Павел Меркулов Котёнок как наше зеркало

Павел Меркулов

Котенок

Деревья озябли, от стужи и ветра им колко,
Березка согнулась в ажурном иль рваном трико.
Иду через парк и зашел в туалет ненадолго,
А то мне до дома и печки еще далеко.

Вошел и услышал: из ямы мяучит котенок,
Из темной и жидкой зловонной ее глубины,
Кричит, погибая, как брошенный в стужу ребенок,
Не чувствуя дна, ни пред кем не имея вины.

Я пожил немало, и жизненный опыт имею,
И понял примерно всего происшедшего суть:
Небось, пацаны – интересно пожить не умеют –
И ищут себе приключений каких-бы–нибудь.

Собрались мальчишки, петарды стрелять надоело,
И чем бы заняться, и что бы такое купить,
И кто-то сказал, что придумал прикольное дело:
Котенка поймать и в сортире его утопить.

Не знаю, как было, и, может, всё было иначе,
Не сам же котенок решил опуститься на дно,
Цеплялся за руки, а может, не чувствовал даже
И думать не думал, что руки опустят его.

А голос не молкнет: из ямы, из вони, из гнили
Уж голос – не голос, пищанье – не может орать:
“Спасите, – мол, – душу мою, вы меня уронили,
Здесь холодно, сыро, и я не хочу умирать!

Я вот он, я здесь, вы, наверно, меня потеряли,
Наверно, хотите меня непременно достать!”
Чьи руки котенка держали и пальцы разжали –
Наверное, вымыть велела их к ужину мать…

Я видывал жизнь, я работал в детдоме немало
И знаю: бедняцкий ребенок на это – не спец.
Я видел ребят, для которых котенок – как мама,
И каждый бездомный щенок – как пропавший отец.

Они подберут и погладят, согреют – и рады,
Такому ж, как сами, они отнесут свой обед,
Но те, что живут своего услаждения ради,
Заевшись, готовы другого спихнуть в туалет…

Я спички бросал – осмотреть, что там видно на месте,
Котенок барахтался в жиже, не чувствуя дна…
Родители извергов смотрят, наверное, “Вести”,
А дети, наверное, смотрят “Зимовку”, “Дом-2”.

Я снова к деревьям, какие озябли от ветра,
Просматривать стал: отломить бы порядочный сук!
Прибрали рабочие всё, ни сучка и ни ветки,
Но знаю давно, что спасение есть дело рук!

Одну опустил – коротка моя жердь оказалась,
Другую сломал – хоть не сразу она подалась,
Пока притащил – уже голоса нет, показалось…
Да нет! Снова плачет! Цепляйся за жердь и вылазь!

Там нет кислорода, лишь холод и сера из ямы,
И факелы гаснут мои из обрывков газет.
Глубокие, стылые, серные, видно, изъяны
В тех душах, что очень похожи на этот клозет.

В душе у того, кто исполнил худое решенье,
Не птицы поют, не цветы – там простое дерьмо,
Там нет кислорода, там факел не светит душевный
И теплый мурчащий котенок там умер давно.

А как получилось, что там ни тепла и ни света?
Чем душу ребенка питали и мать и отец?
И, если у них попытаешься выяснить это,
Ответят: питали не хуже. И всё. И конец.

Конечно, питают. Нельзя не заметить усердья,
И все упакованы явно не хуже людей,
Но в детской душе не посажен росток милосердья,
И нет в сорняках уголка для гуманных идей.

А что за гуманность? Кого она нынче накормит?
Зачем человеку багаж неудобный такой?
Вот будет богатым, глядишь, и родителей вспомнит…
А люди? Что люди? Живот береги и покой.

А вы – о котенке! Подумаешь, вот преступленье!
Сказал бы – породный, мол, шерсть у него хороша…
Обычный котенок, их топят иные с рожденья,
И, к слову сказать, разве есть у котенка душа?

Не знаю, не знаю. Но кто-то бездушен, похоже,
И кто-то, похоже, серьезно душой оскудел,
Потерян, уронен иль брошен он в яме отхожей…
И он, этот кто-то, из наших же с вами детей.

Да что там – детей! Может, все мы болтаемся в яме?
Дерьмо разгребаем руками, не чувствуя дна?
И этот котенок как зеркало: это мы с вами,
А наши одежды лишь видимость, может, одна.

И смотрим наверх, кто с надеждой, а кто без надежды
На Бога, на мэра, на сэра, на пэра, на власть:
Мол, там, наверху, нас услышат и будет, конечно,
Какой-то герой, что нам жердь дорогую подаст.

Но – прожил немало: для слабых – иллюзия свята.
Никто не поможет – ни царь, ни герой и ни Бог,
Мы выбраться сможем, когда мы – не просто котята,
А люди, в руках у которых хороший клинок!..

Деревья озябли, и людям сегодня не очень:
Тем – супчик без мяса, а этим – алмаз мелковат.
А я не дождался котенка согреть среди ночи…
Не знаю, кто – больше, но, видно, и я – виноват…