Лукашка Белая рысь - вождь поинкинов

               
    Тунгусский род племени поинкинов, проживавший в низовьях Уды и возглавляемый Тасеем, был откатившимся на запад под давлением монголов осколком  древнего  племени конных эвенков-намятов, кочевавших когда-то по забайкальским просторам. В Приангарье они были не одиноки, - по долинам таежных рек кочевали пришедшие вместе с ними родственные им роды и племена  лапагиров, чипогиров, баягиров, луникагиров и харов.
    К приходу русских на Енисей поинкины занимали земли  по левому берегу Ангары близ устья реки Тасеевой, по её руслу и притокам. Правый берег Ангары возле её устья и правый берег Енисея, включая реку Большой Пит, занимали люди рода лапагиров, возглавляемые князцом Данулом.
    В среднем течении Ангары проживали многочисленные роды тунгусского племени чипогиров, возглавляемые Иркинеем, род которого кочевал по одноименной речке, – правому притоку Ангары. Род шамагиров с князцом Югани во главе  занимал пастбища правого берега Ангары от устья Илима до Шаманских порогов. По левому её берегу  и в среднем течении реки Чуна кочевали люди брата Тасея, - Ялыма. При первой встрече с русскими (1618-1620г.г.) Тасею было лет 40-45.
    Племена, обитавшие в нижнем течении Ангары, отнеслись к появлению русских людей  враждебно. Предприняли попытку захватить Тунгусский стан (так в первые годы назывался Енисейский острог), но безуспешно. В бою под Тунгусским станом погиб Данул, принесший немало бед енисейским остякам. Летом 1620 года остяки сообщили енисейским казакам, что тунгусские родоплеменные вожди и князцы со всех приангарских  таежных речек собираются  в стойбище Тасея  на большой совет вождей тунгусских племен.
    Напуганные тунгусами в предшествующие годы, остяки любое их передвижение воспринимали, как угрозу себе. Енисейскими казаками такая информация была воспринята, как попытка объединения тунгусских племен для большого похода.  В Тобольск срочно был отправлен гонец с тревожным известием.
    Тобольский воевода князь Матвей Годунов велел немедля послать из Томска в помощь Енисейску отряд в сорок человек. Однако съезд тунгузских князцов   не был подготовкой к походу. Они собрались лишь для того, чтобы обсудить, что делать, как быть дальше. Многим из них становилось очевидным, что сопротивляться русским бесполезно, - слишком неравные силы. Мнения вождей разделились. Часть из них была готова признать подчинение белому царю, другие, в том числе и Тасей, этого не пожелали. В конце лета к Тунгусскому стану сплыл гонец, сообщивший через толмача, что весной сюда прибудут с ясаком тунгусские князцы  бить челом государю.
    В мае 1621 года в Енисейск приплыли   князцы Ялым и Иркиней, привезли с собой и ясак с людей племени князца Югани, не сумевшего по какой-то причине явиться лично. Прибывшие дали шерть «быть под государевой рукой вечно». Признание тунгусами государевой власти продолжилось и в следующем году, - ясак дали брат Ялыма князец Тасей, и князец Тарей. Таким образом, к вступлению на воеводство Якова Хрипунова отношения с тунгусами, проживавшими на Ангаре, относительно стабилизировались. Сбор ясака проходил успешно.
    Как показало время, действия князца Тасея с принятием им шерти были  военной хитростью. Добровольная сдача  ясака оградила его от захвата аманатами близких  родственников, а дружественный    прием князцов енисейскими служилыми людьми в Тунгусском стане, - с угощением и государевыми подарками, дал ему возможность ознакомиться с русской крепостью, силами и средствами, которыми располагали пришельцы. Есть все основания считать, что увиденное его не испугало и не изменило его намерений.

