой. А это было не так просто. Трудно было следовать вектору, который для себя избрала, но старалась хотя бы придерживаться его. С каждым заездом новых осуждённых в зону, удивлялась, на сколько люди на воле стали другими. В отряд прибывали женщины разного возраста от пожилых цыганок, осуждённых за торговлю наркотиками, до молодых, совершенно «отмороженных» девок, приговорённых к большим срокам за садизм, насилия, умышленные убийства. Были, конечно, и обычные дуры, воровайки, мошенницы, убийцы своих мужей и сожителей. Татьяна не считала себя   пай – девочкой и хорошо помнила, за что отбывала срок, ни разу не усомнившись в справедливости приговора, вынесенного ей. Но ей становилось реально страшно от того, что её может ожидать на свободе. Трудно было порой смолчать, простить, отойти в сторону, переделать чужую работу, чтобы не подставлять себя и весь отряд под воспитательные акции, которые не заставляли себя ждать сразу, в ответ на любое нарушение  дисциплины.  Стиснув зубы и кулаки, повторяла про себя: «Держись, давай, на волю хочешь – терпи!»

За годы, проведённые в колонии, сменилось много людей. По натуре Татьяна была открытой и доверчивой и сама как-то безошибочно умела определить нормального человека. С такими и общалась, на сколько позволяли условия в колонии. Слишком близко ни с кем не сходилась, хотя иногда  хотелось прислониться к кому-то и поплакать на плече. Помогала неумехам, пожилым,  растерявшимся и потерявшимся. Её длительный срок за плечами и опыт выживания помогал не только ей самой. Часто приходилось защищать,  попавших под «обстрел», заклёванных куриц. Зэчки – беспредельщицы  постоянно старались найти себе  жертву и здесь. Таня ни с кем не связывалась и не выясняла отношений, просто негласно брала слабых под свою защиту. На неё тоже никто серьёзно не наезжал – срок, отбытый ею, не позволял никому этого делать. Её саму удивляло, что в душе она осталась той девочкой – подростком, слабой и доверчивой, отзывчивой на доброе слово. О маме и отце она старалась не думать совсем. Это делало её беззащитной, уступчивой и слабой, а здесь такое позволить себе было нельзя.

Года полтора назад её разыскала бабушка, тётя её погибшей матери. Баба Лена писала, что ждёт её домой, что все сёстры и братья передают ей привет. К праздникам и дню рождения присылала нехитрые посылочки. Эта тоненькая ниточка, связывающая её с домом, давала силы и надежду.

Еще на «малолетке» Таня окончила курсы швеи – мотористки и работала на фабрике. По десять часов в день сидела за машинкой и строчила, строчила, строчила. Шили всё подряд: зоновскую форму (девчонки называли её унисекс из-за её «уникального вида»), шили палатки, шили детские игрушки, телогрейки и другие «необходимые» заказы.  Зарплата была символической, но она умудрялась и из неё отложить на освобождение.


Глава 2

     Со временем начала понимать, что её кругозор и образование ограничены, что находится не только в физической изоляции, но и в информационной. Просмотр передач по телевизору постоянно был под запретом из-за "косяков", которые совершали осуждённые. Маленький динамик, висевший у них в швейном цехе вещал в пол голоса и заглушался непрерывным гулом машин. Газеты и журналы заносили в зону, но это были пенитенциарные издания, а зоновская тема уже и так навязла в зубах. Учась в вечерней школе, просила преподавателей принести что - нибудь почитать, но и они были ограничены правилами и законом. Оставалась библиотека. Книг там было хоть и немного, но Таня находила для себя что - то и читала почти каждую свободную минуту. Вспоминала, что такие книги стояли у них дома на полках в книжном шкафу, и это тоже помогало ей, потому что, из памяти стали исчезать мелочи из её детства. Читала всё подряд. Классику, детективы, женские романы. В голове варилась каша, которую она каждый день пополняла и пополняла. Если выпадала удача и удавалось посмотреть телевизор, то она упорно переключала на канал "Культура" и как полуслепая всматривалась в его экран. Её давно считали не от мира сего и никто не спорил с нею.

