Изиль

         
УХОДЯЩАЯ  НАТУРА


               
      -- Наши либералы – дерьмо! – крикнул старый актёр Овечкин, вскочив со скамейки,где сидели его приятели:бывший комик Сердюк и бывший редактор Панов – жильцы Дома ветеранов сцены - в парке которого они и грелись на скупом  осеннем солнышке.
   Овечкин ткнул пальцем в «Комсомольскую правду» и прочёл текст,набранный  большими буквами на первой странице:
      -- «Муж Тины Канделаки бросил её ради бывшей жены Диброва!» Почему о блуде этой гламурной публики должна знать вся страна?
   У Овечкина больно кольнуло в левом боку и,зажав бок ладонью,он стал похож  на вождя и даже заграссировал по ленински:
      -- Стоило ради такой свободы прессы выпускать наших либералов из железной клетки Советской власти…
      -- Так живи они до сих пор в этой клетке, страна так бы и не узнала кто кого трахнул! – сказал Слава Сердюк.– И читал бы ты щас в «Комсомолке»,как знатная доярка Тина Канделаки и тракторист Дибров, претворяют в жизнь решения очередного съезда КПСС.
    Овечкин нетерпеливо затопал ножками.
         - Беги уже в кусты, а то ноги ошпаришь! – подсказал ему Сердюк.
    Овечкин резво засеменил в кусты. Банальная аденома простаты – бич всех стареющих мужчин – вынуждала его мочиться в самые неподходящие моменты. Вот и  сейчас дойти до туалета в доме он бы не успел, и Овечкин робко зажурчал струёй в золотых осенних кустах.   
     Панов хотел пристыдить Овечкина. Но он и сам обладал пышным букетом старческих недугов. И вздохнув, он сказал:
          - Кажется, наш «вождь» опять развязал?   
          - Пусть расслабится! – заступился за «вождя» Сердюк, любитель таких  же развязок. – Представьте, Юрий Демьяныч, наш Овечкин был одним из лучших исполнителе Ленина! Жаль, что вы его в этой роли не видели…
          - Не видел, но «представляю», – в тон ему ответил Панов, глянув на карман Сердюка, откуда торчала початая бутылка портвейна.
    Осеннее солнышко припекало. Панов достал белую кепку и прикрыл ею лысину. Работая главным редактором на телестудии он, бывало, свысока поглядывал на  актёров. Но бездетная старость и одиночество – Панов недавно схоронил жену – позвали его в ДВС, где он и доживал свой век с актёрами, учась у них давно забытой коммунальной жизни.

                2

    А Слава Сердюк завершил карьеру заслуженным артистом одной из автономных  республик, где звания актёрам давали чаще, чем повышали им зарплату. Ещё Слава был зримым воплощением мысли Шекспира о том, что актёры – краткая летопись своего века.
    Вот и сейчас Панов был готов услышать от Сердюка очередную байку из неприхотливой, но затейливой актёрской жизни.
         - В 70-тых годах, – начал Слава, – в Горножуйске народ не ходил в городской драмтеатр. И чтоб завлечь туда публику, отцы города решили продавать пиво вечером  – только в театре! Народ мигом потянулся к искусству! Но, дефицитный в те времена благословенный напиток, собирал народу в буфете больше, чем в зрительном зале. И тогда главный режиссёр театра, Маламуд, решил поставит «Гамлета»…      
    Слава, предвкушая удивление Панова, набрал в прокуренные легкие побольше воздуха и выдохнул:
         - Принца доверили играть мне!
         - Не может быть? – сыграл удивление Панов. – Ты же комик…
         - Да, никто не ожидал от меня такого драматического звучания! – зарумянился Сердюк.  – Но когда я играл Гамлета, то буфет был пуст, а в  зрительном зале – аншлаг! Все звонили в театр, и даже алкаши узнавали в какие  дни я буду играть «Гамлета»?
         - Все хотели на тебя посмотреть? – прищурился Панов.
         - Да-а… нет, – за скромничал Слава. – Просто, когда я играл принца, то в этот вечер не надо было завлекать публику в театр пивом, и его продавали по всему городу…
         - На радость говножуйских алкашей! – подвёл итог Панов.
         - Специально оговорился,– обиделся Слава.– Потому что не веришь мне. 
         - Да, как Станиславский! – рассмеялся Панов.– Потому, что эту пивную историю ты мне уже рассказывал, только про Улан-Удэнкий театр.
         - Неужели? – удивился Сердюк,– Но, там была другая история.
    Он глянул в сторону кустов и крикнул Овечкину:
         - Изиль! Расскажи Панову, как ты играл Ленина в Улан-Удэ?
         - Сейчас, – пробурчал из кустов Овечкин.
         - Он еврей? – тихо спросил Панов.– Имя у него библейское.   
         - Да нет, – шепнул Сердюк,– Так его назвал папаша - ленинец! Изиль означает: Исполняю Заветы Ильича. А его сестру папаша назвал – Марксена!
         - У тебя, Слава, внуки есть? – хитро спросил Панов.– Назвал бы сейчас  внука: Баксом, а внучку – Инфляция!
         - У меня сын мудак! – вздохнул Сердюк. – Уехал в Америку и строгает им - белых америкашек... А в Сибири и на Дальнем Востоке, китайцы уже работают и на железных дорогах – а это же военные объекты!

                3

       - Чем тебе не нравятся китайцы? – удивился Панов.– Настоящие  коммунисты  и  хорошие  работники! Ты  же  сам  жил  в  Харбине  и  знаешь…
          - Я  там  родился,  –  сузил  глазки  под  китайца  Слава.– При  Чан Кайши  нас  там  пальцем  не  трогали.  Но  когда  к  власти  пришёл  Мао - Цзедун,  то  русских  стали  изгонять  из  Харбина!
         - Так  вы  же  там  были  все  белоэмигрантами, – пояснил  Панов. – Вот  Сталин  и  позвонил  другу  Мао,  мол,  пора  разорить  это  осиное  гнездо?  Вот  вас  и турнули!  Всё   в  духе  того  времени…
          - Наступит  время,  они  нас  турнут  и  из  Сибири…  до  Урала! – понизил  голос  Сердюк. – Вдоль  нашей  границы  со  стороны  Китая  проживают  200  млн. китайцев,  готовых  перейти  к  нам  и  возделывать  пустующие  земли  России,  где  рождаемость – нуль, а  в  метро  онанизм  рекламируют!
          - Ну, – скривился  Панов, – пить  тебе  сегодня  уже  хватит!
          - Клянусь! – обиделся  Сердюк. –  Я  сам  видел,  как  школьники  ржали  в метро  над  рекламой  журнала «Cosmopolitan». Там  на  его  обложке  баба  полуголая  и  надпись: «Сама  с  собой. – Секс  без  партнёра». Это  ж  когда  сама  с  собой  – онанизм?
    Сердюк  отпил  портвейна:
         - И  там  была  сверху  надпись: «Азбука  сладкой жизни». Молодёжь  этой  азбуке  научится – рожать  не  будет!  И кто  же  будет  кормить  нас –  пенсионеров?
           - А  чего  сын-то  твой   рожает  детей  в  Америке,  а  не  в  России?
           - Так,  в  Америке  моему  сыну  платят  в  разы  больше, чем  здесь! Вот  такая  у  них  азбука  сладкой  жизни, – развёл  Слава  руками.
           - США  живут  в  долг, и  им  можно  иметь  такие  зарплаты! Большими  деньгами  они  переманивают  наши  таланты, –  гордо  произнес  Панов. – Силиконовая  долина – это  же  сотни  тысяч    выпускников  российских  вузов! Сами-то  США  уже  не  обеспечивают  воспроизводство  умных  людей. Евросоюз  тоже  тянет  к  себе  наших  учёных!
    Панов  снисходительно  глянул  на  Сердюка:
          - Полагаю, актёры  знакомы  с «Закатом  Европы» Шпенглера? Этот  учёный  муж  утверждает,  что  будущее  в  этом  мире  за  Россией!
          - Все  мы  на  закате  такие   умные, – вздохнул  Слава, – а  в  питерских  роддомах,  врачи  не  могут  общаться  с  роженицами  по-русски!  Там  все  мамочки  из  Средней  Азии  и  по – русски  ни  бум-бум…
          - Приживутся  в  Питере  и  язык  выучат! – успокоил  его  Панов
          - И  церкви  заменят  мечетями,  пока  наши  учёные  трудятся  в  Силиконовых  долинах, – ворчал  Слава. – Зато  в  России  шибко  успешно  размножаются  чиновники! И  каждый  сосёт  взятку,  как  телёнок – матку!
          - Какой  я  раньше  грибник  был! – вспомнил Панов.– Бывало, идёшь  в  лесу  под  Москвой,  вокруг  все  поля  засеяны  пшеницей,  овсом…
                4

