Жили-были

Жили-были Крепыш и Длинный.
Ни Крепыш, ни Длинный ничем примечательным не отличались от прочих, что так же жили-были на сопредельной территории двора. И даже района, и города. Небольшого и не маленького, обыкновенного города, каких много по стране.

Как и Крепыш, Длинный вставал утром под перезвоны будильника. Шёл на запах яичницы за стол на кухне. Запивал завтрак сладким кофе и скрывался за дверью, которую запирала за ним жена, вытерев руки о передник.
Крепыш, тем временем, спускался по лестнице, дожевывая бутерброд с колбасой. Чай он выпил прежде, чем жена нарезала хлеб, доходчиво объясняя ему в тысячный раз, какой он редкостный лапоть и неумеха поговорить с начальником о зарплате.

Улица встретила шумом.
Выхлопные газы отбили колбасный дух так, что и не понятно, что доедал. Да и не важно уже, когда можно, наконец, распрямиться и не юлить под язвительным взглядом супруги.
На остановке пересеклись пути Крепыша и Длинного.
- Здорово! Скоро наш подойдёт – гаркнул Крепыш.
- Да, должно быть – ответил Длинный.
- Что, как всегда, вечерком под навес? – хохотнув, Крепыш хлопнул приятеля по плечу.
- Да, пожалуй – вяло откликнулся Длинный.

Под навесом во дворе, по старой памяти, собирались свои - забить в домино, или в картишки. Пока вечера стояли тёплые, и осенние дожди не задувало на стол.
- Опять к своим забулдыгам – неслось вслед Крепышу.
Длинный приходил после плотного ужина.
Уже запоздно оба возвращались к женам.
Крепыш, стараясь не привлекать к себе внимания, проскальзывал на кухню. Торопливо, прямо из кастрюли, закидывал в рот несколько ложек чего-то там. Вползал под одеяло и затихал до утра.

- Ну что, кого сегодня обставил? – спрашивали Длинного.
Перед ним появлялся стакан кефира с булкой.
Потом, неспешно покурив в форточку, Длинный гасил свет, проверял все выключатели и укладывался, кряхтя для порядку. Долго подбивал подушку, поправлял одеяло. Смотрел на отсветы уличных фонарей на потолке, считал баранов, вспоминал ходы вечернего домино и ждал, ждал сна.

Дни шли за днями, жизнь не радовала разнообразием и не пугала переменами.
Наутро Крепыш в помятой куртке с крошками хлеба и Длинный в сером пальто встречались на остановке.
- Здорово! – бодро приветствовал с утра пропиленный женой Крепыш.
- Привет – пробормотал Длинный.
- Ну что, вечером под навесом? Забьём партейку, другую? – подмигнул Крепыш.
- Холодает – поёживаясь на ветру, Длинный посмотрел куда-то в сторону.
Помолчали. И без перехода, неожиданно твердо Длинный за плечо развернул к себе приятеля.
- Скажи, чему ты радуешься? Вот ты, опять весь в крошках, поесть тебе дома спокойно не дают, а ты весел. Похохатываешь, а сам готов мерзнуть под навесом, лишь бы жену не видеть, не слышать – жарко дыша в лицо, шептал-кричал.
- Что ты видишь в ней, чего ждёшь от этой жизни: работа, дом, хлеб с колбасой на ходу? Ничего хорошего тебя не ждёт. А ты идёшь и улыбаешься. Ты что, шут? – на последних словах будто осёкся.
Подошёл автобус, молча сели.

Под навесом, в сгущающихся сумерках двое.
Костяшки домино рассыпаны, ветер задувает дождливую морось.
- Я её спрашиваю, почему молчит? Ни упрёка, что зарплата маленькая, и дома я как тюфяк бесполезный. Ей это нравится? Или это ей не важно? Я для неё ничего не значу? Потому и всё равно, какой я?
- А она что? - тихо спросил Крепыш.
- Промолчала и ушла. Заплакала, наверное – Длинный взял протянутый хлеб с колбасой. Оба жевали, глядя в разные стороны. Темнело.
- Отряхнись, весь в крошках – сказал Крепыш Длинному – Женщины тоже разные. Одна любит таким, какой есть, не видит изъянов. А другая… как муза, тормошит и беспокоит. Требует, чтоб летел.
- А как? А если нет их, крыльев?
- Она этого не видит и верит, что ты крылат. И пока верит, будет пилить.

Уже совсем стемнело. Окна скудно освещали двор. Крепыш встал и со словами «поздно, бывай» потопал домой.
Редкие звёзды на разметённом ветром небе перемигивались между собой и с мужчиной в сером пальто. А тот улыбался и сам не понимал, чему, почему…