     После отбоя она подолгу лежала без сна, ожидая, пока заснут все. Ей нравились эти часы, она ощущала себя наконец - то одной. Присутствие сотни человек рядом изо дня в день, из минуты в минуту здорово выматывало и хотелось одиночества, хоть на несколько часов. Она отрывала их от сна и лежала, подняв руки и зацепившись пальцами за сетку верхней шконки. Наслаждалась тишиной. Тишина, конечно, была относительной, потому что не может быть тихо в спальне, где спит сразу сто человек. Кто - то плакал во сне, кто - то вздыхал, кто - то поворачивался на скрипучей шконке. Таня смотрела на поднятые вверх руки, видела шрамы на внутренней стороне предплечий и в голове вновь проносились те часы отчаяния, когда она решилась на этот страшный шаг - вскрыть себе вены. Это было дважды. Сейчас она конечно не стала бы этого делать, но тогда была совсем молоденькой и неопытной и не знала, как еще можно было остановить то безумие, в котором она оказалась.
   
Глава 3

     Внешностью её природа не обидела. Глаза были темно - серыми, брови разлетались ласточкиным крылом, нос и губы достались от мамы, а мама была красавицей. Не взирая на скромный рацион зоновской столовой, Таня умудрилась за эти годы не потерять ни одного зуба, сохранить румянец и постоянную полуулыбку на лице. Хотя многие девчонки после первого года пребывания в этих местах, начинали блекнуть, терять здоровье, а в первую очередь, зубы. Вот на неё - то и запала Ольга - досиживающая свой срок на "малолетке".
Ольга не скрывала своих наклонностей и ориентации. Носила только мужскую стрижку, не пользовалась косметикой, перешивала форму на мужской манер. Повадки и привычки, присущие парням, демонстрировала постоянно. Как и Таня, Ольга была красива и сохранила здоровый вид. О её наклонностях знали все, в том числе и администрация колонии. Её фотография красовалась на стенде, на котором были размещены фотографии осуждённых, имеющих те или иные склонности, например, склонность к побегу, склонность к насилию, склонность к лицам своего пола. Ольга этим гордилась. На Таню она обратила внимание сразу, как только та заехала на "малолетку", но первое время они находились в разных отрядах. Передавала ей небольшие подарочки, неизвестно где, раздобытые шоколадки, чай, кофе. Таня только потом поняла, что ей было от неё нужно. Вскоре неожиданно её перевели в Ольгин отряд, хоть это не практиковалось в колонии. С первого дня Таня почувствовала, что та смотрит на неё взглядом открытым и наглым, призывным и голодным. Девчонка, практически, не имела совсем никакого сексуального опыта, потому что было такое с ней всего один раз, и она не поняла, хорошо это или плохо.

     Таня терялась под её взглядом, и её это раздражало. Она никогда не опускала глаза, встречаясь с неприятностью, неудобством, грубостью, а здесь... Её бросало в жар, она бурчала себе под нос грубые слова, сжимала в карманах пальцы до хруста и не понимала, как поступить. Ольга постоянно, на глазах у всех, проявляла к ней внимание, приобнимала, поглаживала по спине, проходя мимо. Перед построением на проверку, старалась встать сзади, чтобы очутиться в строю прямо за Таней. Девочка чувствовала её назойливое присутствие постоянно. Однажды во время перекура подошла к Ольге и напрямую спросила:  "Что надо? Достала! Найди себе другой объект для внимания. Я - не из той жизни. Да и вообще, меня эта тема пока не волнует остро". Оттолкнула Ольгину руку, протянувшую ей сигарету: "Знаешь ведь, что не курю!". Та выпустила струйку дыма Тане в лицо и, заметно волнуясь, сказала: "Кончай крутить! Всё равно не уйду в зону, пока не научу тебя маленьким радостям. Сама знаешь, сидеть тебе - не пересидеть, а без этого здесь зачахнешь и через пару лет превратишься в бледную бабу. Не убью же я тебя. Чего боишься? Попробуй, сама поймёшь, что зря боялась. Сегодня приду. Не засни".