Нынче  же  на  тех  полях  растут  только  дворцы  и  коттеджи  чиновников! Ох, как  мы  пососём  лапу, когда  Запад  нам  продовольственный  кран  перекроет…
          - За  что  перекрывать-то? – спросил  Слава. – И  так  все  наши  бабки  от  нефти  и  газа,  идут  в  США  под  жалкие  проценты! Да  ещё  и  попробуй  их  вернуть  оттуда.  Подпитываем, так  сказать,  американскую  экономику!  При  Советах  им  бы…   
         - Соскучился  по  Советам?
         - А  мы  в  Доме  ветеранов  с  ними  не  расставались. У  нас  тут  ещё  развитой  социализм! – махнул  рукой  Слава. – Заповедник  «Советский  Союз». Кормят,  лечат  и  одевают  бесплатно. Тут  даже   есть  своё  политбюро – Совет  ветеранов! Выбранный  его  председателем – мадам   Мальченко, для  себя.
         - А  разве  не  общим  собранием? – удивился  Панов.
         - Кого  выберет  собрание  больных  и  выживающих  из  ума  стариков,  бедных  провинциальных  актёров? С  не  до игранными  ролями, с  не  до  траханными   телами! –  Слава  отпил  портвейна. – Все  поют  под  дудку  Мальченко!  Она  же  и  режиссирует    этим  собранием   стариков…
         - В  основном  старушек, – уточнил  Панов. – Бабье  царство!
         - Это  глуховатое  царство, голосует   за    нужных  для  мадам  людей. А  когда  к  нам  приходит  гуманитарная  и  всякая  другая  помощь, то  сливки  с  неё  снимает  Мальченко  и  верное  ей  «политбюро»!
         -  Сливки – награда  активу  за  преданность, – согласился  бывший  в  начальниках  Панов. – То-то  я  смотрю, как  тут  хорошо  одеты  некоторые  ветеранки.
         - Их  в  Куршавель  не  стыдно  отправлять, – отпил  портвейна  Слава.
         - Там  требуются  бл***ди  помоложе, – засмеялся  Панов.
         
     Мимо  скамейки  спешила  озабоченная  ветеранка  Умкина с  бананом  в  жёлтом  кулачке.
        - О!  Жанна  де  Арк  рванула  на  кухню, –  посмотрел  ей  вслед  Сердюк.  –  Если  щас  в  банане  не  хватит  весу – замордует  бабка  всех поваров!  Ей  90 лет! – и  четверть  века – живёт  в  ДВС. Не  терпит  Совет  ветеранов  и  Советскую  власть. Родилась  в  Западной  Украине.  Хвастала  нашим  старушкам,  что  в  юности  любила  Степана  Бандеру,  и  когда-то  была  пионервожатой  у  будущего  Президента  Украины  Януковича. И  тут  она  стучит  в  Москву  на  всех, от  дворника  до  директора.…
     Пересказав  «заслуги»  Умкиной,  Слава  перевёл  дух.
          - Молоко  тебе  надо  давать  за  вредность! –  сказал  Панов. – В «12 стульях»  у  Ильфа  и  Петрова,  заведующий  Альхен  обкрадывал  своих   старушек.  А  ваши  дэвэсовские  старушки  переплюнут  начальство!
           - Ну, наш  директор, Конский  не  даст  себя  в  обиду! – успокоил  его  Слава.

                5

          - Он  полковник  в  отставке, и  как  снегоочиститель  к  себе  всё  гребёт. Недавно  Конский  единолично  принял  от  Умкиной  все  её  деньги  на  хранение. Хотя  согласно  правилам  деньги  должна  принимать  комиссия. Но, хитрожопый  полковник  насвистел,  что  Совет  ветеранов  якобы  не  захотел  общаться  с  Умкиной  и  сам  принял  её  деньги,  как  он  всем  утверждает:  100 тыс. рублей  на  хранение…
          - Что-то  маловато  за  20 - то  лет  жизни? – заметил  Панов.
          - Да  уж! Как  говорила  моя  бабка:  "Самое  лёгкое  пИсать  в  бане  и  считать  чужие  деньги".  Умкина - то  не  курит  и  не  пьёт, и  в  долг  не  даёт.– отпил  портвешка  Сердюк. – Родственников  у  ней  нет. Её  пенсия  за  год  -  больше  чем  100 тысяч! А  тут  за  20  лет  тутошней  жизни – 100  тысяч!
          - Свидетелей - то  нет, вот  и  лукавит  полковник, – пересел  в  тенёк  Панов.
          - Говорят, что Умкина  обещала  свои  денежки  ещё  и  секретарше  Конского – Маше  и  даже  ей  завещании  написала. Но  без  нотариуса, это  завещание  филькина  грамота! Поэтому  Конский  Машу  к  Умкиной  и  не  подпускает. Старушка в  лазарете  лежит  и  уже  ничего  не  помнит. 
     Сердюк  глянул  на  крышу  Дома  ветеранов  и  зашептал:
           - Как - то  нам  телеантенну  оторвали  во  время  чистки  снега. И  мне  её  восстановили  бесплатно, а  с  моей  соседки –  Кунцовой, мародёр  Конский  слупил  4  тысячи  рублей  в  свой  карман. Старушка  обратилась  в  Совет  ветеранов  к  председателю  Мальченко. Та  просила  Конского  вернуть  деньги.  Так  полковник   два  месяца  возвращал  Концовой  содранные  с  неё  деньги.
           - Ну, потратился  директор! – улыбнулся  Панов. -  Дело - то  житейское.
           - Так  один  из  мужиков, восстанавливающих  антенны,  был  сынок  Конского.   
      Слава  оглянулся. – У  полковника  и  дочка  есть. Как  он переживал,  что  председатель  Совета  ветеранов  была  против  устройства  его  сына  и  дочери  на  работу  в  Дом  ветеранов. «Воровать  хором  будете!» – намекала  ему  Мальченко. «Так  везде  же  воруют!»  –  возражал  ей  полковник, не  моргнув  глазом. Его  зять  работал  у  нас  юристом,  а  сынок  внештатно  занимался  ремонтом  в  нашем  доме  и  всё  ломалось  после  рук  сыночка.  Разумеется  всё  вновь  ремонтировалось  и  поток  денег  в  карман  сыночка  не  иссякал!  Полковник  Конский  -  это  золотой  фонд  российской  коррупции!
     Слава  хитро  подмигнул  Панову:
          - Ты - то  когда  главным  редактором  был,  небось  тоже  ловил  рыбку  в  мутной  воде?  И  работников  своих  гробил  за  то, что  не  гнули  линию  партии? А  когда  мамка  Партия  загибалась, то  её  сыновья  стали  жечь  свои  партбилеты  по  ТВ. Вступали  в  партию  ради  карьеры, и  билеты  жгли  тоже  ради  карьеры, оборотни   столичные!
    Панов  тяжело  задышал,  достал  валидол  под  язык,  и  цыкнул  на  Сердюка:
          - Партию  гробили  такие,  как  вы!  Слетелись  в  Москву  переферийные  Геростраты:  «Процесс – это  главное  нАчать!»  Ну, и  начали,  прорабы  перестройки  грёбанные!  Что несли  наши  большие  начальники  с  трибун  Съезда: «облЕгчить»,  «прИнять», «углУбить»,  «как  хочите»...
        - Это  было  новое  мышление, –  и  Слава  запел  под  Горбачёва:

                Бабы  бегают,  судачат,
                И  не  знают, как  им  быть:
                Михаил  умеет  нАчать,
                Но  не  может  углубить!

