Вероничка

        Нет-нет, героиню рассказа зовут по-другому. Жгучую брюнетку с абрикосовой кожей и прекрасной фигурой зовут Стэллой. Вероничкой называется её каприз. Дело в том, что, сколько себя помнит, Стэлла обожает маленькие синие цветки вероники дубравной.

 Пожалуй, никто из нынешнего окружения Стэллы и представить не может, что эффектная женщина, успешно делающая карьеру, выросла в деревянном доме на окраине одного из самых маленьких райцентров нашей области. Да и нынешними карьерными успехами обязана она невыносимой скуке родного посёлка, толкавшей застенчивую и неглупую девочку в районную библиотеку в дождливые или морозные, всё-равно, одинаково бедные событиями дни. Cерое низкое небо, тучи, набрякшие дождём или снегом, мелкий нудный дождь или снеговая крупа сыпется на заляпанные грязью деревянные тротуары и в глубокие колеи глинистых дорог, не знавших асфальта. Серые от дождя и времени деревянные заборы и дома, на которых кое-где видна облупившаяся коричневая или зелёная краска. Ни единого яркого пятна или, хотя бы, резного наличника для разнообразия. Так выглядел родной посёлок Стэллы девять месяцев в году. Зимой грязь прикрывали сугробы, но и они казались серыми в отсутствие солнца, которое не баловало здешнюю землю. Люди ходили на работу, оскальзываясь на слякоти тротуаров, месили глину дорог резиновыми сапогами, изо дня в день выполняя привычные дела в колхозе, леспромхозе, на железной дороге. Зимой сапоги меняли на валенки с калошами и без. В выходные кололи дрова, стирали бельё у ручья, копали картошку или разгребали снег возле дома.

 Редкие праздники отмечали обильным, но кратковременным застольем с песнями под гармошку. Только Масленницу праздновали широко, доставали из сундуков старинные, непривычно цветастые шали, наряжались в самодельные карнавальные костюмы, изображавшие чёрта, никому неизвестного попа Гапона, цыганок, собирались в сосняке возле клуба, считавшемся парком, и пели частушки, плясали под баян, удалые молодцы лазили на высоченный, гладко ошкуренный столб за привязанными на верхушке призами. После Масленницы легче было ждать лето.

 Зато летом маленькая Стэлла не могла налюбоваться разнообразием и яркостью диких цветов. Казалось, природа расплачивается ими с людьми за долгие месяцы серого цвета. Утешает, заманивает, чтобы люди не покинули эту неуютную, холодную, слякотную землю. Первыми, ещё по весне, опережая робкие травинки, вырывались на белый свет жёлтые, как цыплята, неодолимые морозом цветы мать-и-мачехи. И начиналось буйство: белыми сугробами рассыпалась под ольхой ветряница, на склоне оврага переливался розовыми, голубыми, лиловыми бликами первоцвет, в низинах желтела яркая, будто лакированная, калужница, в потаённых местах под елями расцветала изящная синяя перелеска, в бору, под высокими соснами, выстреливал пушистыми фиолетовыми бутонами прострел. В воздухе, напоённом холодным, сладко-горьким ароматом черёмухи, монотонно жужжали работящие пчёлы. Белые душистые облака черёмухи сменяли тяжёлые лиловые кисти сирени, после дождя клонившиеся до земли, окутанные умопомрачительным, сладким, тревожным ароматом. Когда отцветала сирень, начинал мягко и беззаботно улыбаться тысячами атласных розовых губ пахший сладким теплом шиповник и над ним гудели могучие шмели и красивые жуки бронзовки. На смену ветрянице и мать-и-мачехе приходили ландыши, лесные поляны покрывались морем жёлтой купальницы. Потом начиналось летнее разнотравье: весёлые чистенькие ромашки, хрупкие фиолетовые колокольчики, нежная розовая лесная гвоздика. До осени самые разнообразные цветы сменяли друг друга, как на параде.

