1977 год.
Постукивают колеса на стыках, мерно покачивается вагон электрички Калинин- Москва. День в разгаре, осеннее солнце заливает светом полупустой вагон.
Через три часа Володя встретится с Ингой. Он мысленно гладит ее волосы, дотрагивается до щеки.
Кто-то грубо прервал прекрасный сон. Володя открыл глаза, солнце прожгло зрачки, и он с трудом узнал своего бывшего товарища. Володя не дружит с ним, ему неприятно его присутствие, и он спрашивает не очень приветливо:- «Какого х..а?»
- Выйдем в тамбур.
- Мне и здесь нормально.
- Ну, пожалуйста.
Что-то не нравится его голос. Слишком жалкий.
Они вышли в тамбур. Ильин сделал неуловимое движение. В руках бутылка «Молдавского портвейна» за два рубля сорок две копейки. Володя остолбенел. Ильин и портвейн. Параллельные миры.
- Слышал?- спросил Мишка.
Голос зазвенел с беспомощной обидой как у испуганного ребенка. Горский несколько дней прожил на Марсе и из жизни факультета выпал.
- О чем?- спросил он, ничего еще не подозревая.
- Значит, не слышал.... Рита замуж выходит.
- Поздравляю. А я при чем?
- Не с чем меня поздравлять. Она за Мишку Шохина выходит.
- Это кто?
- То ли одноклассник, то ли бывший сосед.
Он начал объяснять что-то про Шохина, про то, что Володя должен знать его, потому что он и раньше крутился возле Риты. Но Володя не помнил Шохина и плевать ему было с кем сейчас Рита. С Шохиным или с футбольной командой. А радость распирала. Молодец Рита, лихо обошлась с этим сучонком Ильиным.
- Радуешься?- спросил Мишка, поняв настроение собеседника.
- Нет,- соврал Володя.
- Давай выпьем?... А то мне хреново.
- Давай.
Они пили портвейн прямо из горлышка и закусывали шоколадными батончиками. Мишка заботливо прихватил кулек.
В «Решетникове» бутылка опустела. Мишка достал еще одну.
- Видишь, я тебе подляну сделал, а теперь и мне сделали. Рита гадина.
- Они все такие, Миш. Так что привыкай.
Ильин с непривычки напился. Сбивчиво рассказывал о своей жизни, о том, что все кончено для него, и хорошо, что портвейн такой дешевый. И они заспорили.
В Солнечногорске Ильин вышел. Володя сел на скамью и проспал до Москвы.
1989 год июль.
- Я все помню, Рит. Мы встретились в электричке, и он меня просветил. Потом нажрался. Я никогда не видел его таким. С того дня он сошел с катушек. Стал завсегдатаем пивбара, шлялся по кабакам
- Тоже я виновата. А помнишь, что было дальше?
- Смутно. Что-то говорили о твоей свадьбе. Помню, девчонки выбирали подарок. Потом сессия, зимние каникулы. В феврале... Числа пятнадцатого я пришел на занятия и узнал, что ты вышла замуж за Ильина.
- Что ты почувствовал?
- Напился с горя.
- Не ври. Ты был женат и плевал на меня.
Да, так будет лучше. Пусть Рита ничего не узнает о фиктивном браке. Еще одну ложь она может не выдержать,- решил Горский.
1977 год февраль.
Он шел по коридору и о чем-то размышлял. Жизнь так бурно закручивалась вокруг него в последнее время, что думать приходилось постоянно. Пыльные тропинки Марса давно не слышали его шагов.
Его окликнула Алексеева. Последние полгода они практически не общались, изредка здоровались в коридоре. Ангелина при этом прятала глаза, словно стыдилась предательства, хотя по разумению самого Горского, поступила так же, как поступил бы и он сам, если бы был на ее месте. Напрасно он лучезарно улыбался ей и здоровался, чуть ли не расшаркиваясь. Ее виноватый взгляд был ответом на все его старания. И вот она окликнула его.
- Здравствуйте, Ангелина Васильевна,- Володя добавил радости в голос.
- Здравствуй, Володя,- она пристально и удивленно вглядывалась в его глаза, будто увидела впервые. Никогда она не смотрела так.
- Я пройдусь с тобой. Не возражаешь?
- Нет, что вы, буду рад.
Они вышли из института. Февраль заканчивался плачем зимы. Талые черные лужи под ногами, лохмотья грязного снега и легкая морось из свинцово - серых облаков.
Ангелина старательно обходила лужи и ахала, когда сапог вдруг проваливался в ноздреватую гнилую вату снега.
- Дорогие сапоги. Жаль портить,- посочувствовал Володя и поймал такси, случайно оказавшееся рядом.
Они забрались на задний теплый диван. Видно, его перед ними грела тесная компания, потому и запашок перегара висел в салоне.
- День Советской армии второй день отмечают,- сказала Ангелина.
- Так это, как положено. Теперь до 8-го будут отмечать,- подхватил таксист и устыдился поняв, что слова были обращены не к нему. Смущенно крякнул и погнал машину к проспекту.
Володя разместился у левой двери, Ангелина у правой.
- Подвинься ближе,- попросила тихо "кураторша" и многозначительно поглядела на затылок таксиста.
Володя пододвинулся.
- Еще.
Он подвинулся еще, и его плечо прилипло к ее плечу. Он хотел отстраниться, но она удержала и зашептала в ухо.
От нее приятно пахло свежестью, влажным мехом и нежными духами. Ухо обдувало легкое дыхание. Володя прижался еще теснее.
- Ты меня слышишь или нет?- спросила настороженно Ангелина.
- Слышу.
- Что я сказала?
Он не знал и знать не хотел. «А почему, собственно, не она»,- думал он,- «Что ж, что старше, но как сохранилась»…
Она привела его в чувства легким ударом в печень.
- Я слушаю вас,- он наконец сообразил, что она чего-то добивается уже несколько минут.
- Володя, ты гадко поступил с Ритой,- прошипела Ангелина.
- Я?- изумился он,- Каким образом?
- Ты женился, и она как обезумела. Вышла замуж. Зачем? Ведь не хотела, а вышла.
Признаваться в том, что девчонка бросила тебя всегда трудно, но сейчас он почти завопил.
- Она меня на хрен послала. Сама. И я виноват? И мне жениться нельзя?
- Да можно, можно тебе жениться. Но надо было как-то поделикатнее. Мог, в конце концов, вообще промолчать. А ты всех оповестил. Вот если бы она вышла замуж вначале, а ты бы потом. А так у нее, видишь ли, самолюбие взыграло. Она же девочка самолюбивая.
Володя отодвинулся от Ангелины.
- Ну, извините, я как то об этом не думал.
- Плохо. Ты ведь к ней хорошо относился, а не подумал. Значит не так хорошо, как нам казалось. Права Ритина мама.
- Ритина мама?- изумился Володя,- Это она вам наговорила?
- Я и сама все вижу. Ну и она конечно.
- А чем Мишка ее не устраивает? Отличник, в аспирантуру как пить дать поступит. Чего ей надо?
- Ладно, Володя, давай прекратим этот разговор,- Алексеева досадливо поморщилась,- Мы говорим на разных языках. Наверное, ты слишком молод. Станешь старше, вспомнишь наш разговор и поймешь.
1989 год. Июль.
- Ты сейчас о чем думаешь?
Горский вынырнул из прошлого.
- Так... Ни о чем конкретно. Просто вспоминаю.
- Я расскажу тебе сейчас одну вещь. Пообещай, что никогда не будешь вспоминать о том, что сейчас услышишь.
- Если это так серьезно, лучше не рассказывай. Чтобы потом не жалеть.
- Я расскажу.
Рита прикрыла глаза, собирала мысли, и Горский отчаянно жалел ее. Беззащитную наивную девчонку попавшую в водоворот чужих страстей.
- В конце ноября мы собирались у Наташки Григорьевой. В доме ее бабушки,- начала Рита.
1977 год. Ноябрь.
- Григорьевой сегодня двадцать лет,- сообщил Виталик Покровский,- Завтра она устраивает пьянку в бабушкином доме на Соминке. Никого не будет, только мы.
- Мы, это кто?- спросил Володя.
- Мы - это те, кого она пригласит. Тебя она, кстати, пригласила.
- Что-то я не слышал.
- Через меня передала.
Володя задумался. Вечеринка у Григорьевой нарушала его планы, но отрываться от коллектива не хотелось. Итак с половиной группы на ножах.
- А кто еще будет?- спросил он с преувеличенным равнодушием.
Виталик дураком не был и суть вопроса понял сразу.
- Заславской не будет... И Ильина тоже. Наташка приглашала, но Ритка отказалась. У нее свадьба на носу. А Ильин узнал, что Ритка не придет, и тоже отказался.
- Да мне до фонаря,- сказал Володя.
Бабушкин дом был огромен. Володе еще не приходилось бывать в таком. Он вышел из такси за квартал от нужного адреса, чтобы не мозолить глаза однокурсникам, и еще издали заметил громаду, возвышающуюся над соседними домами. Дом брал не высотой. Один этаж и мансарда. Ничего особенного. Но размеры дома оглушали. И мансарда над такой громадиной тоже казалась громадной.
Он пришел вовремя, но оказался чуть ли не первым гостем. Остальные опоздали, причем минут на двадцать. Запутались в улочках частного сектора. Удивлялись, что Горский - парень из области нашел Наташкин дом раньше их. А он, просто, назвал адрес таксисту и все.
Наконец собрались. Последними появились Рита и Ильин. Зашли вместе и поразили всех. Рите уже вовсю готовили подарок на свадьбу с Шохиным, и вдруг такое колено.
Григорьева смущенно взглянула на Володю, потом на Покровского и пожала плечами.
- Хрен поймет эту Риту,- прошептал Виталик Володе,- Не обращай внимания.
- Да мне до фонаря.
- Сначала я познакомлю вас с домом,- сказала Наташа.
И все двинулись за ней по запутанным лабиринтам коридоров. Огромный домина изначально имел форму буквы «Ш». Потом к трем отросткам пристраивали помещения, причем как попало, и дом приобрел форму чудовищного моллюска с кривыми щупальцами.
- У бабушки было четыре сына и моя мама. Дядьки женились, наделали детей. У дяди Толи двое, у дяди Ромы тоже, у дяди Бори трое, а у дяди Жени целых четыре. И мы еще. Мама с папой и я с Юркой. Еще бабушка с дедушкой и бабушкина сестра тетя Нюра. Двадцать шесть человек. Вот и срубили такой домино. Теперь все разъехались, тетя Нюра умерла, и дедушка тоже. Одна бабушка осталась.
- Не страшно ей здесь?- спросила Рита.
Ее наверняка не волновало состояние бабушки Григорьевой. Просто хотела напомнить Горскому о своем присутствии.
- Я никогда не осталась бы одна в таком громадном доме,- продолжала Рита.
- Бабушка привыкла.
- Мне кажется, я никогда бы не привыкла,- не унималась Рита.
- Ну тебе - то одиночество не грозит, так что не переживай,- съязвил Володя.
И все многозначительно переглянулись. Физиономия Ильина вдруг вылезла из полумрака. Верный страж маячил за спиной Риты.
- Здесь тоже когда-то жила большая семья,- произнесла Рита и посмотрела на Володю из-под пушистых ресниц обволакивающим взглядом.
И Володя отступил во мрак коридора. Понял, что напоследок Рита дает бенефис, в котором ему отведена какая-то роль, по–видимому, очень жалкая. Ильин тоже выступит, но скорее всего в более достойном облике.
- Нет уж, на х.., на х... Нашла скомороха.
Тускло освещенный одной слабенькой лампочкой коридор привел Володю в большую центральную комнату необъятных размеров. По–видимому, Наташины родственники когда-то собирались здесь шумной толпой отмечать семейные торжества. Наташа соблюла традицию. Огромный стол, простирающийся от стены до стены, ломился в прямом смысле. Во - первых, был слишком ветх от старости, во - вторых, Григорьевы не поскупились и на дочкин юбилей раскошелились солидно. Одного шампанского Володя насчитал девять бутылок. Плюс три бутылки «Киндзмараули» и две коньяка «Юбилейный». Вокруг нагромождение тарелок с салатами, в селедочницах переливается серебром «залом» накрытый колечками сочного лука.
Но не великолепие стола занимало сейчас Володю. Он пересчитал стулья и табуреты вокруг стола. Получилось двадцать. Стал вспоминать и пересчитывать однокурсников, блуждающих в лабиринтах дома. Насчитал семнадцать. Вместе с ним самим, восемнадцать. Постарался представить, где рассядутся они. Наташка, наверное, в торце... А может и нет.... А где сядет Рита, интересно? Разве угадаешь.
Шаги сзади.
- Вот он. А мы обыскались,- сказала весело юбилярша.
- Ты нам что-нибудь оставил или все сожрал?
Это спросил Ильин. Бывший хреновый друг. Володя резко обернулся, но вместо Ильина увидел Риту. Та с насмешкой смотрела на него. Мишкин выпад явно был ей по душе. Не сама ли она спровоцировала этот выпад? А Ильина не было. Володя зря сверлил взглядом проходивших в комнату «однокашников». Он не нашел Мишку и сразу успокоился. Спрятался сучонок, значит боится. Глянул на Риту, усмехнулся и отвернул взгляд. А Ильин тут как тут, прямо перед его носом. Он и не думал прятаться, стоял рядом, а Володя зыркал по дальним, и его и не заметил.
