Большая охота

    Ефим Урванцев, увидев Петрушку, который вместе с другими стрельцами тащил зачаленное веревкой бревно, отозвал его в сторону.
  - Вот что, стрелок, - с нескрываемым интересом  оглядел парня, - Раз ты такой охотник, так должно быть успел познакомиться с другими охотниками из отряда. – Парень утвердительно кивнул головой:
  - Знаю таких.
  - Так вот, подбери из нашей сотни человек двадцать добрых стрелков, подготовь все необходимое, - завтра с утра займётесь охотой. А то мы по милости твоей, оставшись без хлеба, солонину  почитай всю подъели.
 
    Петрушка невольно поёжился от этого напоминания. Урванцев, между тем  продолжил:
-   К отходу отряда надо заготовить солонины и вяленого дикого мяса не мене, чем по пуду на брата! А это, считай, косуль   надо добыть не мене  сотни, ну и птицы там какой по мелочи. Дело не простое, хотя косули в этих местах должно быть не мало.  Может, повезет, сохатого завалите, - тоже не помешает. Мы тут недели две должно быть простоим, времени вам должно хватить, как думаешь?

    Петрушка промолчал, потрясенный важностью поручаемого ему дела. Ефим собрался было уже уходить, но,  вспомнив о чём-то, придержал Петрушку:
  - И вот еще что. С вами старшим пойдет десятник Данила Вепрев. Но он больше для порядку и по хозяйству там. А охота, – это за тобой, гляди не подкачай. Пищалей  много с собой не берите, пять-шесть и довольно. Это уж  так, на всякий случай, или если сохатого выследите. Да скажи им, - охотникам то, чтобы зелье  и свинец  попусту не переводили. Прихвати с собой Ивашку Бекетова. Знаешь такого? Он тоже нашей сотни, только  всю дорогу ертаульным стругом плыл  с дружком своим, - проводником из ермаковских казаков. Если тот пожелает, так можешь и его тоже с собой взять, - они оба добрые стрелки из пищалей. Кому еще быть с пищалью - решай сам, або с Данилой  посоветуйся. Остальные, как и ты, пусть  идут с луками, - и шуму меньше и зелье целей будет. Луки и колчаны со стрелами спросишь у Данилы, - он знает где. У нас там их десятка четыре, али пять в тюках сложены. Стрел много тоже не набирайте, - по десятку и хватит. Стрелы  не разбрасывайте, подбирайте, - кто знает, что  еще нас ждет впереди?

    Сотник помолчал, видно, вспоминая, обо всем ли сказал, усмехнулся:
  - Ну вот, давай, паря, поправляй дело.  Поглядим, такой ли ты стрелок, как о тебе говорят.

                *

    Весь вечер  Петрушка, озабоченный важностью  порученного дела, был занят неотложными делами, - подбирал команду,  вместе с Данилой доставал из тюков, выбирал луки со стрелами. Уже по темну, собравшись всей командой, при свете костров проверяли  пищали, подтягивали на луках тетиву, точили ножи, подбирали одежку и обувь, чтобы была полегче, да половчей. Обсуждали, куда лучше пойти.

    Впрочем, этой задачи так и не решили, отложили на утро, - смотря потому, какая будет погода и откуда ветер. Выходить решили до свету, - часа в четыре. Казалось, только лишь Петрушка  улегся, как Данила уже будил его, тихонько подталкивая в плечо:
  - Пора, паря, вставай. Не то, как бы  не ушли без тебя.
 
    От такого предположения  враз  весь сон отлетел. Петрушка живо поднялся, выскочил из шатра, огляделся по сторонам. У костра, стоя на коленях, уже колдовали двое молодых стрельцов, - раздували огонь. Прихватив железную бадейку,   спустился к реке, ополоснул лицо, зачерпнул воды и заспешил к  разгоравшемуся костру. К огню уже подтягивались снаряженные по-походному охотники.

    Пока кипятили воду, Петрушка заглянул еще раз в шатер. Гордый порученным Петрушке заданием, Данила беспокоился об успехе предстоявшего дела не меньше своего подопечного. Тот взял из рук Данилы лук со стрелами, приготовленную с вечера котомку. На ходу достал из неё горсть сушеной черники  вперемежку с листьями кипрея, подойдя к костру, бросил  в закипавшую воду. Подумал, и добавил еще горсть.

    Наскоро попив из походных котелков  сладковатого, духмяного, пахнувшего ягодой кипяточка, двинулись. Как ни старались взять с собой рухляди поменьше, а всеж-таки набралось. По переменке несли главную тяжесть - котел ватажный, походный шатер, бадейку железную, а в ней – пшенца фунтов двадцать, соль,  маслица маленько. Кроме того, на всю команду - шесть пищалей с припасом, пять котелков железных,  десять сабель, десяток топоров. У  всех, кто не с пищалью – лук, да колчан со стрелами. У каждого еще по ножу в чехле и по котомке со всякой хозяйской мелочью. Много, не много, а со всем этим  сильно-то тоже не разбежишься.

    Пошли к лесу  против течения реки, - оттуда, с верховьев тянуло прохладным утренним ветерком. Пока шли открытой поляной, - толпились гурьбой, перекликаясь и разговаривая. При подходе к лесу разговоры прекратились. Здесь, на опушке, вырубили каждый себе по увесистой дубинке, - стучать по деревьям во время загона. Петрушка, как заправский ватажник, - будто всю жизнь только этим и занимался, толково изложил служилым план охоты.  Двоих  отправил к реке, велел идти берегом,  высматривая следы у воды. Если обнаружат место водопоя с множеством следов, - дать знать, прокричав выпью.

