Возвращение или Восьмая Жизнь Алгела

"Мы давно разделены на людей и прочее..."
Михаил Шелехов


Глава первая.
Исповедь.
...Я люблю возвращаться на землю после того, как он убивает меня.
Измождённая, едва дышащая, с обожёнными крыльями, множеством синяков и обугленной головёшкой в груди вместо сердца я опять плетусь к остановке, которой по всей видимости порядком надоело восьмой раз подряд наблюдать одну и ту же обнажённую полупрозрачную фигуру, имеющую отдалённое сходство с человеком, но не являющуюся таковым. Я забираюсь с ногами на скамью, обхватываю тощими руками колени и промокаю под проливным дождём. Когда-то я любила дождь. Семь жизней назад мне его не хватало триста шестьдясят пять дней в году. Почти так же, как теперь не хватает веры. Я растворялась в нём. Когда-то...
Теперь, похоже, дождь растворяется во мне или, сказать вернее, растворяет ...меня. Он впитывается в каждую клеточку моего тела, которое, подобно ткани, окрашенной в не качественные краски, начинает линять... Мимо проезжают пустые автобусы, большинство из которых может увезти меня домой.
Глупые...
Зачем автобус тому, кто имеет за спиной крылья? Пусть даже переломанные...
И вообще, есть ли он у меня, - дом? Первые три жизни был точно, но я в нём не жила. Мне трудно было найти хотя бы одну причину, чтобы вернуться домой и легче лёгкого находились тысячи причин, чтобы не возвращаться. Постепенно стены стали отвыкать от меня. Облитые временем, будто кислотой, они облезали, крошились, осыпались и в самом начале моей четвёртой жизни перестали существовать.
Я пристально смотрю на блёклое пятнышко фонарного света, которое, отражаясь, плавает на поверхности чёрной, смолянистой, распластавшейся неподалёку лужи. Меня волнует то, что оно вот-вот потонет, задохнётся в холодной дождевой воде, исчезнет, как семь раз подряд исчезала я. Но, в отличие от меня, оно никогда не сможет вернуться. Печально...
Мокрые волосы стекают по моему лицу, плечам и спине... Внезапно мне захотелось представить, как я выгляжу на данный момент и в какое-то дикое мгновение мне стало страшно: почти бесформенное, бесплотное худосочное создание с длинными спутанными волосами и - Бог ты мой! - крыльями!
Хорошо, что люди не видят меня.
...Хорошо, что сегодня я не вижу людей. Их я почему-то боюсь больше.
Мне больно дышать. Мне холодно и горько. Мне всё равно. Наверное так ощущается пустота... Меня никто нигде не ждёт, я никому никогда не обещаю, что вернусь, но я люблю возвращаться...
Просто мне нужен этот мир, а он всё ещё опрометчиво думает, что я возвращаюсь ради него,
глупый ...человечек.
Каждое пройденное мгновение выплёскивает в промокшее пространство очередной бесформенный сгусток темноты. Он прикрепляется к предыдущему и образует мутную субстанцию, которая постепенно расползается по городу. Обычные люди не замечают этого. Не потому, что не могут или не умеют, а потому, что не хотят.  Для них  Ночь - это время суток, для меня - существо. Оно живёт. Дышит. Двигается... Возможно даже обладает интеллектом. Пускай на примитивном, зачаточном уровне, но я не могу отрицать его наличие, ведь что-то заставляет Ночь каждое утро благоразумно растворяться, исчезать и терпеливо ждать своего нового рождения. Держу пари, что оно любит возвращаться так же сильно, как я, но цели этого существа ничтожны по сравнению с моими, а методы их достижения более чем предсказуемы...
Прошло время. Я не знаю, - сколько? Я просто чувствую, что оно прошло. Прошёл и дождь. Как будто кто-то в один прекрасный момент взял, раздумал топить сонный город и выключил его. А я всё ещё сижу на скользкой сырой скамье и вглядываюсь в ту же самую чёрную лужу, которая успела проглотить беспомощное пятнышко света и разрастись до размеров маленького озерца в самом центре мегаполиса. Сижу и думаю о том, как же сильно и долго может болеть сердце? Вернее, то, что от него осталось. Восемь жизней, это вам не восемь дней, и даже не восемь лет...