- Чего ты сказал?- хрипло спросил Володя и пошел на Мишку.
- Ты вообще дурак? Шуток не понимаешь?
Наверняка, Рита заготовила эту фразу ожидая именно такую реакцию Горского.
Володя все понял. Ее отказы от приглашения на юбилей с самого начала были игрой. Она просто желала, чтобы пришел Володя. Еще не сели за столы, а она уже провела атаку и продолжит дальше если он останется.
В этот момент ему пришла в голову самая здравая мысль:- «Он должен немедленно уйти. Извиниться перед Григорьевой и уйти».
Мы редко прислушиваемся к здравым мыслям. Володя тоже не прислушался. А зря.
- Я останусь,- подумал он,- Не на того напали.
- Садитесь за стол,- засуетилась Наташа,- Ребята, не переживайте, стол крепкий, просто очень старый. Помню, я еще малышкой была и сидела всегда вон в том углу, а потом подросла и меня пересадили сюда. Можно, я здесь посижу?
- Сиди, где пожелаешь,- сказал Ильин.
Его распирала радость, и он светился как отдраенный бритвой унитаз.
Расселись. Володя вовремя усек где расположатся Рита с оруженосцем и сел на противоположном конце стола. Покровский уселся рядом.
Сказали несколько тостов в честь именинницы. Володя пригубил шампанское три раза.
Покровский мусолил стакан с коньяком.
- Терпеть не могу. Клоповная настойка.
Володя снисходительно усмехнулся и промолчал.
- Натах, у тебя нет водки?- спросил Виталик.
Та растерялась.
- Есть... Но я думала коньяк лучше…
- Лучше, в сто раз лучше.... Ну не привычны мы к этому буржуйскому пойлу.
Принесли водку, и жизнь закипела.
Володя делал вид, что активно участвует в распитии, а сам потихоньку сливал водку в граненый стакан и пил «нарзан». Нутром чуял, что Рита выжидает и нанесет следующий удар именно в тот момент, когда почувствует, что Володя достаточно опьянел. Покровский тоже догадался об этом, потому что был не дурак.
- Во чего творит сука,- шептал он Володе в ухо.
- Ольга,- вдруг пьяно выкрикнул Ильин.
Ольга Бардина сидела прямо перед ним и не обращала внимания на него. Ей в ухо что-то трындел Петров, она слушала и иногда заливисто хохотала, прикрывая рот ладошкой.
- Ольга,- повторил Ильин,- Ты же занималась бальными танцами, Ольга.
- Я и сейчас занимаюсь,- смеясь, сказала Бардина,- И что из этого?
- Станцуй нам на столе.
Ольга продолжала улыбаться, но уже не так искрометно.
- Больше ничего не хочешь?- спросила она.
- А чего сразу Оля - то?- вмешался Виталик,- Она девочка миниатюрная незаметная. Пусть Рита станцует. С такими - то ногами. Эээх… И посмотреть есть на что.
Ильин хотел возразить, но Рита не дала.
- Заткнись,- бросила она Виталику с ненавистью,- Дешевка. Жри водку и помалкивай.
- А ты,- теперь она смотрела на Володю. Смотрела с презрением и омерзением и еще с чем - то. Она подбирала слова, которые выразили бы его сущность.
- Мелкий ты и подлый,- сказал так, будто плюнула в лицо.
Он мог бы сейчас уйти. Хороший в данном случае был бы выход. Но он остался. Потому что гости и именинница-юбилярша встали на его защиту.
- Рит, Виталька пошутил. Твоему Ильину можно, а ему нельзя? А Горский, вообще, к этому никаким боком.
- Что значит мой?- разозлилась Рита,- Выбирайте выражения. Я, кстати, скоро замуж выхожу. Если вы считаете, что я кого-то обидела, могу уйти.
Ей не дали уйти. Ссориться с дочерью Заславского никто не желал. Покровский извинился. Володе тоже предложили извиниться.
- Обойдется,- бросил Володя.
Встал и вышел из комнаты. Наташа нагнала его в коридоре и вернула.
- Хватит болтать и ругаться,- сказала Женька Липатова,- Мы сюда зачем пришли?
И все загомонили, поднялись со своих мест и перешли в соседнюю комнату. Покровский возился у магнитофона.
- Виталя, давай музон. «Бони-М».
- Ща, будет.
Свет притушили и врубили цветомузыку.
По потолку и стенам метались цветастые тени. Комната вспыхивала красновато- желтыми молниями. Динамики хрипели на пределе, выдавая «Белфаст», и позванивали стекла в окошках.
Володя был трезв как стекло, и может от этого боевой клич «чернокожих сестер» не заводил его. Наоборот, вдруг навалилась усталость и безразличие, и ощущение потерянного вечера. В прыгающем свете ломались и корчились лица однокурсников, тяжелые басы ударника пробивали до костей. Отчаянно скрипели доски пола, и качалась темная люстра под потолком.
Совсем рядом он увидел Риту. Красноватые полосы бегали по ее лицу и вдруг осветились зеленым, превращаясь в синие.
- Ко мне что ли?- подумал Володя,- Мириться, наверное, решила.
Она подошла и секунду смотрела насмешливо.
- А ты - то чего здесь забыл? Танцуешь как медведь,- сказала она и отвернулась.
Через секунду ее силуэт замелькал в самом центре «вакханалии».
Володя вышел из комнаты.
Свет был потушен по всему дому. Володя шел наощупь трогая рукой правую стену. Стена прерывалась проемами дверей и шершавыми наличниками. Он брел и брел по одному из «щупалец», наконец уперся в стену и понял, что дошел до конца. Вот и окно в сад. В кромешной ночи, как гигантская мельница, раскручивается ветками невиданное дерево. Черная, чернее самой ночи тень падает в коридор. Глаза, обожженные светом цветных ламп, привыкли к темноте, и Володя различил и коридор и двери в комнаты. Он зашел в крайнюю. Маленькая комнатка с одним окошком, с беленькой занавесочкой на бельевой веревке. У стены старый диван с валиками. Около одного то, что нужно больше всего сейчас. Сложенное в несколько раз шерстяное одеяло и подушка.
От толстых труб под окошком расходилось дурманящее тепло. Володя скинул обувь и завалился на диван. Провалился в сон и проспал бы до утра, но шум за стеной разбудил его.
Он прислушался. В соседней комнате кто-то ходил. Скрипели половицы.
- Что ты туда сюда ходишь?- спросила Рита,- Сядь и говори.
Скрип прекратился. Зато взвизгнули пружины дивана. Скорее всего под Ильиным.... Так и есть.
- Рит, давай попробуем начать сначала,- произнес он плаксивым умоляющим голосом.
- Миш, я уже все решила.
- Ну почему?
- Миш, сколько можно задавать этот бессмысленный вопрос. Потому, что мне нравится Шохин. Понимаешь?
- А я не нравлюсь?
- Ты хороший. Прости.... Миш!... Ну не надо!!!
Ильин, наверное, стал настойчив, дал волю рукам, и Рита не выдержала.
- Я жалею, что согласилась придти сюда. Дай мне уйти.
- Рит, погоди не уходи. Ну, пожалуйста. Клянусь, пальцем тебя не трону. Давай еще посидим.
- Давай,- нехотя согласилась Рита.
- Скажи, Рит, я ведь что-то значил в твоей жизни?
- Конечно, Миш.
- Больше Горского?
- Сравнил. Он ничто для меня.
Тишина длилась почти минуту. Кто-то прошел по коридору, взвизгнул скрипучий пол. Хлопнула два раза дверь, снова заскрипели половицы. Шаги удалялись. За стенкой перешли на шепот. Володя не различал слова. А если бы различал, то услышал бы следующее.
- Давай выпьем, а?- попросил Ильин,- Клянусь, не буду приставать. Просто попрощаюсь с тобой, любимая моя.
- Миш, не начинай опять.... Хорошо, я выпью немного с тобой. Принеси «Шампанское».
- Сейчас, моя королева.
Дверь в соседней комнате скрипнула два раза.
- Я вернусь через две минуты,- пообещал Ильин между скрипами,- Жди, любимая.
- Во влип,- пот холодным градом катился по лбу и спине,- Надо сматываться, пока не поздно.
На цыпочках он прошел мимо комнаты, где осталась Рита. Сердце гудело. Еще несколько шагов.... Все, пора уносить ноги, чтобы не встретиться с Мишкой.
В зале еще играла музыка, но не громко. Слышны были голоса.
- Нет, туда я не пойду,- решил Володя.
Его взгляд выхватил из темноты дверь обитую дермантином.
- Вот здесь и заночую,- решил он и приоткрыл дверь.
Та беззвучно распахнулась. Столик у окна. Мишка спиной к двери что-то раскладывает на столике. Володя закрыл дверь и отошел вглубь коридора. Мишка появился через минуту с подносом в руках.
1989 год. Июль.
- Я не знаю, зачем согласилась. Ну дура же была наивная. Жалко Ильина стало. Еще эти пьянки из-за меня.
Рита замолчала. Горский медленно умирал рядом.
- Он изнасиловал меня,- сказала Рита.
Горский не мог говорить.
- Володя, что с тобой? Вовка, очнись. Тебе плохо, да? С тобой такое бывало?
Он вынырнул из глубины. Из страшной глубины прошлого.
- Слава богу. Ты меня так не пугай больше. Это у тебя с «Афгана»?
- Как это произошло?
Горский не узнал свой голос. Хриплый и липкий. Как страх.
Она уверенная, что он не разобрал ее последнего признания, в первый миг не поняла.
- Ты о чем, Вов?
В глазах вдруг прочла и поразилась.
- Это ты из-за меня?
И заплакала навзрыд уткнувшись в его плечо. Слезы протыкали легкую рубашку и бежали по телу Горского. Он поцеловал прядь ее волос, нащупал и вытащил заколку, потом еще одну и еще. Волосы хлынули на ее плечи, он зарылся в них лицом и замер.
- Он, наверное, что-то подсыпал в шампанское,- говорила Рита всхлипывая,- Я выпила бокал... Или два... Не больше. Потом говорили о ерунде. Я даже удивилась тогда. Неужели ему интересно говорить о такой чепухе? Я выхожу замуж за другого, сижу рядом в последний раз, а он несет околесицу. Нет, ты не подумай, что я ждала от него поцелуев. Он пытался приставать, но я пресекла сразу. И он успокоился. Мне бы дуре засомневаться, а я поверила. Он так преданно смотрел. Гад, мразь!!!
- Может, не надо вспоминать, Рит?- сказал Горский, прячась в ее волосах.
- От чего же? Было ведь.... Ты как ко мне относишься?
Он молчал, и она подняла голову, утерла слезы и посмотрела в его глаза. Тушь плыла с ее ресниц, оставила потеки на ее щеках и рубашке Горского. Но Рита не замечала этого и смотрела в его глаза.
Признания в любви и все такое остальное показались ему настолько пошлыми и неуместными для этого момента.
- Ты же знаешь,- сказал он тихо,- Ты все знаешь, Рита.
- Так кому же мне еще рассказать, если не тебе? Я знаю поговорку: «Сучка не захочет…» и т. д. Ты ведь наверняка тоже так думаешь.
- Я не думаю так.
- Не важно. Я вырубилась, понимаешь? Очнулась. Лежу в той же комнате на диване под одеялом. В доме полная тишина. Сначала ничего не поняла. Голова раскалывалась на куски. Вдруг почувствовала неуютство вот здесь. Побежала в туалет. Кромешная тьма, ели нашла. В туалете все поняла.
Горский подавленно молчал.
- Господи, как я ненавидела Ильина. Встретила его через день, а ему хоть бы что. Скандалить не стала. Зачем? Прокляла его.
- Шохину рассказала?
- Что я дура? Обидно, конечно было. Берегла, берегла для единственного и на тебе. До свадьбы осталась неделя, а я узнала, что беременна.
- Может от Шохина?
- Я с ним не спала. Я Ильину досталась целомудренной дурой. Хотела сделать аборт. Побоялась. Ну и все.... С Шохиным рассталась. Тот хотел повеситься.... Вся жизнь моя наперекосяк.
- А дальше что?
- Рассказала все честно родителям. Те насели на Ильина, а он и рад. Так и поженились. Ты ведь тогда даже представить не мог, какие страсти рядом кипят.
Горский угрюмо молчал.
- А теперь я даже не представляю как бы жила без Машки.
- Да, Маша чудесная девочка.
- Правда? Она тебе понравилась?
- Жаль, что она не моя дочь.
- Оооо… Ты просто ее не знаешь.
- Знаю, не знаю. Я буду любить ее такой, какая она есть.
- У тебя нет детей?
- Нет.
- Почему?
- Жена не могла. Лечилась, но…
- И ты с ней развелся.
- Не из-за этого. Это длинная история, Рит... И неинтересная.
- Да, моя интереснее.
Горский чуть встряхнул ее.
- Перестань. У тебя есть Маша. Это главное.
Они сидели обнявшись. Долго. Вдруг Рита повернулась и заметила разводы туши на его рубашке. Заставила снять и пошла в ванную застирывать.