                6


      - Веселитесь! – появилась, как  из  под  земли  старушка  Умкина, –  А  Овечкин  в  кустах  писает?  Я  вот  председателю  СТД  Калягину  про  вас  напишу!  Он  вам  покажет  Кузькину  мать…
       - Пошла  отседова,  мать  Кузьмы! – гаркнули  на  старушку  приятели.
    Покрутив  у  виска  пальцем,  Умкина  исчезла.
       - Говорят, что  грехи  под  старость  лет  обостряются? – сказал  Слава,  глядя  ей  вслед.
       - Выдавливай  из  себя  раба  – не  обострятся! – сказал  с  пафосом  Панов  и,  глянув  в  газету,  прочёл:  Учёные  выяснили,  что 10 – ти  минутное  созерцания  женской  груди,  заменяет  мужчинам  полчаса  занятий  спортом! Достаточно  дважды  в  день  глянуть  на  женскую  грудь, и  риск  инсульта  снижается  в  два  раза!
        - Эх, нам  бы  по  утрам  в  медпункте, когда  давление  мерим,  пару  бы  девок  с  голыми  сиськами  показывали, – помечтал  Сердюк. – На  весь  день  бы  снизили  риск  инсульта…
        - Зайди  к  Умкиной – вместе,  и  снизите…
     Из  кустов  появился  Овечкин.
         - Куда  ты  пропал? – спросил  его  Сердюк.
         - Гулял  по  берегу.  Голова  трещит,  а  там  хорошо,  свежо…
         - Умкина  обещала  стукнуть  Калягину, что  ты  в  кустах  поссал! – радостно  сообщил  Слава.
         - Вампирша, – проворчал  Овечкин. – Вчера  в  час  ночи  стук  в  мою  дверь,  открыл  -  стоит  Умкина!  Челюсти  в  стакане  забыла.  Шамкает «Есть  у  вас  соломинка  для  отсасывания  сока?»  Халат  на  голое  тело. Сиськи  висят,  как  сухие  лепёшки. Бред  какой-то!
     Панов  и  Сердюк  рассмеялись,  а   Слава  сказал:
         - Она  своими  сиськами  делала  тебе  профилактику  от  инсульта!
         - Придёт  вот  такая  смерть, как  Умкина, – вздохнул  Изиль.
         - Это  будет  самая  нелепая  смерть! – перекрестился  Сердюк.
         - На  чём  я  давеча  остановился? – спросил  Овечкин.   
         - На  свободе  для  либералов  сверх  всякой  меры, – напомнил  Слава.
         - Да, вот  и  обо  всём  пиши,  и  ставь  что  хочешь... –  подхватил  Овечкин.
         - Что  хочешь? – перебил  его  Панов. – Император  Николай  Павлович  после  просмотра  комедии «Ревизор»  в  Александринском  театре  сказал: «Досталось  тут  всем, а  мне больше  всех!»  И  подарил  Гоголю  перстень!  Представь  сегодня  ситуацию  с  такой  пьеской?  Чем  она  кончится?
          - Вот  интересно, – сказал  Сердюк, – послушать  мнение  Императора  Николай  Павловича  после  просмотра  «Дом 2» с  Ксенией  Собчак  или  «Комеди Клаб»?

                7
 
 
         - Да, вот  такими  зрелищами  кормят  нас  либералы! – затоковал  Изиль, как  глухарь,  уже  никого  не  слыша. – Выйдя  из  клетки  советской  власти,  либералы, настрочили  нам  столько  мерзостей  родного  бытия, как  будто  по  всей  России  рвануло  канализацию, и  потоки  дерьма  залили  всю  страну! А  главный  либерал  Миша,  даже  Нобелевскую  премию  мира  получил!
          - Премия  эта  шибко  политизирована, – заметил  Панов. – Кто  бы  её  дал  тому  же  Солженицыну,  не  поливай  он  страну  своим  ГУЛАГом…
          - А  после  давал  советы, как  её  обустроить! – философски  заметил  Слава  Сердюк. –  Чем  Исаич  удивил?  Что  коммунисты  дрянь!  А  чем  же  демократы  лучше?  Чем  их  приватизация,  лучше  экспроприации? Чем  бизнес  лучше  спекуляции? Или  киллер  лучше  убийцы, а  путана  лучше  проститутки?  А  попса, сегодняшние  бойцы  идеологического  фронта  капитализма,  уже  и  песни  про  них  слагает: «Путана, путана, пута-а-на…» – пропел  Сердюк  известный  мотив.
           - Мы  тоже  были  бойцами  идеологического  фронта  социализма.  Но  он  у  нас  был  с  человеческим  лицом, –  взгрустнул  Овечкин. – А  у  капитализма  нынче  лица  нет – только  морда!  Когда  Горбачёв  начал  перестройку, мы  же  ему  верили!  А  он  социализм   завалил!  Ну, пусть  бы  две  системы  мирно  сосуществовали…
          - Мирно  не  смогут, – сказал  Панов. – Сытый  голодного  не  разумеет.  И  деньги,  как  наркотик  -  богатые  от  их  передоза  – кайфуют!
          - У  апостола  Иакова  сказано: «как  зной  иссушает  траву  и  исчезает  красота  вида  её; так  увядает  и  богатый  в  путях  своих», –  процитировал  Библию  Овечкин.
          - Вот  не  будь  Третьяков  богатым, и  не  было  бы  у  нас  Третьяковской  галереи? – ехидно  заметил  Сердюк.   
     Овечкин  вытер  лоб  платком  и  возразил:
          - Христос  тоже  мог  быть  богатым,  исцеляя  больных.  Но  он  не  ходил  с  набитыми  карманами,  и  не  водил  за  собой  осла,  с  мешками  денег!  У  него  была  великая  идея,  а  у  нас  её  нет…
          - А  была, –  пробурчал  Слава. – Коммунизм,  светлое  будущее  человечества. Неплохая  была  пьеска,  но  провалили  её  наши  державные  режиссёры. И  нынешний  Китай  её  уже  не  так  играет…
         - Кто  лучше  сыграет  «Гамлета»? – спросил  Овечкин. – Театр  профессионалов?  Или  драмкружок  паровозного  депо?
          - Конечно,  профессионалы! – пожал  плечами  Сердюк.
          - А  нашу  пьесу  «Коммунизм»  играл   драмкружок  рабочих  и  крестьян, – вздохнул  Изиль. – И  пока  режиссёры  были  такие  орлы,  как  Ленин  и  Сталин,  да  ещё  и  с кнутом – пьеса  игралась!  А  серые  воробушки  типа  Хрущёва  и  Горбачёва  развалили  спектакль.
                8