 Но ближе всех других цветов Стэлле была вероничка - вот она в огороде у забора синеет. Можно посмотреть, можно нарвать домой маленький букетик и поставить на окно в кухне в белой фаянсовой кружке, чтобы полюбоваться, как засыпают цветы по вечерам, смыкая лепестки, будто ресницы, а утром распахивают их навстречу солнцу, радостно ловя каждый луч пронзительно-синей ладошкой венчика. Казалось, что скромные синие цветы знают главный секрет жизни. Заключается он в том, что жить на свете интересно и весело, надо только привстать на цыпочки, потянуться ладошками к солнцу и, широко распахнув глаза, оглянуться в поисках радости. Приветливо кивая подружке под лёгким летним ветерком, цветы делились с нею секретом. Они бы и другим его рассказали, но, кроме Стэллы, их никто не замечал.
               
 Детcтво давно закончилось. Стэлла привыкла к городу и ценила его блага больше, чем те, кто в нём вырос.  С удовольствием ходила она в модных туфельках по асфальту, допоздна засиживалась в большом читальном зале областной библиотеки, восхищённая возможностями этого мощного книгохранилища, слушала прекрасную музыку - в здешней филармонии нередко давали концерты известные музыканты. Умная, трудолюбивая девушка осталась работать в том ВУЗе, где когда-то училась. Быстро добилась успеха, не потеряв при этом уважения коллег, приобрела квартиру, продолжала делать карьеру. Но осталась некая ниточка из сельского детства, так, лёгкая блажь: ей хотелось когда-нибудь получить в подарок букетик цветов вероники от какого-нибудь приятного поклонника.

 Мужчины всегда обращали на Стэллу внимание, многие пытались ухаживать за ней. Знойная красота, доставшаяся ей по наследству от прабабушки украинки, кружила мужчинам головы помимо желания Стэллы. Но стремление к достатку, высокому положению в обществе сочеталось у неё с несгибаемым упрямством, желанием независимости и скромным, целомудренным поведением с представителями сильного пола. Ей передарили  уйму разных цветов: розы, хризантемы и прочее. Но всё было не то. Не радовали её роскошные дорогие букеты. Мало того, некоторые цветы вызывали ничем не объяснимые негативные эмоции, даже агрессию. Например, при виде букета огромных огненно-красных гладиолусов, даримых ей неоднократно неким солидным мужчиной с серьёзными намерениями, она тихо зверела. Ей мучительно хотелось стукнуть этим букетом по голове ни в чём не повинного поклонника. Но приходилось вежливо улыбаться, он ведь, как и прочие её кавалеры, старался, приносил то, что считал лучшим. Прекрасные коричные розы, преподнесённые другим, тоже вполне положительным мужчиной, вызвали столь отчётливое ощущение удушья, что девушка с мстительным наслаждением засушила враждебные цветы.

 Тем не менее, Стэлла время от времени соглашалась пойти с каким-нибудь вполне респектабельным поклонником на выставку яркого местного художника или на концерт архиерейского хора в Белом зале Дворянского Собрания. Не более. Дальше отношения либо сходили на нет, либо следовало предложение руки и сердца, на которое Стэлла неизменно отвечала вежливым отказом. Так и прослыла наша знойная красавица женщиной изысканной, но неприступной и даже холодной. Поклонники её один за другим женились,  семьи у них почему- то получались исключительно благополучными. Узнав об очередной женитьбе, Стэлла вздыхала с облегчением, её немного мучила совесть за необоснованные отказы, которые мужчин всегда обижали. Ни в чём они не были виноваты перед нею. Но что делать, если в их компании она невыносимо скучала, даже тяготилась ими.

 Ей было интереснее с самой собой, со стихами поэтов серебряного века, с обожаемой биологией, даже со студентами, если те оказывались неглупы. Так она и жила, посвящая своё время любимой работе да книгам. А жизнь катилась дальше, шелестя листопадами, грохоча новогодними петардами, журча ручьями весной. Стэлла понимала, что без собственной семьи жизнь её неполна, но как изменить сложившееся положение дел, совершенно не представляла. Наконец, она загадала: за того, кто подарит ей маленький букетик синих или белых цветов, лучше, если пахучих, она и выйдет замуж.