Горский остался в комнате. Сидел на диване и думал о Рите, о том, что у него появилась женщина стирающая его рубашки и готовящая обеды. И это Рита. Уму непостижимо.
Он встал с дивана и прошелся по комнате туда-сюда чувствуя, как гудят нервы под кожей.
Приоткрыл дверь в ванную. Рита в белых трусиках и лифчике расправляла его рубашку на веревке, натянутой вдоль стены. Он поспешно прикрыл дверь и вернулся в комнату.
Рита зашла минут через пятнадцать. Реснички, губки. Будто и не ревела двадцать минут назад.
- Твоя рубашка высохнет к утру. Ты мой пленник, Горский.
Опять сидели за столом. Рита в халате, а Горский, если говорить по - военному, с обнаженным торсом. Он заметил, что она смотрит куда угодно, только не на него, и решил, что его увечья неприятны ей. Она же наоборот отводила взгляд, чтобы не смущать Горского. Разговор оборвался и возобновиться уже не мог. Горский нервничал все больше. Страшно осознать, что своим внешним видом пугаешь близкого человека. Рита вышла и принесла рубашку. Горский взглянул с ужасом.
- Новая, еще с этикеткой,- сказала растерянно Рита, перехватив его взгляд.
Он посмотрел как загнанный зверек и надел рубашку. Она оказалась велика, он закатал рукава и долго застегивал пуговицы на груди.
- Будешь чай?- спросила Рита.
Он молча кивнул. Она налила в чашки крепко заваренный цейлонский чай и поставила вазочку с конфетами и зефиром. Разговор возобновился. Она спросила его о родителях, о бабушке. Он отвечал, и перешли на ее родителей, вспомнили брата Николая и его жену. А потом разговор увял и уже не разгорелся.
- Все, уже поздно,- сказала Рита,- Давай спать.
Она возилась в спальне, а Горский прилег на свое ложе и задремал. Ему приснилась война, он застонал и проснулся с ощущением безвозвратности. Ах, если бы вернуться к той точке, когда беспечный Борисов занес ногу над растяжкой и остаться таким, каким Рита помнила его.
Тошно на душе. Он встал и, стараясь не шуметь, прошмыгнул на кухню. Открыл шкафчик. Рита оставляла в нем бутылку с «вискарем». Но увидел, ощутил полное равнодушие и закрыл дверку. Спиртное не поможет, ничто не поможет.
Скрипнула дверь, и появилась Рита. Руки придерживают незастегнутый халат, поясок волочится по полу.
- Ты выпить решил?- спросила она и смотрела тревожно.
- Нет, просто не знаю куда деть себя,- признался он,- Тошно, Рит.
- Со мной?- изумилась она.
- С собой. Мне одиночество вот здесь.
Он провел по горлу.
- Я не могу больше. Зачем живу? Кому я нужен?
- Тебе тридцать всего. У тебя еще двадцать детей будет, если ты об этом. Пойдем спать.
- Я все равно не засну.
Он скрылся за дверями в гостиную не заметив разочарованного взгляда брошенного ему вслед.
Проснулся. Сон отогнал дурное набежавшее вечером, душа ликовала. И вдруг зашла Рита. Без стука. Он прикрылся простыней, сразу вспомнил как Рита отворачивала глаза вчера за столом, и ликование в душе прекратилось. Рита прошла к окну и отдернула шторы. Ворвался свет июльского утра, каждый уголочек в комнате засиял, и Горский еще выше натянул простыню.
- Ты как девочка перед брачной ночью,- сказала Рита кисло улыбнувшись.
И вырвала простыню из его рук. Горский оторопело смотрел на Риту.
- Ты как ко мне относишься?- спросила Рита.
- Ты же знаешь,- завел он свою шарманку.
- Нет, не знаю. Докажи сейчас.
Она скинула халат, и больше ничего на ней не было.
- Ты нежный, Горский,- шептала Рита,- Совсем не соответствуешь своим глазам. Танька сказала, что тебя приложила жизнь. Если бы она знала, как. Володь, а почему тебя после первого ранения не комиссовали?
- А это и есть первое.
- За один раз?- ахнула Рита,- Расскажи.
- Знакомый офицер зацепился за растяжку. Проволока такая, соединенная с миной. Наша советская мина ОЗМ-72. Банка размером с пивную кружку. Подпрыгивает на метр и взрывается. Представляешь, какое совпадение? Я в 72-ом загибался после аварии и тут как привет из прошлого. Не забывай, мол, семьдесят второй.
- Офицер погиб?
- Я прикрыл. Почти все мне и досталось. По спине, по ногам. А каска голову спасла.
- А грудь?
- Вторая рванула, такая же. Сержант один из нашего взвода, когда первая рванула, падал и зацепился за вторую растяжку. А Борисов как раз меня поднимал. Успел голову мне закрыть. Я – то уже не чувствовал ничего. Я, видать, в сорочке родился. Столько дырок, а жизненно важные органы не задеты. Видишь, где один шарик прошел? Чуть в сторону, «вжик и не мужик». И не был бы я нежным с тобой.
- Значит, офицер остался жив? Этот Борисов?
- Живехонек.
- Он тебе по гроб обязан. Небось, забыл о тебе?
- Он умеет платить, Рит. И еще как.
Горский решил свернуть с опасной темы. О Лешке, пусть даже под новой фамилией, распространяться было нельзя. Борисов запретил категорически.
- Ритуль, давай не будем об «Афгане»,- попросил он,- Помнишь, у тебя знакомая была?... Инна.
Рита посмотрела удивленно, даже приподнялась на локте и заглянула в его глаза.
- А почему ты про нее вспомнил?
- Просто так.
- У Инны как раз все в порядке. Живет в Москве, преподает в ВУЗе. Муж тоже. Я недавно видела ее. Она приезжала к родителям. Ее дочка младше Машки на два года.
- Помнишь, у нее парень был... Лешка?
- Конечно, помню. Он таким серьезным мне показался. С характером. И ничего из него не вышло. Инка говорила, что он спился и живет с такой же пьянью где - то в деревне. Даже не верится. А ты что-то слышал о нем?
1984 год.
Они встретились у заводской проходной.
- Я заходил к Вите. До конца дня ты свободен. Давай свалим куда-нибудь, где тебя не знают,- предложил Борисов.
Витей он называл Сахарова.
- Придется ехать в Москву. Или ко мне на квартиру,- пошутил Горский.
- Выберем второе.
- Из твоего окна великолепный вид. Дома в зелени, Волга. Красотища. И воздух чистейший. Я уж и забыл, что такой бывает. Одна беда, никуда не спрячешься от людей.
- И в Москве не спрячешься.
- В Москве люди друг на друга не смотрят. Проходят мимо.
- Что же ты меня сдернул из Москвы?
- Правильно сделал. Ты уже начальник производства, а это только начало. Я мог бы пристроить тебя в министерство, но помнишь о чем мы говорили в госпитале? Скоро все сбудется. Осталось чуть-чуть подождать.
- Я верю тебе, Леш, не заводись.. А ты подполковник?
- Уже полковник. Со вчерашнего дня.
- Поздравляю.
Они выпили за начальника производства, потом за полковника. Вспомнили Афганистан, ротного Потапова и многих других. Вот тогда Борисов поведал историю рядового Гоголева, 60-го года рождения, недоучившегося бывшего студента. Рассказал, как сопроводил цинковый гроб до города Калинина, как выслушивал проклятия в свой адрес, как девочка Люба, давясь от слез, выкрикнула фамилию Ритиного отца.
- Ты только не вздумай обвинять его,- предупредил Борисов,- Он по-своему прав. Если каждый студент будет оскорблять преподавателя, наступит бардак.
- Я не видел Заславского пять лет и еще пятьдесят не увижу.
- Не зарекайся.
Горский поморщился. Не любил вспоминать все, что связано с фамилией Заславский.
- Меня не это беспокоит,- он яростно потер подбородок,- В Горкоме поставили одно условие.
- В Партию вступить? Так вступи.
- Перед отцом неудобно.
- А ты не говори. Кстати, ты слышал такую фамилию?... Горбачев.
- Член Политбюро?
- Он самый.
- И что?
- Ничего. Я просто так спросил.
1989 год. Июль.
- Нет, о Лешке я ничего не слышал. Удивительная судьба.
- Чего тут удивительного? Просто спился. Не было в нем стержня.
- Да, наверное,- Горский задумчиво тер подбородок,- А Инну я иногда встречал. В институте. С ней еще часто ходила высокая темноволосая девушка.
- Темноволосая? Наверное, Наташка Фирсова. Сейчас она Фадеева. Живет в Калинине. Я иногда ее встречаю. У нее муж работает в Обкоме. Был инструктором, а сейчас не знаю.... А чего это ты Наташкой интересуешься?
Рита опять углубилась в его глаза.
- Ритуль, я ее видел всего раза три десять лет назад.
1987 год.
Тишина, легкая рябь залива, отражения сосен причудливо изгибаются в воде.
- Плохо, что мы не рыбаки,- вздохнул Борисов,- Сейчас бы закинули удочки и выловили судака килограмм на пять.
- Хочешь судака? Я организую в два счета.
- Так это же совсем не то. У того, которого сам поймал, даже вкус другой. Я так думаю. Обожаю заливное из судака. Когда-то давным-давно одна девчонка угощала меня. Я такого больше не пробовал никогда. До сих пор вкус помню. А я учил ее варить плов.... Как будто вчера было.
- И как звали эту девчонку?- спросил Горский.
- Угадай с трех раз.
- Кто-то говорил, что влюблен в жену.
- Жена - это жена... А первую любовь не забудешь никогда.
Борисов вдруг напялил на нос черные очки и замолчал. Горский внимательно посмотрел на него и решил не мешать. Поднялся с шезлонга на котором возлежал.
- У моего отца характер железный,- сказал вдруг Борисов,- А мне не достался. Он обходился без очков.
- У моего тоже железный. И мне не достался. Мамки наши видно нас разбавили.
Борисов не ответил. Задумался или ушел в прошлое.
Горский скрылся на веранде. Прилег на диване и задремал. Проснулся от легкого толчка.
- Ты чего меня бросил?- прогудел Борисов,- Пошли, накатим по маленькой.
Они уместились под открытым небом за раскладным туристским столиком. Деревянный настил заканчивался метрах в пяти от воды нависая над заливом. С того места, где они сидели, береговой полосы не было видно, только волны бежали и разбивались о камни, закручиваясь в пенные струи.
- Красиво ты устроился,- сказал Борисов без зависти. Его апартаменты у Анапы на голову превосходили избушку Горского.
- Тебе здесь дома не хватает. Хорошего, добротного.
- Кто же разрешит?
- Скоро разрешат. Кстати, знаешь как расшифровывается фамилия Горбачев? «Господа, обождите радоваться. Брежнева, Андропова, Черненко еще вспомните». Это про народ. А для тебя настают золотые времена, Владимир Сергеевич.
Горский привык вопросов не задавать. Борисов все равно скажет ровно столько, сколько надо для дела. Он и сейчас промолчал. Расшифровку фамилии генерального секретаря слышал раньше и нутром чуял, что что-то закачалось в государстве Советском.
- Пришло время переменить чуть-чуть твою судьбу,- продолжал Борисов.
- В каком смысле?
- Ты начальник производства. Пашешь как проклятый. Небольшая отдушина в первой декаде пока нет металла и комплектующих. Потом все это приходит, и ты опять пашешь по двенадцать часов. Субботы все рабочие, а последние три дня аврал, и ты не вылезаешь с завода сутки, а спишь в своем кабинете. И никто не скажет спасибо. Министерство грозит увольнением, Обком грозится исключить из партии за провал плана по «культбыту». И самое главное, все знают, что ты не виноват. Все знают, а наказывают тебя, потому что кого же еще? Не парторга же. Правильно я гутарю?
- Примерно так и есть.
- Тебе нравится такая жизнь?
- Втянулся. Я другой давно не видел. А ты что предлагаешь? В Главк хочешь перевести?
- В Главк?- Борисов задумчиво крутил пустой стакан,- Можно, конечно, и в Главк. Сядешь на оклад. Ты сейчас зарабатываешь больше раза в два. Плюс твои левые. А там ничего. Только оклад и премия. Не зря же «главковские» шакалят по заводам. Не от хорошей жизни объедки твои подбирают. Нет, Володя, это пустое. А что если я помогу тебе организовать кооператив? Слышал о таких штуках?
- Слышал, но это не реально.
- Почему? Берешь производственную площадь, организуешь производство, нанимаешь работников. Сначала двух, трех…
- Да это бред, Леш. Какие площади? Откуда? Кто мне их даст? А производить что? Нужна техническая документация, оснастка, станки само собой.
- Это я заглянул в будущее,- перебил Борисов,- А пока представим такой кооператив. У вас на заводе наверняка есть отходы. Я имею в виду, технологические. После штамповки, цанговые с автоматов. Ты же сам говорил, что рабочие прут с завода отходы.
- Ну, предположим, есть.
- Вот. А почему прут? Потому, что отходы свободно валяются в контейнерах для металлолома. А у нас они валяться не будут. Нанимаем работягу. Он все отходы в течение дня собирает и отвозит на склад кооператива. А кооператив продает эти отходы населению. Не только заводчанам, а всем желающим.
