Кукиш за квартиру

Старуху звали Марьяновной. Ей было больше восьмидесяти, значительно больше. С тех пор, как умер её муж, старик Арсений, она жила одна в двухкомнатной квартире.
Выходила она из дома редко, в ближайший магазин или на почту. Старость и утраты склонили её к земле, но ходила  Марьяновна без палочки, мелко переставляя худые в кожаных тапочках ноги.

Острый длинный нос и скобочка сухих губ придавали её желтоватому, стянутому морщинами лицу угрюмое выражение. Ни с кем из соседей Марьяновна близко не сходилась, держалась замкнуто, обособленно.
Кто помнил её приветливого и общительного Арсения, говорил, что и Софья Марьяновна раньше казалась дружелюбней. Схоронив много лет назад мужа, она как бы по доброй воле отмежевалась от суетного мира, будто ни с кем не хотела делить свою горькую долю.

Когда-то у неё был сын. Красивый, развитой мальчик Саша. Наверное, он заменял матери весь мир.
 - Мой Сашенька на одни пятёрки идёт, - говорила она знакомым при случае, и глаза её светились от любви и радости. – Готовится в Физико–технический…
Он, и в самом деле, слыл хорошим парнем, этот её сын. Тот редкий случай, когда к подростку с симпатией относятся и взрослые, и сверстники.

     …Не сказать, что Марьяновна пережила всех родных и осталась как перст. Брат её, Трофим, жил в этом же городе, но с сестрой почти не общался. В зрелом уже возрасте, дорастив до совершеннолетия двух дочек, он неожиданно развёлся с женой, остался никому не нужным бобылём и потихоньку спивался. Старшая его дочь Виктория вскоре уехала с мужем в Германию и об отце не вспоминала. А младшая Иринка тоже побывала замужем, но недолго, родила Славку и перебивалась где-то в пригороде.
 
Было время, когда Ирина часто наведывалась к тётке в гости со своим непоседливым и любопытным сынком, после чего бабка долго раскладывала всё по местам, мыла и убирала. У неё была патологическая страсть к чистоте.
Славка её раздражал тем, что удался совершенно не похожим на её послушного и аккуратного Сашеньку, каким он был маленьким.
- Опять песка нанёс! – ворчала она на мальчишку и хваталась за веник.
Вообще Марьяновна детей не любила, с хмурой неприязнью наблюдала за их мамами, ни на минуту не забывая, что судьба лишила её материнского счастья.

   Она могла бы в своё время родить ещё ребёнка. Тогда бы она не была сейчас такой непоправимо одинокой, у неё бы уже выросли внуки, а может, и правнуки. Но Софья хотела только сына, а когда таковой и получился, всё остальное было уже не важно, и никого не требовалось. Она ссылалась на что угодно: на маленькую квартиру, на посменную работу, на сложности с детсадами,  в то время как  бабушки под рукой нет, только бы отмахнуться от назойливых советов «завести» второго ребёнка.

…Когда Саша служил в армии, с ним произошло что-то неладное. Сообщили, якобы, он в госпитале, в тяжёлом состоянии. Арсений поехал в часть и забрал сына домой.
 С тех пор семья дяди Арсения стала жить, как за «железным занавесом». Что творилось за их окнами, никто не знал. Александр стал какой-то странный, нелюдимый, во дворе его почти не видели. Иногда из их квартиры слышались приглушённые крики, вроде бы даже плач Марьяновны. Поговаривали, что Сашка в армии «повредился головой», с ним стали случаться припадки, буйное помешательство.

    Софья сразу превратилась в старуху. Арсений ещё держался, пытался найти гениальных докторов. Возили они Сашу по лечебницам да санаториям, и длилось это долго, лет семь. Но дела становились всё хуже. Даже Арсений потух. Его седая голова понуро клонилась, он ходил, не поднимая глаз, чтобы ненароком кто-нибудь не спросил о сыне.
Однажды Саша ушёл на пруд и не вернулся. Была сердцевина лета, затяжная жара выматывала все силы. Нашли его на третьи сутки, там же на берегу пруда, мёртвого, уже распухшего. Арсений ездил в морг на опознание. Жуткая это была минута. Хоронили в закрытом гробу. Чёрная Софья сидела, как каменная, будто из неё самой вынули жизнь.

 Как он погиб, так никто и не узнал. Поговаривали – убили. Кому помешал больной человек? А может, и не убивал никто, случился приступ, упал и разбился. А что никто на пляже не обратил внимания, не вызвал «Скорую», разве сейчас удивительно?
Пока ещё жил Арсений, старики поддерживали друг друга. Бывало, идут под руку по скверу, молчат.
Потом Марьяновна скажет:
- Каштан зацвёл. Саша любил.
- Да, любил… -  и опять молчат.

