Дачный роман

У каждого читателя есть любимый писатель.
У меня, как у писателя, есть любимый читатель.
Любимый, потому как единственный.
Так ведь и читать пока нечего, роман у меня пока один!
Любимый читатель еще и потому, что написал
самую лестную рецензию на мое произведение.
Коротко. Как завещал великий Чехов: «Ржу нимагу!»
Посвящаю мой роман Наташке Долговой.


              1 глава
         А НАЧАЛОСЬ ВСЁ КРАСИВО…
   Случилось страшное и непоправимое. Я подсела!
Как много я читала, слышала и видела на ТВ
о несчастных наркоманах. И вот эта беда пришла и
ко мне.
   А началось всё красиво.
   Я росла в благополучной интеллигентной семье.
Хорошо училась, имела много разносторонних увле-
чений и не доставляла родителям хлопот. Меня часто
хвалили.
   К 8 марта в детском саду мы всегда рисовали от-
крытки для мам и бабушек. Очень трудно было вы-
держать неделю и не вручить открытку раньше срока.
Утром 8-го я доставала свое произведение и торже-
ственно преподносила маме.
   Обычно она теряла дар речи, сраженная моими
способностями в изобразительном искусстве. Затем
вся семья передавала мой подарок из рук в руки, вы-
ражая восхищение. В этот момент я чувствовала себя
великим мастером. Я еще не знала о Поленове,
Малевиче… всяких авангардистах и импрессионистах,
но понимала, что обладаю талантом великого худож-
ника.
   Любое произведение — сшитое, связанное, нари-
сованное — выходившее из моих рук, вызывало по-
хвалу.
   Но после первого же посещения изостудии поняла,
что художником мне не быть.
Не знаю, сколько длилось занятие, мне это время
показалось вечностью.
   В абсолютной тишине детишки изображали на
«холстах» разбитый горшок! Все один и тот же горшок!
Да к тому же разбитый!
Сзади к нам постоянно подкрадывался какой-то
дядька и тыкал своим карандашом в рисунок. «И что
он ко всем пристает? — подумала я. — Дали бы и ему
листок бумаги, пусть бы сам рисовал».
На второе занятие я уже не пошла. Нельзя же было
терпеть такое вмешательство в мою творческую фан-
тазию!
   Еще одним страстным увлечением была музыка.
Я клянчила у родителей игрушечные металлофоны,
дудки, гармошки, саксофоны. Не зная нот, я по слуху
воспроизводила на них все популярные в ту пору шля-
геры: «Старый клен», «Королева красоты»… Особенно
проникновенно звучала в моем исполнении на саксе
«Бакинская осень».
   Но мама так и не решилась отдать меня в музыкаль-
ную школу. У нас уже был печальный опыт старшей
сестры, которая закончила музыкалку с отличием и…
заперла свой аккордеон в шкафу навечно (где, я думаю,
его благополучно съела моль).
Так волевым решением родителей не вышла я в
великие музыканты.
   Но творческая натура искала нового русла, и я ре-
шила стать писательницей.
Первое же произведение сразу должно было стать
шедевром. Оно, кроме того, предполагалось много-
томным.
   Хотя я училась тогда только в 4 классе, но уже по-
нимала, что главное в писательском деле — хорошая
авторучка и много бумаги в линеечку.
Мой сосед по парте Игорек был в меня безумно
влюблен. Смотрел на меня с восхищением, слушал, рас-
крыв рот, баловал меня подарками: ластиками, каран-
дашами, книгами. Он-то и подарил мне 3 малюсенькие
записные книжечки, которые умещались на ладони.
Я решила, что это лучший материал для моей кни-
ги. Материал в смысле бумаги.
   Безусловно, важно было придумать красивое на-
звание для будущего бестселлера, и я назвала его
«Герцогиня Эльвира».