- Мысль, конечно, не плохая. Только не очень много на этом заработаешь.
- Ну, конечно, ты же привык к другому обороту. Валютный спекулянт.
- Леш, ну по какой цене продавать эти отходы? Дорого не возьмут.
- Зачем дорого? Будем продавать дешево.
- Тогда не понимаю смысла.
- А я тебе разъясню. Мы организовываем кооператив по продаже населению отходов производства. Так?
- Ну, предположим.
- Сначала так и будет. Будем продавать отходы. Но… Кто нам помешает переводить в отходы новый материал? На завод приходят сотни тонн металла каждый месяц. Лист, кругляк, нержавейка в разных видах, медь, латунь, алюминий. Уголок, швеллер и другой прокат. Володя, это Клондайк. Надо только грамотно все сделать и задействовать нормальных людей.
- Леш, ты представляешь, скольких надо задействовать? Директор, без него ничего не решить. Его зам по коммерции, начальник снабжения. Плюс цеха, в которых придется списывать материал. Это минимум. Еще и главбуха придется привлечь.
- Привлечем, если надо будет. Но... Ты на Конаковском заводе инструмента бывал?
- Сто раз.
- Слышал про «спеццех»?
- И слышал и видел. Они там какую-то хрень выпускают.
- Такие цеха у нас на многих заводах. В Дмитрове, кстати, тоже. В Кимрах есть и в Подольске. В Электростали. Много где.... Но это так, фикция. Основной цех мы поставим у вас. И металл потечет рекой, я обещаю. Начальника поставим нашего. Я уже наметил. Ему до пенсии три года. Майор. Все будет отдельно. Конструктора, технологи, бухгалтерия своя, экономист свой и главный бухгалтер тоже. Вот так.... И вот этим всем будешь руководить ты. Должность тебе дадим самую заурядную. Например, председатель кооператива... А может даже зам председателя. Но руководить будешь ты. Серый кардинал, одним словом. Самое главное, ничего не бойся. В случае чего, я прикрою. К тому же у тебя репутация дай бог. Афганец, орденоносец.... По рукам?
- Была, не была.
1988 год. Февраль.
Борисов оглядывал площадку, как Кутузов Бородинское поле перед боем.
- Лихо ты развернулся. Молоток. А там что будет?
- Участок по изготовлению железных ворот для гаражей и погребов. По документам он уже работает два месяца. Я столько металла через него списал. Закачаешься. И цены ломовые. Берут, зараза.... Надо еще добавить.
- У тебя в роду кулаков не было?
- Я к деревне никаким боком... Купцы были.
- Оно и видно. Ты главное, не бойся. В центральной части Союза тебя ни одна падла не тронет.
- Да я и не боюсь. Ты же сам видишь.
- Вижу. Есть такое слово,- "не зарывайся". А я его тебе не говорю. Жми на всю железку. Надо все урвать по максимуму.
- Вон там я начинаю лить бетонные кольца для колодцев.
- Молодец, как раз к сезону.
- Уперлись бы мне эти кольца в одно место, но народ… Надо показать, что для него стараемся. Чтобы они радовались и дальше носа не смотрели.
- Аааааа,- протянул Борисов,- Я так понимаю, что ты, наконец то, отомстишь народу и стране.
Горский скривился, будто съел горький огурец и ничего не сказав пошел дальше по своим владениям.
Борисов догнал его.
- Ты чего обиделся что ли?
- Леш, чья бы коровы мычала. Твоя организация мстит этому народу семьдесят лет.
Борисов замахал руками.
- Все, беру слова обратно. Давай о деле. На твоем складе лежат «видаки», которые я прислал на той неделе.
- Я знаю.
- Конечно, знаешь. Но я не о том. Завтра или послезавтра к тебе подъедет одна женщина из Калинина. У нее тоже свой кооператив. Даже несколько. В Калинине и Москве. Фамилия Фадеева. Фадеева Наталия. Моя бывшая однокурсница. Ты отдашь ей двадцать «видаков» по две тысячи за штуку.
- Леш, ты с ума сошел? Мы платили за них дороже.
- Не переживай. Ты не потеряешь ни копейки. Двадцать штук по две тысячи. Запомнил?
- Хозяин барин.
- Это еще не все. Она посмотрит ваши решетки, отберет те, которые ей понравятся. Отдашь по себестоимости. Сколько попросит.
- Леш, это беспредел.
- Так надо... И обо мне ни слова.
- Она о тебе не знает?- изумился Горский.
- Нет. Она думает, что я в одном из ЛТП.
- В ЛТП? Ну, ты и конспиратор.
Горского вдруг осенило.
- Ты из-за нее с Инной расстался?
- С ума сошел? У нас ничего не было. Просто она лучшая подруга. Понял?
Она прибыла на следующий день около пяти вечера. Горский сидел за столом в кабинете, ничего не писал и даже думал не о работе. Составлял план на вечер. Ничего толкового не выходило. Неделю назад распрощался с очередной «пассией», новой пока не нашел. Впереди маячил долгий холостяцкий вечер. Кофе, бутеры с икрой и «видак» с «Крестным отцом». Он откинулся в кресле, смотрел задумчиво в потолок и жалел себя.
Дверь распахнулась и зашла Фадеева. Горский сразу узнал ее. Видел в компании с Инной десять лет назад.
- Здравствуйте,- сказала Фадеева,- Вы Горский Владимир Сергеевич?
- Да,- он поднялся и вышел из-за стола,- А вы Фадеева Наталья… Простите, не знаю вашего отчества.
- Ильинична.
- Наталья Ильинична,- повторил он, и сердце обожгло.
- Что вы так смотрите?- спросила она удивленно.
Что-то мелькнуло в ее глазах.
- Простите, я, кажется, вас узнала.
Темные волосы и глаза, нос с едва заметной горбинкой.
- Да, мы встречались,- сказал он суховато,- Я думал, что вы приедете пораньше.
- Простите ради бога, но так вышло. Добиралась до вас через Москву.
- На поезде, что ли?
- Нет, просто в Москве у меня кооперативчик... Я нарушила ваши планы на вечер?
- Ничего страшного.
Она долго выбирала решетки.
- Когда такой выбор, трудно на чем-то остановиться. Я бы все взяла.
- Так берите.
- Я ограничена в средствах.
- Мне сказали, что вы возьмете видеомагнитофоны.
- Обязательно. Двадцать штук.
Наконец с решетками закончили.
- Бог ты мой, уже половина девятого,- ахнула Наташа,- Придется заночевать здесь. В вашем городе есть приличная гостиница? Не хочу с вашим Ковальчуком связываться.
Ковальчук был первым секретарем Волжского Горкома. Горский не терпел его, заметив однажды как тот засунул в рот палец, изрядно покопавшись в носу. Может и Фадеевой довелось наблюдать что-то подобное, раз она так скривилась, упомянув Ковальчука.
- У нас очень приличная гостиница,- сказал Горский,- Но у меня другое предложение. Есть квартира. Трехкомнатная с приличной обстановкой. Занята всего одна комната.
- Ваша квартира?
- Моя.
- А кем занята комната?
- Мной.
Горский спохватился.
- Даю слово, что не посягну…
Фадеева не дала договорить.
- Везите в квартиру.
«Шестерку» Фадеевой оставили на заводе. Наташа села рядом с Горским. Машина понеслась в город.
Наташа разглядывала квартиру.
- Женщины здесь не бывают. Почему, Горский? Не любишь женщин?
- Люблю. Иногда. Ты будешь кофе?
- Я и поужинала бы с удовольствием.
Посмотрела на Горского.
- Готовить не хочется? Эх ты, холостяцкая душа. Давай я приготовлю. В твоем холодильнике что-нибудь есть?
- Посмотри, а я пока душ приму.
Увидел, как дрогнули длинные изогнутые ресницы.
- Просто приму душ. Я каждый вечер это делаю.
- А утром?
- И днем два раза.
Он плескался под душем минут десять. Эта девушка из прошлого затененная Инной и Ритой, вдруг вышла из тени. Почему он не заметил ее тогда? И что сейчас делать с ней? Ну не просто же так пришла она в холостяцкую квартиру.... Будь что будет. Он растерся огромным мохнатым полотенцем, накинул футболку и спортивные брюки.
Наташа колдовала у плиты.
- Ты неплохо устроился, Горский. Полный холодильник деликатесов. Откуда?
Темные волосы, краешек щеки, тоненькая фигурка в переднике. В памяти вдруг вспыхнуло. Наташа также стоит у плиты, и он нежно смотрит на нее.
Подошел, заметил как напряглась ее спина. Обнял за плечи и поцеловал в шею.
- Горский,- тихо сказала она.
Лежали в постели, выжитые до капли. Наташа пришла в себя первой.
- Вов, я хочу есть.
- Я тоже.
- Пошли на кухню.
- Нет, давай еще.
- Нет... Ну, Вов... У нас еще ночь впереди.
- Хочешь, я принесу тебе ужин в постель?
Он вскочил с постели не дожидаясь ответа. Душа пела. Потянулся, почувствовал, как заиграли мышцы. Жить, все-таки, здорово.
- Зажги свет,- попросила Наташа,- Вов, не слышишь? Зажги свет.
Он нажал на выключатель.
- Ой, я не могу. Ты еще бы галстук надел. Отвернись.
- Не отвернусь. Вставай.
- Ага, ты чуть ли не в пальто, а я голышом.
- Да ладно, я выйду.
Теперь он колдовал у плиты, а она подошла и обняла за плечи.
- Горский, ты понимаешь, то что произошло, нас ни к чему не обязывает?
- Понимаю.
- У меня семья.
- Я понял, Наташ.
- Не обижайся. И еще я не люблю разговоров по душам. Понимаешь, о чем я?
Сейчас она отсекла многое. Он-то хотел именно «бабского» разговора. Ему так не хватало самого примитивного общения. Борисов не мог соответствовать, он был мужиком, а то, о чем хотелось рассказать, могла понять только женщина, и то не каждая. Фадеева, наверное, смогла бы, но…
- Выпьем немного?- спросил он.
- А что у тебя есть?
- Сама выбери в баре.
Наташа вернулась с бутылкой коньяка.
- До тебя сухой закон не добрался?
- За что выпьем, Наташ?
- Давай за случайную встречу.
Выпили, потом еще. Горский шутил, она смеялась. Хотелось прижать ее к себе и рассказать как невыносимо болит душа. Много-много лет.
- Ты, как белый клоун,- вдруг сказала Наташа,- Шутишь, а глаза грустные. Пошли спать.
В темноте разделись и забрались под одеяло.
- Как включается торшер?- спросила Наташа
- Зачем?
- Мало ли, вдруг среди ночи приспичит.
- Там клавиша на подставке.
Зажегся и погас свет.
- Удобно,- сказала она зевая,- Спать хочу, умираю. Давай поспим немного.
На него, то ли от коньяка, то ли от усталости, тоже навалился сон.
Приснилась Наташа. Та, из прошлого. Давно не снилась, и вдруг… Он так ясно ощутил ее тело рядом. Дотронулся, она одета во что-то шерстяное.
- Наташ, ты куда?
- Я ухожу.
- Не уходи, пожалуйста, Наташ.
Он проснулся. Зеленоватый свет абажура мягко освещал комнату.
- Вов, ты чего?
Он никак не мог очнуться.
- Ты меня звал
- Выключи свет.
Но она уже увидела.
- Это что?
- Сама не видишь?
- Вижу. Откуда это?
- Пришлось повоевать.
Она смотрела испуганно и молчала.
- Я же говорил, не зажигай свет.
- Иди ко мне.
Заснули под утро, так и не погасив свет.
На заводе появились только после обеда. Фургон, загруженный решетками, стоял у склада. «Видаки» в отдельном деревянном ящике.
- Хорошие видеомагнитофоны?- спросила Наташа.
- Панасоник 25- ый. Один из лучших. В комиссионке тысяч на семь потянет.
Она удивленно разглядывала накладные.
- Я думала, будет дороже. В Череповце за точно такие же решетки просили в два раза больше... И «видаки» задаром. У меня еще и деньги остаются.
Он велел набить машину товаром. Денег не хватило, он махнул рукой.
- Потом отдашь.
- Вдруг не отдам?
- Не обеднею.
Часам к четырем они вернулись домой. Занялись любовью и не заметили как наступил вечер.
Наташа подошла к книжному шкафу. Рассматривала долго книги.
- Странно, ни одной «подписки». Почему?
- Меня не интересуют «подписные издания». Я читаю только то, что мне интересно.
- «Конармия» тебе интересна?
- А ты читала?
- Читала в детстве.
И смущенно заулыбалась Горскому, поняв, что сморозила что-то не то.
- Володь, я ошибаюсь, да?
- Ты читала «Юнармию». Мирошниченко написал. Детская книжка, понимаешь? А это совсем другое. Бабель написал о первой конной Буденного. Читаешь, в дрожь бросает. Даже меня. И образы такие сочные. Вот послушай.
Он взял книгу, развернул и прочел: «Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова…»
- Ну как?
- Жуть. Можно, я не буду читать это?
- Нельзя, иначе я с тобой спать больше не лягу.