    Данила Вепрев с любопытством и удивлением наблюдал за Петрушкой.
  - Выпью то кричать умеешь? – с подозрением спросил Петрушка  долговязого верзилу с пищалью за плечом – Федорку Косого.
  - А чего тут уметь-то, - ответил тот, задрал голову к небу. Утреннюю тишину прорезал пронзительный крик выпи. Стрельцы одобрительно загудели. Петрушка улыбнулся:

  - Мастер, ничего не скажешь.
  - Ну, прокричу выпью, а дале что нам делать?
  - Я тебе отвечу, тоже выпью. Без шума идите к нам, да по пути по следам, по лёжкам примечайте, держатся ли там  косули. К тому времени, поди, уж светло будет. Да смотри, из пищали то не стреляй, не то распугаешь всех косуль. В крайности  обходитесь луком, - кивнул на напарника.

    Разведчики скрылись в зарослях, направившись к реке.  Петрушка окинул взглядом остальных охотников, толпившихся вокруг.
  - Ну, а мы версты две-три лесом вдоль реки пройдём, а там – в цепь, устроим загон. Идите тихо,  да слушайте выпь то. 
Петрушка первым двинулся в лес, за ним гуськом потянулись другие охотники.

                *

    Тебе, читатель, не приходилось встречать  рассвет в осеннем лесу? Еще темно, а многие обитатели леса уже не спят, - слышится щебетание синичек, устрашающе ухает филин, где-то над головой с шумом срывается тяжёлая большая птица, летит, хлопая крыльями, в глубину леса, - подальше от человека. Время от времени звучно разносится в воздухе сухой перестук, будто кто-то часто-часто заколотил палкой по сухостоине.

    Петрушка идет впереди отряда по чуть заметной звериной тропе, вслушивается в звуки просыпающегося леса. Охота на косуль, на сохатого, - дело для него знакомое. На родине своей – под Ярославлем с малолетства ходил он зверовать в глухие приволжские леса со своим отцом. Леса там тоже  не скудные, - есть в них и  медведи и лоси, есть кабаны, немало косуль, волков, лисиц рыжих; рябков и зайцев – несчетно.

    Не помнит он такого случая, чтобы возвращались без добычи. Охотились, конечно, с луками, - откуда у простых землепашцев возьмется пищаль с зельем. На крайний случай, – нож, да топор. Однако ж, одно дело косулю или две завалить, и совсем другое, когда их нужно полусотню взять. Правда, и охотников с ним порядочно, но все равно, - для этого и время нужно, и место для загонов верно выбрать.

    Светает. Уже можно разглядеть стволы деревьев, ветви темнеющих между них кустов. Лес меняется, - меньше стало высоких деревьев, все больше островков кустарника с полянами-прогалинами между ними. Дальше и вовсе идут сплошные заросли кустов, спускающиеся по пологому склону к реке. Петрушка поднимает руку, призывая идущих за ним охотников замереть в неподвижности, вслушивается в шорохи среди кустов. Приседает на корточки, всматривается в тропу. На ней отчетливо видны отпечатки козьих копытец. Жестом показывает, чтобы  все оставались на месте, сам сворачивает с тропы, осторожно раздвигая ветви кустарника, выходит на небольшую полянку. На ней виднеются овальные пятна примятой травы, - козьи лежки. Щупает их рукой, - они еще теплые. Так же осторожно возвращается обратно.
 
  - Косули! – чуть слышно шепчет он ближним стрельцам. Те оборачиваются, так же шепотом передают известие другим, стоящим на тропе. Петрушка тем временем подходит к Даниле, шепчет ему что-то на ухо, вместе относят в сторону котел, бадейку, свернутый шатер.

    В это время откуда-то спереди снизу слышится резкий крик выпи. Охотники замерли, как вкопанные. Петрушка задирает голову, подносит руки ко рту рупором, отвечает. Рукой подзывает ватажников, шепчет им,  оглядывая кусты:

  - Они, видно, всем табуном вон в том ернике ночуют, - показал на расстилавшееся впереди кустарниковое поле с редкими стволами сосен и берез. Давайте-ка теперь поверху в цепь, - саженей на десять-пятнадцать друг от друга, штобы, значит, взять их в кольцо. Ты, Данила Еримеич, иди первым, постарайся с той стороны к самой реке подойти. Как подойдешь, – начинай дубинкой стучать по деревьям. Тогда и вы все тоже принимайтесь шуметь, можно и голосом, и потихоньку подтягивайтесь сюда, к нам. А я с Федулкой и Козьмой здесь, меж тропой и рекой перед той большой поляной за деревьями схоронимся, здесь и отстреливать будем. На нас и гоните. Ну, а если какая на вас пойдет, так тоже не плошайте. Смотрите только не перестреляйте друг дружку. Бейте, когда уж видно, что это косуля.

    Служилые  бесшумно двинулись вверх по склону, и скоро скрылись среди кустов. Федул с Козьмой достали луки. Поправляя за спиной колчаны, чтобы ловчее было доставать из них стрелы, недоуменно поглядывали на Петрушку.  А тот, отступив немного по тропе назад, достал из котомки моток пеньковой веревки, сделал из неё петлю, накрепко привязал её за большой сук над головой, так, что петля оказалась где-то в аршине над  тропой. Растопырил её, зацепив с одной стороны за веточку куста, с другой – срезанным крючковатым березовым стеблем, обмотав его вокруг ствола стоявшей у тропы березки. Оглядел своё сооружение и, призывно взмахнув  рукой своим товарищам, торопливо зашагал вниз, тоже доставая лук и поправляя колчан со стрелами.