   Это был роман из жизни французской знати. Почему
именно французской? Я не знаю. В то время я мало,
что знала о Франции, разве что столица ее Париж, что
там жили Дюма и Д`Артаньян, а еще Ив Монтан и
Симона Синьоре. (Между прочим, в Париже я так и
не побывала.) Думаю, недостаток знаний о жизни фран-
цузской аристократии, а возможно, и недостаток мате-
риала (в смысле бумаги) стали причиной конца моей
писательской карьеры. Труд так и не был завершен.
Правда, я никогда не сдавалась легко. Спустя 23 го-
да я вернулась к детской мечте. Став мудрее, поняла,
что подошла к будущей профессии не с той стороны.
А начинать надо было с псевдонима! Фамилия ав-
тора решает все! Я стала переставлять буквы в своей
фамилии. Это был многодневный, кропотливый труд.
Вариантов было много. Но я решила, в конце концов,
остановиться на самом простом — Дина Маринина,
сделав из имени фамилию, а из остатков фамилии
имя.
   Дело оставалось за малым: начать эпохальное про-
изведение.
Но оказалось, что писательский труд весьма не-
легок! Во-первых, и это главное, надо остаться на
длительное время одной в замкнутом помещении, а
это было практически невозможно в условиях смеж-
ной хрущевки.
   Во-вторых, надо иметь хорошую физическую под-
готовку: уставала спина и болели пальцы, державшие
«перо». Правда, я пробовала писать в постели, под-
ражая примеру умирающих классиков, но почему-то
очень быстро засыпала.
   Затем дело всей моей жизни отошло на задний план,
так как произошли некоторые изменения в личной
жизни: первая любовь, институт, замужество, рожде-
ние сына. А уж с этого момента все по плану: сумки,
кастрюльки, пеленки, пилюльки.
   Вернуться к творчеству я смогла лишь, когда сын
мой перешел в 5 класс. Все просто: я стала писать за
него школьные сочинения.
   Я честно исполняла родительский долг, перечитав
сыну русские народные сказки, «Чипполино», «Бу-
ратино», «Врунгеля», «Незнайку» и «Самоделкина».
Но, к моему великому сожалению, единственный
книгой, которую он прочел сам от начала до конца к
моменту получения аттестата, был «Робинзон
Крузо».
   Закончив с сыном среднюю школу (уже второй раз,
учитывая собственный опыт), я открыла для себя за-
ново мир литературы.
Когда я сама училась в школе и писала сочинения,
пользуясь критикой, предисловиями книг, домой при-
носила исключительно «пятерки» и даже получила
похвальную грамоту по литературе.
Когда я писала сочинения за сына, вновь перечита-
ла все произведения, причем с огромным удовольстви-
ем и интересом. Я упивалась лирикой Пушкина. Меня
поражали вдруг возникшая в русской словесности про-
стота (в сравнении с Ломоносовым и Сумароковым)
и в то же время глубина и современность его стихов.
Строчки, которые бездумно заучивались в школе и при
поступлении в институт, теперь звучали совсем по-
другому и вызывали почти физическое наслажде-
ние.
   Некоторые произведения я, наконец-то, дочитала
до конца или, вернее, от начала до конца, а не главами
(которые требовались для написания сочинения).
Я открывала в них такие философские смыслы, что
рука строчила целые тетрадки.
Но странное дело. Теперь, когда я писала сочинение,
вкладывая свои собственные суждения, впечатления,
отношение, учитель литературы ставил мне «три» и
«четыре». Чаще она объясняла это так: «Плохо рас-
крыта тема».
Мне было обидно.
   Сын, вернувшись из школы, ехидно заявлял
мне:
 - Мать! Ты портишь мне картину успеваемости.
За устные ответы у меня одни «пятерки».
— Тогда пиши сам! — обижалась я.
— Так я же не читал!
   Приближались выпускные экзамены, и я очень бес-
покоилась, какой «шедевр» выдаст мой сын на сочи-
нении: темы по Робинзону Крузо наверняка не будет,
а больше он ничего не читал.