 
    Назначенный Москвой новый енисейский воевода стольник Яков Игнатьевич Хрипунов, прибыв на место,  с энтузиазмом взялся  за дело и, надо сказать, немало сделал за время своего двухлетнего пребывания на берегах великой сибирской реки. Он добился переселения на постоянное жительство  в Енисейск ста человек из других сибирских городов, - то есть сделал его гарнизон постоянным. Стрелецкая сотня под командой Поздея Фирсова, набранная  в Тобольске в 1623 году,   стала костяком енисейского гарнизона и сохранила своё название вплоть до начала 40-х годов.
    Именно тогда Тунгусское поселение превратилось в грозную крепость, - Енисейский острог, с  высокими стенами и башнями, - все, как положено по правилам фортификации того времени. Было сооружено две башни, - обе с проезжими воротами. Артиллерия острожного гарнизона состояла из шести пушек: четырех затинных пищалей на крепостных стенах и полевой артиллерии, – полковой медной пищали с ядром в фунт и медного дробового тюфяка. Стены острога были дополнительно укреплены надолбами, вокруг стен появился ров.
    Приангарские тунгусы, бывшие свидетелями увеличения русских сил на Енисее, покорно давали ясак. Непосредственными руководителями разведок и казачьих походов были в те годы сотник Поздей Фирсов и  атаман Василий Алексеев, - человек  бесстрашный и неприхотливый, но вместе с тем  жесткий и строптивый до неукротимости, если видел что-то явно несправедливое, противоречащее его жизненному пониманию.
    В 1624 году обстановка вдруг неожиданно осложнилась. В тот год для ясачного сбора на Ангару вышел отряд  казаков под командой пятидесятника Терентия Савина. В местечке под названием «Рыбная ловля» они причалили к берегу и срубили зимовье, которое рассчитывали использовать и впредь при сборе ясака, но внезапно подверглись нападению людей князя Тасея. Началась перестрелка, в которой казакам удалось убить несколько нападавших воинов, но прорваться к реке не удалось, и им пришлось шесть дней отсиживаться в зимовье, отбиваясь от неприятеля, пока они не сняли осаду. Стоявший у берега коч оказался сожженным, и служилым не оставалось ничего иного, как, срубив плот, не солоно хлебавши, сплавиться к Енисейскому острогу.
    30 мая 1625 года  Поздей Фирсов с отрядом  наиболее опытных казаков и стрельцов в составе 40 человек, среди которых были  пятидесятник Терентий Савин, стрелецкие десятники Василий Ермолин и Михаил Шорин,  казаки   Никифор Галкин и Максим Перфильев, отправились на кочах вверх по Ангаре с тем, чтобы собрать ясак с уже приведенных под государеву руку тунгусов и, объясачив новые тунгусские земли, идти в поход на братскую землю.
    В устье реки Тасеевой стойбища тунгусских людей не оказалось, и ясак брать было не с кого. Времени на поиски ушедших тунгусов не было, и Фирсов, отправив с казаком донесение в острог,  продолжил путь. За шесть недель служилые, собирая, где это было возможно, ясак, смогли дойти только до Шаманских порогов. Выяснив обстановку и узнав, что брацкие люди еще более воисты, чем тунгусы, сотник не решился со столь малочисленным отрядом начинать покорение лежавших за порогами бурятских земель.
    Отряд Поздея  еще только спускался по Ангаре, как из Енисейска вышел новый  отряд из 25 человек во главе с атаманом Василием Алексеевым, отправившийся на поиск тунгусов непокорного князца Тасея. Поиск «государевых изменщиков» решили провести в местах их обычного обитания, - по реке Тасеевой.   Поднявшись до порога на реке Чуна, отряд неожиданно подвергся нападению тунгусов, по численности намного превосходивших отряд енисейцев.
    Ширина реки в том месте оказалась много меньше половины полета стрелы, потому, даже отплыв  к другому берегу, казаки не могли спастись от стрел нападавших. Четыре человека были убиты, один - тяжело ранен. Конечно и они, стреляя из пищалей, тоже  немало положили тунгусов, но силы были явно не равными, а позиция - невыгодной. Пришлось, отстреливаясь, уходить. Тунгусы преследовали их берегом, но меткая стрельба служилых  и выход на стрелку Ангары, заставили аборигенов прекратить преследование.