 И что вы думаете? Свершилось!  Ей подарили желанные цветы! Но вот беда, даритель на роль мужа никак не годился…
Дело было так. Послали Стэллу повышать квалификацию в Санкт- Петербург одновременно с коллегой. Валерий Павлович, так его звали, слыл джентельменом, ловеласом и закоренелым холостяком. Немолодой, но спортивный, подтянутый, безукоризненно вежливый, он вызывал симпатию всегдашней доброжелательной улыбкой и мог бы давным-давно быть обладателем счастливого семейства, но его романы неизменно развивались по одному и тому же фатальному сценарию с неутешительным финалом. Причин такого положения дел не знал никто.

 Коллектив их учреждения был полон красивых и образованных дам. Время от времени у Валерия Павловича случались с ними романы. Чтоб сей джентельмен обратил на даму внимание, она должна была блистать красотой, умом, прекрасными манерами и безукоризненным маникюром. С другими дамами Валерий Павлович романов не заводил, хотя держался правил этикета со всеми. Его роман, обычно, начинался красиво. Ухаживал Валерий Павлович неподражаемо, обольщая утончёнными манерами, читая стихи, осыпая любимую цветами и прелестными недорогими подарками. Его дамам поначалу завидовали. Иной раз роман заходил так далеко, что дама поселялась в квартире Валерия Павловича, чувствуя себя в ней полноправной хозяйкой. Окружающие начинали верить, что на этот раз старый холостяк попался. Но через некоторое время Валерий Павлович становился задумчив, а личико его дамы не могло скрыть досаду. Окружающие понимали: и этой шкуру старого лиса добыть не удалось. И действительно, вскоре милые расставались, продолжая, впрочем, вежливо здороваться. О причинах расставания дамы не рассказывали, похоже, сами не вполне их понимали. Неизменно корректный Валерий Павлович тем более не обсуждал свои романы ни с кем и никогда. В конце концов, кавалера сочли неисправимым ветреником.

 По завершении очередного романа, Валерий Павлович становился опять бодр и жизнелюбив. Бегал на лыжах, переплывал Волгу на спор, первый добывал и
прочитывал литературные новинки. Вытрясал душу из нерадивых студентов, поощряя усердных благосклонной улыбкой, дополнительной информацией и щедрыми оценками. Улыбка его день ото дня становилась шире и добродушнее. Казалось, каждое проживаемое мгновение доставляет ему неизъяснимое наслаждение, за исключением тех моментов, когда назревало завершение очередной интрижки.

 Итак,   Стэлла  и  Валерий  Павлович   были   в   Санкт-Петербурге. Поскольку ни он, ни она не собирались заводить на курсах романов, а в одиночку слоняться по городу неуютно, первый же выходной Стэлла и Валерий Павлович решили провести вместе на правах старых знакомых, привычных друг другу, как разношенные тапочки,  тем более, что их интересы совпали. Обоим хотелось посмотреть Павловск и обоим с утра надо было в Купчино. Валерию Павловичу следовало навестить старинную подругу матери, а Стэлла стремилась в один из купчинских универмагов, славившийся стильной и недорогой одеждой.

 В переходе у станции метро Купчино, где они договорились встретиться, покончив с делами, продавали прелестные букетики  синей перелески. Её Стэлла тоже любила, но не предполагала, что редкий в наших местах цветок растёт в питерских лесах в таком количестве. Бабушки с корзинками перелески наперевес стояли в переходе плотной шеренгой. Со стороны Валерия Павловича было бы бестактным не купить спутнице букетик. Что он и сделал немедля, поскольку подчинялся правилам этикета неукоснительно, как старшина- сверхсрочник воинскому уставу. Стэлла абсолютно точно его поняла, слава богу, не первый день знакомы, лишь про себя усмехнулась: «Вот она, ирония судьбы! Букет есть, а мужа, всё-равно, не предвидится.»

