Бояр, - князь хантыйского рода

   

    Гаврилка замолчал, задумался над чем-то, потом вдруг, обернувшись к сотнику, спросил:
  - Уж не его ли  подстрелил вчера Данила Вепрев?
Все переглянулись, обдумывая неожиданное предположение.
  - Так видно и есть, - заключил воевода, - стало быть, мурза свое получил. Вот и ладно.
  - У них, у здешних племен вот ведь какой обычай, - снова вклинился в разговор Гаврилка, - если кто их головного князя побъет,  того они и считают новым своим князем. Тому шерть-присягу дают, тому подарки, ясак несут.
 
    Как в воду смотрел Гаврилка. Не успел   воевода со своей свитой вернуться к лагерю, как там переполох, -  увидели, - скачет к лагерю конный отряд всадников человек с двадцать. Стрельцы за сабли схватились, за пищали, - ждут. Те мирно подъезжают. Впереди старый  совсем, седой старик, по обличью -  хантыец. Старый то, старый, а в седле держится молодцом и одет нарядно, - кожушок и штаны из оленьей кожи с бахромой, лисий малахай, легкие унты, расшитые бисером, - видно, что не простой человек.

    Подъехал, порожние руки показывает, - с миром, мол. По богатой одежде увидел в воеводе главного, слез с коня, в ноги ему поклонился, повернулся, лопочет что-то своим. Те из переметных сум несут  соболей, лисиц красных, мешки рыбы вяленной, мяса оленьего, ореха диковинного, – кедрового.
 
    Растерявшийся поначалу воевода, видя такое дело, ожил, велел разыскать того служилого, - из Строгановских подьячих, что, сказывали стрельцы, по хантыйски толмачил. Привели. Растолмачил он, о чем говорил старик: он, де, именем Бояр, – князек, глава хантыйского рода в двести с лишним человек. До вчерашнего дня правил ими татарский мурза Алачей со своим братом, поставленные Алеем, – старшим сыном хана Кучума.

    О подходе  русского отряда узнали еще три дня тому назад, - такие вести быстро по стойбищам разносятся. Вчера Алачей  со своими близкими сам поехал смотреть. Да, видно, чем-то прогневил бога своего, - убили его. Брат его прискакал в стойбище, - ай, ай, ай, - говорит, большое войско идет. Забрали они жен своих, детей, и ускакали, -испугались, видно, что побьют их всех.

    Увидев новый поворот дела, воевода изменил свое решение в отношении судов, - приказал сотнику Урванцеву, чтобы служилые  подняли струги и дощаники на высокий берег, тащили их к лесу и там припрятали, опрокинув кверху днищем.  Авось пригодятся еще на обратном пути для сплава по Чусовой. Сам же пригласил князька с двумя его сыновьями к себе в шатер для разговора. Туда же проследовали Горбун с сотником Глуховым, и строгановский толмач. 

    Служилые окружили оставшихся аборигенов, разглядывали седла, конскую сбрую, одежду и обувь всадников. Те в свою очередь с любопытством поглядывали на пищали стрельцов, подвешенные к поясу сабли и пороховницы. Кто-то из приехавших угостил стрельцов кедровыми орешками, один из служилых предложил на обмен охотничий нож. Хантыец, вытянув его из чехла, обтянутого сафьяном, внимательно рассмотрел клинок, звякнул по нему ногтем, прислушиваясь к звуку; потом полез в переметную суму и извлек оттуда пару соболей.
 
    Служилые засуетились, загалдели, перебивая друг друга, полезли по карманам, по запазухам, доставая, у кого что было. Часть из них заспешили в шатры, к своим котомкам. Через минуту уже тащили: кто нож, кто оловянную чарку, кто порожний штоф из-под вина, кто запасные исподние порты и рубаху. Разгоревшийся торг остановил Ефим Урванцев, отправив служилых на волок судов.