Он подхватил ее и хотел уволочь в постель, но она смеялась и отчаянно барахталась и даже слегка прикусила за шею.
- Ну, погоди, дай еще посмотреть. Это что за развалюха?
- «Бесы» Достоевского. Читала?
- Даже не слышала. Я, вообще, Достоевского не люблю. Особенно про старуху - проценщицу. Да и про Карамазовых не дочитала. Я слышала, он был ненормальным.
- Писатели все грохнутые немного. А кое-кто много.
- А это что?- Наташа дотронулась до кожаного переплета громадных размеров.
- Альбом с фотографиями.
- Твой альбом?- у нее загорелись глаза,- Дай посмотреть.
- Смотри, пожалуйста.
Они сидели на диване, Наташа листала альбом, а он объяснял.
- Это я. Это опять я..
- Ты смешной с челкой.
- Тогда все так ходили.
- Неправда, мой брат стригся под полубокс.
- Когда это он стригся под полубокс? В пять лет?
- А тебе чего, здесь пять?
Она взглянула на подпись под фотографией.
- Ничего себе, я думала лет девять.
Она перелистнула страницу.
- А это кто?
- Моя мама. А рядом ее мама - моя бабушка.
- Слушай анекдот,- сказала Наташа, хитренько поглядывая на Горского,- Юноша подает документы для поступления в консерваторию.
«Ваша фамилия?»
«Сидоров».
«Какая странная фамилия для будущего музыканта. А имя?»
«Иван».
«Еще не легче. А отчество?»
«Самуилович»
«Как глубоко зарыт ваш талант, юноша».
- Это ты к чему?- спросил Горский.
Наташа еще раз взглянула на фотографию, улыбнулась.
- Да так, ни к чему.
Она перевернула страницу.
- А это что?
- Не что, а кто. Моя мама в десять лет.
Наташа смотрела долго и пристально.
- Да, далеко, очень далеко зарыт..
- Что ты там нашептываешь?
Она вдруг захлопнула альбом.
- Неси меня в постель.
Горский ощутил странную тоску. Стрелки отбивали последние часы до расставания. Слова, которые так легко текли днем и в начале вечера, вдруг застряли в горле. О чем-то надо было говорить, потому что молчание увеличивало тоску, доводя до невыносимости.
- Помнишь, у тебя была подруга?- спросил он просто для того, чтобы заговорить о чем-то постороннем.
- Инна?
- Да, Инна. Не знаешь, как она?
- Знаю.
Наверное, она чувствовала Горского. Может, переживала, что втянула его, приучила к себе. Поэтому с радостью ухватилась за вопрос.
- Мы дружим все эти годы. Встречались на днях в Москве. У нее все нормально. Муж преподает в институте, и она тоже. Дочь растет.
Горский начал догадываться.
- Вы просто дружите, или у вас общее дело?
- И просто, и дело.
- Понятно.
- Ты так сказал «понятно», что мне стало не понятно.
- Жаль, что ты уезжаешь завтра.
- Я бы задержалась, честное слово, если бы могла.
- Я понимаю,- сказал он грустно.
- Тебе надо влюбиться. Найти женщину и влюбиться. Кстати, помнишь Риту Заславскую?
Он не выдал себя и сказал почти равнодушно.
- Немного помню.
- Она теперь Ильина. Живет в Калинине. Или тебе про нее не интересно?
- Чем она занимается?
- Преподает в техникуме. Ильин кандидат наук, доцент в «Политехе». У них дочь.
- Дочь родилась, когда мы еще учились. Ее назвали Машей.
- Ты знал Ильина?
- Он был моим приятелем... Когда-то. А помнишь, у Инны был парень?... Лешка, кажется. Что с ним?
- Спился и попал в ЛТП. Простая русская болезнь.
- А Инна не попыталась разыскать его? Может, можно помочь чем-то?
- Ты с ума сошел? Чем помочь? Он связался не пойми с кем, а ему помогать?
- Инна даже не пыталась?
- Пыталась. Она же не от мира сего. Но мы ее образумили.
Он молчал и отчаянно жалел Борисова. И сейчас осознал, что никогда не предаст его, потому что должен же быть на свете хоть один, не предавший.
- Ты меня осуждаешь?- спросила Наташа резковато.
- Нет. Не суди, да не судим будешь…
- Рите передать от тебя привет?
- Передай. Обязательно.
Утром она уехала. Горский целый день прослонялся сам не свой.
В четыре часа позвонил Борисов.
- Была?
- Была.
- Давно уехала?
- Сегодня утром.
- Ты не обсчитал ее?
- Нет
- Что-то мне не нравится твое настроение.
Вечер. Безрадостный, унылый. На экране крушит все вокруг себя Сталлоне.
Когда-то в прошлой жизни была Москва с Ингой, была Инга без Москвы. Если бы вернуться туда. Хоть на день.
Зазвенел телефон. Горский снял трубку, мыслей не было.
- Это я. Как ты?
- Никак. Тошно.
- Мне тоже не очень. Сижу одна, смотрю телевизор.
- Хочешь, я приеду?
- Нет. Я приеду сама. Завтра вечером.
Жизнь продолжалась.
Она приехала в начале седьмого. Зашла в прихожую и обомлела. Горский стоял перед ней с огромным букетом бардовых роз. Она восхищенно смотрела на цветы. Он помог снять шубу и сапоги, взял на руки и отнес в спальню. Там снял все остальное, и они занимались любовью часа три. Потом пили шампанское прямо в постели и смотрели «Греческую смаковницу». Опять любили друг друга. Он не спрашивал ее ни о чем, боялся ответа.
Проснулся около десяти, она спала и улыбалась во сне. Он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить. Был уверен, она проснется и сразу уедет домой. И жалел, что не расспросил ее вчера и не узнал, сколько часов счастья отвела ему судьба.
Ее ресницы вдруг задрожали.
- Давно ты меня разглядываешь?
- Целую вечность.
- Не хочется вставать, а надо.
Сердце сжалось.
- Ты уезжаешь?- спросил обмирая.
- Я могу остаться.
Она что-то прикидывала в уме. Он ждал с надеждой.
- Дня на два, на три,- сказала она, что-то взвесив в уме.
- На три,- выпалил он.
- Как скажешь.
День пролетел мгновенно. Горский смотался на завод, проруководил целый час и вернулся.
Наташа готовила обед.
- Совсем забыла, я деньги привезла,- сказала она.
- Оставь себе.
- С ума сошел? Я такую жертву не приму.
- Я не возьму.
- Тогда я подумаю, что ты расплачиваешься со мной, как с неприличной женщиной.
Она достала из сумочки несколько пачек в банковской упаковке и почтовый конверт.
- Володечка, ты в прошлый раз об Инне спрашивал, а я про Заславскую вспомнила. Помнишь?
Горский уставился на конверт.
- Что там?
- Мы недавно встретились на улице. У Игоря был фотоаппарат.
- Ты привезла фотографии?
- Вчера забыла показать. Ты так на меня набросился. Хочешь посмотреть?
- Если ты там есть.
- Врунишка,- она щелкнула его по носу, - Признайся, что хочешь взглянуть на свою любовь.
- Ты моя любовь.
- Вов, вот это не надо. Мы же договорились,- проговорила она умоляюще.
Рита, Инна и Наташа во весь рост. В демисезонных пальто без головных уборов. Наташа будто вышла от парикмахера, светловолосые подруги так и не расстались со своими прическами.
- Ты прелесть, Натах.
- Да ладно. Посмотри, девчонки какие.
- Удивительно, но у них волосы почти одного цвета. Или Рита обесцветилась?
- Просто так проявили пленку. Печатала в «Зените» в Сокольниках. Халтурщики.
- А по-моему, отличная фотография.
На следующем снимке Наташи не было. Зато появились две девочки. Одна постарше другой года на два.
- Симпатичные девочки, правда?- спросила Наташа, заглядывая в его глаза.
Что она хотела увидеть в них?
- Наверное,- ответил Горский неуверенно,- Слишком мелкое изображение.
- Ну, извини, десять на пятнадцать. Куда же больше?
- Я смотрю на вас и не пойму. Кажется, что вы совсем не изменились. Нет, ты - то, еще лучше стала.
- Болтун. Изменились, Вов, еще как изменились. Просто снимки действительно мелкие. А вот дети есть как раз крупным планом. Смотри, правда, красивые?
Горский взял третью фотографию и долго разглядывал.
- У вас хороший фотоаппарат. Лица вырисованы идеально.
- «Практика» гэдээровская.
- Я и говорю, объектив отличный.
Он опять уставился на снимок.
- Это дочь Маргариты?
- Ну да, она же старше.
- Старше,- повторил он машинально.
Наташа сложила фотографии в конверт.
- Хочешь, я одну тебе подарю?
Она достала ту, на которой были запечатлены Инна с Ритой и их дочери.
- Держи.
- Дай мне ту, на которой ты.
Она улыбнулась.
- Бери. Будешь иногда меня вспоминать. Бери все три.
Его сердце забилось часто-часто.
Среди ночи Наташа проснулась. Даже в кромешной тьме поняла, что Горского в комнате нет. Подождала несколько минут и включила торшер.
Вышла в прихожую, заглянула в гостиную. Никого. На кухне нет, в туалете и ванной тоже. Значит, он в третьей комнате.
- Он от меня сбежал что ли? Не может быть.
Распахнуть дверь без предупреждения не решилась и осторожно постучала. И услышала его бодрый голос.
- Входи.
Она зашла.
- Ух ты, вот это монстр. Давно такого не видела.
Наташа удивленно разглядывала огромный эпидиаскоп возвышающийся над столом. Дотронулась до корпуса и ощутила ладонью тепло.
- Хочешь, я скажу, что ты здесь делал?- хитро прищурившись, сказала она.
- А я и не скрываю. Тебя разглядывал. Не веришь? Гаси свет.
Горский включил аппарат. На стене на белом полотнище экрана появилась знакомая фотография.
- Я и правда ничего еще,- сказала Наташа с удовлетворенным удовольствием.- Но меня ты и так всю рассмотрел. Признайся, Ритку разглядывал. Вов, ну признайся, что не забыл ее.
- Не забыл. У меня память не отшибло. Но это ничего не значит.
- Не жалеешь, что с ней разбежался?- спросила она недоверчиво.
- Это тоже самое, что спросить жалею ли я, что закончилось лето. Многое происходит не по нашей воле. К тому же, если бы я оказался тогда с Ритой, встретил бы тебя гораздо раньше и влюбился. Все равно бы все закончилось.
- Не болтай. Ты бродил за ней как тень и не обращал на меня внимания.
- Ты так мне про меня рассказываешь, что я начинаю к себе хуже относиться. Даже стыдно, честное слово. Ты ей привет от меня передала?
- Вов, я вижу ее в месяц раз.
- И не передавай. Обо мне не говори ни слова. Поняла?
- Почему?
- Наташенька, я тебя очень-очень прошу.
- Как скажешь.
- И Инне тоже.
Наташа уехала через неделю.
- Ты уже не так расстроен моим отъездом, как в прошлый раз,- говорила она,- Это очень хорошо.
Говорила, а сама пристально разглядывала его глаза.
1989 год. Июль.
- Ритуль, я видел ее всего раза три десять лет назад.
- Ой, да ладно, наплевать на нее. Пошли завтракать.
Она сварила кофе в темной медной джазве. Разлила по чашечкам. Горский вдохнул с наслаждением горький густой аромат.
- Любишь кофе?- спросила Рита.
В прошлой жизни кофе не был их напитком. Горский иногда выпивал чашечку с Ингой, но пристрастился гораздо позже. Рита помнила и спросила чуть удивленно. Горскому показалось, что она расстраивается находя в его поведении новые черты.
- Обожаю. И кофе и аромат и пенку,- ответил он.
- Я чуть-чуть сахара кладу и соль. Может, ты так не любишь?
- Я тоже кладу сахар и соль.
Она замолчала, кофе больше не занимал ее. Что-то она хотела сказать и не решалась. Наконец , переборов себя, начала неуверенно :
- Я ночью выходила из спальни… Ты застонал вдруг.
Он смутился.
- Громко?
- Нет. Я прислушалась, стояла у двери минут десять, но ты больше не стонал. Тебе приснилось что-то?
- Мне было плохо без тебя.
Он хотел вымыть посуду. Как Мягков в знаменитой комедии Рязанова.
- Вов, прекрати. Я все сделаю сама.
И вышибла его из кухни чмокнув в щеку. А он хотел поговорить с ней о важном.
Она вернулась в комнату вся в мыслях и не глядела на Горского.
- Рит,- попросил он довольно жестко,- Давай поговорим.
- Вов, некогда. Давай потом.
- Нет, сейчас.
Рита села на диван.
- Говори.
- Как ты представляешь наши дальнейшие отношения?
- Дальнейшие чего? Умру, Горский, от твоих оборотов. Тебе со мной хорошо или нет?
- Хорошо, но…
- И чего тебе еще надо? План на пятилетку? Скажи лучше, ты в машинах разбираешься?
- В каких машинах?
Она так лихо скользила по мыслям. Он не успевал за ней.
- В паровых.... Володя, ну не в стиральных же. Ты разбираешься в «жигулях»?
Он хотел объяснить ей свое состояние и чувства, а она …
- А что?- спросил он.