 Да, иллюзий насчёт Валерия Павловича она не питала. Тем не менее, они прекрасно провели выходной. Сфотографировались рядом со скульптурой Бравого Солдата Швейка в Купчине. Причём Валерий Павлович резвился, как дитя, пользуясь тем, что его студенты и вузовское начальство далеко, он подлил пива в кружку Швейка, чокнулся с ним пустой пивной банкой и заставил Стэллу запечатлеть сей исторический момент, чем вызвал у неё некоторое неудовольствие. Но потом, любуясь дивным Павловском, Стэлла обо всём позабыла, Валерий Павлович благоговел рядом, восторженно замирая при виде особенно понравившихся ему скульптур и пейзажей. Однажды она подловила его с приоткрывшимся от волнения ртом взиравшим на одну из скульптур и совсем простила вульгарное пиво у Швейка. Налюбовавшись красотами Павловска, Стэлла и Валерий Павлович насладились чудесной фортепьянной музыкой в одном из его павильонов,  весело  перекусили  в дороговатом кафе,  даже  чуть- чуть  с  коньячком. Продолжили гулять по аллеям, пока не пришло время возвращаться. Умиротворённые лёгкой, приятной усталостью, молчали в автобусе, понимающе улыбались друг другу.
Провели вместе ещё один такой выходной, приятный и ни к чему не обязывающий. И всё, курсы кончились. Коллеги вернулись в Кострому, ничего не изменилось в их отношениях: они остались старыми добрыми знакомыми.

 Стэлле совершенно было наплевать, почему Валерий Павлович не приударил за ней: оттолкнул ли его простоватый маникюр, скромный макияж или ему, наконец, надоели романы. Сердце её билось ровно, Валерий Павлович его не взволновал. Но, при случае, такой человек мог составить компанию на светском рауте или развлечь беседой на самые разные темы.

 Валерий же Павлович с некоторых пор старался вовсе не думать о женщинах. Осточертели ему эти клуши однообразными попытками дрессировать его, как домашнего пёсика. Его возмущала повальная женская близорукость: как можно принимать хорошие манеры за бесхарактерность? Стэлла показалась ему своим парнем. Слава богу, глазки не строила, не жеманилась, жить не мешала. И на том ей большое спасибо!

 По возвращении из Петербурга они, всё же, стали общаться чуть больше: обменивались литературными новинками, при случае, брали друг на друга билеты в филармонию, поскольку оба любили хорошую симфоническую музыку. Если случалось идти в одну сторону, разговаривали. Однажды Стэлла, шутя, рассказала, что когда- то загадала выйти замуж за того, кто подарит ей букетик маленьких синих цветов. Посмеялись вместе. Валерий Павлович хохотал до слёз: «Оказывается, я, как честный человек, должен был на вас жениться!» «А вы как думали? Пустячок-то может и судьбой обернуться!»- Вторила ему Стэлла. «Боже, какими глупостями может быть занят ум женщины!» - Думал потом Валерий Павлович. То ли его собственный развитый ум не помешал ему погрязнуть в мужском шовинизме, то ли до сих пор встречались ему крайне приземлённые особы, мечтавшие лишь о замужестве, но вердикт его, действительно, был суров: «Глупости!» Даже настроение его немного испортилось в тот день.

 Вскоре он с удивлением прочитал в газете, что синие цветы нравятся людям, которые ищут верности. А тем, кто обожает белые цветы с ярким ароматом, необходима нежность. Оказывается, Стэлла Александровна искала в мужчинах верности и нежности, а не бурной страсти, как, например, любители красных гладиолусов- вот какие тайны случайно узнал о скромной женщине бесхитростный читатель газет! «Господи,как это разумно!» - Восхитился Валерий Павлович, напрочь позабыв свои предыдущие мысли по этому поводу: «Именно верность и нежность составляют человеческое счастье, а не вспышки африканской страсти!» Ему вдруг захотелось провести в обществе этой забавной женщины ближайшее воскресенье и он пригласил её покататься на лыжах.

 Оказалось, что Стэлла предпочитает неторопливую прогулку по лесу, а Валерий Павлович не мыслит лыжи без спуска с крутых гор. Решили поехать в Караваевский лес, где было возможно и то, и другое. Со смехом перебирались   они по брёвнышкам через незамерзшую Сендегу, поскольку заблудились в посёлке и вышли к речке далеко от моста. Валерий Павлович беззастенчиво пошёл по брёвнышкам на четвереньках, неся на спине свои и стэллины лыжи. Стэлла не опустилась до такого безобразия и, повизгивая от страха, бочком добралась до протянутой руки Валерия Павловича.