    ...После смерти сына Арсений недолго протянул.
     Если бы у Марьяновны был другой характер, помягче, что ли, нашлись бы, кто присмотрел за нею на склоне лет. Та же Иринка! Ведь заботливо к тётке относилась: звонила, наведывалась, да не с пустыми руками, с гостинцами. Но и она как-то под горячую руку попалась, спросила, как здоровье?
Марьяновна аж взвилась:
- Что вы все за здоровье спрашиваете? Смерти моей ждёте?
Ну и перестала племянница и ходить, и звонить.

Зимой по гололёду старуха соцработника ждёт, чтобы хоть хлеб принесла.
Однажды три дня с температурой пролежала, некому воды подать.
- Неужели у вас, Софья Марьяновна совсем никого нет? Совсем помочь некому? – спросила огорчённая работница из службы помощи пенсионерам.
 - Как нет? За квартиру – сколько угодно! Как только наследство делить надо будет – все прибегут!

  И так она вбила себе в голову, будто все её кончины ждут - не дождутся, что гостей вообще бояться стала.
Как-то случилось племяннику Арсения быть проездом в городе. Звонил, звонил в квартиру, кричал через дверь, что, мол, Семён это, крестник дяди Арсения – так и не открыла! Хотя при жизни мужа сколько раз привечала его, хорошо к нему относилась, может оттого, что Сенька того же года рождения что и её Сашенька.

Одна забота была у Марьяновны, одна жгучая потребность: съездить по весне на кладбище. Прибрать могилки Саши и Арсения. Когда в силах была, ездила на автобусе. Далеко кладбище от города, больше часа езды. Потом, когда от духоты в дороге сердце прихватило, бояться стала, в автобусе-то. А такси – дорого получается. И страшновато… «Мало ли кто попадётся? Всякие бывают…»

Стала приглядываться: вроде у соседки Ромка – ничего парень вырос. И машина у него есть. Улучила момент, обратилась:
- А что, Надя, не попросишь ли сына своего меня на могилку к Саше свезти? Я бы заплатила…
Ромка уважил, свозил и к Саше, и к Арсению; не взял ничего по-соседски.
Потом ещё разок. Надя стала будто поджидать у дверей: только  Софья из квартиры -  и она на площадку выходит:
- Может что помочь, Марьяновна? Вы не стесняйтесь! Мы с дорогой душой…
- Нет, пока. Спасибо, сама справляюсь, - ответит старуха, а на уме подозрение: «С чего это она такая предупредительная стала? Не иначе на мою квартиру глаз положила».

    Но когда давление подскочило, сама Надежде позвонила, попросила врача вызвать. Та прибежала, таблетки дала, чай заварила. Пока докторша пришла, уже и полегчало.  Марьяновна думает: «Хорошо, что хоть кто-то рядом. Брат Трофим уже три месяца не объявляется. Племяннице тоже не нужна. А это, вроде, добрые люди».
Лежит, прикидывает «Может денег Надьке предложить? Сегодня вон на работу из-за меня опоздала». Прислушивается, что там Надежда на кухне кастрюлями гремит. Коробит её, что чужие по квартире ходят.

Соседка вышла в фартуке Марьяновны:
- Тётя Софа, я вам пюрешку сварила, сейчас покушаете или попозже?
- Потом, Надя. Сама возьму. Спасибо. Ты иди к мужу. Поди, и Ромка с работы пришёл, голодный.
- Ну, ладно, - согласилась Надя, снимая фартук. – Зовите, если что!
Только за ней закрылась дверь, Марьяновна, кряхтя, поднялась и потащилась на кухню.
- Кастрюлю не ту взяла, - проворчала она. – И кран недокрутила, капает. – Она задавила кран и без сил опустилась на табуретку. – Ирка, конечно, дрянная девка. Но своя…
 
Минуло две, три недели после приступа. Видно, и до Ирины дошли слухи о болезни бабушки, и она, обеспокоенная, позвонила:
- Тётя Соня! Я могу приехать. Что тебе привезти?
- Ничего не надо. Всё сегодня сама купила. Если б вчера…
- Ну давай помогу, чё там… сделать.
- Да мне уж без тебя люди добрые помогают!
- Ну как хочешь! – гудки.
«Ага! Спохватилась! – злится Марьяновна. - Кукиш вам всем, а не квартира!»

…Эта зима выдалась особенно тяжёлая. Мороз целый месяц такой, что носа не высунешь.
Ромка прошлой осенью женился, купил квартиру. Надежда теперь к нему ездит, внука нянчить.
На балконе Марьяновны снег доверху. Что там с ней? Жива ли?