    Место для засады выбрали  среди кустов, - шагах в пятнадцати друг от друга. Перед их взором открывалась  уже освещенная утренним солнцем поляна, шириною саженей в десять. Петрушка занял место ближе к тропе, Федулка с Кузьмой, – ниже по склону.

    Еще с четверть часа над лесом стояла мертвая тишина, казалось, лес замер в ожидании. Загонщики еще не было слышно, когда Козьма, стоявший ближе к реке, заметил, как шевельнулись ветви кустов у края поляны.
  - Уж не Федорка ли с напарником со стороны реки идут, - подумал он, - так его, долговязого, видно было бы среди кустов.   На всякий случай наложил стрелу, приготовился к выстрелу. На край поляны выскочила, испуганно озираясь, молодая косуля.

    Тренькнула стрела. Косуля, сраженная выстрелом, пала на землю, дергая ногами и вытянув шею. В то же мгновенье саженях в двух от поверженного животного вновь шевельнулись кусты, из них на пол корпуса выглянула другая косуля. Оглядевшись, она испуганно повернула голову назад, очевидно услышав там какие-то звуки. Вторая стрела впилась ей в шею.

    Издалека со стороны реки донесся перестук, - видно Данила добрался, наконец,  до края загона. И сразу же вслед за этим послышались стуки дубинок по деревьям  и громкие человеческие голоса по всему окружению ерникового поля. Тихо было только там, где затаились стрелки.

    Далеко внизу, среди приречных кустов мелькнул красный колпак Федорки, он шел размахивая дубинкой, колотя ею по стволам карликовых березок и ольховым кустам.  А перед ним, а потом и по всему ерниковому полю словно пахнуло порывом ветра, - зашевелились, закачались ветви кустов, волною приближаясь к поляне. Стрелки замерли, готовые к выстрелу.

    На поляну сразу в нескольких местах выскочили рогатые самцы-гураны. Сзади на них напирали самочки, тревожно шевеля ушами, но не смея опередить вожаков. Пока те оглядывали местность, стрелки успели выпустить по две стрелы. Три гурана и одна косуля пали сразу, один из гуранов ринулся на стрелков, волоча за собой простреленную ногу, но был сражен  стрелой Петрушки.
 
    По всей опушке неслось теперь тревожное хавканье козлов. Смятение охватило высыпавших на поляну косуль. Их было  на поляне уже целое стадо, - не менее пяти десятков. Пользуясь паникой, стрелки выцелив очередную жертву,  пускали стрелу за стрелой. Часть косуль, обезумевших от страха, кинулись по поляне вниз к реке, но была встречена выстрелами вышедших их кустов Данилы с напарником, повернули обратно, потеряв на своем пути трех подруг. Небольшой табунок, взрывая копытами землю, понесся вверх по откосу, но навстречу ему уже  шли загонщики, тоже посылая стрелу за стрелой. Круто развернувшись, козы кинулись в чащу ерника навстречу перестукам дубинок.

    Наконец один из гуранов решился, - ринулся через поляну к тропе, по которой пришли охотники. За ним устремились не менее двух десятков самок.
  - Ну, Петруха, не подкачай, - прошептал себе стрелок, - это твои козы.
 
    Помня об установленной петле, не стал стрелять в козла. Выцелил бежавшую за ним матерую матку, стрелил, увидел, как она пала на колени. Сразу же наложил новую стрелу. Успел еще сбить молодую самочку, как услышал надрывный хрип гурана. Глянул на тропу, - там свалка. В петле бьется, лягаясь во все стороны копытами козел, а возле него целая гора второпях налетевших на него самок.

  - Не ушел бы, - мелькнуло в голове. Выхватив из-за пояса нож, держа в левой руке лук и дубинку, опрометью бросился к козлу, заколол его ударом ножа под лопатку. Сгрудившиеся возле козла косули частью уже разбежались, - кто дальше по тропе, кто обратно через поляну в ерник. Только две из них еще копошились рядом, видимо получив повреждение в свалке. Не раздумывая, Петрушка хватил одну из них дубиной по шее, услышав, как хрустнули позвонки. Другую, уже поднявшуюся, со всего маху ударил по крупу. Увидел, как она тут же завалилась набок.
 
    Убегавшие от него козы уже приближались к опушке ерника, когда с верхнего края поляны грянул пищальный выстрел. Три косули, сраженные картечью,  пали наземь. На краю поляны стоял, перезаряжая пищаль, Ивашка Бекетов.
  – Ловко, - невольно восхитился Петрушка, поднимая лук.

    Одна из уцелевших коз обернулась на скаку в сторону прогремевшего выстрела. Петруха  спустил тетиву, увидел, как она  пала перед самыми кустами с пронзенной шеей. В ернике один за другим грохнули еще два пищальных выстрела.

    Через минуту над местом побоища повисла тишина. Стрелки еще какое-то время стояли по своим местам, не будучи уверенными, что все кончилось. Но вот послышались голоса подходивших со всех сторон загонщиков, и Петрушка, а за ним и Федулка с Козьмой тоже направились к центру поляны. Снизу подтягивались Данила с напарником с козьими тушами на плечах.
  - Однако ж, наворотили! – проговорил Данила, снимая колпак, утирая вспотевший лоб  и оглядывая поляну.