 Зимний лес очаровал их. Заснеженные ели на просеке, искрящиеся на солнце сугробы, синие тени в ямках заячьих следов. Тишина, нарушаемая только поскрипываньем лыж да изредка шорохом снега, осыпающегося со случайно задетой плечом еловой ветки. Лёгкий бег лыж по  накатанной в меру лыжне. Что может быть лучше? Вдоволь нагулялись они в зимнем царстве, надышались морозного воздуха с ароматами снега и хвои. Пора бы и возвращаться, но Валерию Павловичу хотелось напоследок хоть пару раз съехать с горы, пусть не с самой крутой, что зовётся Ветродуем, а с обычной, где катаются все. Туда- то они и пришли. Лес заканчивался спуском в долину Сендеги, сплошь укатанным лыжниками   за   выходные.    Валерий   Павлович   показал   Стэлле,   как   удерживать равновесие при спуске, откидываясь назад, как правильно падать на бок, если чувствуешь, что равновесия не удержать. Ей богу, ей понравилось, она перестала бояться горы! Катались они почти до заката, позабыв обо всём на свете, слушая только шорох лыж, ловя ощущение стремительного движения.

 Как случилось несчастье, Валерий Павлович не уследил: только что улыбающаяся, румяная Стэлла начала очередной спуск по новой лыжне с небольшим трамплином, как вдруг вскрикнула и пропала. Скинув лыжи, встревоженный Валерий Павлович метнулся следом. Представшая его взору картина была немыслима в такой радостный день! Стэлла лежала лицом вниз, неподвижно, снег вокруг её головы краснел всё шире и шире. Рядом из снега выставлялся поваленный еловый ствол с обрубками толстых веток, торчащими в разные стороны. И над этим ужасом полыхал багровый зимний закат, простирающий из-за реки свои кровавые языки к ним со Стэллой. Почему-то именно закат врезался в память Валерия Павловича очень ярко.

 Впрочем, на осознание происходящего у него ушли доли секунды.  Валерий Павлович мгновенно скинул с ног Стэллы обломки лыж, рывком перевернул её на спину. Стэлла была без сознания, на месте её лица потрясённый Валерий Павлович увидел кровавое месиво. Дальше эмоциям места не было. Действовал он по- военному чётко и быстро. Вызвал скорую помощь по мобильному телефону. На руках принёс Стэллу в посёлок навстречу скорой. Поехал на автобусе в первую городскую больницу, потому что в машину скорой его не взяли. Дождался конца операции, поговорил с травматологом, сходил в магазин, в круглосуточную аптеку, принёс в больницу всё необходимое и поздней ночью, неимоверно уставший приехал на такси домой.

 И только дома дал волю чувствам: «Дурак! Сволочь!» - Отчаянно сказал он своему отражению в зеркале, что висело в прихожей. «Как ты смел отправить её на спуск, не проехав сначала сам по этому месту?!» - Вопрошал Валерий Павлович безвинное зеркало. Зеркало молча отражало его перекошенное гримасой боли и беспомощности лицо. Несмотря на страшную усталость, заснуть, и даже просто прилечь он почему-то не мог. Бесцельно метался по квартире, казнясь и не находя утешения, пока не остановился на кухне возле шкафа. Вспомнил, что там есть бутылка дагестанского коньяка, подаренная заочниками неделю назад, после экзамена, непонятно зачем. «Наверное, скинулись, купили, чтобы задобрить перед экзаменом, но не решились отдать. А потом не знали, что с ней делать,» - подумал тогда Валерий Павлович. Студентам давно было известно, что он дорожит репутацией неподкупного преподавателя. Сейчас коньяк пришёлся кстати, хватив порядочный глоток из стакана, Валерий Павлович немного опомнился. Ему пришло в голову, что сам-то он, пожалуй, проехал бы тот спуск вполне благополучно, как и многие предыдущие достаточно умелые лыжники. Только совершенно неопытная Стэлла могла споткнуться на таком низком трамплине, поэтому-то она и упала. Кто же мог знать, что под ближайшим сугробом скрывается опасный обрубок?!