Интересно, болело ли оно когда-то у него? ...И, вообще, было ли? Мне почему-то сложно представить, что у него может болеть сердце - булыжники не болят. Они не умеют болеть. Тяжело, наверное, ощущать, что где-то внутри тебя расположился грубо отёсанный, подогнанный под подобающую форму камень? А может быть и не тяжело.
Я не знаю.
Во всяком случае не хочу знать...
Полночь свалилась откуда-то сверху тяжёлой и пыльной партьерой. Рухнула на придорожные столбы, рекламные щиты и плоские крыши многоэтажек, истыканные скелетами антенн всевозможных форм и размеров, так же безжалостно как куклы вуду бывают истыканы иголками... Мне становится холодно. Мне хочется спать. Мне нужен ночлег. Как выяснилось, ангелы тоже мёрзнут. Но ведь меня никто не ждёт! Двери человеческих квартир и душ закрыты для меня и я не могу бесцеремонно врываться в их сны, потому что это запрещено. Я не знаю, - кем?.. Просто запрещено и всё. Точно так же , как вампир не в состоянии переступить порог человеческого жилища без разрешения хозяина, ангел не может проникнуть в человеческий сон без просьбы человека. ...Хорошо, что когда-то, давным-давно, он сказал: "Снись мне... Снись как можно чаще! Пожалуйста..." Тогда я восприняла эту просьбу как обычную фразу - не более, но теперь понимаю, что таким образом получила самую настоящую привилегию...
Хорошо, что я всё ещё помню, где он живёт.
Хм... Шестой этаж - высоко ...для человека.
Спустя пару коротких мгновений и несколько болезненных взмахов крыльями, я оказываюсь за окном его маленькой, заваленной всевозможными безделушками, комнаты. Но я не тороплюсь врываться к нему. Куда он от меня денется? Теперь-то... В его квартире царит тишина. Кажется, что она обитает здесь с того самого момента, как в городе появился ещё один панельный прямоугольник высотой в девять этажей. Не напрягая слух, я слышу, как где-то в тёмной кухне, выдерживая незначительные паузы, из-под крана ритмично капают секунды. Он никогда не обращал внимание на этот угнетающий детонатор. Вот и сейчас: спит себе на диване, укрывшись старым клетчатым пледом, а они выстукивают непонятную мелодию и тщетно пытаются быть услышанными...
Как всё же странно: он постоянно убивает меня, а я не злюсь. У меня не получается обидеться на него. Восьмую жизнь подряд - не получается. Как давно я не дотрагивалась до него, не ощущала его прикосновений, его дыхания, его взгляда, пойманного моими глазами. Как давно его не было рядом... Хотя, если говорить откровенно, его никогда не было рядом. Вернее, был - физически. И только физически... Холодно. Потоки ночного стылого ветра пролетают мимо его дома, окунаются в мои волосы, выныривают и несутся прочь, миллионами тонких серебристых нитей прошивая насквозь всё моё существо. Очень скоро я понимаю, что это и не ветер вовсе... Холодно. И тепло... Одновременно! Какое необычное ощущение. Какое ...человеческое ощущение.


Глава вторая.
Сон.
Стоп. Где это я?
Темно. Тихо. Безветренно. Идёт снег. Я не знаю, откуда он сыпется, ведь здесь нет неба. Оглянувшись в недоумении по сторонам, я невольно отмечаю, что здесь нет ни только неба, но и всего остального. Здесь нет ничего. Привычная боль в крыльях пропала. Вернее, сначала пропали сами крылья, а потом уже боль... Неужели ему ничего не снится? Кроме снега?.. Да, здесь несколько пусто, но мне почему-то так не кажется. Или кажется, но только на первый взгляд. Это то же самое, когда человеку, которому есть, что сказать, молчит. В таком случае тишина оглушает. Вот и сейчас, пустота своей многозначительной наполненностью занимает всё пространство его сна и с каждым пройденным мгновением, с каждой пройденной секундой, капающей там - в реальности из-под крана, ей становится всё сложнее и сложнее умещаться в этом безграничном и в то же время строго очерченном рамками подсознания пространстве. Здесь так не хватает света. Здесь так не хватает жизни... Мне хочется зачерпнуть ладонями тишину вместе с темнотой и холодом, и слепить из неё огонёк. Робкий, маленький, пульсирующий... Пусть он понимает под ним всё, что захочет: теплоту, надежду, созерцание или даже чью-то трепыхающуюся жизнь...