    Петрушка тоже посмотрел вокруг. На душе у него почему-то стало неуютно, муторно.
  - Ладно, Федор, давай первым делом  собери стрелы, а ты, Федулка, помоги стащить косуль в тень, - вон под ту сосну, - махнул  он рукой.  Сам тоже закинул на плечи косулю,  другую, ухватил за ногу, поволок  к сосне.

    Из ерникового колка и с вершины один за другим выходили загонщики. У Данилы и Гаврилки-проводника на плечах были косульи туши. Выйдя на поляну, загонщики останавливались, ошарашенные увиденным, поляна была усеяна козьими тушами.

    Петрушка распоряжался у сосны, - показывал, куда складывать туши, сам вынул из петли и приволок гурана, двух, забитых дубинкой косуль, вел счет добыче. Охотники стаскивали косуль, галдели, радовались, обмениваясь впечатлениями.
  - Ничего себе, - таращил глаза Гришка Блин, - никогда не думал, что в одном колке может быть столько коз, - как тараканов на печке!

  - То-то и есть, - отвечал ему Козьма, - здесь, можа, и человека-то никогда не было, живут себе, -  никого не боятся. 
  - Фёдор, посмотри-ка по следу,  туда вон  подранок ушел, - Петрушка указал на кровавый след у тропы. – А ты, Федулко, пошарься по кустам  за краем поляны внизу, туда тоже одна уползла. – Посмотрел на солнце, -  быстро мы отохотились.

    Фёдор принес косулю, Федулка вернулся ни с чем, сконфуженно  развел руками, - ушла. Стрельцы, пристроившись кто на чем, встретили его веселыми прибаутками.
  - Ну и ладно, пусть гуляет, раз повезло.

    Петрушка встал, держа перед собой кусок бересты с ножевыми отметками, сказал:
  - Так вот, забили мы сегодня двадцать шесть животин, - пятерых гуранов, семь маток и четырнадцать молодых косуль. Федул с Козьмою взяли шесть штук, загонщики – восемь, Фёдор с напарником – трех, и мне Бог послал девять штук, так что четверть сотникова задания мы, считай, выполнили. На живой вес это пудов 90-100 потянет, ну а когда освежуем – пудов семьдесят, ну и птица еще, так что добыли мы не  меньше четверти того, что наказывал Ефим Урванцев. Если дело так и дальше пойдет, - за неделю управимся.

    Теперь, значит, так, - Федулко с Козьмой помогите Даниле котел с бадейкой подтащить, разводите костры, - обед будем готовить. Ваньша, пройдись по лесу, посмотри  там дикого лука али чесноку, - в похлёбку. Ерёма с Васькой сделайте туеса под потроха козьи. Ну, а остальные – на разделку туш. Что там Фёдор со стрелами, - обратился Петрушка к долговязому, - собрал?
  - Дак, токо двадцать две стрелы, да три сломанные, - обломились, когда  косули на землю валились. Наконечники – в тушах.

  - Наконечники  вырежем, когда свежевать станем. Ты мне мои то, меченые, - дай, я их сразу приберу в колчан. Их там должно быть шесть штук. А пустили сколько?
Данила с удивлением и радостью наблюдал за своим подопечным, к которому успел привязаться, как к сыну. Как толково и по-хозяйски он распоряжался. И ведь все слушают его, с готовностью исполняют, что он говорит, только вот Гриха иногда ерепенится.

    Стрельцы наперебой стали вспоминать, кто сколько  выпустил стрел.  Петрушка ножом делал зарубки на  бересте, прикинул, - тридцать восемь.
  – Да вы што, ну две-три потерять, куда ни шло, а вы чуть не половину пошвыряли в никуда. Стрелки, едрёна вошь, а ишшо стрельцами называетесь. Да Урванцев  нам за это такую головомойку устроит….
    Служилые, даже те, что были  старше Петрушки, пристыженно молчали. Да и что тут скажешь, - сам-то Петруха вон,  - девять коз взял, и стрелы все целы.
 
    Гриха попытался было оправдаться:
  - Дык в ернике  попробуй,  - найди её, стрелу то. Но Петрушка сразу же обсек его:
  - Небось, если бы не мазал, так и искать бы не пришлось. – Стрельцы дружно рассмеялись, снисходительно поглядывая на  Гриху, который от такого внимания  сконфузился, даже покраснел.

  - Стрелы то ладно, их наделать можно, - дело не хитрое. А вот наконечники где взять? Мы и так с собой  сколь грузу всякого везём, Русь-то эвон где осталась. Беречь нужно, чего здесь не добудешь, не сделаешь. А удастся ли чем у инородцев разжиться, - так это еще бабушка надвое сказала, у них, небось, все это тоже покупное, або добытое в обмен на рухлядь.

  - Что, думашь, у них здеся и железа нету? –  усомнился  Гриха.
  - Ты еще скажи золото с серебром здеся, - ввернул Данила. Служилые вновь рассмеялись, а сами смотрели на Петрушку, - что он на это скажет.
  - Железо то может и есть, да ведь его еще надо уметь выплавить, - тоже, говорят, дело не простое. А вот золото, али серебро, так это навряд. У нас на Руси золота с серебром нету, так с чего же оно здесь возьмется?

  - Ну, не скажи, - вступил в разговор Ивашка Бекетов, - у нас на Цылме, деды сказывали, еще сто лет  назад  серебро нашли. Русью правил тогда прадед недаве почившего государя, - Иван Ш. Послали туда иноземцев знающих, ну и наших, конечно, тоже, - кто же землю то копать будет. Строгановы тогда уже в силе были, вот они и снарядили отряд работников.
 