 Освободившись от непомерного груза вины, Валерий Павлович принял решение  действовать: сделать всё необходимое для её скорейшего выздоровления, не упустить ничего! Да, именно так! Более-менее успокоив совесть, Валерий Павлович, наконец, отправился спать.
На другой день, прямо с утра, он познакомился с лечащим врачом, назвался мужем Стэллы Александровны, получил массу советов по уходу за больной, узнал, каковы её перспективы на выздоровление, и принялся работать, непокладая рук. Каждый день он навещал Стэллу в больнице. Она почти всё время спала. Ей вводили много обезболивающих и снотворных, этого требовали обширные раны лица. Слава богу, остались целы глаза и сотрясение мозга доктора признали нетяжёлым.

 Когда сняли повязки с лица, Стэлла увидела на тумбочке возле кровати букетик маленьких синих гиацинтов и удивилась: «Откуда?» «Так это же муж ваш принёс!» - Воскликнула загипсованная старушка на соседней койке. «А вот он и сам с очередным букетом!» - Умилилась соседка. В палату стремительно вошёл Валерий Павлович, широко улыбаясь и раскланиваясь с дамами, на его вполне могучих плечах прилепился кургузый застиранный халатик, из тех списанных, что выдают посетителям в больничных раздевалках. Первым делом, он вручил Стэлле букетик незнакомых ароматных белых цветов и с удовлетворением сказал: «Наконец- то, я вижу ваши глаза, первый раз за две недели вы не спите во время моего визита!» И по-хозяйски принялся перекладывать из пакета в тумбочку соки и фрукты. Ещё тёплые домашние котлеты Стэлле пришлось съесть сразу, так тщеславно он их нахваливал: «Готовлю, как ресторанный повар!» Смеяться ей ещё было больно и очень хотелось посмотреться в зеркало, но почему- то ни у кого в женской палате зеркала не оказалось. Валерий Павлович просидел в палате, пока Стэлле не принесли снотворное. 

 А следующим утром её ожидал страшный удар. В палату поступила новенькая, которую не успели предупредить, что врач запретил давать Стэлле зеркало. У неё- то Стэлла его и попросила. И сделала это зря: себя она в зеркале не нашла. Вместо привычного смугловатого лица с тонкими чертами там расплывался белёсый блин, многократно пересечённый грубыми красными рубцами. Щёлочки глаз в окружении жёлтых пятен старых кровоподтёков не могли иметь отношения к ней, Стэлле Малютиной... И это видел Валерий Павлович?! Стэлла не могла даже плакать. От унижения она спрятаться уже не имела возможности, зато спрятались её чувства. Она просто лежала на спине, ничего не ощущая и ничего не желая, уставив взгляд в потолок.

 Такой её и застал Валерий Павлович. «Вы, должно быть, видели себя в зеркале,» - с горечью констатировал он: «И теперь не хотите меня видеть, ведь я виноват в том, что случилось с вами!» Стэлла слегка удивилась, ничего подобного ей в голову не приходило. «Причём тут вы?» - равнодушно сказала она. «Как, стало быть, есть кто-то, кто для вас очень важен? И я, видимо, нечаянно погубил ваши отношения с ним!» -Голос Валерия Павловича пресёкся. Стэлла удивилась и даже чуть-чуть рассердилась: «Что это вы за глупости говорите? Я имела в виду, что вы ни в чём не виноваты, не толкали же вы меня на ту корягу, в конце концов! Напротив, я вам благодарна, вы же меня спасли, да и теперь ухаживаете.» «У меня есть шкурный интерес,» - мгновенно воспрял духом Валерий Павлович: «Я хочу на вас жениться !» «Что?!» - Стэлла ничего не понимала. «Более разумной женщины я не встречал,» - как ни в чём не бывало глядя ей в лицо, говорил Валерий Павлович: «Очень боюсь упустить свой шанс. Если у вас никого нет, соглашайтесь, может быть я вам понравлюсь?» «Что он такое говорит? Что говорит?! Как смеет он издеваться?!» - Стучало в голове у  обезумевшей Стэллы. «Вас не смущает, что у меня нет лица?» - Гневно спросила она. «Смею напомнить, вы состоите не из одного лишь лица,»-  слегка вспылил темпераментный Валерий Павлович и, спохватившись, улыбнулся: «А лицо, кстати, доктор нам обещал. Оно восстановлено. Просто пока ещё не прошёл отёк и не побелели шрамы... Видите, я потерял голову и выдаю секреты...   Сейчас   вы   одумаетесь   и   вспомните,   что   есть   более   привлекательные мужчины, чем я, старый холостяк с былою славой ловеласа.»

