Тамара

Память сохранила многие, даже незначительные, мелкие детские впечатления, школьные годы, а детали нашей первой встречи с моей будущей женой Тамарой я вспомнил только недавно. Временами, глядя на ее фотографию, которая висит над моим столом, я пытался ответить на вопрос: «Когда и где мы впервые встретились?». Но ответа на него очень долго не мог найти.

Некоторые читатели наверняка делают удивленные глаза: «Как это можно забыть первую встречу с будущей женой!? Не верю!». Но это на самом деле именно так.
          
Сколько раз я  пытался вспомнить время года, место, где это произошло, но не мог. В памяти мелькали разные варианты и обстоятельства первой встречи, но все они оказывались ошибочными. Память у меня всегда была отличной! Все-таки прошедшие более чем полвека дают о себе знать...
 
Но постоянно копаясь в «закоулках» памяти, я таки вспомнил первую нашу встречу с Тамарой. Встретились мы в Харькове морозным зимним вечером  в 1952  году на остановке трамвая. От остановки одна улица вела в общежитие пединститута, а другая – к улице Островского, где было  общежитие мединститута, в котором я жил до призыва на Военно-медицинский факультет.

Когда я пришел на остановку трамвая увидел одиноко стоящую девушку. Темнело быстро. Точное время я не помню, но было уже достаточно поздно. Несколько человек ожидали трамвай. На единственном столбе тускло светила лампочка.

Снег медленно падал крупными хлопьями и все люди, ожидавщие трамвай, постепенно превращались в снежные фигуры. Становилось холодно. Мы ходили по остановке, пытаясь согреться. 

Помню, что я как-то сразу обратил внимание на  большие выразительные глаза девушки, пушистые тающие на ресницах снежинки, румянец на щеках. Что послужило поводом для начала нашего разговора, кто первый заговорил  и о чем мы говорили –честно говоря я не помню.

Может быть, о погоде или  о том, что долго нет трамвая – не знаю. Девушка была одета в простое зимнее пальто, воротник которого был поднят, на ногах ботинки с меховой опушкой (тогда они были в моде), на голове шапка из искусственного меха.

Куда она ехала в столь  позднее время я не знал. Позже, когда мы уже познакомились с ней, она рассказала, что тогда она ехала на улицу Артёма в спортзал института на занятия по спортивной гимнастике. Ехала одна, без подруг. Наконец подошел старенький громыхающий трамвай. Я помог девушке сесть в трамвай. В те времена  вагоны были совсем другие. Перчаткой  стряхнул снег с ее шапки и пальто. Она вежливо поблагодарила меня. Пассажиров в трамвае было всего несколько человек. Девушка сразу прошла к первой двери, а я остался на задней площадке.

Пожилая кондукторша, закутанная в платок, в валенках с галошами дремала на своем месте. В вагоне  был такой же холод, как и на улице. Тогда вагоны  не обогревались. В трамвае мы не общались. На какой остановке незнакомка вышла, я не заметил. Окна вагона были замерзшие.

Через некоторое время я несколько раз видел эту девушку с подругами на этой же остановке трамвая, но хорошо помню, что мы только посматривали друг на друга, но не разговаривали, держались на дистанции. Мне казалось, что она узнала меня. Сейчас я могу утверждать, что именн тогда я влюбился  в неё. Поскольку она, как правило, ездила с подругами, подходить к группе девочек я стеснялся. Нравы тогда были совсем другие, чем сейчас.

Яркое впечатление той первой мимолетной встречи с ней не стерлось, не потускнело. Напротив, образ прекрасной девушки приобрел в моих глазах новое очарование. Разговор между нами состоялся, но значительно  позже  и  не только с ней, но и с её подругами.
 
Почему я часто ездил тогда в тот район уже не помню. Дело в том, что на улице, ведущей к общежитию пединститута, недалеко от трамвайной остановки, было Высшее военное инженерное училище. Когда студентки после занятий вечером шли мимо контрольно-пропускного пункта (КПП), курсанты, а их к этому времени там собиралось много,  выходили на улицу и начинали приставать к девочкам, стремясь завязать знакомство.

Ни офицеров, ни сержантов, кто навел бы там порядок, я никогда не видел. Однажды, кто-то из девочек попросил нас (я был не один) проводить их мимо КПП училища до общежития. Дело было этой же зимой, на улице уже было темно. Освещался только вход в КПП. Трогать девочек, идущих с офицерами (мы имели звание лейтенантов медицинской службы), курсанты не решались, хотя человек десять уже толпились у крыльца КПП.

По дороге к общежитию пединститута (слева был заросший бурьяном и кустарником глубокий овраг, а справа за оградой темный парк имени Горького) мы разговорились и практически все перезнакомились. Я рассказал о себе, узнал, что зовут её Тамара, что учится она на факультете дошкольного воспитания. В Харьков приехала из Курской области. Из остальных девочек я запомнил только Люду Сахно.