    Долго они там занимались, накопали глубоких ям. Как же это говорил дед то, - Ивашка сморщился, вспоминая, поскреб затылок. – А, вот, вспомнил, - шахты, - слово-то какое то мудрёное. Но што-то дело не пошло, - толи мало там этого серебра оказалось, толи иноземцы чего нахитрили. Они ведь, - иноземцы-то, тоже не дураки, - не хотят они, чтобы на Руси своё серебро было. У них-то оно есть, вот они и покупают у нашего государя хоть тех же соболей, платят своими талерами серебряными. А нам  их талеры куда? Разве что тем же иноземцам платить за их труды. А остальные, слышал я, в монетном дворе в Москве перечеканивают на наши ефимки, да гривенники.
 
    Воцарилось недолгое молчание, служивые обдумывали услышанное.
  - Ишь ты, Строгановы то,  уже тогда богатеями были, - в задумчивости проговорил Петрушка.
  - Не то слово, - подхватил Ивашка Бекетов, - у них уже тогда мошна была поболе, чем у иного боярина. Солеварен сколько держали, торговали мягкой рухлядью. Сольвычегорск, считай, целиком на свои деньги поставили. А сколько церквей, монастырей понастроили, - ведь Аника то старый сильно был богомольным, на это дело денег не жалел, хучь и скряга был, не приведи господи, - всю жизнь в обносках отцовских проходил.

    Богатство  у них еще от прадедов пошло. Старики сказывали, что Аникин прадед, - Лука выкупил из татарского плена великого князя московского Василия Тёмного. Двести тыщ рублев за него отвалил, не пожалел. И, как в воду смотрел, - когда Иван Ш Великий Новгород под свою руку подвёл, получили Строгановы  земли по Северной Двине по самые Колмогоры. А потом, это уже при князе великом Василии, еще и по Устюжине, да по Вычегде-реке. Первыми богатеями стали во всей Новгородчине. А сейчас, когда государь отвалил им  вон сколько земель в Пермском крае, они, небось, стали первыми богачами на всей Руси, как герцоги какие заморские.

  - Слышал я, - сотники меж собой говорили, что отписал им государь  еще и земли по Тоболу и Иртышу, - с некоторым сомнением в голосе вступил в разговор Петрушка.
  - Ну, это навряд ли, ведь это земли хана Кучума, - Ивашка озабоченно заскреб затылок. – Хотя кто знает, ведь для того и идем в Сибирь, чтобы поставить там городки и закрепиться навечно. Надо бы Никиту - строгановского толмача расспросить, - он, наверное, знает.

  - Ну ладно, что-то разговорилися вы, - прервал беседу  Данила, подтаскивая  с Кузьмой  котел, и принимаясь ладить костер, - не вашего это ума дело, – давайте-ка каждый за своё дело.
    Федулка с бадейкой и котелком зашагал к реке, Ивашка с Петрушкой принялись помогать разжигать костёр. Ваньша и Ерема с Васькой, прихватив топоры и луки со стрелами, направились к лесу. Вслед за ними двинулся и Данила с намерением оглядеть окрестный лес. Пищаль он оставил под надзор Петрушке, с собой взял только котомку с котелком, топор, да лук со стрелами.

    Первым вернулся Васька, неся целое беремя дикого лука и чеснока,  полную котомку грибов.
  - Рыжиков там, в сосняке – страсть, - таращил он глаза. Было бы во что,  так можно затариться, да насолить,  – на всех до конца похода хватило бы.
  - Дело говоришь, - загорелся Петрушка. – Там-то, - в лагере и порожние бочонки найдутся,  во что только набрать?

    Прихватив  пару котелков, Васька, не ответив, двинулся к реке. Через полчаса вернулся с отмытой зеленью, полными котелками ядрёных рыжиков, в котомке за его спиной высилась огромная вязанка ивовых прутьев. Выложив зелень и поставив возле костра котелки с рыжиками, сел на землю и тут же принялся за плетение корзины. Стрельцы с удивлением наблюдали, как быстро и ловко он работал, - кузовок вырастал прямо на глазах.

    Вскоре вернулись  и Васька с Еремой, нагруженные берестяными пластинами, связкой прутьев под каркасы туесов. На шее у Еремы висела еще и пара увесистых глухарей.  Пока служилые заканчивали свежевать туши, быстро и ловко сладили с полдюжины ведерных туесов, ощипали и выпотрошили птиц. Взяв свежеизготовленные туеса, тоже направились к реке, - опробовать их на плотность, а заодно и воды принести.

    Наконец все козы были освежёваны, распотрошены,  мясо уложено в тень. Промытая козья печень, почки, легкие и сердца сложены в туеса. Отдельно в котелок сложили несколько козьих печёнок к предстоящему обеду. В котле бурлила, исходя запашистым паром, наваристая мясная похлёбка, заправленная диким луком и чесноком. Василий, отставив в сторону готовые короба, теперь подсаливал решётки рыжиков, складывал их на чистую тряпицу, расстеленную на траве, ждал, когда растает соль. Нанизав на прут грибные кружки,  обжаривал их на огне.

