Письма в никуда

Ксения Оруджова
«Письма в никуда»

 1

25 декабря 1940 г.

   Гриша, дорогой! Очень тяжко описывать все события, которые произошли за полгода. Но если мы условились писать через этот промежуток времени, то так тому и быть. Когда приедешь домой, совершенно не узнаешь наш город К. ТЭЦ все еще строят, а почтовых самолетов стало больше. Вот только письма все равно очень долго доходят, если вообще находят своего адресата. Поэтому каждый раз боюсь, что ты не получишь от меня весточки, не увидишь  знакомый почерк, который за время разлуки так и не перестал быть родным. Как ты, где ты сейчас? Все ли хорошо у тебя? Да, я понимаю, ты строишь города, нашу страну, выполняешь священный гражданский долг. Но я ведь могу знать это, правда? Это совсем не военная тайна, а если бы то и было ею, то навсегда осталась бы между мной и тобой. Ах, ну, и почтовым самолетом, конечно. Вот он точно уж не проговорится.
   У меня все хорошо, можешь не волноваться. Недавно познакомилась с одной милой женщиной на улице, у нее чудный сынишка, помогаю ему с домашним заданием. За это новая знакомая достает мне еду. Супруг этой женщины - заведующий складом продуктового магазина. Пыталась отказываться от подарков, но мне это не удалось (обещали обидеться, если не приму). Нет, ты не подумай, что снова начались проблемы с продовольствием, все хорошо. Я все еще работаю швеей на нашей ткацкой фабрике. Паек там дают постоянно, иногда получается выхлопотать пару метров хорошей ткани за перевыполнение плана. Кстати, уже сшила тебе несколько рубашек и брюки. Я надеюсь, тебе понравится.
   Не переставай помнить, что я жду тебя. Мой день проходит лишь в мыслях о тебе, все заботы уходят на второй план. Иногда мне кажется, что ты здесь, рядышком. Можно рукой дотянуться, притронуться. Но это не так.

Вечно твоя М.

2

25 января 1941 г.

   Машенька, родная! Иногда мне кажется, что я застрял в какой-то дыре, холодной и бесконечной. Все города, как близнецы, похожи друг на друга, и люди там такие же, изможденные и раздражительные. Мне все чуждо, и сам я чужд себе. Прошло несколько лет с того момента, как я начал ездить по стройкам разных городов, и только теперь стало ясно, что я больше не могу так. Мне нужен дом, опора, мне нужна ты. Ведь только ты смогла бы утихомирить во мне тоску. Без слов, просто обвив руками мою огрубевшую шею.
   Мы уже почти достроили фабрику, не стану вдаваться в подробности, это ни к чему. Осталось только все довести до ума, как говорится, последние штрихи. А потом все будет так, как когда-то обещал тебе: я приеду, вырвусь, в лепешку расшибусь, но буду рядом с тобой. Полгода, и все изменится, встанет на свои места. Наша жизнь будет такой, какой и должна была быть, как судьбою начертано.
   Уже неделю мне снится один и тот же сон: мы бежим по полю навстречу друг другу, а между нами все вырастают и вырастают стены. Преграды становятся выше, шире, мы перепрыгиваем через них, оббегаем, сил все меньше, земля перемежается с небом, все летит кубарем и становится с ног на голову. Этот сон никак не дает мне покоя, я счастлив, что уже через шесть месяцев я буду держать твои руки, не вспоминать, как блестят твои глаза, а видеть. Жди меня, как я верю в тебя, и наша сказка обернется самой долгожданной и трепетной явью на свете.

С любовью, Г.

3

25 мая 1941 г.