    Вскоре разведчики-воины донесли Тасею, что с верховьев Ангары  идет отряд урусов, ходивший к Шаманским порогам.  Засаду устроили в прибрежных кустах, и когда из-за поворота показались казацкие кочи, навстречу им полетели стрелы. Однако суда были еще в недосягаемости прицельного выстрела, стрелы в беспорядке сыпались перед кочами и вокруг, не принося особого ущерба. Однако два казака все же были ранены. Укрываясь бортами, казаки тоже открыли стрельбу, впрочем, тоже без особого успеха. Поздей решил вступить в открытый бой. Продолжая пальбу, казаки направили кочи к берегу.  Устрашенный окутанными дымом со вспышками огня  кочами, устремившимися к берегу, Тасей боя не принял, - увел своих воинов в лес. Преследовать их, опасаясь засады, казаки не решились.
    Уже на подходе к острогу нагнали они отряд Василия Алексеева  с убитыми и ранеными.  В Енисейске атаман с сотником заявили Хрипунову, что нечего и думать о подчинении братских земель, пока не  будет приведен к покорности князец Тасей.
  - Срамотно, - говорили служилые, - уже не только тунгусы, но  даже енисейские остяки и качинские татары смеются над нами, - людей де у царя много, а с одним князцом управится не умеют.
    Между тем Тасей не только сам, изменив шерти,  отказался платить ясак, но, как писал потом  воевода Ошанин, - «ходит по иным землям и великое воровство заводит, отчего князцы многих ясачных землиц по его злому умышлению смущаются». Одним словом, назревал бунт инородцев, и енисейцам пришлось, оставив другие дела, сосредоточиться на Тасее.

 
                *

    В конце 1625 года в Енисейском остроге стало известно о предполагавшемся зимнем походе  Тасея и других тунгусских князцов вниз по Ангаре  на Кеть с целью захвата Маковского волока. Правда, вскоре выяснилось, что возглавляемое Тасеем объединение тунгусских племен оказалось непрочным из-за начавшихся распрей, и распалось. Тем не менее, вопрос о возможном нападении тунгусов на  ясачных остяков-кетов и русские остроги оставался открытым.
    В 1626 году воевода Ошанин направил против Тасея   карательную  экспедицию во главе с атаманом Василием Алексеевым, - семьдесят человек служилых людей и 38 ясачных остяков, пожелавших принять участие в наказании давнего врага. Уже в начале пути казаки, возмущенные злоупотреблениями и грубостью воеводы, грозились рассчитаться с ним по возвращении. Вспомнили, конечно, и перфильевскую по наущению воеводы торговлю вином, и его шашни с казачьми жонками.  Кто-то подлил масла в огонь, сказав, что вино  воевода курит из казацкого хлебушка, потому-то и задержка хлебного жалованья. И уж совсем остервенели служилые, когда узнали, что воевода грозился прищемить атамана Алексеева и прикидывал кем бы его заменить. Не мог  стерпеть такого    и сам Василий.
    Дойдя до  реки Тасеевой,  узнали, что непримиримый Тасей убит в схватке с бурятами.
  - Слава те, господи, - крестились казаки, - прибрал окаянного. Чего ж попусту людишек зорить. Вертаемся обратно.
    В мае 1626 года в Енисейске   вспыхнуло восстание. Вернувшиеся из похода с Василием Алексеевым казаки, возмущенные задержкой жалования и выдачи хлеба, своевольствами и жестокостью воеводы,  взбунтовались. Во многих неправедных делах воеводы оказался замешан и бывший в это время в походе Максим Перфильев. Согласно чьей-то челобитной его обвиняли еще и в том, что он «во грехе жил с чужой женой». Собрали казачий круг,  написали клятву ни в чем не слушать воеводу и не даваться ему под суд,  меж собой целовали крест, что не откажутся от своих слов.
    Возбуждённая толпа  с шумом ворвалась в приказную избу, стала бить подвернувшихся под руку торговых и промышленных людей, лаять воеводу,  драть его за бороду, даже хотели его убить, однако Василий Алексеев не допустил расправы.  При всём своём бедственном положении воевода нашёл-таки способ отправить в Тобольск гонца с сообщением о бунте.