 В палате все замерли, буквально боясь пошелохнуться. Соседки были уверены, что за несчастной, ужасно обезображенной женщиной терпеливо ухаживает преданный муж, связанный с нею многолетним счастливым браком. И вдруг выяснилось, что он ей никто! Даже не любовник! Но, видимо, сильно влюблён, раз даже страшные шрамы его не останавливают! А говорят, любви не бывает, вот же она! «Вообще- то, я не собиралась замуж, я собиралась завести пекинеса,» - залепетала невесть что вконец потерявшаяся Стэлла. «Вот и чудно!» - Подхватил довольный Валерий Павлович: «Женимся, заведём пекинеса, даже хомячка, если хотите, да и заживём все вместе дружно и славно! Ну что, по рукам?» «По рукам!» - Вдруг сказала Стэлла строптиво, будто ждала, что жених сейчас же убоится её согласия и передумает. Тут за спиной Валерия Павловича появилась дежурная медсестра, держа в руке шприц со снотворным и беседа завершилась в силу обстоятельств.

 Вспоминая потом это странное сватовство, Стэлла не могла избавиться от ощущения, что Валерий Павлович, что называется, купил её на слабо. « Ну и пусть!»- Мстительно думала она: «Сам всё затеял, сам пусть и расхлёбывает!»


 «Так Валерий Павлович вам не муж?»-  Спросила загипсованная старушка Стэллу на другой день, как только та проснулась. «Даже не жених!»- Отрезала Стэлла. «Но он же о вас так заботится, ни о ком в палате так родня не заботится, как он о вас!»- Не унималась соседка. «Чуть не убил со своими лыжами, теперь, небось, совесть мучает, вот и заботится!»- Всердцах ответила раздосадованная Стэлла. Она со стыдом вспоминала вчерашний цирк с его сватовством. Хотела бы она знать, из каких таких побуждений ломал этот ловелас свою комедию? Что это? «Садизм это, вот что! Мало ли, что казался приличным человеком,»- подсказывала ей логика. Но гневный взгляд Стэллы упал на букетик незнакомых белых цветов, стоящий на её тумбочке, тяжко вздохнув, она ощутила их нежный аромат. И, наконец, расплакалась, внезапно поверив если не в любовь, то уж в доброту Валерия Павловича точно.

 Вечером, когда пришёл Валерий Павлович, стэллины соседки по палате хором ответили на его приветствие и замерли, боясь пропустить хоть слово из их разговора. Ситуация оправдывала их нескромность: покинуть палату больные, прикованные к койкам тяжёлыми гипсовыми повязками и громоздкими металлическими конструкциями всё-равно не могли, не затыкать же уши, как в детском саду, в самом деле! В звенящей от эмоционального напряжения тишине Валерий Павлович бухнул пакет с вкусностями на тумбочку, сел на табурет, едва не промахнувшись, и сказал: «Ваш отказ от моего предложения, разумеется, не отменяет моих обязательств перед вами. Я и впредь буду делать всё для вашего скорейшего выздоровления. Пусть и косвенно, но в вашем несчастье я виноват.» Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: «Послушайте, я ведь говорил вчера совершенно серьёзно о том, что не встречал более разумной женщины, чем вы, Стэлла Александровна. Мне рядом с вами чрезвычайно комфортно, вы никогда не давили на меня, не пытались заставить плясать под свою дудку, если можно так выразиться. Я понимаю, что вы просто не сочли меня подходящей партией, скорее всего. Это-то меня и стимулирует к захвату…»- Валерий Павлович усмехнулся, ещё минуту помолчал и продолжил, не обращая ни малейшего внимания на полную палату трепетных слушательниц: «Конечно, мои примитивные инстинкты не должны влиять на столь серьёзное решение. Но я полагал, что и вы себя неплохо чувствуете возле меня. Согласитесь, у нас с вами много общего, мы умеем прекрасно проводить время вместе, нам не скучно вдвоём. Разве этого мало? И притом мы даже ещё не любовники! Представьте, сколько радости сулит дальнейшее развитие наших отношений, если вы со мной согласитесь!»- Даже в такой ответственный момент этот несерьёзный человек  не смог обойтись без шутки. «Я подумаю над вашим предложением,»- строго сказала Стэлла. Ей стало всё-равно, как она выглядит, Валерий-то Павлович наблюдает её страшное лицо вторую неделю и ничего, вон даже предложение руки и сердца пытается сделать. А Валерий Павлович уже вовсю шутил с её подругами по несчастью, беззастенчиво вербуя среди них союзниц: «Дамы, объясните на досуге моей невесте, что лучшего мужа ей не найти!»