    Уже все было готово к трапезе, когда, наконец, у верхнего края поляны появился Данила Вепрев. Он шел не торопясь, держа на плечах козью тушу. Подойдя к сосне, возле которой высилась груда освежеванных коз, сбросил наземь свою ношу, Ивашка  с Гаврилкой живо подхватили её, подвесили  на сук, достав ножи, принялись за разделку туши. Данила подошел к костру, крякнул, уловив запах похлёбки, расправил усы, разгладил бороду, стал разгружать свою котомку. Достал объемистый туесок, полный крупных сине-голубых ягод, груду каких то белесых корешков, десятка  два крупных кедровых шишек.

    Сам, между тем, рассказывал:
  - Ну и доброе же ты, Петрушка,  место выбрал! Саженях в трехстах отсюда ключик протекает, в его вершине – кедрач. Высмотрел я там место с природной солью. Все кругом истоптано зверями, коз много туда ходит, есть и следы сохатого, видел и медвежьи следы. Земля кругом вся в ямах, - видно, что звери землю грызут, лижут. Ну и вода рядом, - тут же и пьют. По ключу спустился вниз, по пути вот ягод набрал. Черника не черника,  хоть и похожа на чернику, да уж  больно голубая. И вкус не такой. Зато крупная и сладкая, - первый раз такую ягоду вижу.

  - Дак это ж голубика, - вступил в разговор Гаврилка, - её на Тоболе пропасть. Татары вино из нее хорошее делают.
  - Вон што…. – Данила набрал из котелка горсть ягоды, еще раз внимательно рассмотрел её, забросил в рот, прислушался к вкусу.

    Продолжил:
  - А ниже по ключу, у самой реки – заводь приболоченная, вся в камышах. Там утки - тьма-тьмущая, да все крупная, -  кряквы и еще какие-то, - не знаю, как и назвать.  Я уж не стал стрелять, -  время поджимало, думал, не припоздать бы к обеду. Только вот корешков камышовых надрал.

  - А на что они, - корешки-то? – спросил Петрушка.
  - Погодь, не все сразу, расскажу и об этом. А на обратном пути, когда через ерник шел, выскочила на меня косуля. Вот, не сплоховал, - взял её, - десятник молодцевато крякнул, заканчивая свое повествование, - тоже вроде как участие принял в охоте то.
  - Ну, ты, дядя Данила, молодец, - похвалил его Ивашка.  Петрушка промолчал, только посмотрел на Данилу влюблёнными глазами. Он был несказанно рад успеху своего опекуна.
 
    Спустив рукава, Ивашка с Гаврилкой ухватили за ручки  котел с кипящей похлёбкой, отнесли его на чистое место. Все стали доставать свои ложки, готовясь к трапезе.  Вокруг котла всем было тесновато.  Данила ватажным черпаком отлил часть варева  в два объёмистых котелка, поставив их чуть в стороне, загрузил туда и мяса. Разобрались, устроились кто как в три кружка, наскоро помолились.

  - Жалко, винца нет под такую-то похлёбку, - горестно заметил Гаврилка.
  - Отчего же нет, - оживился молчавший до того Федорка Косой, стал развязывать свою котомку. – Есть у меня жбанчик, - у купцов строгановских взял. Берег вот, ждал подходящего случая. Много, не много, а по паре  глотков на брата, думаю, хватит. Так что, если десятник позволит...

  - Ну и Федорка, - возбуждённо загудели стрельцы, - ну и молодец, это ж надо суметь вытерпеть столько дней, имея такой припас, - удивлялись они.  Обратили взор на Данилу Вепрева.
  - Да чего уж там, по паре-то глотков для таких богатырей. Чай не спьянеете, - молвил Данила, польщенный проявлением дисциплины и уважения к нему, как старшему, - валяй.

    Федорка, откупорив увесистый, - фунтов на пять жестяной жбанчик, пустил его по кругу. Стрельцы пили по паре глотков, весело крякали, утирали усы, передавали жбанчик дальше по кругу, принимались за похлёбку.
  - Хорошо то как, - радовался Ивашка Бекетов, первым отпивший вина, - по всем жилкам огнем пробежало.

  - Доброе  винцо, ничего не скажешь, - поддержал его Данила Вепрев, отпив свои два глотка. Утёр, расправил усы, нацелился своей  ложкой в котёл. Ты вот печёночкой козьей закуси, - протянул он на ивовом пруте чуть поджаренный кусок печени. Ивашка снял с прута горячий кусок, перебрасывая с ладони на ладонь, поднес ко рту, откусил.
  - Вкусно-то как!

    Жбанчик, замыкая круг, вновь оказался в руках Федорки. Он отпил  два глотка, поболтал жбанчиком, норовя заглянуть вовнутрь.
  - Там еще маненько осталось, - вопросительно посмотрел на стрельцов.
Те  живо уплетали похлёбку, однако исподтишка ревниво наблюдали за Федоркой, - может еще перепадёт. Услышав, что там осталось «маненько», дружно и щедро загалдели:
  - Да чего уж там, допивай, ты ж хозяин. Али вон с Данилой надвое.
 
    Данила не возражал, сделал еще пару глотков из поданной ему посудины. Остальное допил Федорка. Прибрал опустевший жбанчик в котомку, принялся наверстывать упущенное, черпая из котла запашистое варево.

  - А вот попробуйте-ка  рыжики, - обратился к служилым Василий, подвигая тряпицу с насыпанными на ней кружками грибов, - это вот слегка поджаренные, показал он на отдельную горку, а это - подсоленые.
  - Дак, ты ить их только собрал, - удивился  Гриха. – Ну, поджареные, куда ни шло, а от сырых-то брюхо не заболит?