    Захватив острог, казаки осадили двор воеводы, куда он успел укрыться со своими приближенными, попытались даже взять его штурмом, но те отбились, отстреливаясь из пищалей. Три дня продолжалось это противостояние. В конце третьего дня, узнав, что воевода отправил в Тобольск гонца с уведомлением о произошедших в Енисейске событиях,  и, страшась расправы, казаки пришли к соглашению: Ошанин обещал «жесточи не чинить», а восставшие – «слушаться воеводу». Страсти улеглись, но хлеба казакам так и не дали. В остроге начался голод.
    Весной 1627 года вслед за ледоходом  отряд  Максима Перфильева, обремененный добычей и государевой казной,  возвращался по Ангаре в Енисейск. В местечке «Рыбная ловля» увидели казаки тунгусских князцов, - Иркинея, Боткея и Тасеева сына - Лукашку с малым числом людей. Вожди показывали жестами  с берега, что готовы дать ясак. Перфильев решил причалить. Но когда кочи приблизились к берегу, откуда не возьмись, высыпали тунгусские воины общим числом не менее двух сотен, стали осыпать служилых дождем стрел. Среди енисейцев 11 человек было ранено, казак Поспел Никитин убит, сам Максим Перфильев получил несколько ран, - ему стрелами пробили обе руки и прострелили левое бедро. Пришлось, отстреливаясь, спешно уходить.
    Тяжким было возвращение служилых в острог, - шесть недвижимых тел (получившие тяжелые ранения, - умерли в пути) и шестеро раненых, среди которых был и сам атаман.

                *

    Вскоре  Андрей Ошанин был отозван из острога. Ему на смену прибыл новый воевода, - Василий Аргомаков. А вместе с ним – совсем еще молодой тобольский сын боярский  Петр Бекетов, назначенный в острог стрелецким сотником вместо утонувшего в Оби при возвращении из Тобольска Поздея Фирсова.  Служилые разглядывали Бекетова, вполголоса делились впечатлениями:
  - Молод то, ему ж годов двадцать два – двадцать три.
  - Однако ж не напрасно сотник. Видно, что в боевых переделках бывал, - вишь рубец то на скуле, не иначе, как от сабельного удара.
  - Поживем, увидим.
    Летом 1628 года из Енисейска на Ангару вышел отряд служилых людей под командой сотника  Бекетова. Перед отрядом воевода Аргамаков поставил не простую задачу, - во что бы то ни стало, привести сына Тасея  - Лукашку под руку государеву.
    Никто не знал, откуда у Лукашки такое имя, - будто бы даже русское. Было ли оно дано ему отцом в память о русском друге-охотнике, которых в то время уже немало бродило по приангарской тайге, или в память об убитом им русском служилом человеке, - неизвестно. Знали только, что у тунгусов   существовал  обычай, в соответствии с которым ребенка при рождении называли именем, отражавшим собой  какое-либо  обстоятельство или произошедшее в это время событие, - именем ли гостя, посетившего  юрту родителей новорожденного, случившимся ли в это время снегопадом или пургой, нарождавшейся  ли луной или проливным дождем. Как бы там ни было, но сын Тасея – Лукашка, как и его отец, был яростным врагом пришельцев, делал все, чтобы не допустить их на землю своего рода и своего племени.


    Не доходя устья  Тасеевой, Бекетов, ожидая столкновения с тунгусами, высадил на берег Ивана Панкратова с десятком стрельцов. Поручил ему пройти тайно  к устью Тасеевой, и при необходимости атаковать неприятеля с тыла.
    Несмотря на начинавшийся жаркий день, стрельцы по настоянию сотника обрядились в боевые доспехи. Поснимав кафтаны, надели поверх исподнего у кого что было, - кто кожаные куяки с металлическими бляхами, кто наплечники, кто дедову кольчужку;  забросили за спину  легкие щиты, приготовили, положили под руку шеломы.