Пусть он понимает под ним всё, что захочет.
Всё, что сумеет понять...
Совсем скоро мятежное пламя, дерзко колеблющееся из стороны в сторону, начинает свой жаркий танец, зависнув в чёрном вязком пространстве его сна. Когда-то я любила танцевать. Я жила танцами. Вся моя первая жизнь (человеческая жизнь) была одним сумасшедшим танцем. Я была хореографом в одном из городских фитнесс-центров и обучала всех желающих латино-американской программе бальных танцев. Только так я могла заниматься любимым делом и в то же время зарабатывать на жизнь, однако моя заветная (если не запредельная) мечта не имела никакого отношения к спорту и тем более к карьере фитнесс-инструктора. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, ощущая при этом, как угольно-чёрная тишина проникает в мои лёгкие, и...
Осень. Начало октября. Вечер. Солнечный диск постепенно растворяется в зарослях ив, окаймляющих речное русло, зеркальная поверхность которого отражает прогретое бледно-розовое небо. Где-то на берегу, среди рассыпанной толстым слоем золотой и медной фольги сухих листьев, горит костёр. В воздухе плавает нежный серебристо-белый пепел, слышится негромкий треск обгарающих сучьев и робкий, едва-различимый шёпот ветра, который боится ненароком спугнуть с неба и без того пропадающее солнце или же разбудить задремавшее в этом мгновении время. Молодая темноволосая девушка, одетая в пламя алого цыганского платья, застыв в грациозной позе, держит над головой бубен. Взгляд её карих глаз устремлён в землю, а кажется, что она смотрит в бездну, разверзнувшуюся меж ворсом пёстрого шелестящего ковра из примятой травы. Создаётся впечатление, будто бы она ждёт какого-то определённого момента, чтобы в одно мгновение ожить... Цветок алой розы, украшающий её вьющиеся локоны, как нельзя лучше сочетается со смуглой кожей, обжигающим темпераментным (а может быть даже диким) взглядом и губами, упрямство и чувственность которых аккуратно подсвечено кармином. Проходит секунда, вторая, третья... И вдруг я срываюсь с места, ступая босыми ногами по хрупкому золоту и, забыв обо всём на свете, танцую... танцую... танцую... Танцую свой осенний танец.
Возможно именно этого безумия мне не хватало для полного самоутверждения в моей самой первой жизни. Да, что уж там, в первой? - мне и сейчас этого не хватает для того, чтобы дышать. Для того, чтобы чувствовать себя по-настоящему свободной. Пусть даже и не живой, но свободной...
В скором времени солнце гаснет. Резко и пугающе оно пропадает, будто бы оказывается выключенным. Откуда ни возьмись, появляется сильный (теперь уже настоящий) ветер, который сдувает не только хрупкую невесомую листву, но и всё остальное, включая по-змеиному извивающиеся ветви и стволы деревьев, костёр, небо, одежду, волосы и даже кожу!..
Мне становится страшно. Я смотрю на свои руки и понимаю, что ещё несколько мгновений, и человеческое обличие, растрескавшись на неровные кусочки, окажется сметённым и обнажит привычный мне синюшный полупрозрачный цвет того самого вещества, из которого я теперь состою. Я ничего не могу изменить - кончается ночь. Кончается сон. Совсем скоро он проснётся и непременно вспомнит цыганку, которая снилась ему всю ночь. Пусть вспомнит. Я хочу этого... Только так в нём останется частичка меня. Он никогда не сможет забыть этот сон.
Он будет жить с ним.
Постоянно.
