Глава 2. Моя великанша

Сегодня все валится из лап. Проснулась я уже давно, но с тех пор так и не удалось остаться с собой наедине. Повсюду беготня и толкотня. Все снуют вокруг нашего с Пиратом манежа и поглядывают как-то подозрительно. С противным таким прищуром. Будто знают что-то такое, чего не знаю я. Как же я это не люблю! Но ничего, я еще докопаюсь до истины и выведу их всех на чистую воду.

Ох, если бы еще кто-нибудь заткнул этих глупых птиц во дворе. Все только и болтают о том, что сегодня “ворота открыты”, потому они, дескать, и бесятся. И что это может значить?! Я как сидела в загоне, так и сижу.

А с улицы периодически доносится странный шелестящий шум, который перемещается вдоль окна. Прокатится, и секунда тишины, а потом слышатся какие-то хлопки: один, два, а бывает – сразу три-четыре. И все вокруг благоговейно выдыхают: “Машина приехала”.

Это еще что за чудище? Надеюсь, ее не к нам с Пиратом в манеж подселят?!

И только все понемногу приходит в состояние покоя, как в свои права вступают эти крылатые отродья...

“Га-га-га.”

И так целый день. С утра до ночи.

“Га-га-га.”

И по кругу, и соло, и все вместе, и фальцетом, и с присвистом. А когда ложимся спать, этот гогот все ещё бухает у меня в голове набатом и бьется звонкой горошиной где-то внутри, заставляя меня поскуливать и вздрагивать посреди ночи, пробуждая этого балбеса Пирата. И уже на смену этой какофонии тут как тут бесконечный поток нравоучений о том, как приличной принцессе жить можно, а как нельзя. Надоело!

Надоело! Надоело! Надоело!

Пожалуй, лягу сегодня пораньше в тихий час.

***

Мирно себе спала, никого не трогала, как на тебе: самым, что ни на есть, бесцеремонным образом хватают за шкирку и куда-то несут. Ничего себе затянула жирок после обеда…
Поначалу это даже кажется приятным, словно мама несет в зубах, осторожно и легонько потряхивая. Но, знаете ли, я собака приличная, хотелось бы ознакомиться с планом прогулки, кто организатор, место проведения… Куда тащите меня – спрашиваю? И на каком это таком основании?

Но все клокочет где-то внутри, а может, даже посасывает под ложечкой (я пока не определилась, в каком контексте мне на эту ложечку жаловаться). А снаружи я уже натягиваю на уши умильную мордочку. Ну, знаете, такую, от которой все великаны без ума. Когда верещат как умалишенные что-то про “пузик-кукурузик” или что-то такое. Вспомнили, да?! Так вот, великан – а я уже успела выяснить, что меня похитил дедушкин великан – умиляется во всю: уже и губы дугой топорщит, а второй рукой мне в пузо тычет. Ну, я для полноты конспирации его палец пару раз лизнула, и хрясь в него зубами, дескать “вот тебе, вражина! Ничего я тебе не скажу! Давай, рви шкуру прям на мне, принцессы не продаются!”

Пока над планом размышляла, язык мой, предатель, уже во всю великана лижет, а хвост ему вторит и крутится пропеллером. Пришлось на попятный пойти и тявкнуть пару раз одобрительно, мол “у меня все под контролем, так и задумывалось”. Великан мне улыбнулся мимоходом, да посадил в какую-то небольшую коробчонку. А там уже Пират лежит – и не просто лежит, а спит себе во всю, ленивый гаденыш – и лишь губищами своими причмокивает. И когда он ими только есть успевает?!

Коробка меж тем поднялась в воздух, влекомая невидимыми руками, и, легонько покачиваясь, поплыла по воздуху на почтительном расстоянии от ставшего уже таким родным пола. Ну, я, конечно же, не стушевалась, и пока суд да дело успела оглядеться немного.

Вокруг проплыло несколько комнат, набитых всяким великаньим барахлом, с которым я еще не успела поиграть. (Эх, такая площадка пропадает зазря!) Вот возле нашей коробки промелькнула тень еще одного  великана: видимо, он вышел из своей комнаты на звук шагов нашего похитителя. Полет прерывается, они перекидываются парой фраз, мало чего для меня значащих, над коробкой взметается рука второго – ненашенского – великана и тычет куда-то вперед, дальше по коридору. Мы снова куда-то летим, под боком сопит Пират, а я пытаюсь заглянуть через борт коробки на окружающий нас мир. Вот маршрут упирается в лестницу, и передо мной открывается панорама просторного нижнего этажа, коробка делает неглубокое пике, мы плавно спускаемся, по мере того, как великаньи ноги отмеряют ступеньку за ступенькой, еле слышно пошаркивая мягкими тапками по ковровому покрытию лестницы. Еще мгновение, крутой поворот направо, и мы заходим на посадку: коробка, несильно стукнувшись, опускается на пол возле дверного проема.