  - Верное дело. Проверено, и не один раз. Ты попробуй-ка, - протянул ему грибок. Гриха взял, вкусил, изумился:
  - А ведь и в самом деле вкусно. Токо бы не пронесло.
  - Будь спокоен, - не пронесёт, - заверил его Василий.
 Потянулись за грибками и другие служилые, пробовали, удовлетворённо чмокали губами, удивлялись житейскому опыту Грихи.

                *

    Всю вторую половину дня  до самого заката трудились служилые каждый на своём месте, выполняя поручение сотника.  Пятеро валили на берегу лес, обрубали сучья, стаскивали их к костру, вязали из брёвен плот, несли и укладывали  на него козьи туши, готовили их к сплаву. Десятеро во главе с Петрушкой, вооружившись луками,  отправились к утиной заводи, обнаруженной Данилой. Сам Данила с четверкой помощников остались хозяйствовать в лагере.

    Пока  Гриха с Ваньшей чистили и ополаскивали котел, а Данила рубил сучья  для  костра, Федулка с Кузьмой  по его поручению сходили в лес, вырубили из толстой сосновой сухостоины аршинный чурбан, раскололи его надвое, притащили к костру. Данила, ловко управляясь легким топориком, в полчаса изладил из него корытце, чисто обтесал донышко изнутри, сложил в него очищенные камышовые корешки, показал наблюдавшему за ним Гаврилке, как их нужно изрубить. Сам принялся снова разводить костер. Когда вода в котле закипела, высыпал в неё изрубленные корешки, в корытце выложил остатки корешков. Помешивая черпаком варево, следил за тем, как Гаврилка кромсал их в корытце.

  - Дак, это чё будет то, дядя Данила? - не утерпел, спросил Гриха, оставив сучья, которые рубил, с любопытством наблюдая за действиями Данилы. Заглянул в котёл. Вода в котле забелилась, как молоко.
  - Увидишь еще. Прятать ничего не буду, - загадочно ухмыльнулся Данила. Достал из котомки кедровые шишки.
  - Наковыряй-ка вот орешков, да нашшолкай ядрышек в котелок.

    Гриха принялся исполнять поручение. Ядрышки складывал в котелок, однако не мог удержаться от соблазна, - нет-нет, да и молол ядрышки  зубами, отправляя сладкую мякоть в свою утробу. Жмурясь от удовольствия, исподтишка поглядывал на Данилу, - не заметил ли.
  - Что ж это от утятников-то нет никаких вестей, - молвил Данила, вглядываясь в ерниковые заросли, за которыми скрывалась заводь, - али не настреляли ничего? Уж скоро солнце начнёт садиться.

  - Легки на помине, – воскликнул Гриха, указывая на верхний край поляны, где из-за ерника показались дружки, - Ивашка Бекетов с Гаврилкой Ивановым, увешанные связками уток. Придерживая на плечах связки, они молча шагали к лагерю. Подойдя, сбросили наземь добычу, утерли вспотевшие лица. Служилые обступили гору уток, щупали их, рассматривали оперение.
  - И сколько их здеся? – спросил Гриха.

  - Здесь шесть десятков, - весело ответил Гаврилка, – и почитай все крупные – кряквы. Следом за нами еще двое идут, те тоже тащат больше полусотни, у них и другой породы утки есть,  не знаю, как и назвать, - у  одних хвост, как шило, другие – хохлатые, как курицы. Там их, этих уток  - пропасть. И ничего не боятся, - спугнешь, так они круг над водой сделают, и опять на то же место садятся.

  - А остальные-то когда подойдут? – спросил Данила.
  - Остальные   пока там,  - вступил в разговор Ивашка, которому тоже не терпелось рассказать об охоте, -  Петруха с напарником лазят-плавают по заводи, вылавливают битую птицу, собирают стрелы, другие вяжут уток в связки.

    Мы чё замешкались то, - стрел мало взяли с собой. Там уток - прорва, а у нас стрел  - всего  по десятку. К тому же утка-то это ж не косуля, - ежели издалека, да еще влет, то не каждой стрелой  попадешь. Поначалу, как вышли к заводи,  они поднялись – туча-тучей. Стрелили по разу в лёт, - сбили с десяток. Потом, когда они уже кружились над водой, Петруха еще двух сбил, Захарка одну подстрелил, потом и Петруха промазал, - улетела стрела в заросли, - рази найдешь. Другие тоже зазря покидали стрелы.

    Данила, слушая восторженный рассказ Ивашки, продолжал колдовать над котлом. Помешивая в нём черпаком, поглядывал на загустевшее варево. Вдвоем с Федоркой сняли и оттащили котёл в сторону, перелили его содержимое в объёмистый котелок, процедив через холщёвую тряпицу. Котелок со сливкоподобной жидкостью Данила пристроил у края костра. Котел ополоснули, залили свежей водой,  вновь поставили на костёр.

    Ивашка, между тем, продолжал:
  - Петруха тогда  остановил стрельбу,  велел стрелять только в сидячих, - из укрытия. Укрылись. Утки и верно, скоро успокоилась, снова сели на воду. Нащелкали мы еще десятков восемь. Петруха и в сам деле стрелок добрый, - все норовил выцелить уток, плывущих рядом. И получалось ведь у него, - несколько раз одной стрелой по паре сбивал. Ну и все. Скоро ни у кого стрел не осталось. У Петрухи стрел  поболе было, чем у других, так он один боле четырех десятков  положил. Скоро и у него стрелы все вышли. Пришлось лезть в воду. Ни столько за утками, сколько за стрелами. Пораспугали, конечно, всю стаю. Пока мы там валандались, утки над заводью, да над рекой кружились, а улетать не улетали, - видно очень им  было по нраву это место.