  - Коли будет там Лукашка, - напутствовал Бекетов уходивших, - непременно нужно взять его живым.
    Стрельцы Панкратова скрылась в прибрежных зарослях. Дощаники,  отойдя  от берега саженей с двадцать, двинулись вверх по Ангаре.
    Не успели дойти к Тасееву устью, как из прибрежных кустов в дощаники полетели стрелы. Сотник направил суда к берегу. Укрываясь бортами, стрельцы палили по кустам, где мелькали полуобнаженные фигуры аборигенов. Дощаники окутало дымом. Ждали, как это уже было не раз, что инородцы дрогнут от этой  оглушительной пальбы и побегут, но в этот раз случилось что-то совсем уж невероятное. Когда дощаники приблизились к берегу, из кустов высыпало  не менее полусотни воинов в боевой раскраске. Один за другим падали они, сраженные выстрелами, но это их не останавливало.
    Впереди всех навстречу дощаникам бежал молодой воин в набедренной повязке с перекинутой через плечо шкурой белой рыси. Лицо его, искаженное гримасой ярости, было испещрено татуировкой, в пучке волос, подвязанных на манер конского хвоста, торчало орлиное перо. В левой руке воин держал кожаный щит, украшенный цветным орнаментом, в правой, - топорик на длинной ручке. Еще один такой топорик висел у него на поясе.
  - Вон он, - Лукашка, - крикнул  Бекетов, стараясь перекричать грохот выстрелов. Указал на воина с орлиным пером, - не стреляйте в него. Взять его живым!
    Вождь, забежав  в воду,  прокричал что-то своим воинам. Те, отбросив в сторону луки, прикрылись извлеченными из-за спины щитами, в руках у них появились такие же, как у предводителя, топорики. Один из них, встав на берегу, раскрутил пращу, метнул снаряд навстречу подплывавшим судам. Камень, просвистев в воздухе, ударился в мачту чуть выше сажени, расщепив её. Лесина дрогнула,  заскрипев наклонилась, и рухнула за борт, ломая весла и увлекая за собой снасти.
- В сабли их, ребята! – прокричал сотник.
    Большая часть стрельцов, оставив пищали, выхватили из ножен сабли. Кто со щитом, а кто и так, налегке, - в одной руке сабля, в другой – палица или кистень, прыгали  в воду, рассекая грудью водный поток, с устрашающим ревом двинулись на неприятеля.
Лукашка, выбрав цель, метнул топорик. Дюжий стрелец, шедший в атаку, захлебнулся криком, - с рассеченным черепом опрокинулся в воду, окрасив её кровью.
    Служилые выскакивали на берег, схватывались врукопашную, - рубили саблями, отражали удары топориков, били противника кистенями и палицами. Петр Бекетов сражался бок о бок со стрельцами, - свалил одного из пистоля, сунув его за пояс, рубанул саблей тунгуса, занесшего руку с топориком, видел, как тот пал с разрубленным плечом.
    В это время со стороны леса  грянули выстрелы. Бросив туда взгляд, сотник увидел, - по луговине к берегу бежали стрельцы Панкратова. Время от времени то один из них, то другой останавливались, прикладывались к пищалям, гремел выстрел, заволакивая стрелявшего облаком дыма.
    Тунгусы, услышав выстрелы у себя за спиной, смешались. Белая Рысь оглянулся, замер в растерянности. В это мгновенье подскочивший к нему Алешка Олень обрушил на голову вождя палицу. Выронив щит, тот повалился на землю. Тотчас на него навалились два дюжих стрельца, один из них  пытался достать нож из чехла, чтобы заколоть поверженного противника.
  - Не моги, - взревел пробегавший мимо десятник Ермолин, - што сотник велел, - живьем взять!
    Казаки заломили ему  руки за спину, стали вязать. Аборигены, увидев, как был повержен их предводитель, взвыли от ужаса и отчаяния. Часть из них бросилась бежать к береговым кустам, казаки кинулись им вдогонку. Другие, увидев, что путь к отступлению отрезан, бросали оружие, толпились на берегу, покорно склонив головы. Через минуту все было кончено.