Внезапно мои лопатки начинают болеть и видоизменяться. Из-под трещин на жилистой оболочке проклёвываются два отростка-обрубыша, которые становятся всё больше и больше. Мне больно. Я очень устала от боли. В последнее время мне трудно отличать физическую боль от моральной, а если учитывать тот факт, что вторая в большинстве случаев оказывается намного сильнее первой, не всегда хочется разбираться в её происхождении. А зачем? Что изменится, если я буду знать, в следствии чего она возникла? Она есть и от неё никуда не убежишь... Мне хочется побыстрее вылезти из его сознания, чтобы не ощущать, как ветер хлестает меня своими ледяными прутьями. Я пытаюсь сопротивляться этому воздушному потоку, сметающему всё на своём пути и вскоре обнаруживаю, что не в состоянии пошевелиться. Мне страшно! Я понимаю, что этот злополучный ветер в конечном счёте разметает меня, разорвёт в клочья или в лучшем случае сдует с лица земли и моя восьмая жизнь закончится на этом. ...Пусть он сделает что-нибудь! Умоляю!.. Пусть он откроет глаза - только так может закончиться этот кошмар!..
В следующее мгновение  я на какие-то доли секунды очухиваюсь от происходящего и вспоминаю, что наступило воскресенье и он по привычке ещё долго будет валяться в постели, балансируя между сном и реальностью. Я обречённо смотрю вперёд. В никуда. В моих зрачках с нарастающей силой пульсирует страх. Слава Богу, что его никто (даже я) не видит... Неужели получится так, что он в очередной раз убьёт меня, сам того не подозревая?.. Ему ведь потом не выкарапкаться из ада за все эти убийства! Что же он делает?! Господи, спаси...
...его.
Удивительно, конечно, но порой судьба (а у ангелов она есть) протягивает тебе руку помощи как раз в тот самый момент, когда ты перестаёшь надеяться и верить, когда заставляешь самого себя примириться с выпавшей на твою долю участью и достойно принять реальность такой, какой она бывает на самом деле. Похоже, что именно так она решила поступить и на этот раз: умастившийся на спинке дивана, его мобильный телефон внезапно начинает дребезжать и, ощутив себя живым существом, пытается проползти по ворсистой поверхности пледа, сообщая своему хозяину о новом SMS-сообщении. Он тут же открывает глаза и, потянувшись, хватает в руки аппарат. Мобильная связь всегда играла очень важную роль в его строго запрограммированной жизни, появление в которой меня было воспринято им как сбой. Неполадка, которую надо было устранить. И чем скорее, тем лучше. Именно поэтому он убил меня в первый раз чуть больше года тому назад.
Сейчас, я думаю, это не столь важно - вспоминать свою первую смерть. В конце-концов я живу. Пусть эта жизнь протекает в параллельном мире и кардинально отличается от земной, но это не умоляет её достоинств. По крайней мере я нахожусь с ним рядом. ...Особенно теперь, когда он открыл глаза, это более чем очевидно. Ведь сон закончился и до следующей ночи мне придётся существовать вне времени. Мне придётся существовать...
Су-щест-во-вать, понимаете?!


Глава третья.
Адаптация.
...А знаете, почему люди не видят ангелов? Не потому, что ангелы обитают на небесах - всё это чушь! Мы постоянно находимся среди вас, просто умение менять свою окраску, форму и даже текстуру позволяет нам сливаться с предметами, с воздухом, с солнечными лучами, с тишиной... И вы нас не видите. Но иногда, в особо редких случаях, вы нас чувствуете. И даже слышите. Наши голоса не похожи на какие-либо звуки. Это вообще не звуки... Однако, вы понимаете, что мы порой пытаемся вам сказать и называете это внутренним голосом, предчувствием, интуицией - кто на что горазд... А мы рады радёшеньки, что нас услышали и, самое главное, прислушались к сказанному. Ведь мы не говорим с людьми без надобности. И не потому, что не хотим. Просто не умеем.
...А я хочу научиться! Я знаю, что это ещё одно дурацкое правило, невесть кем и когда придуманное, но именно сейчас, когда я нахожусь рядом с ним, мне хочется нарушить его несмотря на последствия. Или найти исключение. Без разницы! Я хочу говорить с ним! Более того, я даже знаю, как это делается, но у меня почему-то не получается. ...Нет, я точно знаю, как это делается! Правда, правда! ...Вернее, как выясняется, знала.