   Гришенька! Мы еще на полгода приблизились к нашей встрече. Дни неимоверно тянутся, будто года, сама не понимаю, как я без тебя все это время. Во мне что-то ломается ежедневно, соседки поглядывают с жалостью. Они просто не понимают, какое это счастье иметь человека, который дороже всего на свете. Ты всегда рядом, в моем сердце, где бы ты ни находился. Я везде ощущаю твое присутствие.
   Сейчас у нас уже потеплело, я больше не мерзну в своей куртке, можешь не переживать. Снег растаял, и деревья начали потихоньку возвращаться к жизни. В воздухе пахнет чем-то свежим: свободой и новой жизнью. Я переживаю этот подъем одновременно с природой, ведь совсем скоро случится то, чего так жду уже несколько лет.
   Месяц назад умерла баба Нюра с первого этажа, взяла ее котенка к нам домой, правда, пока не успела придумать имя, так что в квартире теперь пополнение. А появился этот пушистый комочек дома из-за чистого случая: сам зашел к нам в квартиру и улегся на чемодан. Я сразу поняла, откуда этот малыш. Кстати, так и спит теперь на чемодане.
   На моей ткацкой фабрике сейчас снова стали уменьшать производство, начались массовые увольнения. Боюсь, что очередь дойдет и до меня. Начальники ничего не хотят объяснять, просто постоянно заполняют какие-то небольшие бумажки и громко бьют по ним несколькими печатями. Видимо, они тоже еще не очень понимают, в чем дело. Если все-таки уволят, то придется искать новое место работы, но пока я даже не знаю, куда мне податься.
   Как видишь, во мне бьются два чувства: страх и радость, но предчувствие близкого светлого будущего одолевает всю боязнь и бесконечные сомнения. Не переставай помнить, что я жду тебя. Жду все так же, как в день твоего отъезда, несколько лет назад. Помни. Помни об этом и береги себя.

Ждущая тебя М.

4

25 июня 1941 г.

   Маша! Война! Немцы продвинулись слишком далеко, чтобы ты оставалась дома! Уезжай скорее, неважно куда. Чем дальше, тем лучше. В К. слишком опасно! Умоляю тебя, уезжай, я же очень редко тебя о чем-то прошу. На днях в твоем районе будут эвакуировать детей, езжай с ними как сопровождающая. Воспитателям нужны люди, которые будут смотреть за детьми. То место, куда вы приедете, будет намного безопаснее, чем этот город. 
   За меня не беспокойся, пожалуйста, все обойдется. Майор говорит, что, может быть, еще и Новый год справим вместе! Верь мне!
Люблю тебя, твой Г.

5
25 декабря 1941 г.

   Восьмого октября началась блокада Ленинграда. Немцы захватывают один город за другим, мы не в силах сопротивляться. Мне страшно. Я не знаю, где ты и что с тобой. Куда тебя направили после начала войны? Что вообще говорят, какие перспективы? На меня давит неизвестность, невозможно ни есть, ни спать.
   У меня не вышло отправиться на машинах вместе с детьми. От города отправляли два автобуса. В автобусе, где находилась я, было почти 70 детей, в другом – 60. Второй автобус подорвали, я решила остаться в госпитале, лечить выживших детей и раненых военных (вот и пригодилось мое медицинское образование). За эту неделю к нам поступило 50 человек, 23 уже умерло, 10 в тяжелом состоянии. Все улицы и дома пропитаны болью и страданиями. Часто по ночам раздаются сдавленные вздохи. Нет, это не боль. Это жизнь, которая по крупицам уходит от каждого из нас. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
   Но есть и хорошие новости. Помнишь, я рассказывала про котенка? Как-то так повелось, я решила, что это кот. Уж больно мордочка у него была важная. А тут, представляешь, кошка. Дома ее не было несколько дней, я успела расстроиться, думаю: «Все, убило моего котика». Но вчера приносит мне пятерых котят. Все, как и она сама, белые, толстенькие, животики литые. А ведь самое смешное: я Гришей ее назвала с самого начала. Вот такое необычное имя теперь у нашей кошки.
   Прошу тебя, будь осторожнее. Я с тобой, где бы ты ни был, чтобы ни приключилось. Никогда не устану молиться о тебе все ночи. Я верю, скоро придет такой день, и ты приедешь, обнимешь меня за плечи. Я верю, скоро. Совсем скоро.

Твоя М.

6

25 июня 1942 г.