    Стрелы и битую птицу собрали не всю, - уж очень торопились. Но большинство собрали-таки. Робята снова попрятались в заросли, утка скоро успокоилась и  села на воду. Ну и опять все сначала. И так еще два раза. Сейчас  Петруха с остальными стрелками остатки битой птицы подбирают, да стрелы собирают, однако многие, наверно, не найдут. Те, что в воду попадали, так тех видно, - оне, как поплавки из воды кверху оперением торчат, их собрать не долго, а вот те, что в заросли улетели, те, видно, уже не отыскать.

    Данила, продолжая своё дело, недовольно проворчал что-то себе под нос. Подошла вторая пара стрелков, тоже увешанная связками добычи, сбросила их возле первой кучи. Служилые с любопытством разглядывали незнакомых им шилохвосток,  турпанов, хохлатую чернеть. Данила снял с удавки чернобелую птицу, с удивлением вертел её в руках.
  - Что за уродина? Глядикось, - клюв, как у курицы, башка лысая, и  лапы совсем не утиные, - перепонок между пальцами нет, а только маленькие плавнички по обе стороны.

    Стрельцы столпились вокруг него, тоже смотрели на чудную птицу, делились впечатлениями.
  - Вроде  водяной курицы. Чего только не создал Господь, - Гриха набожно перекрестился.
  - Смотри-кось голова-то какая, - лысуха и есть, - дивился  долговязый Федорка, -  вид-то у неё не очень.  Уж не больная ли? Есть то можно ли её? – смотрел на прибывших охотников.

  - Скажешь тоже, больная, - обиделся вдруг Захар,  подстреливший лысуху. Да их там таких знаешь сколько? Оне шустрые, как чирки, плавают не хуже крякв, а посмотрел бы ты, как они ныряют…
    Вода в котле закипела. Данила, помешивая ложкой в парившем на краю костра котелке, остановил говоривших:

  - Ладно ребяты, будет лясы точить, займитесь птицей. Ощипывать некогда, - так вы до утра проваландаитесь, - макайте их в кипяток и сдирайте пух с перьями вместе с кожей. А ты, Федорка с Козьмой отойдите подале, - там ямку подкопайте и потрошите птицу. Не то к завтрему провоняет, -  нам здесь жизни не станет. Или, того лучше, складывайте потроха в туеса, в бадейку, - потом в речку повыкините. Сомы все подъедят. Что там доброго будет, - печень, сердце, ну да сами знаете, - складывайте в котелки, али вон  в те же туеса. Ты, Василий сходи, нарежь лозы, - нужно  еще корзин наделать, а то куда птицу то?

    Отодвинул от костра исходивший паром котелок, черпанул ложкой. Ложка потянула за собой тестоподобную густую массу. Данила удовлетворенно хмыкнул, всыпал в котелок соли, достал из своей котомки туесок с голубицей, плеснул в него пригоршню холодной воды, принялся размешивать ягоду, наблюдая, как смывается с ягодин белесый налет. Потом, прикрыв ладонью край, слил воду в тестообразную массу, стал  тщательно все перемешивать.

  - Никак тесто получилось, - изумился Ивашка Бекетов, подошедший к костру за туесами. Смотрел через плечо Данилы на его священнодействия. - А воду-то с ягоды, зачем туда?
  - Дак, вот тот белесый налёт, что на ягоде, примечал поди, это ж закваска и есть, - те же дрожжи. Потому и бражку с ягоды делают безо всяких дрожжей. Вот щас в тепле подержу квашню, посмотрим, что станет.

  - Это что ж, выходит хлеб можно испечь из корней камышовых?
  - Ну, хлеб не хлеб, а вроде того. Вкус, конечно, маненько другой, да и канители, как видишь, много. Зато сытно, вкусно, и на хлеб очень даже похоже. Да вот увидишь еще, попробуешь. Лучше всего корешки эти по весне брать, они тогда мягкие, сочные, и этой самой муки в них весной поболе. Живи при болоте, - с голоду не пропадёшь, - засмеялся Данила.

    Ерник на дальнем краю поляны закачался, зашелестел, на поляну вышла ватага стрельцов-утятников, - Петрушка и с ним еще пятеро. Все они были завешены связками уток,  Петрушка еще держал за ноги наброшенную на плечи тушу косули. Служилые встретили охотников гулом одобрения, веселыми восклицаниями, но Петрушка не разделил этого веселья, - вид у него был расстроенный.

    Сбросив косулю и связки птиц, устало подошел к костру, виновато проговорил, обращаясь к Даниле:
  - Ну что тут поделаешь, - чуть не половину стрел порастеряли. Шарились по зарослям, шарились, а все ж больше трех десятков так и не сумели найти. И я тоже хорош, - две свои стрелы утерял. - С недовольным видом сел на землю возле костра.

  - Да уж, - с осуждением проговорил Данила, - коли так дело пойдёт, так через два дня и охотиться нечем будет. Что Урванцеву скажем?
    Служилые, слушая этот разговор, приумолкли.  Сопели, каждый занимаясь своим делом.

    Вечером первая связка плотов, нагруженных добычей, в сопровождении двух добытчиков сплыла к лагерю. На следующий день, часам к десяти охотники  вернулись с пищалями на плече.
  - Сотник велел попытаться взять на солонце сохатого или изюбря.