     Оставшиеся пол дня пролетели для Тани, как один миг. Она не слышала гула машинок, не замечала улыбки девчонок, обращенные к ней, не чувствовала голода, жажды - ничего не чувствовала. После работы отряд сразу шёл в столовую, а потом выпадал час - полтора почти свободного времени. В столовой она снова оказалась за одним столом с Ольгой. Есть не могла, выпила чай, встала и подошла к начальнице отряда, которая присутствовала на ужине. "Галина Викторовна, мне нужно поговорить с Вами. У меня, кажется, проблема намечается". Начальница посмотрела на неё с улыбкой: "Наслышана я о твоих проблемах. Любовь что ли? А я - то чем тебе могу помочь? Разбирайтесь сами. Не ожидала я от тебя такого. И в анкете не указано, что ты склонна к таким отношениям. Иди в строй. Сильно не увлекайся. Это всё же, не очень здесь поощряется". Таня задохнулась от неожиданности. Развернулась и встала в колонну девчонок, идущих в отряд. В "локалке" девчонки сбивались в кучки по интересам. Она подошла к группе цыганок, послушала их рассказы о том, кто на воле женился, кого закрыли из их сородичей. Все они в основном, отбывали срок за торговлю наркотиками. Некоторые и сами употребляли на воле. Не скрывали этого, как и того, что освободившись, начнут прежнюю жизнь, только, осторожнее и умнее. Таня была далека от этих разговоров, потому что никто из её оравы этим не занимался, а она - тем более. Прошлась по маленькому плацу перед бараком, задевая плечом, гулявших девчонок. В одной "локалке" одновременно находилось два отряда, а это - больше двухсот человек. Подняла глаза наверх, встретилась взглядом с охранником в стеклянной сторожевой будке. Он улыбнулся ей. Тане казалось, что уже все знают про её позор. Хотя, в самой колонии это не считалось позором. Немало девчонок согласились бы быть подружкой такой вот Ольги.

     После просчёта Таня поднялась в отряд, заняла очередь в умывальник, попила с кем - то чай. В девять вечера разрешили расправить кровати, и она, сложив машинально простыни, которыми была заправлена её шконка, легла, уткнувшись в книгу. Лежала, не читая. Думала, что и как сделать, чтобы избежать ночного визита Ольги. Ничего на ум не приходило. Если даже начальница отряда так настроена, то о чём, вообще, можно с кем - то говорить. Таня достала из тумбочки безопасную бритву, которыми разрешали пользоваться и, которые не были под запретом. Разломала её на части и вынула два узеньких лезвия - "моечки", так их называли в тюрьме и в зоне. Положила в карман пижамы, натянула одеяло до подбородка и приготовилась к отбою.   