...Кстати, потом Люда вышла замуж за нашего слушателя Жору Денисенко. Через много лет я встретился с ними на космодроме Байконур. Жора служил начальником лаборатории военного госпиталя на основной площадке космодрома...

Мы проводили девочек до входа в общежитие. Немного постояли, о чем-то поговорили, посмеялись. Перед тем, как мы собрались уходить, они попросили нас (шутя или серьезно!) встречать их, при возможности,  на остановке трамвая и провожать мимо КПП училища. Несколько раз мы действительно встречались на остановке, причем абсолютно случайно.

Дорога к общежитию практически не освещалась, и девочки побаивались темноты. А прохожих на этой улице в вечернее  время, как правило,  было мало, или не было никого. Улица почти всегда была пустынна. Жилых домов рядом с общежитием пединститута было всего два или три.

Кто-то из девочек спросил нас, почему мы не приходим к ним на танцы и пообещали, что будут встречать нас и провожать в танцзал. Я и раньше приходил к Лиле Романовой и своим одноклассницам на танцы, а остальные ребята с удовольствием приняли это приглашение. Пропускной режим в общежитии был жесткий. Вахтерши пропускали в танцевальный зал только приглашенных мальчиков.
 
Некоторое время спустя я пытался познакомиться с Тамарой еще ближе. При случайных встречах в парке Горького, на танцах, на остановке трамвая,  но она держалась на расстоянии. Как-то я осмелился и пригласил Тамару на танец (разумеется, с разрешения Лили). Кроме танго и фокстрота танцевать другие танцы я не умел. А два этих примитивных танца я освоил еще в Корочанском Доме Культуры. Там нас никто не учил. Мы с ребятами просто повторяли  движения танцующих пар. Естественно, девочек тогда мы не приглашали.

Сейчас Тамара согласилась и даже подсказывала во время танца, какие правильные движения я должен делать.  Беседовали мы с ней на отвлеченные темы. Она расспрашивала меня об учебе в институте, на факультете, о моей малой родине городе Короча, а я – о посёлке Марьино (откуда она приехала), её подругах.

Потом  на танцах я стал приглашать её все чаще. Особенно когда Лилю приглашал на танец кто-то из ребят. Тамара ни одного раза не отказала мне и стояла перед глазами все время. Думал только о ней. Наверное, еще тогда Лиля заметила мой повышенный интерес к Тамаре, но виду не подавала. С девочками из Корочи я танцевал тоже, но гораздо реже. У них были свои партнеры.

Меня, как всех влюбленных, потянуло на поэзию, и я посвятил Тамаре лирические стихи. Я дал прочитать ей стихи только через некоторое время, когда мы уже хорошо знали друг  друга. Они ей очень понравились, и она отобрала их у меня.

...Кстати, она хранила их вместе с важными документами всю жизнь. Иногда, роясь в паспортах, свидетельствах, дипломах, других бумагах, она находила мое стихотворение. На лице у нее при этом появлялась улыбка. Она читала его и молча и вслух. Заставляла читать меня. Иногда спрашивала:
– Ты действительно тогда так сильно полюбил меня?

Подлинник стихотворения до сих пор хранится в моем архиве. Я несколько раз пытался переписать и отредактировать стихотворение, но Тамара не разрешала мне делать этого:
– Пусть останется именно этот вариант, написанный твоей рукой…
Так и хранится первый вариант уже 59 лет… 
                ***               
                Я давно мечтал о нашей встрече
                И она пришла сама собой,
                В тихий и морозный вечер
                Мы впервые встретились с тобой.
                Нежно улыбнулись милые глаза,
                Темные, глубокие, как море,
                Те, в которые я так давно влюблен –
                Может быть на счастье,
                Может быть на горе.               
                Те, из-за которых, сердце так болит,
                Те, что не дают покоя мне –
                И, уж если откровенно говорить,
                Слишком часто снятся мне во сне.
                Ты, пойми! Ну, что это за дело?
                Сердце стонет – не могу унять –
                Значит надо что-то делать,               
                Что-то надо предпринять...
 
                г.Харьков,1953 год               

Однажды в субботу или воскресенье я ждал в вестибюле общежития Лилю. Пройти на второй этаж, где в библиотеке были танцы, без приглашения девочки, было невозможно. Старушки вахтеры следили за этим строго. Пожалуй, именно тогда я увидел впервые настоящую Тамару. Она поднималась на второй этаж по лестнице одна (их комната была на первом этаже) и так посмотрела на меня, что забыть эту улыбку и какие-то необыкновенной красоты выразительные глаза, было уже невозможно. Короче – я влюбился окончательно…

Девочки из Корочи сразу заметили мой интерес к этой «незнакомке» и даже пытались вести со мною «разъяснительную» работу, пытаясь как бы  заставить меня забыть эту «даму» и вновь вернуться к землячке Лиле Романовой. Но это уже зависело не только от меня.