    Тем временем воевода, потчуя хантыйского князька огненной водой под осетрину, рассказывал ему через толмача, насколько велика, могуча и многолюдна Русь, внушал ему мысль о необходимости принесения шерти-присяги русскому государю, прикидывал, как бы половчее объясачить хантыйцев.

    Захмелевший Бояр слушал, улыбался, согласно кивал головой. Ему было все равно, кому платить ясак, - лишь бы не тревожили набегами, не жгли, не разоряли  стойбища, дали спокойно жить, охотиться и ловить рыбу. Хан Кучум велик и могуч; белый царь велик и могуч, - всегда найдется кто-нибудь, кто сильнее тебя. Но у урусов есть еще и огненная вода, какой не было у татарского мурзы Алачея. Почему не платить ясак урусам? Бояр согласен давать по пять соболей с каждого взрослого мужчины своего рода.

  - Дай в том клятву на сабле, - подытожил воевода, грозно заглядывая в глаза старику.
У хантов в обычае давать клятву на шкуре медведя, - думал между тем Бояр, мурза Алачей брал клятву над рассеченной собакой,  грозный Волхов-князь  на сабле хочет взять шерть. Почему не  дать? Ведь все равно не по хантыйскому обычаю.

    Под конец беседы, когда шерть была взята, воевода стал давать Бояру наказы, заявил, что оставляет его здесь главным своим наместником. Приказал беречь струги, спрятанные в лесу, приготовить к лету ясак. Сказал, что весной прибудет к нему сборщик  с ясачной книгой, ясак будет брать  по списку, как договорились, и оставит о том Бояру грамотку. А завтра к утру должен  он со своими людьми пригнать сюда лошадей, сколько у него есть в стойбище, чтобы помочь перевести грузы к реке Баранче.
  - Потом лошадей заберешь, а с ними и коня мурзы Алачея. Это тебе от меня подарок, - закончил воевода.

    Вышли из шатра. Довольный результатами переговоров, воевода приказал одарить каждого из спутников князца, включая и его самого, ножом в чехле, одекуем, и украшениями из бисера для их жен  и невест. Расщедрившись, велел поверх того дать еще Бояру  медный котел.

    Пока Иван Глухов давал необходимые распоряжения, князец, внимательно рассматривая пищали служилых, сказал толмачу, что видел такой огненный лук у мурзы Алачея года два тому назад. Правда, не видел, как из него стреляют. Люди сказывали, будто взялся пустить из него гром-молнию алачеев племянник, сам что-то в него сыпал, потом долго тыкал в него палкой, а когда стал  стрелять, огненный лук разорвался у него в руках, и разлетевшимися кусками железа многих поранил. С той поры никто больше не видел у Алачея и его брата огненных луков, - видно утопили в реке.

    Толмач пересказал все воеводе. Тот долго смеялся, ухватившись за бока, потом велел Глухову позвать трех хороших стрелков и принести что-нибудь в качестве цели. Пришли десятник Данила Вепрев, пушкарь Ивашка Бекетов и еще один, - из Строгановских. С целью замешкались. Глухов предложил стрелять в дерево, но воевода возразил, - ему нужно было удивить  князца и его спутников, поразить их мощью русского оружия. 

    Велел Тимофею принести из шатра порожний полутораведерный бочонок из-под вина, с которым воевода с Тимофеем и головным сотником уже успели разделаться за время похода. Глухов пожалел было бочонок, - еще пригодится, но воевода только рукой махнул, - приказал поставить его  в двух сотнях шагов от стрелков.

    Служилые пальнули залпом по взмаху руки воеводы.  Спутники Бояра,  при звуке выстрелов схватились за головы, присели к земле.  Вздыбились, шарахнулись в сторону лошади, опрокидывая наземь державших их под узцы всадников. Князец вздрогнул, побледнел, увидев, как подскочил  бочонок, разлетелся во все стороны щепками.

    Стрельцы, наблюдавшие за действиями  полчан, одобрительно загудели. Оправившись от испуга, аборигены ловили разбежавшихся коней, оживленно  делились впечатлениями. Воевода был доволен.