     Таня слышала и видела, как пускались в ход эти маленькие, узкие , острые полоски лезвий. Видела, как "выскрывались", видела, как применяли их во время тюремных разборок. Она лежала, близкая к панике, не зная, как воспользуется ими, но чувствовала, что всё обязательно случится. Открыла глаза, увидела Ольгу, приподнявшуюся на своей кровати. Таня резко откинула одеяло, нащупала ногами шлёпанцы и быстро, бесшумно пошла по узкому проходу между кроватей, к выходу. Спальную секцию освещали с двух сторон тусклые красные лампы. Вышла в освещённый коридор, остановилась в нерешительности и направилась в туалетную комнату. Перед отбоем уборка во всех бытовых помещениях заканчивается, девчонки, дежурившие в отряде, расходятся по спальным местам, и наступает тишина. В туалете было тепло, пахло хлоркой, чистотой. Что, что, а порядок и чистоту в колонии умели держать на уровне. Таня села на широкий подоконник, прислонилась к косяку. Почувствовала, что на неё кто - то смотрит. Подняла глаза и увидела того охранника в стеклянной будке. Эти сторожевые стеклянные сооружения располагались по периметру колонии через каждые сто пятьдесят метров и насквозь просвечивались мощными прожекторами, освещавшими окна бараков и всю территорию зоны. Таня увидела парня, отчётливо и совсем близко. Она сидела на подоконнике и в сорока метрах от себя видела его. Смотровая будка находилась чуть выше уровня второго этажа, на котором был её отряд. Лицо его Таня не видела. Она чувствовала, что он смотрит на неё и видит её отчётливо в луче прожектора. Девушка покраснела, резко встала и вышла в освещённый коридор. Подошла к дежурной, сидевшей около тумбочки в конце коридора. "На тумбочке" дневалила Света, инфантильная, худая девчонка. Сидела, закутавшись в шаль, поджав под себя ноги и читала какую - то замученную, растрёпанную книжку. "Кудрина, куда направилась? Сейчас дубачка с проверкой придёт, иди на спальное место" - полушепотом сказала и замахала на неё руками. "Мне из - за тебя тут припухать не шибко надо". Таня опустилась на корточки, прижавшись спиной к противоположной стене. "Свет, можно с тобой побуду? Не спится что - то. Голова болит. Девчонки вздыхают, стонут во сне. Не могу заснуть". В это время послышались шаги, поднимающейся по лестнице, инспекторши. "Кудрина, сейчас и тебе и мне прилетит! Иди на шконку! Меня на днях на взрослую переводят, мне биографию не порти. Ещё подумают, что у нас с тобой отношения..."- испуганно скороговоркой пролепетала Светка. Таня выпрямилась, сжала в карманах кулаки и, наступая на неё произнесла: "Ты в своём уме! Какие отношения? Ты же меня знаешь". Открылась входная дверь и в отряд зашла молоденькая, круглая как колобок, инспекторша: "Для Кудриной расписание не существует. Что не спим? Почему не на спальном месте? Душа болит? Влюбилась?". Таня повернулась и пошла по продолу рядом с проверяющей в спальную секцию. Прошла на своё место, села, укрылась одеялом и стала ждать. Минут через десять после обхода она увидела Ольгу, бесшумно идущую к ней. Напряглась, сжала пальцами обеих рук по малюсенькому лезвию и поднялась ей навстречу. "Не подходи! Пожалеешь! Я не хочу. Мне противно" - произнесла почти в полный голос девушка. Ольга обняла её за плечи и попыталась сесть с нею на кровать, произнесла: "Не ори, дурёха. Ничего я тебе не сделаю. Что ты бегаешь от меня? Не маленькая уже, должна понимать, что к чему. Сама мне потом спасибо скажешь". У Тани потемнело в глазах, пересохло в горле: "Последний раз говорю тебе - мне это не надо!". Ольга силой посадила её и попыталась поцеловать. Таню затошнило. Она вывернулась из объятий, встала, и прямо перед глазами Ольги начала наносить себе порезы, то на одной, то на другой руке. Боли она не чувствовала. Видела, как кровь полилась на белую простынь с её, согнутых в локтях рук. Ольга вскочила, сгребла её в охапку и вывела в коридор. В коридоре девушка потеряла сознание.
глава 4
     Кто-то бил её ладонью по щекам, лил воду прямо на лицо, тряс за плечи. Таня слышала, как кто - то ругался матом, требуя срочно позвонить начальнику колонии. Она открыла глаза, хотела что - то сказать, но язык не слушался, и она поняла, что так даже лучше - не надо ничего говорит, объяснять, доказывать. Захотелось спать, и она снова закрыла глаза. " Не давайте ей засыпать, будите её!", услышала и снова погрузилась то ли в сон, то ли в небытие.