Как многие ненормальные мамаши, я вызвалась
разносить воду и бутерброды нашим деткам во время
экзамена. Я думаю, что это разрешено где-то на уров-
не Министерства образования, поскольку там пони-
мают, что родителям надо дать возможность передать
чаду шпаргалку.
   Мой ребенок, естественно, выбрал свободную тему:
«Посещение театра».
Я поняла, что выбор был сделан от полной безна-
деги: в театр его можно было затащить только на ар-
кане.
   На детской новогодней елке в Олимпийском он
басил на вес зал (а было ему тогда лет пять):
— Смотрите, дядька на веревке повесился.
Чем привлек внимание ближайших рядов зрителей,
и все детишки повторяли:
— Дядька повесился.
   «Висельником» оказался какой-то сказочный ге-
рой, который должен был неожиданно появиться с
неба.
   Но появление его, благодаря моему мальчишечке,
не стало неожиданностью для зрителей.
Следующий поход в Театр оперетты был не более
удачным.
   Несколько минут он (сынок) возмущался, что у
девочки, сидящей впереди, бант как вертолет и уши
загораживают половину сцены. Затем, заметив отсту-
пления от книги (которую я ему читала на ночь вслух),
заявил, что в книге не было никаких девчонок, а толь-
ко Волька с друзьями.
А уж когда появился Хоттабыч, он заорал:
— Почему Хоттабыч такой жирный?
   Смех в зале долго не стихал (смеялись родители).
Я готова была провалиться сквозь землю. Ведь дома
он получил подробный инструктаж о том, как вести
себя в театре, но, видимо, несоответствия были столь
велики, что не смог удержаться.
   Еще одну попытку я предприняла, когда сын учил-
ся в классе 8-м, уговорила его пойти на «Севильского
цирюльника». Пару арий он слышал по радио, они ему
понравились, и он согласился послушать всю оперу.
Я надеялась, что мальчик повзрослел, научился ве-
сти себя прилично. Кроме того, его сразят чудесная
музыка и декорации, но …первое, что он сказал мне
при появлении графа: Альмавивы:
— Не могли его приодеть? Что это на нем за трени-
ки линючие?
   До конца спектакля мы не досидели.
И вот мой сынулька, «театрал» и «меломан», вы-
брал тему сочинения: «Посещение театра», вернее,
даже «Последнее посещение театра». О чем он будет
писать? Хоттабыч или Фигаро?
Рядом со мной делала бутерброды мама однокласс-
ника Андрея и сокрушалась, что сын не взял эту тему:
они неделю назад смотрели «Горе от ума» в постанов-
ке Меньшикова.
  Времени было в обрез. «Какой театр?» — уточнила
я и принялась строчить шпаргалку. Спектакля я не
видела (хотя очень люблю Меньшикова), но смотрела
в ТВ-новостях отрывочки, читала в газетах о поста-
новке, декорациях, костюмах.
Я вспомнила все, что читала, видела, слышала,
и накатала сочинение.
  О достоинствах и недостатках режиссуры, о велико-
лепной игре актеров и неудачах отдельных из них, об
искусном решении декораторов и т. д.
Когда сын вышел на «технический перерыв», я бы-
стро наболтала ему текст и сунула ему кусочек бумаж-
ки с планом сочинения, именами и названиями.
Результата ждала с нетерпением.
«Четыре»!!!
   Те, у кого дети поступали в вузы без блата и взяток
(а впереди маячит призыв в армию!), понимают, что
состояние у матери в этот момент близко к инфаркту
или помешательству.
   Когда я узнала, что сын поступил все-таки в лучший
технический вуз, — просто летала на крыльях.
Правда, только до первой сессии, так как снова за-
крались сомнения, сдаст ли? Но сессии пролетели без
проблем, возникли другие сложности — романтиче-
ского характера.
  Мама отошла на второй план. Возникли секреты.
В любовных делах моя помощь не требовалась.
В карманах брюк, где раньше перед стиркой я рань-
ше находила игрушки и фантики, теперь появились
средства защиты.
  Я поняла, что уже мешаю ему излишним внима-
нием.