          - Кстати,  пьеску  «Коммунизм»  написали  в  Английском  Королевстве!  Но  почему-то  играть  её  у  себя  не  стали, – заметил  Панов.
          - Выбрали  страну,  которую  не  жалко! – сказал  Сердюк. –  Мне  отец  когда-то  говорил,  что  слово  «Русь»  на  древнем  санскритском  языке  означает:  опытное  поле  Сатаны!
           - После  революции  17 года, – вновь  заграссировал  под  вождя  Овечкин, – Россия  предложила  миру  новый  путь. Он  был  гуманный  и  справедливый  к  слабым,  и  отставшим. Путь  презрения  к  деньгам,  и  к роскоши.  Культ  образования  и  творчества.  Культ  общих  интересов,  которые  выше  личных!  Культ  равноправия  и  братства  народов…
            - И  культ  личности  вождей! – вставил  Слава. – Гладко  было  на  бумаге,  да  забыли  про  овраги…
            - И  всё  же,  –  поддержал  Овечкина  Панов,  –  новые  социальные  идеи,  во  многом  были  реализованы  в  первые  десятилетия  советской  России. Они  дали  большой   толчок  к  демократизации  Западного  капитализма! Советское  искусство  20-х  годов  в  огромной  степени  повлияло  на  всё  человечество.  А  культ  царей  и  вождей  был   всегда.
    Овечкин  достал  из  кармана  записную  книжечку.  Начал  листать  её.
            - Блокнот  агитатора?  –  спросил  Сердюк.
            - Кроме  Советской  России, – зачитал  Овечкин  из  книжки, – женщины  во  всём  мире,  в  начале  20-го  века  не  обладали  выборными  правами. Англия,  глядя  на  нас,  только  в  1918 году  допустила  своих  баб,  старше  30  лет  к  выборам!  Голландия  –  в  1919-ом.  Американки  получили  права  голосовать  в  20-ом  году! А  в  1928 году  на  всей  территории  Британской  империи,  в  избирательном  праве  женщины  сравнялись  с  мужчинами!
    Простатит  Овечкина  вновь  напомнил  о  себе и, бросив  «семинар»  он  поковылял  в  кусты,  оглядываясь,  нет  ли  поблизости  Умкиной.
         - Изиль  сегодня  похож  на  Зюганова, –  удивился  Сердюк.
         - Парадокс  в  том, – заметил  Панов, – что  нынешнее  благоденствие  в  США  и  в  Европе,  было  построено  благодаря  жёсткой  конкуренции  с  коммунистическими  идеями  из  России!  Демократия  Запада,  которой  удальцово  лижут  жопу  наши  навальные  либералы – это  во  многом  результат  усилий  бывшей  Советской  власти! Её  былые  успехи,  интеллектуалы  типа  Бернарда  Шоу  или  Фейхтвангера,  ставили  на  вид  своим  правительствам…
         - Когда  я  гостил  у  сына  в  Нью-Йорке, – вспомнил  Сердюк, – то  наблюдал  бывших  наших  граждан,  скучающих  там  без  Советской  власти.
         - А  у  «совков»  в  Америке  два пути, – зевнул  Панов. – Либо  ассимиляция  и  ты  исчезнешь, как  русский. Либо  постройка  там  своей  России,  но  ещё, как  бы  и  американской…
         - Шампунь  и  ополаскиватель  в  одном  флаконе.  Как  на  Брайтон  Бич! – ввернул  Слава.
         - Там  их  Россия  больше  похожа  на  индейские  резервации.
                9

         - Зато – свободные  резервации! – воскликнул  Сердюк.
         - В  чужой  руке,  всегда  толще, – проворчал  Панов. – Много свободы,  тоже  плохо!
    И  глянув  на  небо, он  назидательно  сказал:
         - Близко  к  солнцу – сгоришь,  далеко  от  него  – холодно.  Надо  где-то  посерединке. Ты  видел,  что  в  Америке,  толстых  людей  больше  всех  в  мире. Это  они  своей  свободой  обожрались!
        - Зато  у  нас  все  на  диете! –  хмыкнул  Слава.
        - Ни  все, Слава,  ни  все.  Мы  уже  Америку  по  миллиардерам  догоняем – на  2-ом  месте, глядишь  и  по  обжорству  догоним! Ни  это  главное, – улыбнулся  Панов. – Уж,  какой  был  миллионер   Рокфеллер!  А  похоронили  в  одних  штанах! У  гроба  карманов  нет.
    Панов  глянул  на  Сердюка.  Тот  докончи   бутылку  с  портвейном.
         - И  как  ты  пьёшь  эту  гадость?
         - По  таланту,  –  ответил  Сердюк  и  чтоб  ослабить  запах  от  портвейна, передвинулся  от  Панова  на  край  скамейки. – Слава  Богу,  что  живу  в  ДВС! А  то  пока  мы  с  нашей  пенсией  американцев  по  обжорству  догоним,  на  воле  ножки  протянешь!
       - Ты  же  в  сериалах  снимаешься? –  заметил  Панов
       - В  бандитских  сериалах,  нужны  молодые  актёры, – вздохнул  Сердюк. – У  нас  других - то  сериалов  нынче  нет.  Когда  из  всех  искусств,  для  нас   важнейшим  являлося  кино,  я  играл  и  сталеваров,  и  кочегаров. А  нынче  играть  дилеров  и  киллеров,  я  уже  стар!
         - Может  уже  хватит  пить - то  сегодня? – попросил  его  Панов.
         - Пьянство – мой  робкий  бунт  против  государства! И  тут  со  мной  бунтует  почти  вся  Россия, –  хвастал  Сердюк. – Алкоголь  примиряет  с  действительностью!
     Он  шарил  в  баульчике  и,  не  найдя  вина,  напустился  на  подошедшего  из  кустов  Овечкина:
          - Ты  в  Свердловском  театре  играл  Ленина,  и  секретарь  обкома  Ельцин  видел  тебя! – Слава  ткнул  пальцем  в  Овечкина. – Своей  проникновенной  игрой  ты  давал  советы  коммунисту  Ельцину!
          - Советы  ему   давал  Вашингтонский  обком  партии, – сказал  Панов. – От  них  и  слово  «ваучер».  Это  большое  искусство  поделить  страну  через  ваучеры  без  гражданской  войны!
         - А  зачем  война? – глянул  Овечкин  на  Панова. –  И  без  военных  действий  Россия  вымирает  со  скоростью  в  две  тысячи  человек  в  сутки.  Сталин  со  своими  лагерями – отдыхает…
       - Про  него  не  будем! – погрозил  пальцем  Панов. –  Черчилль  не  зря  сказал  про  Сталина: «Принял  Россию  с  сохой,  а  оставил  её  с  ядерной  бомбой». Хоть  и  говорят  про  него,  что  был  кровавый  диктатор, но  иного  выхода  не  было.  Иначе  бы  и  России  не  было. Как  говорил  Пётр  Первый: "Россию  на  дыбы,  или  на  дЫбу!"