    Пока стрельцы вязали пленных и собирали брошенное оружие, Бекетов с десятниками обсуждали результаты боя, прикидывали, что делать дальше.
  - Как там у вас?
  - У меня все целы, тунгусов четырех человек убили, одного ранили, - молвил Панкратов.
  - У меня Лукашка  Дружинку Васильева убил топорком, - досадливо морщился десятник Василий Ермолин, - братовья его Якунка с Пронькой повязали Лукашку, но ты смотри, сотник, - совсем остервенели они. Их же пятеро братьев-то  было, все погодки, теперь четверо осталось, - все у меня. Как бы худа не было, не прибили бы они Лукашку то.
  - Позови  их.
Братья подошли. Все крепкие, ладные, самому молодому - лет тридцать пять. Смотрят угрюмо, исподлобья. У Оксенки левый рукав кафтана драный, наброшен на плечо, рука на перевязи.
  - Что с рукой то?
  - Да так, пустяковина, стрелой в мякоть попало.
  - Вот что, браты. Я, конечно, понимаю вас, сочувствую горю вашему. Только не удумайте что сделать с Белой Рысью. Головой за него ответите. Он нам нужен живым. 
    Старший из братьев, - Исачка что-то пробормотал чуть слышно. Бекетов грозно посмотрел ему в глаза.
  – Это приказ, а я слов на ветер не бросаю. Убить его – дело не хитрое. Только на его место встанет брат его, али сын, и снова гибнуть будут наши служилые. Мы ж и так уже от него и отца его человек пятнадцать потеряли. Надо, чтобы он шерть принял, - а это уже моя забота. Тогда мир между нами будет и другие князцы, глядя на него, противиться не станут, пойдут под руку государеву. Сможем тогда спокойно и ясак брать, и на Лену с Байкалом пройдем. Так-то вот сделать надо.
    Уже спокойно, сочувственно закончил:
  - А сейчас займитесь подготовкой брата к погребению.
    Братья стояли, молча, осмысливая сказанное сотником. Они видели его в бою. Его смелость, боевое мастерство и деловая распорядительность вызывала уважение.
  - Можа свезем его в острог, отпеть бы надо. Там, на погосте и схороним.
  - Глядите сами, только  вон жарища-то какая, довезете ли?
  - Вниз-то  по течению  чего не доплыть.
- Да и люди здесь нужны, - острожек ставить будем. Разве что один кто из вас?

    Приняв на борт захваченные трофеи, дощаники вошли в устье Тасеевой и двинулись к стойбищу. Связанного вождя везли с собой, других пленных, спутанных бечевой попарно, погнали берегом под охраной четырех стрельцов.
  - Сколько тунгусов то положили? –  спросил сотник Илейку Ермолина, - да, и не сказал ты мне, какие у тебя-то потери?
  - У меня двое раненых, - один стрелой, легко, другой, - Ефимка Зипунец, - в плечо топорком. Рана тоже не тяжелая, - куяк спас. Дня через три-четыре оклемается. А тунгусов положили двенадцать человек, считая и тех, о ком Панкратов сказал. Двух, али трех ранили, - они берегом идут.
    На подходе к стойбищу услышали поднявшийся там вой и плач.
  - Упредил таки кто-то из бежавших. Нут-ка, навались служилые, не то поразбегутся  люди-то. Как пристанем, ты, Илья, поставь стрельцов круг стойбища, чтобы никто не убег. Панкратов пусть идет к шаману, даст ему людей из пленных, сколько он спросит. Пусть подбирают  убитых, и хоронят по своему обычаю. Да пусть выспросит шамана, сколько у них в роду людей, и отдельно – сколько взрослых охотников.
    Свободным стрельцам скажите, - пусть идут по чумам, юртам, - собирают мягкую рухлядь, что там еще доброе есть. Лучшее отберем в ясак, остальное - поделим. Ясырей не брать. А я с двумя стрельцами пойду в юрту  Белой Рыси, - брать аманатов. Как Богдашка освободится у шамана-то, - пусть пулей ко мне летит.