   Гриша, дорогой! Прошел ровно год с того момента, как я получила от тебя последнее письмо. Уже и не знаю, что мне думать, всячески пытаюсь придумать объяснения этому. Произошло что-то страшное? Я стараюсь гнать такие мысли прочь. Наверное, ты просто очень-очень занят, тебя постоянно отправляют во все новые и новые города, дают сложные задания, ты скрываешься, живешь под чужим именем. Видишь, я готова придумать все что угодно, лишь бы не думать о самом худшем.
   Месяц назад разбомбили наш госпиталь, погибло больше 100 человек, заведующая осталась без ног, а ее сестра ослепла. У меня же в тот день был выходной. Теперь больница временно находится в бараке, на краю города, лечим и больных, и врачей всевозможными средствами, которые уцелели после этой страшной катастрофы, произошедшей на глазах у всего обезумевшего от страха города.
   На улице сейчас очень редко можно встретить живую душу. Не живого человека, а именно душу. В каждого из нас проникает смерть, уже никто не боится ее, она воспринимается как должное и обыденное обстоятельство наших дней. Никто не пугается, услышав истошные крики, шум самолетов или взрывы. Знаешь, а люди даже перестали кричать о помощи, чаще это глухие вопли отчаяния, потому что больше никто не надеется, что его когда-то спасут.
Наверное, мне будет легче принять то, что ты просто-напросто забыл меня, чем самое страшное, о чем я думаю. Прошу тебя, умоляю, напиши. Мне будет достаточно и одной строчки, что ты жив и здоров. Это займет у тебя не больше трех минут, правда? Для меня это очень важно. Успокой меня, напиши, что все хорошо. Пожалуйста.

Преданно твоя М.

7

25 декабря 1943 г.

   Я уже сбилась со счета, сколько дней не получаю от тебя ни весточки. Ты даже не снишься мне. Будто тебя нет. И не было никогда. Вчера приходил мужчина в форме, принес похоронку. Сказал, погиб при исполнении. Но это не так, я знаю, чувствую. Во мне еще теплится надежда, что ты вернешься. Все не могло так взять и враз закончиться. Счастье так не заканчивается. Нет.
   Вчера я видела мужчину, похожего на тебя, но почему-то не окликнула его. Шла и шла за ним, до конца бесконечной улицы, его походка до жути напоминала мне твою, спешную, резкую и до боли знакомую. Задумавшись, я не ощущала земли под ногами, она уходила куда-то далеко, туда, где была нужна кому-то гораздо больше, чем мне в тот момент. Мои мысли развеял шлепок, выстрел. Мужчина, за которым я следовала, упал навзничь. Я, как медсестра, поспешила к нему. Молодой мужчина что-то хотел сказать мне. Я поддерживала его голову ладонями. Он, умирая, взял с меня клятву победить в войне. Конечно, я поклялась, не сомневаясь в нашей победе. Через секунду по моим рукам начала сочиться кровь, горячая и липкая. Я до этого часто размышляла, о чем же думает солдат, умирая? Русский солдат думает о мире на своей Родине.
   В ноябре снова снарядили автобус, чтобы эвакуировать детей, ведь на улицах города осталось очень много беспризорных ребят. С ними отправили некоторых раненых, в том числе заведующую с сестрой. Я должна была ехать с ними, но меня одолела жуткая простуда, пришлось остаться. Власти передали, что с автобусом снова что-то произошло. Мне кажется, машину снова подорвали, просто никто не хочет наводить еще большую панику на горожан. Знаю, знаю, что ты жив. Ведь я уже должна была умереть дважды! Судьба охраняет меня ради тебя, а значит, я могу ждать тебя вечно.

Твоя дорогая М.

8

25 июня 1944 г.

   Я знала, что ты жив! Знала! Сегодня снова приходил мужчина в форме, он забрал похоронку и сказал, что победа не за горами, фашистские войска уже очень ослаблены, а значит, что мы очень скоро увидим друг друга!
    Помнишь, я рассказывала тебе про женщину, которая помогала мне с продуктами, про мальчика, которому я помогала с уроками? Мальчишка остался круглой сиротой, его родители погибли на фронте при исполнении секретного задания, их склад тоже разбомбили. Оказывается, они были тайными разведчиками, погибли вместе. Гриша, любимый, пусть мальчик поживет с нами? Он умный, хозяйственный, добрый, хорошо рисует, помогает во всем по дому, даже удалось пристроить его в больницу, его все хвалят. Говорят, из него получится замечательнейший врач. И, знаешь, я верю. Он, правда, хороший. Саша, Санечка. Ты тоже полюбишь его. У нас снова будет дружная, самая лучшая семья. Мы тебя очень-очень ждем, всем горячим сердцем.

Любящая М.

9

25 июня 1945 г.