                10

    Ветераны  замолкли,  глядя  на  золотые  клёны.  Их  листья,  тихонько  шурша  падали  вниз,  утепляя  землю  для  грядущих  морозов.
        - Вау! – вскрикнул  Сердюк. – Это  ж  от  слова  «ваучер»   молодёжь  взяла  три  буквы,  чтобы  выражать  удивление  или  радость?
         - Молодыми  мы  восхищались  на  другие  три  буквы! –  буркнул  Овечкин
         - Изиль,  –  заулыбался  Сердюк,  –  расскажи  Панову,  сколько  раз  поминал  ты  эти  три  буквы,  играя  Ленина  в  Улан-Удэ?
         - Вау! – передразнил  его  Овечкин  и  сел  на  лавочку.
         - На  100 -летие  вождя  играли  там  пьесу  про  ссылку  Ленина  в  селе Шушенском, – стал  рассказывать  Сердюк. – Всё  село  «блуждало  во  тьме»,  и  только  Ильич  знал,  куда  надо  идти!  А  пьеса  и  своим  названием  подсказывала  -  идти  надо  «Сквозь  грозы!»
          - Помню, – улыбнулся  Овечкин, – на  премьеру  собралось  начальство  из  Обкома  партии.  Я  в  роли  Ленина  волнуюсь,  жду  занавеса.  На  сцене  озеро  в  камышах,  шалашик  на  берегу. И  лес  вокруг,  как  у  Шишкина! Помреж  перепроверяет  кряканье  уток,  электрики – волны  озера  на  заднике. С  открытием  занавеса,  из  шалаша  должен  выйти  заспанный  егерь.  К  нему  подходил  мой  Ленин  с  ружьём,  и  утками  в  руке,  и  бодро  спрашивал:  «Спите, Кузьмич?  А  я  уже  пять  уточек   настрелял!»
           - Как  тебя  этими  утками  подкалывали? – перебил  его  Сердюк.
           - Хорошо  с  тобой,  Слава,  говно  есть! – ответил  Овечкин. – Ты,  всё  раньше  партнёра  норовишь...
           - Извини,  Изиль, – веселился  Сердюк, – но  это  моё  самое  светлое  тоталитарное  воспоминание! Егеря  играл  хороший  артист  Лёня  Панков,  работал  когда-то  в  Москве  у  Таирова  в  Камерном  театре…
           - Пришёл  Лёня  на  премьеру  чуть  под  градусом, – продолжал  Овечкин. – Сделал  грим,  одел  костюм. Добавил  ещё  водочки,  и  залез  в  шалаш,  минут  за  30 до  начала,  чтоб  его  не  видели   поддатым. Дали  третий  звонок. Помреж  ещё  раз   убедилась,  что  егерь  в  шалаше   и  открыла  занавес.  Музыка  пошла.  Аплодисменты   художнику  за  оформление!  Я  уж  готов  выйти  с  утками,  а  Кузьмич  не  вылезает  из  шалаша? – Панков  там  уснул,  стервец! Рабочие  из-за  кулис  растолкали  его  в  зад  шестом!  Но, поднять-то  подняли,  а  разбудить – не  разбудили.  Вылез  Лёня  из  шалаша  сонный.  Утки  крякают,  рассвет  над  озером  занимается,  вода  тихонько  колышется…
           - А  Лёня  был  заядлый  рыбак! – пояснил  Сердюк. – И  с  бодуна-то  решил,  что  он  на  обычной  рыбалке.  Пошёл  к  камышам,  что  подальше  от  воды...
            - Но  ближе  к  зрителям, –  уточнил  Изиль. –  Расстегнул  ширинку  и  начал  писать! – заржал  Сердюк. – Зрители  от  такого  режиссёрского  хода  замерли, а  потом  бурно  захлопали! Лёня  после  рассказывал: «Когда  я  врубился,  что  писаю  на  сцене, со  мной  будто  столбняк!  Ноги  и  руки  одеревенели,  не  могу  остановиться,  стою  и  писаю…»

                11
            
         - Мой  Ленин,  ещё  не  появился, – продолжал  Овечкин, – но,  слышу   -  зал  уж   аплодирует!  Думаю,  отчего  бы  такой  успех  у  Панкова?  Пошёл  быстро  вдоль   камышей.  Народ  видит  над  камышами  голову  моего  Ильича,  а  я  вижу  только  голову  Кузьмича.  Из-за  камышей-то  не  видно, что  он  там  внизу  делает? Подхожу  к  нему  сзади,  поднял  руку  с  утками  и  хочу  сказать: «Спите,  Кузьмич!»  И  вижу  его  струю  на  зрителей!  Меня  так  заклинило, что  я  только  и  смог  выдавить:  «С-с-сыте, Кузьмич!» Тут  весь  зал  взорвался  аплодисментами!
           - Конечно, – ржал  Сердюк, – там  где  вождь –  всегда  фанфары  и  знамёна,  а  тут  Ленин  свой  в  доску  парень: «С-с-сыте, Кузьмич!»
    Ветераны  хохотали,  откинувшись  на  спинку  скамейки.  Панов,  вытирая  слезы,  спросил  Овечкина:
           - И  как  обкомовское  начальство?
           - Как-как! – закатывался  Сердюк. – Выдвинули  нас  на  Ленинскую премию…
           - Они  тоже  люди, –  пояснил  Овечкин. – Хоть  и  говорят,  что   у  власти  юмора  нет, но  Обком  всё  понял, Лёню, в  назидание  другим,  из  театра  уволили!  А  после  «подшили»  и  тихонько  вернули  обратно.
    Овечкин  помолчал, а  потом  сказал:
           - Позже  я  общался  с  секретарь  обкома  партии  по  идеологии,  и  он  говорил  мне: «Обыватели   жаждут  низвести  вождя  до  себя, а  вы  им  в  этом  подыгрываете!»  Отвечаю  ему, что  я  играю, а  не  подыгрываю, мол, «себя  под Лениным  чищу, чтобы  плыть  в  революцию  дальше!» Тогда  он  спрашивает, а  почему  ваш  Ильич  сказал: «ссыте»? И  зачем  выходить  на  сцену, видя, что  там  мой  партнёр  писает?
       - А  ты,  правда,  не  видел? – спросил  Панов.
       - Откуда? – устало  ответил  Овечкин. – Тогда  главный  художник  Коля  Быстров  на  сцене  такой  соцреализм  устроил!  Лёня   уверял  всех  на  партсобрании, что  он  даже  чувствовал  запах  водорослей  из  озера…
        - Это  запах, говорил  Лёня,  притупил  мою  классовую  бдительность –  ржал  Сердюк. – Тогда  парторг  Машка  Чернова  спросила: «Зачем  ты  пьёшь  водку,  Лёня?»  Он  молчит,  а  Машка, как  смола  прилипла  к  нему: «Нет, ты  ответь  нам – зачем  её  пьёшь?»  Ну,  Лёня  и  ответил  ей: «Была  б  твёрдая,  я  бы  её  грыз!»
         - Кстати, – обратился  ко  всем  Овечкин, – кончать  нам  надо  с  этой  выпивкой. Деньги  на  свои  похороны  пора  собирать.
         - Разве  Дом  ветеранов  нас  не  похоронит? – удивился  Сердюк.
         - Замдиректора  Пикаев  обратился  в  Совет  ветеранов,  чтобы  они  попросили  наших  старичков   подождать  со  смертью, – сказал  всерьёз  Изиль  и  закурил. – Дешёвые  места  в  старом  колумбарии  кончились. А  новый  ещё  только  строят. Чиновники  отдали  кладбища  акционерам. Те  вздрючили  такие  цены,  что  захоронить  урну  с  пеплом  в  землю  стало  для  Дома  ветеранов  дороговато!