Но мне ведь столько всего нужно ему рассказать! Столько всего, что - боюсь - одной жизни будет мало...

Прошло двое суток. Если верить настенному отрывному календарю, наступило семнадцатое апреля. В человеческом измерении сорок восемь часов - это всего-навсего два дня, но здесь - в прострации, вопреки всем установленным на земле порядкам, день приравнивается к месяцу, а то и больше.
За это время я научилась создавать в его снах не только маленький огонёк, но и самый настоящий костёр, похожий на тот, около которого я танцевала в первую ночь моей восьмой жизни. Во всех земных книжках написано, что пламя может возникнуть в результате трения палочки о дощечку и, хотя подобный способ добывания огня казался мне до крайности примитивным, я просидела за этим занятием две ночи подряд. Правда, дощечку обнаружить мне не удалось, ровным счётом как и палочку, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как растирать руками его каменное сердце, чтобы в кой-то веке согреться. И вот, на третью ночь, стерев до крови ладони, я наконец почувствовала запах палёного, а буквально через мгновение камень вспыхнул ярким огнём.
Вернее, не камень, а самое обычное (теперь уже живое) сердце.
...Знаете, человеку очень важно иметь сердце. Не камень, как в случае с ним, не шестерёнку, работающую на износ, и даже не обугленную головёшку, которая сейчас постепенно остывает во мне, а именно сердце. Возможно, понимая это, я попыталась сделать так, чтобы оно у него было. Вполне вероятно то, что однажды на свет и тепло этого маленького чуда слетятся три спасительных для каждого человека отдельно, и для человечества в целом, существа: Вера, Надежда и Любовь... Слетятся, как мотыльки, пригреются и не захотят покидать его душу.
Подумать только: восемь жизней мне понадобилось для того, чтобы научить биться камень. Для того, чтобы прогнать из его снов холодную чёрную пустоту... Но, даже учитывая это, я не могу сказать, что возвращаюсь ради него. Да, я спасаю человека не потому, что должна, а потому, что хочу спасти.
Глупо спрашивать: почему?
Во-первых: причин очень много... Во-вторых: при всём моём желании я всё равно не смогу ответить вам - вы разве забыли? - я же не умею говорить! ...И, вообще, захочет ли он спасаться? Захочет ли быть поистине живым человеком, не программирующим свою жизнь? - Я не знаю. Ответить на эти и многие другие вопросы в состоянии только время, которое размеренно продолжает капать из-под того же самого плохо закрученного крана в его кухне.
...Меняются времена года, среднесуточная температура воздуха, тенденции мировой моды, чьи-то мысли и судьбы, кончаются одни истории и начинаются другие, заживают одни раны и появляются новые... Всё меняется. А я продолжаю находиться рядом с ним. Просто потому, что привыкла. Просто потому, что когда-то была ему нужна. Просто потому, что помню, но не ради него! Я люблю устраиваться на ночлег в его тёплых цветных снах и, до утра обернувшись человеком, танцевать... Я люблю проникать в его мысли и находить в них саму себя бесчисленное количество раз. Я люблю сидеть на сгибах старых шиферных крыш и дышать дождём, проходить сквозь человеческие тела и, за неимением собственных чувств, пропускать через себя всё, что чувствуют они... Люблю становиться воздухом, которым дышат... Водой, которую пьют... Светом, с помощью которого находят дорогу... Всем, чем только смогу себя вообразить. Мне нравится нырять в оставленные кем-нибудь раскрытые книги и почти мгновенно проживать миллионы жизней, придуманные авторами, чтобы потом оживлять самые запомнившиеся и задевшие за живое эпизоды в его снах... Я люблю разгадывать соцветия созвездий, нанизывать на тончайшие нити паутины прозрачные бусины росы, вышивать на бархатной зелени кустов аккуратные крестики сирени и выживать, несмотря ни на что. Мне даже не обязательно, чтобы в моё существование кто-то верил. Мне просто нужен этот мир...

...А если в один прекрасный момент его сердце остынет, начнёт обрастать шероховатой скорлупой и в конечном счёте окажется тем же самым булыжником, которым было в самом начале, я обязательно научусь воздействовать на материальные предметы и в первую очередь ...заверну до упора этот чёртов кран.