- Что у тебя за привычка задавать встречные вопросы?
Ну вот. Вот и появилась прежняя Рита.
- Кое-что соображаю,- сказал он раздражаясь.
- Съездим в одно место?
- Куда?
- Это имеет значение?
- Не имеет, потому что я придушу тебя прямо сейчас,- пронеслось в голове.
Они вышли из дома. Он чуть отстал и с нежным восторгом смотрел на нее. То, что она шла отдельно от него и не оборачивалась, даже усиливало чувство родства с ней. Если бы она вдруг взяла его под руку, он не ощутил бы той близости, которую ощущал сейчас. Они спешили, увлеченные общим делом, как два единомышленника для которых внешняя атрибутика уже не имеет значения.
А может он заблуждался? Может восторг чувствовал только он?
- Рит, ничего, что нас видят вместе?- спросил он, вдруг вспомнив об Ильине.
- Это не институтский дом, а кооперативный. Да и живем всего год. Никто никого не знает. Да даже если бы знали..
Она обернулась, перехватила его взгляд и остановилась. Она вдруг различила в его глазах то, что днем раньше узрела ее невестка.
- Вов, мы сейчас сгоняем на Соминку,- сказала она,- Если ты не против.
- В тот дом?- поразился он.
- С ума сошел? В гаражный кооператив.
- Близкий крюк,- облегченно вздохнул Горский и остановил такси.
Они забрались на задний диван. Рита у двери, а он рядом, так что бедра прижались друг к другу.
- Вот сидит рядом моя женщина,- думал он.
Дальше мысли не шли.
- Здесь остановите, пожалуйста,- попросила вдруг Рита, и Горский сообразил, что уже добрались до места, а он почему - то не заметил.
Расплатился. Они вышли из машины, свернули в переулок, миновали пустырь и подошли к гаражному массиву. Возле крайнего бокса на импровизированном столике, составленном из четырех ящиков, разложена нехитрая закусь. Банка кильки в томате, соленые огурцы и буханка хлеба. Три граненых стакана и початая бутылка апельсиновой горькой настойки. Эта дрянь недавно появилась в магазинах, торгующих спиртным. Два мужичка среднего возраста примостились на ящичках возле «столика», а третий стоял возле кирпичной стены спиной к приятелям и собирался «отлить». На него гавкнули, он обернулся и заулыбался Рите беззубо гнилым ртом, но перехватив взгляд Горского, притух и убежал справлять нужду за угол.
- Какая мерзость,- Риту аж передернуло,- Как скоты.
- Он же не знал, что мы пойдем.
- Это в любом случае скотство. А посмотри, что они пьют.
- Сейчас и это за счастье достать. Сухой закон. И потом не каждому по карману пить коньяк.
- Лучше вообще ничего не пить. Я не поняла, ты, что защищаешь алкашей?
- При чем тут это?
- При всем,- отрезала Рита,- Ищи сто двадцать первый бокс, я не ориентируюсь. Была здесь всего два раза.
- Для мужчины гараж вторая квартира,- пошутил Горский,- Зачем брать с собой жену?
- Не для Ильина,- обрезала Рита,- Он в гараже не торчал. С кем здесь общаться? С этим быдлом? Ставил машину и уходил. А у тебя есть гараж?
- Есть.
- И ты в нем пропадаешь? Вот так же пьешь?
- Я похож на пьющего?
- С виду нет... А там кто знает. Вон наш гараж. А ты идешь и не видишь.
- Я уже шел к нему.
- Не ври, если бы не я, ты бы мимо пролетел. Марсианин.
Они подошли к боксу. Рита протянула ключ. Горский вставил его в личину не той стороной. Рита поджала губы, усмехнулась и покачала головой.
- Ну, Горский, ну бестолочь,- сказал он, подражая Рите, и наконец справился с замком.
Дверь распахнулась.
- Не прошло и года,- съязвила Рита.
Светло бежевая «шестерка» занимала почти весь гараж. Вдоль одной из стен тянулись полки металлических стеллажей. Часть из них прикрывалась дверками. На остальных сиял ослепительный порядок. Горский прищелкнул языком от зависти. Он и сам беспорядка не терпел, но от Ильина отставал катострофически.
Обернулся. Рита, прищурившись, смотрела на него. Она щурилась не от света и не от плохого зрения (папа не оставил ей в этой области наследства). Щурилась от злорадного удовольствия, предстоящего ей сейчас. Ему даже показалось, что она жаждет довершить то, что не выгорело в огромном страшном доме, где-то здесь неподалеку двенадцать лет назад.
«Жигуленок» сиял намытыми боками. Ильин постарался и здесь.
- Ваша?- спросил Горский.
- Глупый вопрос. Вот ключи. Что-то с двигателем. Ильин не успел.
Горский отпер дверку и сел за руль. Двигатель завелся не сразу. Два раза схватился и сразу заглох. Наконец, заработал. Горский поупражнялся с воздушной заслонкой, вытаскивая и убирая подсос, несколько раз надавил на педаль акселератора. Вышел из машины и поднял крышку капота.
- Ильин говорил, что барахлит карбюратор,- сказала Рита сквозь грохот двигателя.
Горский отпустил заслонку, рев прекратился.
- Троит.
- Чего?
- Один цилиндр не работает. Поршень бегает вхолостую. Слышишь?
- Ильин говорил, что что-то с карбюратором.
- Рит, карбюратор в порядке. Неисправна система зажигания. Слышала о такой?
- Зачем мне об этом слышать? У меня слава богу был человек, который в этом разбирался... А теперь нет.
- Разберемся. Думаю, дело в трамблере.
- Посмотри карбюратор.
- Карбюратор в порядке.
- Ты упрямый осел. Миша был совсем другим.
Горский сорвался.
- Слушай, ты хочешь, чтобы я починил машину? Выйди из гаража и погуляй минут двадцать.
Ритины глаза округлились
- Что? Ты как со мной разговариваешь? Быдло. Негодяй. Миша на меня голос не смел повышать.
- А я не Миша и не твой папа. Поняла?
Он говорил, а сам продолжал рассматривать трамблер.
- Иди сюда,- он сказал резко, но не грубо.
- Не ори на меня.
- Я не ору. Иди сюда,- сказал он примирительно.
Рита сожгла его взглядом, но подошла.
- Видишь провод?
- И что?
- Я дотронулся чуть-чуть, и он выскочил из наконечника.
- И что?
- А то. Сейчас вставлю на место, и движок заработает как часики.
Горский заглушил двигатель, поколдовал с проводом.
Двигатель работал четко. Горский распахнул ворота и сел за руль. Рита смотрела на него поджав губы. «Жигуленок» выехал из гаража.
- У тебя права, техпаспорт есть?- спросил он.
- Не твое дело.
- Хорошо. Пусть будет не мое. Вот тебе ключи. Ворота я сейчас закрою, и делай что хочешь. Я тебе мной командовать не дам.
Он запер ворота.
- Держи ключ. Давай, пока.
Рита смотрела оскорбленно.
- Далеко ты собрался?
- Домой. К себе домой. Все, сказке конец.
- Ты понимаешь, что обидел меня?
- Чем?
- Ну, предположим, я была не права. Я женщина, в конце концов, и не должна разбираться в железках. Но это не оправдывает твое хамство. Ты понимаешь, что мне и так тяжело? Ты был другим. Я тебя хотела видеть таким как раньше.
- А я другой, Рит.
- Я уже это поняла.
Они молча смотрели друг на друга.
- Не дури, Володя, садись в машину.
Рита гнала машину по городу. Горский сидел рядом и мучился от стыда. Не мог отделаться от мысли, что только что совершил гнусность. Рита поглядывала на него, он молчал и смотрел перед собой в одну точку. Она истолковала его состояние по-своему. Дотронулась до его руки, он вздрогнул от неожиданности.
- Прости,- сказала вдруг она.
Он всеми нервами почувствовал, как она ломает сейчас себя.
- Ты уверенно водишь машину. Молодец.
Она посмотрела изумленно. Наверное, не этих слов ждала от него. Он и сам не ожидал, что скажет такое. На душе было мерзко.
- Я за рулем проводила больше времени, чем..
Она замолчала, и он вдруг понял, что она боится произносить фамилию бывшего мужа при нем.
- Машина оформлена на меня,- сказала зачем - то Рита.
Она притормозила и завернула во двор. Проехала мимо тротуаров, осторожно объезжая выбоины на асфальте.
- Не дорога, а черте что,- ворчала она негромко.
- А мы куда?- спросил Горский.
- Я на одну минутку забегу в одно место.
Машина остановилась. Рита не выходила.
- Я всегда хотела быть похожей на маму,- сказала она тихо, уткнув взгляд в приборную панель,- А папа казался идеалом мужчины. Давно, еще до встречи с тобой. Понимаешь, я чувствовала, что что-то не так. Потом начала жить с Ильиным, и все вроде так и вышло, как у моих родителей. Сначала радовалась... Как дура. А потом до маразма дошло. Представь, он собрался покупать электропилу и привел меня в «хозяйственный» в качестве эксперта. Не мог взять на себя ответственность. Квартиру я обставляла сама на свой страх и риск, машину водила тоже я. Все я, я, я. Мама как-то могла всем руководить... А я нет.... Тошно, Володь. Так устала за десять лет. Хочется, чтобы рядом был мужчина, который бы все решал сам, а меня бы просто любил... Хоть не много. Много я, наверное, не заслужила.
Он не успел ответить, Рита подхватилась и выскочила из машины. Она шла по тротуару, он смотрел вслед и пытался осознать происшедшее. Что это было? Признание измученной женщины? Игра? Она скрылась в подъезде, он мысленно прокручивал сцены в гараже, ее последнее признание, унесся назад и снова пережил сегодняшнее утро.
Рита вышла из подъезда. Голова высоко поднята, губы сжаты, а в глазах суровая решимость. Молча села за руль. Он чувствовал, что не их разговор стал причиной ее настроения, что-то еще произошло только что.
- К знакомой заходила,- ответила она на его молчаливый вопрос.
Снова машина летит по городу. Снова Горский молча сверлит взглядом пейзаж за ветровым стеклом.
- Володя, а ты об Ильине от кого узнал?
Он ответил не сразу.
- От Женьки Баранова. Помнишь, со мной в одной группе учился?
- Смутно.
За девять дней до этого.
Зазвенел телефон. Горский снял трубку.
- Володя, здравствуй. Как дела?
- Здравствуй, Наташ. Живу помаленьку.
- Жить, это здорово, Володя.
- Чего это тебя на философию потянуло?
- Вов, произошла одна вещь. Миша Ильин погиб.
- Как?- ужаснулся Горский.
В ее голосе смущение и удивление, одновременно.
- Ты не знал?
- Нет,- сказал он потерянно,- Как это случилось?
- Подробности по телефону говорить не буду. Его убили.
- Какой кошмар.
Он почувствовал как холодный пот заливает лицо.
- Догадываешься, зачем я звоню?
- Нуууу... Чтобы сообщить,- сказал он неуверенно.
- Съезди на похороны. В одиннадцать у института. Поминки в два часа в «Селигере».
- Ты будешь там?
- Нет. Каким боком?
- А мне зачем это надо, если не будет тебя?
- Ты что, глупый? Маргарита - вдова. Поддержи... А там видно будет. Тебя учить надо?
- С чего ты решила, что мне нужна Рита?
- Кого ты хочешь обмануть? Меня или себя?
- И что ты подумал, когда узнал?- спросила Рита.
- Сначала Мишку стало жалко, а потом тебя.
Они молчали. Рита думала о чем-то, а он опять слушал Наташу и вспоминал.
- Я вру,- признался он вернувшись из воспоминаний,- Мне не было жаль Ильина. Нет, я не обрадовался. Слава богу, я не обрадовался. Я даже ужаснулся, но не от жалости к нему. Думал, как легко и быстро может прерваться жизнь. Как на войне. И было очень страшно. А потом вспомнил про тебя.
- Удивительная честность. Помнишь, давным-давно, мы тогда только начали встречаться, ты упоминал про один случай. То ли на чьей - то свадьбе, то ли на дне рождения ты сидел рядом со своей знакомой. Просто знакомой. Она была тебя старше на несколько лет, ты был равнодушен к ней, она даже была противна тебе. Ты задрал ей подол и продемонстрировал всем ее волосатые ляжки. Может, я ошибаюсь в деталях. Много времени прошло. Меня тогда это немного шокировало, но я списала на ваш деревенский менталитет. Потом я несколько раз пересказывала этот случай знакомым. Самым разным. Твоего имени, естественно, не называла.
- Вранье,- перебил Горский
- Что? Ты опять меня оскорбляешь?
- Я выдумал тот случай от начала до конца. И свадьбу и волосатые ноги. Не было у меня такой знакомой. Ничего не было.
Рита изумленно уставилась на Горского. За последние часы она научилась понимать его глаза. Он не врал сейчас.
- Зачем?- выдохнула она.
- Это сразу не объяснишь.
- Объясняй. Я постараюсь понять.
- Видишь ли, меня всегда интересовали окружающие. Их характеры, поведение в различных ситуациях. А где взять эти ситуации? Сами - то они не создадутся. Предположим, можно запалить институт, а потом наблюдать, кто как себя поведет. Спасаться будет, давя всех, или сам будет спасать? Так не запалишь же. Приходилось создавать ситуации самому. На Западе это называется тестированием.