                12

     А  теперь  ещё  и  ежегодно  платить  нужно  за  содержание  урны  на  кладбище! У  ДВС  таких  денег  нет!  Ветеранка  Турина  уже  месяц,  как  умерла, а  её  урна  с  прахом  до  сих  пор  хранится  в  бухгалтерии.
         - Это  назидательно, – грустно  сказал  Панов. – В  бухгалтерии  урна  будет  напоминать  им,  что  воровать  надо  меньше…
     Неожиданно  солнце  скрылось  за  тучей. С  Невы  подул  сырой  и  холодный ветер.  Накрапывал   дождик,  и  ветераны  неохотно  побрели  в  своё  убежище  – так  когда-то  называла  их  дом  великая  русская  артистка  Мария  Савина.
      В  комнате  Овечкина  было  чисто. На  шкафу  стояли  засохшие  цветы  в  вазе. Парочка  томов  Ленина  с  закладками  между  страниц  лежала  на  полочке. На  стене  висела  репродукция  картины  Айвазовского «Девятый  вал»  и  фото  Овечкина  в  разных  ролях. Главным  было  фото  в  большой  золочёной  раме, где  Изиль  красовался  в  роли Ленина.
    Вещей  в  комнате  было  мало. Изиль  считал, что  вещи  забирают  силы  у  человека  и  заставляют  его  работать  для  них. А  Изиль  работал  для  людей,  и  свои  потребности  сводил  к  самому  необходимому.
     Он  прилёг  на  тахту  и  задумался:  почему  общественная  гармония  в  стране  бывала  такой  редкой  гостей?  Может  от  того,  что  страна,  народ  и  государство  в  Отечестве  никогда  не  сливались  в  единое  целое?  «Народ  и  партия  едины,  но  только  разное  едим  мы!» – вспомнил  он  старую  советскую  шутку, и  задремал..
     В  открытую  форточку  влетела  оса. Уныло  жужжа, она  облетела  всю  комнату  и  исчезла. Воцарилась  тишина, но  Изиль  уже  не  спал. Мысль  о  том,  что  умри  он  сейчас, и  его  урна  с  прахом  будет  долго  стоять  в  бухгалтерии,  пока  у  ДВС  не  появятся  деньги – расстроила  его.
    Актёрам  в  родном  Отечестве  всегда  было  ЖИТЬ  не  сладко,  думал  Овечкин,  а  нынче  вот,  и  умереть  проблема.   
           - Умереть  пустячок, а  вот  похоронить  вас,  батенька,  проблема! –  ответил  на  его  мысли  чей-то  знакомый  голос.
           - Кто  здесь? –  удивлённо  спросил  Овечкин.
           - Ты  и  я,  фотографией  на  белой  стене, – ответил  Ленин   из  фото  в  золоченой  раме. – Не  думай  о  похоронах, Изиль.  Меня  уже  почти  век  не  придают  земле,  ничего,  валяюсь  в  Мавзолее.  Не  по-христиански  это,  но  я  во  Христа  не  верил.  А  в  аттестационную  комиссию  верить  надо.
          - Что  за  комиссия,  создатель? –  удивился  цитатой  Овечкин.
          - Из  Улан-Удэнского  Обкома  партии  сообщили,  что  ты  описался  на  сцене  играя  роль  Ленина?
          - Это  мой  партнёр, а  не  я, – обиделся   Овечкин.
          - Не  волнуйся, Изиль, это  дело  житейское, – улыбнулся  Ильич. –  В  Министерстве  культуры,  к  моему  100 летнему  юбилею  решили  аттестовать  всех  актёров,  исполняющих  роль  Ленина   в  театре,  и  в  кино.  Кастинг! – выражаясь  вашим  прозападным  новоязом! Чтоб  в  наших   рядах  не  было  случайных  Лениных!  Лежать  в  гробу  грешно,  «когда  маляр  негодный  мне  пачкает  Мадонну  Рафаэля»! –  ввернул  Ильич  из  Пушкина.

                13

     Вдруг  дверь  комнаты  распахнулась.  Вбежал  задерганный   человек  и, подскочив  к  Изилю, затараторил:
           - Боже  мой,  Овечкин!  Подошла   ваша  очередь  на  кастинг, а  вы  не  одеты.  Вот  вам  личный  номер  и  ступайте  скорей!  Комиссия  вас  ждёт…
    Он  схватил  со  стула  пиджак,  и  накинул  на  Овечкина.  Достав  из  папки  листок  с  цифрой  13, человек  пристегнул  его  булавкой  к  пиджаку  Овечкина.
           - Это  ваш  номер. Проверьте  грим.  С этим  очень  строго! – сказал  человек  и  исчез.
    «Это  во  сне?» – подумал  Изиль.  Но, глянув  в  зеркало  шкафа,  ахнул!  Оттуда  на  него  смотрел  мудрый,  и  немного  уставший  вождь.
           -Такого  точного  грима  у  меня  не  было! – удивился  Овечкин.  Но, № 13  его  озадачил.  Ленин  со  стены  махнул  ему  рукой  из  рамы:
           - Иди  и  не  трусь!
    «Сон?»  – вновь  подумал  Овечкин  и  вышел  из  своей  комнаты  в  Доме  ветеранов. Изиль  даже  не  удивился, что  когда  захлопнув  свою  дверь,  он  сразу  оказался   в  павильоне  «Мосфильма»!  Всюду  ходили  или  сидели  актёры  в  гриме  Ленина! В  чёрных  одинаковых  костюмах, они  были  как  костяшки  в  домино. Правда, если  смотреть  внимательней,  то  различия  имелись. Одни  Ильичи  были  повыше – другие  пониже. Были  плотней,  и  пожиже. Некоторые  Ильичи   знакомились  между  собой,  и   поправляли  друг  другу  галстуки. Один  даже  рисовал  гримом  белый  горошек  на  чёрном  галстуке  другого  Ильича…
       - Овечкин,  ну  где  вы  гуляете? – подбежал  к  нему  тот  же  задёрганный  человек. – Вместо  вас  уже  пошёл  14-й  номер. Вот  теперь  ждите! Пока  пейте  чай  или  кофе? И  не  стесняйтесь –  всё  оплачено!
     Овечкин  подошёл  к  столу  с  большим  кипящим  самоваром.  Там  горкой  стояли  чашки  и  стаканы  в  металлических  подстаканниках. На  тарелках  лежали  пирожки  и  плюшки, сахар  кусками. Чай  и  кофе  в  пакетиках…
         - Для  органики  и  правды  жизни! – грассировал   у  самовара  Ильич  под  № 101. Он  колол  щипчиками  сахар,  и  кидал  маленькие  кусочки  в  свой  чай.
    Увидев  у  Овечкина  13-й  номер,  101-ый  Ильич,  посасывая  сахар, заулыбался:
           - Батенька,  не  завидую  я  вам  с  13-ым  номером...
           - От  сахара  жопа  не  слипнется? – грубо  оборвал  его  Изиль. – А  вдруг  не  сдашь  экзамен  на  Ленина? И  сошлют  тебя,  батенька,  на  101-й  километр,  согласно  номеру! – сострил  Изиль   и  пошёл  по  коридору.