 Стэлла  долго не принимала всерьёз предложение Валерия Павловича, ей всё казалось, что он как-то слишком настойчиво шутит, да и не могла представить себя замужем, привыкла быть одна дома, да и не находила она в себе сколько-нибудь пылких чувств по отношению к нему. Полгода Валерий Павлович буквально преследовал её своею деятельной заботой. Договаривался об оздоровительных процедурах в дорогих медицинских центрах, закупал по её списку  продукты, провожал с работы до дома, устраивал развлечения по выходным. Однажды ему пришло в голову поинтересоваться, а что, собственно, его любимая женщина считает супружеством, если не такие вот отношения? «Но мне пришлось бы вести ваше домашнее хозяйство и, простите, спать с вами, если бы мы были женаты,»- смутилась она. «Боже мой, неужели вам так трудно было бы иногда печь мне блинчики? С прочими делами по хозяйству я без больших усилий справляюсь сам. А вот если я вам противен- это серьёзно. Без секса, конечно, брак как-то уж очень странен,»- вздохнул Валерий Павлович и невесело задумался. «Почему же противны?»- тихонько сказала Стэлла: «Просто я полагаю, что именно секс круто меняет отношения, причём, не всегда в лучшую сторону…» «Господи, да вы просто наивны, Стэлла! Секс это часть отношений, не более. Если два человека могут договориться, в постели они поладят тем более! Решайтесь же, дорогая моя, хватит мучить и меня, и себя! Вы меня много лет знаете, я не врун. Правда, я довольно надёжный человек!»- В голосе Валерия Павловича Стэлле послышалось отчаяние. Не то чтобы его терпение кончилось, просто он исчерпал свои возможности повернуть ситуацию в желаемую сторону. «Хорошо, я согласна!»- Решительно и серьёзно сказала она и тут же торопливо добавила: «Но если мне что-нибудь не понравится, так и знайте, сбегу!» «Ура-а –а!»- Вскричал обезумевший от счастья Валерий Павлович, схватил свою невозможную женщину в охапку и закружил между столиков полупустого кафе, где они в тот вечер сидели.   

 Официальная церемония бракосочетания состоялась летом. Переболевшая Стэлла немного похудела, её стройная фигура стала точёной. Лицо с едва заметными тонкими белыми шрамами немного побледнело, истончилось и приобрело изысканную прелесть мраморной статуи, почему-то не греческой, а скорее индийской.  Она казалась произведением искусства, хрупким и драгоценным, держалась очень спокойно, только изредка сдержанно улыбалась, принимая поздравления, вежливо благодарила тихим, мелодичным голосом. Не то замерла от страха перед будущим, не то расслабилась, передоверив свою жизнь человеку, который страстно желал быть с нею рядом, заботиться и защищать.  Из жениха, напротив, энергия била ключом. Успевший где-то загореть лицом Валерий Павлович сиял, как новый гривенник, его распирало от счастья и гордости. Улыбаясь во весь рот, он принимал поздравления, приветствовал гостей, ни на секунду не выпуская из рук тонкий стан и изящный локоток невесты. Работники ЗАГСА с удивлением поглядывали на скромный букетик синих полевых цветов в руках у новобрачной, впрочем, удачно дополнявший её элегантный наряд. Гости перешёптывались: «Видно, мода такая! Да, Стэлла Александровна стильная штучка! То-то старый лис её не упустил!» Посторонним было невдомёк, что это не просто цветы, в сущности, это и есть сваха по имени Вероника, сладившая свадьбу.