- Значит, ты меня тестировал?- она так смотрела. И губы дрожали. Толи от обиды, толи от бешенства,- Ну и сволочь ты, Горский,- она отвернулась и вздохнула глубоко, словно ей не хватало воздуха,- И что, если не секрет, ты про меня решил?
- Когда я тебе эту историю поведал, ты развеселилась.
- Я?- ужаснулась Рита,- Не ври. Я тебе выговорила тогда.
- Потом выговорила. Наверное, после того, как кому-то пересказала и увидела их реакцию.
- И кем же ты меня посчитал?
- Да не помню я ничего. Какая разница теперь. Я был юн и глуп.
- Да, лихо... Не ожидала,- Рита приводила мысли в порядок,- А кого ты еще тестировал?
- Многих. Например, Анохина. Ушел в умывальник чистить зубы, а «сетку» оставил на кровати. Всего на пятнадцать минут. Вернулся, «сетки» нет. Я только ее купил. Сидела на мне идеально. Анохин не признался. Потом оказалось, что еще человек пять заходило и выходило, пока я умывался. Вобщем, тест провалился. А вот с Акимовым хреново вышло. Я ему поведал, что война во Вьетнаме - огромная ошибка нашего государства. Он такой правильный был, аж тошнило. Думал, он шарахнется от меня и больше не будет подходить. А он в Комитет комсомола настучал и в деканат.
- Я не знала, что ты был таким дурнем.
- Был вот. Меня тогда вызвал декан. Я пришел, а там Костя - секретарь факультета. Начали меня вдвоем воспитывать, а я в отказ. Ничего не говорил, ничего не знаю.
Рита вдруг озарилась.
- Вспомнила. Папа что-то тогда говорил. Это в конце четвертого курса было. Я тогда подумала: «Ну все достукался со своим Солженицыным».
- И возрадовалась?
- Ты идиот. Нельзя живых людей превращать в подопытных кроликов. Голову на отсечение даю, было что-то, за что тебе стыдно сейчас. Я думаю, многих людей ты тогда подставил. Ну, не подставил, просто обидел, унизил. Какая разница.
Она замолчала, Горский боялся посмотреть на нее.
- Тем более нельзя так поступать с людьми, которые доверяют тебе. Ты меня тогда достал со своим Солженицыным. Мне бы стукнуть на тебя в КГБ и наблюдать за твоим поведением. А чего, по-моему отличный тест.
Горского снесло волной и засыпало клокочащей лавой вулкана.
- Выходи,- приказала Рита.
И он не удивился. После сказанного им и ей какой еще мог быть финал.
- Я опять остался один,- подумал он обреченно,- Раньше врал, а теперь говорю правду, а суть не поменялась. Я один.
- Выходи,- повторила настойчиво Рита.
Он вздохнул и открыл дверцу. И обомлел.
Рита деловито заперла машину и проверила замки.
- Пошли, пошли,- торопила она.
- Я сейчас что-нибудь приготовлю побыстрому, ты останешься обедать, а я сгоняю к своим. Перед Машкой стыдно.
- Привези ее сюда.
- С ума сошел? Что я про тебя скажу? Побуду с ними часа два и вернусь. Заодно заеду к Борису за продуктами.
- Борис - это кто?- насторожился Горский.
- Знакомый из горторга. Я с его женой работаю. В магазинах шаром покати... Да у вас я думаю тоже.
- Тоже. Все в Москву мотаются. Но у меня этот вопрос решен. Кстати, я тебя познакомлю кое с кем и можешь про Бориса забыть. Домой все, что надо привезут.
- Ты открываешься с новых сторон.
- А толк - то от этого какой?- Горский вздохнул с усталой обреченностью,- Уеду завтра и не вспомнишь.
Рита посмотрела на него и засмеялась. Ушла на кухню, и ее смех не затихая, долетал в гостиную. Вернулась через несколько минут оставив что-то шкворчать на плите, и смотрела на Горского улыбаясь.
- Что смешного я сказал?- спросил он, раздражаясь,- Я нужен тебе или нет?
Она взлохматила его волосы и опять засмеялась. И снова ушла на кухню, а он остался один на один с недорешенной судьбой.
Она веселилась на кухне, он мучился в комнате, но вдруг залился соловьем звонок над дверью, и они сразу оказались вместе.
- Кого это принесло?- Рита растерянно смотрела на Горского,- Может Таня? Не хочу, чтобы она видела тебя. Пройди в спальню, пожалуйста.
Он зашел, но дверь до конца не прикрыл. Видел, как Рита затолкала его кроссовки под тумбу, как взглянула в дверной глазок. Повернулась к нему и сделала рукой жест. Повинуясь ему, он плотно прикрыл дверь. Прислушался. Входная дверь распахнулась, и квартиру заполнили знакомые голоса.
- Мам, пойдем в «Звезду». Там такой фильм классный. «Меня зовут Арлекино».
- Рита, это ваша машина во дворе?
- Моя, мам.
- Ты же говорила, что она неисправна.
- Нашелся человек и починил.
- Ты нас так и будешь в дверях держать? Маша, ты куда? Разуйся сейчас же.
Заславские прошли в гостиную. Через стенку Горский слышал каждое слово.
- Это хорошо, что ты не валяешься в постели, а чем-то занимаешься,- похвалил отец.
- Может, тебе пока не надо за рулем ездить?- это голос матери.
- Бабушка, а кто тогда будет меня катать? Ты что ли?
- Тебе только кататься. Иди в свою комнату и займись чем-нибудь. Нам надо поговорить.
- Мам, можно я у тебя в комнате музыку послушаю?
- У тебя своя комната.
- Мам, ну мне твой «маг» больше нравится.
Горский понял, что сейчас будет «весело». С той стороны двери кто-то взялся за ручку. Наверное, Маша. Представил, как она войдет сейчас и увидит его. Что она подумает? Что он скажет ей?
- Погоди,- громко крикнула Рита за стенкой,- Маша, иди сюда.
Дверная ручка повернулась назад.
- Ну чего тебе, мам?- капризно спросила Маша.
- Сядьте все,- приказала Рита.
- Мы и так сидим,- удивилась мать,- И что это за тон? Маша, иди сюда солнышко, твоя мама что-то решила нам сказать. Я даже догадываюсь, что.
- Не догадываешься. Я хочу сказать вот что. Ко мне приехал мой знакомый. Не улыбайся, мама. Ко мне приехал Горский Владимир Сергеевич.
- Надо же. Еще и Сергеевич.
- Не перебивай мама. Он приехал и будет здесь жить. Я своего решения не изменю. Он мой муж.
Горский опустился на пол. Вот дает Рита. Муж. Для чего она дразнит мать? Еще и при помощи Горского. Она и так ненавидит его. Ленин к буржуазии лучше относился. Говорят, человеческие чувства материальны. Ненависть, тоже. Если кого - то ненавидят сильно-сильно многие-многие люди, произойдет несчастье. Обязательно. Ненависть перевалит через определенный предел и каюк. Ненависть Заславской зашкаливала.
В соседней комнате суетливо задвигались стулья.
- Он здесь?- спросила мать.
Она стояла у двери в спальню. Горский не стал ждать и вышел.
- Здравствуйте, Людмила Николаевна,- сказал он суховато.
В глубине прихожей мелькнул профессор.
- Здравствуйте, Александр Юрьевич,- приветствовал его Горский, не меняя тона.
Заславский что-то буркнул. Вроде поздоровался, а вроде и нет. Не нашим и не вашим, как и положено послушному мужу и отцу.
Заславская впилась в Горского ненавидящим взглядом.
- Почему вы на меня так смотрите? Я вам ничего не сделал плохого,- сказал он, пытаясь говорить спокойно.
- Попробовал бы сделать,- она напоследок обожгла его взглядом и отвернулась.
- Мама, ты ничего не знаешь,- грозно сказала Рита.
Горского поразила ситуация. Две женщины схватились из-за него. Причем одна боготворила другую.
- И знать не хочу,- отрезала мать. - Живи с кем хочешь. Танцуйте на Мишиных костях. Родителей с этой минуты у тебя нет. Маша, обувайся, пойдем из этой квартиры.
Маша с интересом поглядывала на Горского и уходить явно не торопилась.
- Бабушка, а тетя Ира сказала, что он хороший. Я слышала.
- Дура твоя тетя Ира. Маша, немедленно обувайся. А ты, Саша, что как столб встал? Открывай дверь, пошли.
Они вышли из подъезда.
- Бабушка, можно я останусь?
- Еще чего.
- Люд, не по-человечески как-то. Надо бы остаться, обсудить.
- Нечего обсуждать. Ей под хвост шлея попала. Перебесится и пошлет этого Горского. Не дура же она, в конце концов.
- Да, пожалуй, ты права.
- Ну вот и всё,- вздохнула Рита,- Все всё теперь знают. Я думала будет труднее.
- Зря ты разозлила свою маму. Для чего?
- Я никого не злила, просто сказала правду.
Она ухватила его за руку.
- Сядь и скажи, как ты ко мне относишься? Только не говори опять, что я что - то должна знать. Я ничего не знаю.
- Я люблю тебя,- сказал Горский.
- Почему мне надо было выколачивать это признание из тебя?
- Потому что в тридцать лет об этом не орут направо и налево. А потом, я тебе говорил это тогда. И что вышло?
- Ты хотел бы, чтобы я стала твоей женой?
Он посмотрел недоверчиво, ожидая какой - то каверзы.
- Ну, предположим.
- Зануда ты скучная. Совсем закис со своими железками. Сделай мне предложение.
Он оторопел.
- Ты чего, серьезно?
- Сделай и узнаешь.
- Я прошу твоей руки,- сказал он в смятении.
- Я согласна.
- Да ну,- он не верил,- Рит, не шути так.
Он что-то говорил еще, не замечая, что ее нет в комнате. Она вышла и копается в своей сумочке в прихожей не слушая его. Она вернулась и положила перед ним два паспорта. Горский сначала не врубился. Смотрел удивленно на паспорта и вдруг признал свой по царапине на кожаной обложке. Взял его и машинально перелистал. Рита прервала перелистывание, прижав страницы рукой. И тогда он увидел…
- Мы заезжали во двор, и ты заходила в подъезд к знакомой,- догадался Горский.
- Да. Она работает в нашем ЗАГСе. Я договорилась с ней еще вчера по телефону, и она прихватила домой печать. А в журнале все уже записано и подписи стоят. Если хочешь, можешь опротестовать.
Дежа-Вю. Он вспомнил Валаева и его дочь, паспорт со штемпелем и переломанную этим штемпелем судьбу. Может, правильно случилось, судьба сделала страшную загогулину, чтобы через двенадцать лет все расставить по местам?
1990 год. Осень.
Они шли втроем по Кооперативной к бабушке. Рита впереди, Маша с Горским за ней. Бабье лето оборвалось вчера. Рита поплотнее запахнула куртку и обернулась.
- Чего вы шепчетесь как заговорщики?
- Я дяде Володе рассказываю про кино.
- Рассказывай громче, я послушаю.
- Тебе не интересно. Это для нас марсиан.
- Подними воротник, марсианка.
- Мне не холодно.
Маша вдруг встрепенулась.
- Мам, смотри, кто идет.
Горский посмотрел тоже. Инна и Наташа подходили к ним.
- Привет,- сказала Инна, чмокнув Риту в щеку,- Давно не виделись. А это твой «идальго». Я узнала. Ната, помнишь Горского?
- Немного помню,- она смотрела на Горского и улыбалась.
- Я тоже тебя помню. Здравствуй.
- Здравствуй,- ответила она и протянула руку Маше.
- Здравствуй, Машенька.
Посмотрела на Горского, опять на Машу, и легкая грусть появилась в ее глазах.
Через три дня в кабинете Горского в Волжске зазвенел телефон.
- Я слушаю,- сухо сказал Горский.
- Здравствуй. Как дела?
- Здравствуй, Наташа. Вроде ничего.
- Прости, что не сдержалась в субботу. Улыбалась как дура.
- Все нормально, Наташ.
- Я рада за тебя. Честное слово. И Ритка счастливая.
- Да, вот так получилось,- сказал он смущенно.
- Я очень этого хотела, Володь.
Они проговорили минут двадцать.
- Ну, все, целую,- сказала она.
- И я тебя.
- Погоди, не вешай трубку. Вов, скажи честно, кого ты рассматривал тогда в эпидиаскоп?
- Так и будете жить на два города?- спросила мать,- Он не может перебраться в Калинин?
- У него там налажено дело. Попробуй начать здесь все с нуля. Ничего, всего час пути.
- Удивительно, но он переменился.
- Тебе так кажется. Он такой же, каким был раньше. Марсианин, одним словом.
- Удивительно. К Маше привязался. А она к нему. Может, он педофил?
- Ты обалдела? Он любит меня, а значит и моего ребенка тоже.
1989 год. Июнь.