   Вот она и пришла, победа! Можно снова дышать, говорить, петь. Теперь я официально возглавляю нашу больницу, правда, пока что к такой ответственной должности очень тяжело привыкнуть. Пост свалился на меня, как снег на голову. Даже и не знаю, как мне вести себя теперь.
   Вчера снова приходил мужчина в форме, и снова похоронка. Это ни в коем случае не может быть правдой! Раньше соседки посмеивались, потом цокали языками, а сейчас уже откровенно вертят пальцем у виска. Ну и пусть! Нет ничего сильнее женской любви и преданности. Я жду тебя, и дождусь, благодаря судьбе и вопреки всем обстоятельствам!

С любовью, М.

10

25 сентября 1945 г.

   Маша, Машенька! Я жив, здоров! Извини, что не выполнил ничего из того, что так давно обещал. Тебе придется дочитать мое письмо до конца, чтобы понять причину моего длинного, слишком длинного молчания.
   Когда началась война, я, как и все, отправился на фронт. Меня и солдат, с которыми мы немного сдружились, бросали из города в город. Там мы копали траншеи, брали языков, я даже выучил немецкий. Каждый день мои глаза видели смерть, и с каждым разом это зрелище оказывало на меня все меньшее и меньшее впечатление. Это была самая страшная часть моей жизни. Все, с кем у меня завязывались приятельские отношения, погибали прямо на моих руках. Они шептали имена своих матерей, жен, детей. Эти мужчины были сильными и храбрыми солдатами, которые навсегда останутся в моей памяти, и память о них не сотрется уже никогда. Мы очень многое пережили вместе с ними бок о бок, спиной к спине.
   В ноябре 1943 года меня взяли в плен. В этот лагерь, куда я попал, отправляли людей на убой. Немецкие военачальники так расслаблялись, наблюдая за болью других людей, им нравилось, когда их молят о пощаде, но они приходили в крайнюю злобу, когда их пленный был готов даже к самой жестокой участи и совершенно не сопротивлялся. Помнишь нашего соседа Ивана Ильича? Я встретил в этом лагере его родного брата, он был среди немцев, помогал расправляться с людьми, попавшими туда. Однажды, как полагалось, очередь казни дошла и до меня. Но мне почему-то предоставили право выбора, если я убью кого-то из их надзирателей, то мою смерть отложат на завтра. Я согласился, выбрав из смотрителей брата нашего соседа. Когда я попал на фронт, нас учили закалывать штыками. Вот мне и пригодился этот опыт. Я отомстил за гибель многих, убив предателя, который завелся среди своих. Ночью мне удалось бежать.
   Летом 1945 года меня во второй раз взяли в плен. То, что война закончилась, не означало, что все беды, выпавшие на нашу долю, исчерпали себя. В этот раз лагерь находился в России. Да, у фашистов были лагеря и на территории нашей страны. Здесь снова управлял тот же военачальник, что и в прошлый раз. Он встретил меня как старого друга, от этого было еще противнее. Мне снова предоставили шанс: я должен участвовать в некотором подобии дуэли, мне и одному из фашистов выдали пистолеты, первым стреляет он, потом я. Если останусь в живых, буду свободен. Мне пришлось находиться больше месяца в этом грязном лагере, ожидая своей очереди. Тем временем я и еще несколько пленных потихоньку истребляли немцев, подсыпая добытый кем-то яд им в пищу. Настал день моего приговора, немец стрелял первым, но что-то было не в порядке с его оружием, и оно выстрелило лишь со второго раза. Пуля прошла вплотную к виску, только поцарапав его, и я с улыбкой смахнул тонкую струйку крови. Теперь уже мой противник ждал своего исхода, но я не стал стрелять. На моей совести уже слишком много смертей, хоть и заслуженных. Этот груз я буду нести до конца своих дней.
   А сейчас, любимая, я направляюсь домой! Правда, пешком, но это сладостный путь, я уже предвкушаю секунду, когда увижу тебя, как слезы радости хлынут из твоих глаз. Недавно я встретил мужчину, который ехал в Куйбышев, он отказался подвезти меня, но я попросил его передать тебе это письмо. Жди меня, я уже очень близко. Очень скоро я буду дома. Скоро буду.   


Люблю тебя, твой Г.





рассказ о той же семье: http://www.proza.ru/2014/06/23/2075