     Ночью открыла глаза. Поняла, что находится в палате мед сан части. Комната насквозь просвечивалась прожектором, который слепил глаза. Почувствовала, что пересохло в горле, занемели ноги. Подняла руку и ,увидев бинты на предплечье, всё вспомнила. Повязки были на обеих руках. На внутренней стороне были видны следы пропитавшейся крови. Попробовала встать. Железная кровать заскрипела, и палату влетела ночная дневальная. " Тань, ты куда? Давай я помогу тебе", испуганно произнесла она. " Попить принеси", тихо сказала Таня. Дежурная принесла ей кружку с горячим чаем и кусочек халвы. "На, попей. Только не вставай. Перепугала ты тут всех. Админы забегали. Начальник опер отдела больше часа сидел, ждал, когда придёшь в себя. Допросить хотел. Ушёл. Сказал, чтобы я не отходила от тебя и ни о чём не расспрашивала, когда проснёшься. Танюха, ты чего это такое придумала - то. Это ж тебя теперь в штрафной изолятор посадят. Ольгу уже закрыли. Она всё сюда к тебе прорывалась, кричала, что она виновата. Кто же этого не знает. Всё ведь на виду было. Она тебя сразу приметила и попросила начальницу отряда перевести тебя к нам в отряд. К ней поближе". Таня выпила залпом горячий чай и попросила принести еще. " Тома, ты не говори, что я с тобой разговаривала. Скажи, что молчала. Не хочу я ни с кем разговаривать. Пусть считают, что я теперь немая".
     Тома вышла, прикрыв за собой дверь и Таня осталась одна. Палата была на 8 человек, но к колонии не практиковали стационарное лечение и все койки пустовали. Нуждающихся в медицинской помощи было достаточно, но администрация распорядилась не класть девчонок в стационар, а лечить амбулаторно, чтобы они могли продолжать работать на фабрике, в столовой, по ремонту зданий. Таня знала, как мучаются многие от постоянных болей в желудке, многие жаловались на боли в животе, пояснице, болели обветренные руки, рушились зубы, выпадали волосы из - за плохого питания. Рассчитывать на серьёзное лечение не приходилось, получая по утрам и на ночь таблетки, принимали их прямо под надзором медсестры и запив наскоро, уходили работать. Тане "повезло", её положили, но она знала, какие последуют действия в ответ на её поступок. Знала, что поставят на учёт, как склонную к самоубийству, вызов на административную комиссию и, как следствие - несколько суток наказания в штрафным изолятором. Её не пугало это, она даже рада была, что какое - то время не будет видеть Ольгу и что будет одна.
     Утром в палату пришёл начальник оперативного отдела. Спросил, как Таня себя чувствует и предложил поговорить. Она по привычке хотела подняться навстречу начальнику, но он показал ей жестом, чтобы оставалась лежать. Натянула одеяло до подбородка и приготовилась слушать вопросы. Начальник считался в колонии не злым человеком, рассудительным и справедливым. Таня никогда близко не пересекалась с его отделом и всё её знакомство с ним сводилось к "здравствуйте, гражданин начальник" при встрече на территории зоны. "Кудрина, сможешь ответить на несколько вопросов?" Таня промолчала, отвернулась к стенке. "Надеюсь ты понимаешь, что натворила, знаешь, чем это тебе грозит. Что тебя заставило пойти на этот шаг? Тебе кто - то угрожал? Тебя в чём - то обвиняли?" Таня повернула голову, посмотрела ему в глаза и поняла, что он и так всё знает, увидела даже что - то вроде усмешки в его глазах и решила молчать. "Хорошо, Татьяна, вижу, что разговаривать не хочешь. Тогда скажу тебе вот что. Мы вынуждены будем поставить в известность о случившемся твоих родственников, то есть - бабушку. Таня подскочила на кровати: "Вы этого не сделаете! Нет у меня родственников, только бабушка и то не родная. Она при чём?" Опер понял, что попал в цель и невозмутимо продолжал: "Порядок такой, мы обязаны, должна понимать". Таня села на кровати. "Что Вы хотите от меня услышать? Знаете ведь всё. Знаете, что она меня преследовала, предлагая отношения. Я обращалась к начальнице отряда, просила помочь, но она посмеялась, поняв всё совсем не так. Все знали, о её ориентации и ходили с загадочными лицами, улыбались мне в след. А я не такая! Мне не нужны эти грязные отношения. Любовь какая - то. Я с парнем - то один раз целовалась, а тут эта!" Начальник присел рядом на кровать: "Надо было к нам в отдел прийти, объяснить, меры бы приняли. У меня - то совсем другие данные о тебе и о ней, и кому я должен верить. Я и сам удивился, когда узнал, что Кудрина пустилась во все тяжкие". Девушка встала, перед глазами поплыли круги, затошнило. Крови, похоже, успела потерять много. "Гражданин начальник, я не скажу Вам больше ни одного слова! Зачем спрашиваете, если у Вас своя версия. Пишите, что хотите, сообщайте бабушке, наказывайте меня, ставьте на учёт! Мне всё равно! Если не оставите меня в покое, я снова попытаюсь это сделать. Вижу, что верят здесь отмороженным, хитрым беспредельщицам. Больше не скажу ничего".
     Начальник пожелал ей выздоравливать и вышел, не сказав больше ни слова.

пишу.