Они встретились в квартире Борисова. В последние месяцы Горский с головой ушел в «бизнес», и Борисов вдруг почувствовал, что приятель теснит его. Нет, он, конечно, оставался Борисовым, несокрушимым мощным тараном, пробивающим преграды перед собой и перед Горским и еще перед многими «соратниками», но тонкостей «подковерной экономики» схватить не мог. А Горский жил и дышал полной грудью в бедламе и хаосе новейших «реформ». Советская власть уже трещала по швам, торгово - закупочные кооперативы валили экономику, страна катилась в пропасть. Теперь Борисов знакомил Горского с политическими и экономическими аспектами, а тонкости и конкретику определял сам Горский.
В этот раз он выглядел необычно. Куда - то пропала уверенность, и глаза растерянные.
- Что случилось?- спросил Борисов, ничего не понимая.
- Вчера приезжала Наташа.
- Зачем?
- Неважно.
Борисов прищурился. В принципе, он был почти уверен, что меж ними случится роман, и сейчас не удивился.
- Молодец,- сказал он суховато.
И Горский спохватился.
- Ты сам на нее виды имел?
- Успокойся. Она же обо мне ничего не знает. Тебе чего память отбило? Но ты-то здорово все обстряпал. Теперь она уверена, что эти баснословные скидки даны ей за ее милые глазки.
Горский промолчал. Последнюю партию товара он отдал ей практически бесплатно в счет своей прибыли, но Борисову об этом знать не полагалось.
- Она мне понравилась,- сказал Горский,- Как привет из прошлого. Понимаешь?
- Понимаю. Не кипятись. Хочешь, я вам в Москве сделаю квартиру? Будите встречаться.
- Я не за этим к тебе. Все гораздо сложнее. У меня в голове бардак и все перемешалось. Расскажу, ахнешь.
- Рассказывай, у нас время есть.
- Только ты не перебивай. Даже если захочешь мне врезать.
- Так серьезно?
- Ты представить не можешь, как…
Через две недели.
- Судьба.
- Да, судьба.
- Надеюсь, понимаешь, что это совпадение?
- Конечно. Простое совпадение.
- Жуткое совпадение.
- Да, ужасное совпадение.
- Что ты решил?
- Поеду на поминки. Там будет видно.
1977 год. Ноябрь.
Мишка нес в руках поднос осторожно. Пузатая бутылка чуть покачивалась, и слегка позвякивали бокалы. Он чуть замешкался у двери в комнату, где его дожидалась Рита. Володе показалось даже, что тот отступил от двери и как будто повернул назад. Но нет, решительно распахнул дверь и исчез в комнате.
- Значит, Рита уступила,- понял он.
И душа налилась злобой. Он не ожидал такого оборота. Так складно получалось. Рита выходит за Шохина, козел Ильин пролетает как «фанера над Парижем».
Напрасно он внушал себе, что Рита давно безразлична ему.
- Я вам устрою,- кипело в беснующемся мозгу,- Ответите за все.
Он открыл дверь обитую дермантином и зашел в комнату. Выключатель белел у наличника. Комната осветилась тусклым светом, тем самым в котором несколько минут назад видел он спину неверного товарища своего. Столик, капли чего - то. Володя смахнул одну пальцем и поднес к лицу. Вино. Наверное, шампанское. Выпил что ли для храбрости бывший друг? Ладно, бог ему судья.
Его потянуло к людям. Одиночество, казавшееся таким желанным час назад, превратилось в пытку. Володя вышел из комнаты. Слышалась тихая музыка и шелест разговоров. Мягкий свет маячил в конце коридора.
Григорьева играла на пианино Бетховена «К Элизе». Володя оцепенел. Так явно предстала перед ним квартира в Солнечногорске и Наташа (надо же какое совпадение,- тоже Наташа), играющая эту же самую мелодию. Он вспомнил, отошел к столу и сел пораженно. И сразу все показалось мелким. И Ильин и Рита. И этот стол с «явствами» и повод, по которому собрались. И не желая того, он вздохнул так громко и протяжно, что все обернулись на него, а Наташа перестала играть.
- Ты чего?- спрашивали его.
- А где ты пропадал? Где тебя носило? И почему ты такой трезвый?
А Григорьева, чувствуя ответственность за приглашенных ею, захлопнула крышку на пианино и подошла к нему. Она играла на пианино, и звалась Наташей и даже волосы у нее были темными, но на этом все и заканчивалось. Более никакого сходства с той в ней не было, но Володя хватался за соломинку.
Они ушли в соседнюю комнату. Наташа была слегка пьяна, он поцеловал ее в губы, она ответила, но неуверенно, будто соображала, нужно ей это приключение или нет. Но он уже сам понял, что не нужно. Ни ей, ни ему. Понял, но зачем то взял ее за грудь, ощутил под пальцами упругий шелк дорогого белья, второй рукой задрал подол платья и ощутил белье с другой стороны.
- Володя,- сказала она свистящим шепотом,- Ты обалдел?
И он несказанно обрадовался. Она против. Он пытался, как нормальный мужик, ее совратить, а она против. Вот и ладушки. И честь не уронил и в авантюру не ввязался.
- Прости,- сказал он тоже шепотом,- Нашло что-то. Я вообще себя плохо чувствую. Спать хочется, мочи нет.
- Хорошо,- сказала она облегченно.
Переспать с Горским в ее планы не входило. В двадцать лет принято заводить более прочные связи, и одноразовые приключения на глазах у однокурсников не нужны.
- Пойдем, я покажу тебе комнату.
Они вышли в коридор, Володя вспомнил ее ягодицы под рукой и пожалел, что слишком поспешно дал задний ход. Она сразу почувствовала перемену в нем. Может потому что женщины понимают когда их хотят.
- Володя,- сказала она с опаской,- Вон двери, заходи в любую и спи.
- Можно в ту с дермантином?
- Пожалуйста.
- Спокойной ночи,- он чмокнул ее в щеку прежде чем она успела увернуться.
Ночью пришел Ильин и начал поливать его шампанским. Оно лилось бурным потоком, а бутылка как бездонная бочка не кончалась. Что-то скрипело, потом яркий свет ударил в глаза. Володя в ужасе проснулся.
- Что, я обоссался что ли?
Провел по постели и по себе. Сухо. Тогда глянул на дверь. Ильин исчезал за ней как приведение. Володя понял, что спит и испугался.
- Я точно обоссался.
Вскочил с дивана. Дверь приоткрыта, свет горит. Значит, не сон, и Ильин не померещился. Володя погасил свет и выглянул в коридор. Полная тишина. Однокурсники угомонились, наверное, спят, и их не будит бешенный Ильин. Володя вернулся к дивану, но сон уже убежал, сердце подстукивало, и он вышел в коридор.
Прошел в главную комнату. Пустой стол светился в темноте белой скатертью в отблесках уличного фонаря. Видно закуски заботливо убрали в холодильник. Володя прошел в угол, провел рукой по полировке пианино. Такое же как в Солнечногорске.
Делать было нечего. Он покинул комнату, терзаемый разными чувствами.
- Интересно,- думал он,- Как они разместились? Девочки к девочкам или по парам? Наверное, второе. Ну и дуб же ты, Горский. Все как люди и только ты один.
И стало стыдно перед самим собой. Он шел по коридору и из-за дверей мерещились сладострастные вздохи. Вдруг вспомнил об Ильине. Чего он заходил? Может, Рита «наладила», и он решил расположиться на ночлег? Увидел бывшего приятеля и ретировался?
Сам не заметил как оказался у злосчастной двери. Не хотел, но прислушался, снедаемый каким - то изощренным дурманом. Полная тишина. Если в комнате кто-то и был, то спал «беспробудно». Он вдруг вспомнил как спала Рита. Без единого вздоха. Он еще ближе подошел к двери, чуть оступился и слегка задел плечом дверь. Та подалась. Она была приоткрыта. Совсем чуть-чуть, но приоткрыта. Будто комнату покинули в спешке. И страшно захотелось присесть на диван, на котором недавно сидела она. Он был уверен, что только сидела.
Володя зашел и включил свет.
Рита спала на диване, безмятежно улыбаясь. Юбка задрана, бесстыдно обнажая белоснежную полоску приспущенных трусиков. Володя смотрел на спящую, пока не зарябило в глазах. Тяжелые мысли ворочались в голове.
Он подошел к двери и задвинул защелку.
- Ну, ты и сука, Рита. Говорила до свадьбы, а сама…
Неужели она не очнется?
Не очнулась.
Он поднялся, с ужасом глядя на то, что совершил. Удивительно, но руки, которые отсохнуть должны бы были, даже не дрожали. Как прожженный преступник, достал он из кармана носовой платок и стер следы крови с ее бедер.
1989 год. Июнь.
- Ильин, гаденыш, наверное, что-то подсыпал в вино. Я видел капли на столе, но не догадался. Он все подстроил, но не смог. А я смог. Я в сто раз хуже Ильина. Не знаю, что на меня нашло, но я сделал это, Леш. И увидел кровь. Блин, если бы я знал, что она еще целка…... Стер кровь, натянул трусы и укрыл одеялом. Дома хотел застрелиться. У меня пистолет был. Не смог.... Наташка привезла фотографии, и я увидел Машу. Сначала не поверил глазам. Ночью включил эпидиаскоп и рассмотрел внимательно. Она так похожа на мою маму в двенадцать лет. Одно лицо. Взгляни.
- Да, действительно одно лицо.
- И по срокам совпадает. У меня есть дочь, Леш. Что мне делать?
- Ждать пока она разбежится с мужем.
- Она не разбежится.
Они смотрели в глаза друг другу. И молча договорились.
1990 год. Осень.
Он шел топча ногами облетающую листву. Маша что-то рассказывала ему взахлеб, и радостно смеялась Рита.
1990 - 1996 гг.
От автора.
У каждого свое отношение к датам. Кто-то обожает праздники, а кто-то – наоборот.
Я, например, люблю 14 апреля. Не помню, что это за дата, но люблю. Мне в этот день необычно комфортно. Я равнодушен к алкоголю, но всегда наполняю до краев стопку неким коктейлем из трех составляющих. Вино из смородины (беру у дачного соседа) разбавляю спиртом и доливаю воды. Кто-то когда-то угощал меня этой смесью. Давным-давно. В прошлой жизни.
Бывали случаи, когда этот день настигал меня за стенами дома. Например, в 88-ом. Мы ослепительно молодые и азартные, с остервенением познавали в те годы «новую экономическую политику» и уважали дешевые понты. 14 апреля. Четверг. Как раз накануне прикупил новую «девятку» модного цвета, а в этот самый день вместе с приятелями своими удачно порешал кое какие дела в районе «Электрозаводской». Я и предложил:- давайте махнем.
А чего не махнуть, если все удачно сложилось? И ребята откликнулись:- давай, за удачу.
А я возразил:- к черту удачу. Просто выпьем.
- За что?
- Просто выпьем. Молча.
Начали на Электрозаводской, а продолжили в селе Светлые Горы у Пятницкого шоссе (у одного из наших здесь имелся домик). И настал бы селу кирдык, но нагрянули менты. И оказался наш «кортеж» в райцентре. Полчаса мы парились в дежурке города Красногорска, и менты диву давались.
- Одни Гозгольдеры. Ну ладно русские квасят, а вы то…..
Тут появился незабвенный мой друг гебешный полковник Боря Волков. (Много лет таскал он под сердцем осколок, а умер мгновенно от инсульта десять лет назад. Светлая ему память).
Он тогда удивился.
- По какому поводу?
- А просто так.
Продолжили праздник прямо в отделе, потом заснули кто где, а рано утром умчались в даль хмельные от коньяка и недосыпа. Несся я на своей темно серой девятке. Пальцы веером….. Стыдно вспоминать.
А чего мы праздновали? Может, в этот день когда то что-то случилось хорошее?
Вернусь к датам. Еще люблю крещение. Тоже наполняю стопку. Водкой. Хоть и не верующий и не крещеный, а наполняю. Потому что в этот день родилась моя жена. А свой день рождения не праздную уже 38 лет. Одна девушка очень удачно поздравила меня с двадцатилетием. С тех пор и не праздную. Целая вечность прошла, а то поздравление я помню до сих пор.
А еще есть годы которые хочется помнить всю жизнь. А есть другие. Например, год Московской олимпиады и половина следующего. На эти полтора года в нашей семье наложено «табу». Странно, ни с кем не обсуждаю то время и не вспоминаю, а на бумагу выкладываю с садистской жестокостью строчку за строчкой.
А к примеру конец 80-ых и 90-ые. Для кого-то кошмар и крах надежд, а для меня счастливое время. Государство разлеглось как публичная девка и разрешило делать с собой все. И жрали мы свободу до блева и тормозом нам служила лишь наша совесть.Вдруг всплывает в памяти то время. Когда мог сотворить, да не сотворил. Не потому что боялся гнева божьего или статьи за «в особо крупных», а потому что не позволила совесть. Может, в детстве я читал нужные книжки?
Но бывает самый счастливый день в жизни. Или даже год. Пред ним меркнут остальные дни и года. И у меня такой есть. И я упрямо, раз за разом расшибая свою память в щепки, пытаюсь вернуться в него. Хотя бы на страницах своих творений.
2015 г.
Калининский политехнический. Горский. часть 5
© Copyright: Владимир Рыбаков, 2013
Свидетельство о публикации №213101601868
Свидетельство о публикации №213101601868
Рецензии