- Понял, сделаем.
    Стойбище скрывалось на берегу Тасеевой, - близ устья малого её  притока, окруженное вековым лесом. Могучие лиственницы перемежались здесь с тенистыми елями и столетними великанами-кедрами. На обширной поляне стояло десятка два чумов, по-летнему крытых берестой, на лесной опушке виднелись загоны с оленями и лошадьми.
    По всему стойбищу слышался женский плач и причитания с жуткими, леденящими душу завываниями. Между чумами сновали женщины, прикрытые лишь набедренными повязками, голозадые ребятишки; стояли, оперевшись на посохи, немощные старики и старухи, страшные в своей слабости и беспомощности. Из чума на самом краю поляны доносился рокот шаманского бубна.
    В центре стойбища сотник увидел белую юрту, крытую войлоком, выделявшуюся своей формой и внушительными размерами. Безошибочно определив в ней жилище Белой Рыси, сотник в сопровождении двух стрельцов направился туда. Приход незваных гостей  застал её обитателей  врасплох. Только что торопливо собиравшие свои пожитки, они замерли, глядя на чужеземцев глазами, полными ужаса.
    Сотник бросил взгляд на убранство юрты. Пол  вокруг очага был застелен ковром, стены задрапированы цветастой тканью. На обширном пространстве за очагом – столик на коротких ножках со стопками войлоков вокруг. Вдоль стены – берестяные короба, лавка с глиняной, деревянной и берестяной посудой, среди которой красовались две расписные фарфоровые пиалы и широкая чаша, очевидно предназначенная для омовения.
    Добрая треть юрты была скрыта  занавесом. Пространство юрты было освещено закрепленными над входом двумя масляными светильниками и тусклым солнечным светом, проникавшим через малое оконце в стене, затянутое  прозрачной пленкой. Вдоль стен развешено оружие и боевые доспехи, - саадаки, колчаны со стрелами, сабли и кинжалы, два куяка, - один металлический, другой – толстой кожи с ремешочками по бокам, металлический шлем, цветастые плащи-накидки. Бекетов даже вздрогнул от неожиданного видения: среди  арсенала аборигенского оружия и доспехов на деревянных штырях висели две русские пищали  с пороховницами.
    Сотник прошел к стене, снял пищаль, взвел курок и осмотрел полку. Следов пороха там не было. Снял пороховницы, заглянул в них. Обе они были пусты.
  - Откуда у него пищали-то? – недоуменно спросил сотник, передавая пищали с пороховницами стрельцу Епишке Соловьеву, стоявшему у очага.
    Тот, взяв одну из пищалей, стал  рассматривать её приклад.
  - Так это ж пищаль Кондратия Фёдорова. Вон здесь метка его, - показал  корявым пальцем на какие-то знаки, вырезанные на прикладе. - Кондратия тунгусы еще три года тому, как убили.
  - Вон что, - Бекетов оглядел  приклад другой пищали. Там тоже были какие-то знаки. – А это чья, не знаешь?  - Епишка посмотрел, отрицательно покачал головой:
  - Нет, не знаю.
    Взоры пришедших обратились к обитателям жилища. В юрте их было трое: черноволосый мальчишка лет двенадцати, сморщенная и сгорбленная старуха, и молодая стройная женщина. На мальчишке -  ярко-красная набедренная повязка с маленьким кинжалом  на поясе, в руках лук со  стрелой. Старуха прикрыта  утратившей  цвет теплой накидкой. В распашной щели видны отвисшие груди и серая набедренная повязка под провалившимся животом.
    Молодая  женщина невольно притягивала к себе взгляд  своей стройностью и красотой. На талии у неё оранжевая набедренная повязка с кожаным пояском, к поясу, как и у мальчишки, пристегнут маленький изящный кинжальчик  в ножнах, на груди - ярко-оранжевый каменный амулет на шелковом шнурке; в одном ухе серебряная серьга-кольцо, на  руке -золотой браслет с орнаментом. Над упругой бронзовой грудью с левой стороны изящная,  мастерски выполненная татуировка, - распластавшая крылья птица. Тело у женщины, как у воина, - загорелый  живот подтянут, плечи, бедра и икры ног играют мышцами.