                14

     На  встречу  ему   шёл  тувинский  Ленин – Максим  Мунзук.  Народного артиста  из  Тувы,  Изиль  узнал  сразу  –  как-то  снимался  с  Мунзуком  в  двух   фильмах: "Дерсу  Узала"  и  "Последняя  охота".
     Они  обнялись.  Мунзук  тут  же  предложил  выпить  портвейна:
           - Он,  как  Ленин,  всегда  со  мной! – шепнул  Максим,  доставая  из  кармана  тёмную  бутылку  с  тремя  семёрками  на  этикетке.
    Пить  Изиль  отказался,  но  спросил  у  Максима:
           - Почему  ты  без  номера?
           - Я  уже  показал  своего  Ильича. В  комиссии  все  упали, однако! –  Максим  поморщился,  проглатывая  портвейн. – Рассказал  им  на  тувинском  всё, что  о  них  думаю, приврал,  что  это  монолог из  «Кремлёвских  курантов».  Они  же  по - тувински   ни  бельмеса! – Сиял  пьяненький  Максим.
          - А  кто  в  комиссии? – волновался  Овечкин.
          - Не  бзди,  Изилька! Там  все  артисты,  игравшие  Ленина:  Ульянов, Каюров,  Калягин  и  Смоктуновский, и  ещё   пара  чиновников  из  Министерства  культуры…
          - Овечкин,  ваша  очередь! – подбежал  к  ним  задёрганный  человек  и  потащил  Изиля  к  двери  зала,  где  заседала  комиссия.
    Высокая  дверь  открылась, и  оттуда  вышел  бочком  14-ый  Ленин.  В  нём  Овечкин  узнал  иркутского  артиста  Туродина.
           - Александр! – обнял  его  Изиль. – Что  тебе  сказала  комиссия?
           - Они  удивились,  почему  я  до  сих  пор  не  Народный  артист!
           - Поздравляю! – Изиль  обнял  его  ещё  раз. –  Тебя  московский  критик   Многочиневская  очень  хвалила   за  роль  Дон  Жуана!
    Томившиеся  в  очереди  Ильичи  под  номерами  15  и  16,  заторопили  их:
          - Быстрей,  мужики. У  нас  ещё  вечером  самолёт  на  Сахалин! – и  втолкнули  Овечкина   в  зал.
     Изиль  споткнулся  о  порог  двери  и,  не  удержавшись,  растянулся  перед  столом  комиссии. Сидевший  с  краю  артист  Смоктуновский,  легко  вскочил  и  помог  Овечкину  подняться.
          - Спасибо, Иннокентий  Михалыч, – поблагодарил  Изиль  и  стал  топтаться  на  месте,  разглядывая  комиссию.
    За  их  спинами  висел  плакат,  где  Ильич  в  кепочке,  улыбаясь,  махал  ручкой,  а  внизу  надпись: «Верной  дорогой  идёте  товарищи!»
    Овечкин  подумал: Почему  в  комиссии  нет  Кирилла  Лаврова?  Он  ведь  тоже  играл  Ленина  в  БДТ.
          - Не  положено, – шепнул  ему  Ильич  с  плаката. – Кирилл  пошёл  не  той  дорогой  -  после  Ленина,  захотел  сыграть  царя  Николашку  в  фильме  «Агония».  Партия  ему  запретила,  но  Кирюша  сходил  в  ЦеКа  к  товарищу  Шауро. Умолял, чтобы  тот  разрешил. Говорил, что играя  только  Ленина, он деградирует как актёр! Каков стервец! - засмеялся Ильич. - Вот и
                15

нет Лаврова в комиссии.
   Ильич замолк, и Овечкин услышал мягкий голос Смоктуновского:
      -- Не волнуйтесь, коллега, пусть вас не смущает 13-ый номер.Вы похож на  Ленина - безупречно!
      -- Не полноват? – шепнул сидящий в центре Калягин на ухо Ульянову.
      -- Саша, – шепнул ему Ульянов, – это ты был полноват, когда играл Ленина в спектакле МХАТа «Так  победим!»
   Калягин глянул в бумаги, записал что-то и спросил Изиля:
      -- Какой город вы сейчас радуете исполнением роли Ленина?
   Изиль чуть растерялся, но подумав, ответил:
      -- Вообще-то, радости там мало... Вспомните в какой город вы ехали на  такси, в финале фильма «Прохиндеада»?
      -- В Улан-Удэ, – удивился Калягин.– Стало быть, служите там?
           - Да, в русском драмтеатре…
           - А в Улан-Уденском институте культуры ещё работает бывший студент  Миша Швыдкой?
      -- Да, театроведение преподает, – ответил Изиль.
      -- Славный мальчик, – ласково прожурчал Калягин. – У Миши будет большое  будущее, очень большое…
   Вдруг в зал влетела оса и агрессивно зажужжала над комиссией.«Это же наша оса из Дома ветеранов сцены», – подумал Овечкин и… проснулся.
    Он встал, закрыл окно, и сев за стол начал разглядывать на стенах комнаты  свои фото. С них равнодушно смотрели на Изиля давно сыгранные им герои.Только вождь улыбнулся ему на фото:   
      -- Устал, батенька? Помирать пора...
      -- Да, поскорей бы уж! Помру, и выкинут эти фотографии на помойку…
      -- Думаю, что их оставят в музеи ДВС?
      -- Простите, Владимир Ильич,их только заботит – оставил ли я деньги? А  все эти разговоры, что театр - Храм, где обитает святой дух – всё чушь! Это  пристанище муз, с тем же успехом можно назвать публичным домом! И кладбищем  талантов. В театре мы, как рабы…  Аплодисменты, цветы,успех у женщин – это всё  тот же наркотик, своего рода, плата за рабство! Поэтому и хорошо нам актёрам  только тогда, когда мы на сцену выходим! Помните у поэта Вознесенского:
                Ведь  нам  актёрам,  жить  не  с  потомками
                А  режиссёры  одни  подонки…
      -- Не цитируйте этого поэта! – скривился Ильич.– Он когда-то призывал: «Я не знаю, как это сделать, но товарищи из ЦеКа, уберите Ленина с денег – так  цена его велика!»
   Ильич звонко плюнул на пол:
      -- Ренегаты - врали! Не  велика оказалась цена, если променяли меня на  зелёненькие портреты американских президентов! А ведь прекрасно начинал поэт Вознесенский: «И Ленин, как рентген просвечивает нас».


                16
 
      -- Говорят, и вы делали революцию за немецкие марки?
      -- Было больше легенд, чем денег, – вздохнул Ильич. – Этот проститутка  Троцкий, что-то получал от своих родственников из Америки! Но русского мужика так просто не купишь! Не случайно ведь нашу молодую Советскую власть охраняли  в Смольном китайцы и латышские стрелки. Я слышал,что нынче их внуки хотят  слупить с вас миллиарды долларов за оккупацию Латвии - Советами...
   Ильич вдруг весело рассмеялся:
      -- Как сказал им мой тёзка:получат они от мёртвого осла уши! Решают всё  не деньги, а общенациональный запас народной энергии и идеи понятные массам. Плюс способность таких личностей, как я – увлекать за собой массы для великих  свершений!В начале ХХ века Россия из всех вариантов выбрала вариант с Лениным!  Не будь меня,– Ильич ткнул пальцем в свою грудь.– То и Советской России бы не  было! Так что не в деньгах дело! Мы были бессребреники. И у вас есть такие   ветераны - Умкина, например!Смотрите,как она суетится во всех сферах вашей  ветеранской жизни и всё даром…
      -- Сравнили – хрен  с  пальцем! – засмеялся  Овечкин.
      -- Батенька, в молодые годы,Умкина своим пальцем указывала нам на  врагов Советской власти!
      -- Да,Умкина не любит Советскую власть,– возмутился Овечкин.– И везде  говорит об этом!
      -- Дуркует старушка, – улыбнулся вождь.– Ругать бывшую власть так же не страшно, как пинать мёртвого льва... Умкина прекрасно понимает,что если бы не  Советская  власть, кто бы её взял в столичный Дом ветеранов сцены? Нынче бы  она в своём Мухосранском театре не нашла столько денег,чтоб поселиться тут...   