Тут я попыталась было выбраться и хорошенечко обнюхать пространство вокруг, но меня ловко подхватывают под грудь сильные пальцы великана и поднимают над землей. Через секунду в другой его руке я снова вижу Пирата, недовольно фыркающего спросонья и мало чего соображающего.

«Ну вот мы и пришли», – и с этими словами великан несет нас в открывшуюся перед нашими удивленными взорами комнату.

***

Только нас с Пиратом посадили на диван, как над нами склонились четыре великаньих головы, которые тут же начали синхронно издавать какие-то звуки – точь-в-точь как те надоедливые птицы за окном. Этот гогот, конечно, сбивал с мыслей и ужасно мешал, но мне все же удалось сосредоточиться и разглядеть пришельцев.

Ребята! До чего же страшные оказались те великаны… Мордочки плоские и совсем без волос. Рты то растягиваются дугой, то сжимаются в линию, то открываются, чтобы чудовище пророкотало очередную порцию нечленораздельного гогота…

– Ми-ми-ми!

– Ня-ня-ня!

Тьфу ты! Уж не знаю, в каком это питомнике таких раздают, но я бы в такой обращаться точно не стала... Хотя дед, к примеру, всегда любил повторять, что великанов не выбирают, и приходится их и с такими рожами терпеть.

Деду-то хорошо, он весь такой рассудительный, мудрый. А я терпеть такое безобразие не намерена! Я еще слижу ухмылки с этих лиц! Как там дедуля говорил?!

Побольше экспрессии и слюнявых объятий?
Нате!
И хвостом вас и зубами за пальцы! И в нос, и в щеки!
И в ухи глубоки!..

- Эй! Не топочи, Принцесса. Здесь вообще-то спать пытаются!

Н-да… с любого настроя этот слюнтяй собьет. Ведь надо же ему и здесь прикорнуть. Разлегся на казенной пеленке, на диван подстеленной, и дрыхнет уже вовсю. Хорошо хоть не завернулся в нее, а то диван уж больно скользкий, по такому без покрывала и не разбежишься особо.

Но долгих  размышлений никто терпеть не стал. Быстро зацапали меня, коршуны, и давай друг другу передавать. Одна рожа на другую сменилась – башка к пузу моему придвигается, губы дугой вьются, какой-то малопонятный недолай из-под них клокочет – и тут же следующему великану меня с рук на руки сдают. Никак насмотреться не могут. А я и рада бы их всех изгрызть и с ног до головы обслюнявить, да только в горлышке-то пересыхает. Да и силенок разве много с чайной ложки утренней каши наешь?!

Но, наконец, ненадолго в покое оставили. Посадили на колени. Думали, спокойно сидеть буду. А я дух перевела и в новую атаку бросилась.

Забирай меня! Забирай! Забирай отседова! Ну! Ну! Давай!

Гляжу, а четверка эта уходить навострилась: вот уже и с дивана сползли, и шкуры свои друг на друга цепляют, переговариваются по-своему о чем-то.

У меня уши так и опустились. Шею щекочут и челюсть вниз оттягивают, глазенки мои расширяя. Словно те закричать хотят. «Эй! А как же я?!» Аж губы затряслись, и в глазах защипало от жалости. Ну как же так?! Я же все правильно делала! Как дед учил…

Встала я на краю дивана и вдаль вглядываюсь. На удаляющиеся спины великанов.

И тут одна из них назад возвращается и меня на ручки берет.

- Ну что, Принцесса, пойдем домой?

Так я впервые услышала голос этой великанши. Моей великанши.


P.S.
А Пират все также лежал сиротливо на краешке пеленки в ожидании момента, когда его снова посадят в коробку и отнесут в наш старый добрый манеж, в котором он теперь стал полноправным хозяином. На минуту мне даже горько стало от того, что мы больше с ним не увидимся…

Но великанша была такой теплой и такой вкусной, что я быстро приободрилась и взяла себя в лапы.