    У мальчишки взгляд растерянный, старуха смотрит испуганно, а у молодой – взгляд смелый, независимый.
  - Ох, и хороша бабёнка, - не удержался от восхищения Алешка Олень.
  - Хороша то, хороша, - молвил на это сотник, тоже не сводивший с неё взгляда, - да только с ней надо ухо востро держать, не то либо горло перережет, либо сбежит. Забери-ка, Алешка,  у неё  кинжальчик-то, и у мальца тоже, - и кинжальчик и стрелу. Да повяжите им руки  одной бечевой, - оно так-то надежнее будет.
 

    К вечеру караван из трёх лодок, заимствованных у тунгусов, был готов к сплаву в Енисейский острог. На носу первой лодки недвижно лежит укрытый епанчой Дружинка Васильев. На корме в опечатанных кожаных сумах  государева казна, – ясак, собранный с людей рода Белой Рыси, – восемь сороков и шесть соболей, две собольих шубы, четыре бобра и две красные лисицы. Здесь же в разнокалиберных котомках – казачьи трофеи, добытые в бою и захваченные в чумах аборигенов после сбора ясака.  По сути дела - награбленное имущество, - оружие, одежда, обувь, мягкая рухлядь, кое-что из посуды и женских украшений, туеса с диким мёдом, медвежьим жиром, кабаржиной струёй, четыре увесистых, - не меньше двух пудов, куля с солью. Поверх всего этого добра лежат заряженные пищали. На веслах братовья убиенного, - Якунка и Пронька Васильевы. Они же и охранники государевой казны и казачьих пожиток.
    На другой, - большой лодке на веслах пара стрельцов, за ними со связанными руками аманаты, - женка Белой Рыси с сыном, да брат его. На пленниках меховые накидки, в ногах  берестяные короба с одежонкой, разной хозяйской мелочью и   харчем, собранные им в дорогу старухой. На корме с пищалью в руках  Ефимка Зипунец, - тот самый, кого ранили топорком в плечо. Сотник приставил его охранником аманатов. Строить острожек он все равно не гож, - какой из него работник. А тут, считай, работы никакой, сиди себе, поглаживай перевязанное плечо, да гляди, чтобы пленники не шалили. В случае чего, стрелить  тоже сумеет.  Пока до острога доплывут, да пока обратно, - рана то и подживет.
    Третья, - малая лодка тоже с двумя служилыми на веслах. Нагружена солью в кожаных мешках и больших берестяных коробах. Стрельцы немало удивились, обнаружив в одном из чумов  целую гору этого дефицитного продукта. Оказалось,  по той малой речке, что впадает в Тасееву возле стойбища, бьют соляные ключи. Тунгусы  давно их обнаружили,  и уже много лет занимаются выпариванием соли. Снабжают ею людей других родов и  племен, обменивая на разные иные товары. Соль, - основа благосостояния тасеевского рода и его могущества. Как тут было не воспользоваться правом победителей,  не взять с них эту соль в качестве компенсации за смерть Дружинки Васильева.
    Вслед за отплывшим караваном собрался в дорогу и Петр Бекетов с  оставшимися с ним двумя десятками служилых людей. Взяв в аманаты князцову жену и  сына, он отправил их в Енисейск, а самого князца, потерявшего  свою воинственность, выпустил, предварительно взяв с него  шерть верности государю. Переписав в ясачную книгу людей его племени, оставил его править людьми и поручил впредь  самому  собирать с них ясак.
    Спустившись к Ангаре, отряд поднялся по ней вверх до местечка, прозванного «Рыбной ловлей». Причалили к правому берегу и встали лагерем, когда уже стало темнеть. А поутру против устья  р. Тасеевой велел сотник рубить  Рыбенский острожек, – первую русскую крепость и первое русское поселение на Ангаре.