   В окно влетела оса.Ленин замолчал, и оса, сделав круг по комнате,села на  крутой лоб Ильича.
   Овечкин свернул трубкой газету «Правда» и вопросительно глянул на вождя.
      -- Бейте смелее,  батенька! – хитро прищурился Ленин.
    Изиль  замахнулся  газетой  и   хлопнул  Ильича  по  лбу!
    Бедная оса упала на паркет и дрыгнув лапками, затихла. Овечкин разгладил  газету…
      -- Не любят «Правду»! –  мстительно сказал Ильич, почёсывая лоб.
      -- А вы её любите? – осторожно спросил вождя Овечкин.
      -- Мы всегда смотрели суровой правде в лицо!
      -- А в чем, правда? В том,что безбожники - большевики, придя к власти,  стали разрушать храмы и убивать священников…   
      -- И заметьте, батенька,- залился Ильич смехом. - Русский народ сам активно помогал нам в этом! Я-то думал, что вы атеист? «Не  убий» – мы этому учились у христиан! Вспомните,как они крестили языческую Русь? Как сжигали  тысячами волхвов? А после кричали:«Языческие боги приняли христианство!» Хотя  почти всех этих богов сожгли,а оставшихся сунули в православие в качестве  чертей и демонов.

                17

 
  Ильич опёрся на золочёную раму и плюнув на паркет проворчал:
      - Мне надоело сотни раз объяснять очевидное: Христианство – это религия для рабов, причём весьма агрессивных! Вспомните, какие христианские  лозунги фашисты вывешивали на воротах своих лагерей смерти?
      - Фашисты выродки! – возразил Овечкин. – Ни о них речь.Будьте же милосердны, религия это костыли для людей слабых на ноги.
      - Рабов слабых на голову, – возмутился Ильич.– А мы не рабы! Советская власть сделала всех – сильными!«Дала нам руки-крылья,а вместо сердца пламенный  мотор!» - пропел вождь. - А вы им религию – опиум для народа,наркотик!
      - Да, с наркоманами у нас нынче полный писец! - сник Овечкин.
      - А где же ваша православная церковь? Она бессильна заблудших направить на путь истинный? – сощурил глаза Ильич.– И что удивительно, церквей у вас нынче открывается всё больше и больше,а духовности всё меньше? И всё потому,  что Бога нет!   
   Ильич ткнул пальцем на образа, висевшие в углу комнаты:
      - Я был в "святых" почти-что век, но ЭТИХ, там не встречал! А вот с исполнителями роли Ленина иногда беседую там. Они мне рассказывают сказку Андерсена «Голый король».Мол,ткали они ткань видимую только тем, кто умный. Вот и Бог есть только для тех,кто верит в него!
   Ильич задумчиво посмотрел на икону с Христом:
      - Говорят,что Мишка Горбачёв под старость лет стал верить в Бога? Может и мне попробовать...
      - А у нас нынешний Президент молодой,но верующий,– похвастал Овечкин.
      - Он же работал разведчиком в стане верующего врага вот и мимикрировал, - пояснил вождь. - А может быть учил Закон Божий в разведшколе и увлёкся? Бывало и мы в эмиграции, учились конспирации,оставаясь при этом атеистами… Мы хорошо знали волчью натуру  капиталистов…
   Ильич криво посмотрел на иконы и вздохнул:
      - Не понимаю зачем снова строить в России капитализм? Вон китайские  коммунисты не скурвились! И где нынче Китай,и где теперь Россия? Верующий мой  тёзка должен бы помнить Библию: "легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем  капиталисту попасть в царствие небесное".
      - В Библии сказано:не капиталисту,а БОГАТОМУ,– поправил вождя Овечкин.
      - Какая разница! – отмахнулся Ильич. – Вот кухарок к власти нельзя было  допускать.Тут я исторически виноват.Никаких рабочих и особенно крестьян!


                18

Пусть перестройкой балуются у себя в деревне! Сколько наплодили образованных  дураков. Образованцы – засранцы!
   Ильич снова плюнул из рамы на пол:
           - От этих болтунов,страна без штанов!
           - Да, вы,  загляните  в  наши  магазины, – удивился  Овечкин. – Там  ведь  всего  навалом! Как  в  дореволюционной  России…
           - Это  сделано  не  руками  наших  рабочих!  Кончится  ваша  нефть  и  газ – останетесь  вы  у  разбитого  корыта.  Уже  и  продовольствие  для  себя  разучились  производить,  а  ведь  когда-то  Россия –  Европу  кормила!
           - У  нас  мощный  Стабилизационный  фонд? – похвастал  Овечкин.
           - Проедите  мигом. Если  американские  империалисты   вам  его  отдадут?  А  отнять  фонд  у  них – у  вас  кишка  тонка! – сказал  Ильич  и  вдруг  очутился  на  тахте.  Склонившись  к  Изилю,  он  зашептал:
           - Плохо,  что  у  вас  не  играют  пьесы  о  Ленине. Хотя  и  Сталин  бы вам  не  помешал. Ох,  пугнул  бы  он  вашу  коррупцию!  Однако, – вздохнул  Ильич, – ваш  полковник  Конский   и  Кобу  воровать  научит…
      Ильич  взял  с  тумбочки  таблетки  Изиля,  высыпал  их  себе  в  рот,  и  запив  водой,  проглотил.  Потом  подошёл  к  окну  и,  открыв  раму,  глубоко  вдохнул  в  себя  запахи  осеннего  сада. Прохлада  с  реки  Невки защекотала  Ильичу  ноздри.
           - Молодец  Мария  Гавриловна,  что  выпросила  эту  землю  у  царя  Николашки! Так  ведь  умыкнут  эту  землю  москвичи. Уже  пытался  этот  толстячок, что  играл  меня  в  «Так  победим!»
           - Не  победил – питерцы  её  уже  перехватили! - успокоил  вождя  Изиль
           - Вы  посмотрите  на  Овечкина, –  вдруг  раздался  за  окном  голос  Умкиной. – Эта  пьянь  ходит  по  комнате  в  гриме  Ленина!
    Ветеранка,  кряхтя,  влезла  на  лавочку,  чтобы  лучше  рассмотреть   кто  ещё  в  комнате  у  Изиля. Но  Ильич  задёрнул  штору.
           - Она  меня  за  вас  приняла, – засмеялся  он. – Чудная  старушка!  Ох, и облапошит  её  ваш  полковник  Конский.
           - Обычная,  выжившая  из  ума  старушка, – пожал  плечами  Изиль. – Недавно,  чуть  дом  не  спалила  электроплиткой.  Из-за  таких   могут  отобрать  наш  дом  бизнесмены. Скажут,  а  не  жирно  ли  живут  тут  старушки  -  Альцгеймера  подружки? Заселим - ка  мы  сюда  молодых  б****дей…
           - Захотят,  и  так  отберут...  Не  грустно  вам, кончать  жизнь  в  Доме  ветеранов? – прищурился  Ильич.
           - У  нас  тут,  Владимир  Ильич,  режим  свободнее,  чем  был  у  вас  в  Горках.  Да  и  помирать-то  нет  разницы,  в  каком  доме.
     У  Изиля  тупо  кольнуло  в  груди. Он  осторожно  прилёг  на  тахту,  и  хотел  взять  таблетки,  но  в  коробочках  было  пусто!
           - Ильич  все  выпил?  –  удивился  Изиль.
     Сон, как девятый вал с репродукции Айвазовского, навалился на Овечкина и  накрыл его зелёной волной…

     Утром горничная постучала к Изилю. Никто не ответил. Но, из-за двери доносился какой-то странный звук. Толкнув дверь, горничная вошла в комнату. На  паркете валялись таблетки и темнели пятна, похожие на плевки. В кресле, уронив голову на грудь, остывал один из лучших исполнителей вождя в провинции – Изиль Овечкин, а в оконное стекло, уныло жужжа, билась оса…