Лиля каким-то образом почувствовала, что мое отношение к ней несколько изменилось. Наверное, я стал более прохладно относиться к ней, хотя мне казалось, что я старался оставаться прежним. Я этого не замечал, а девичье сердце, наверное, более чувствительно к таким вещам.

Мне кажется, что с Лилей мы расстались по-доброму, как порядочные люди, без взаимных обид и упреков. Мы встретились с ней еще, будучи школьниками и считали свою дружбу нерушимой. Но жизнь внесла свои поправки в наши отношения.
               
После этого мы довольно часто встречались с ней на остановке трамвая, но до разговора дело не доходило. Мы просто приветствовали друг друга кивком головы или взмахом руки. А как мне хотелось подойти, поговорить, но что-то внутри сдерживало,не надо тревожить душу. Дружила ли она с кем-то из мальчиков, я не знаю. Я видел её всегда одну. На танцах она танцевала со многими ребятами.
 
Лиля не была безумно красивой внешне, весной ее курносое личико украшали мелкие веснушки. Зато внутренне она была красивее многих девочек. Мне было легко с ней общаться, мы понимали друг друга даже без объяснений. Как ни странно, но за все годы нашей дружбы мы никогда не ссорились. Если что-то было не так, уступал, прежде всего я, а уж потом она.

Но Тамара все-таки чем-то показалась мне лучше Лили. Хотя объяснить чем именно я тоже не могу. Я не знал, куда Лиля получила назначение после окончания института. Мне кажется, что она окончила институт раньше меня (1952-1953). Я не помню точно факультет, на котором она училась, и сколько лет там было обучение.

Жена покойного брата Зина недавно сказала мне, что она получила назначение в Западную Украину. Откуда у неё эти сведения я не знаю. Фотографию Лили мне привезла сестра Валя. Как и когда фото оказалось в архиве  Вали я себе не представляю. На фото нет года, даты, места снимка. Но, судя по снимку, она училась тогда на первом или втором курсе.

Я очень благодарен Вале за то, что она сохранила фото Лили, как память о моей первой любви. Была  Лиля моложе или старше меня я толком не помнил. Но если нас посадили в классе за один стол, я думал, что мы были ровесники.

Недавно я с помощью краеведа Потапова В.В. уточнил, что отчество Лили – Серафимовна. Родилась она в августе 1929 года в селе  Евдокимовка Волоконовского района (это рядом с Корочей).

Боже мой! Как бы я хотел знать все о жизни своих одноклассников и, в первую очередь, конечно, Лили. Меня интересует буквально все: куда она получила назначение после окончания учебы, где и кем работала, вышла ли замуж, какая была семья, муж, дети, внуки.

А сейчас, наверное, уже не только внуки, но и правнуки, как здоровье? Господи! Где живет сейчас? Может быть, вернулась на Родину. Хотел бы найти всех, с кем окончил школу в Короче, а затем учился в Харькове.

Но девочки (если вышли замуж) имеют другие фамилии, в том числе, наверное, и Лиля.  Шансы найти кого-то из одноклассников (выпуск 1948 года прошлого века) у меня нулевые… Интернетом мои ровесники, конечно, не интересуются. Думаю, что дети, внуки, правнуки Лили Романовой понятия не имеют о её одноклассниках.

Не думаю, что их интересует первая любовь их мамы, бабушки, прабабушки. Да и вряд ли она рассказывала им о своих школьных и студенческих годах. А где искать одноклассников в Короче? Не будешь же наводить справки в каждом доме. Сам я в успех этого дела не верю.  Слишком много прошло времени.
 
К памяти Тамары все, что изложено выше о поиске моих одноклассников, в том числе и Лиле Романовой, никакого отношения не имеет…

Тяжело быть одному, когда рядом нет дорого лица, с которым прожито столько лет. Ты очень хотела умереть первой. Ты боялась остаться одна. Теперь я тебя хорошо понимаю. Остаться одному, даже среди родных людей, это тяжелое испытание. Душу можно отвести только постоянно разговаривая с портретами. Это меня немного успокаивает.
                ***
Тамара о своем детстве, учебе в школе, военных годах рассказывала редко и мало. Но кое-что из того, что она рассказала, я все-таки вспомнил. Помогла и автобиография ее мамы, которую Тамара сохранила.

Детство свое она помнила плохо. Часто только вспоминала бабушку Христю, которая прятала её на печи, когда дома были скандалы. Через много лет, когда мы бывали в поселке Пристень, она пыталась отыскать хотя бы место, где был дом бабушки Христи, но безуспешно. Поселок вырос, старые дома сломали, все изменилось.
 
Впервые село, в котором они жили, упоминается в 1860 году. До 1959 года это было село Марьино. Статус поселка городского типа  и название Пристень присвоено селу в 1959 году, когда мы с Тамарой уже были  на Дальнем Востоке. Название железнодорожной станции Ржава, произошло от речки, цвет воды в которой был желтоватый – «ржавый».

Поскольку мама Тамары с 1940 года была членом ВКП(б) во время войны они вынуждены были эвакуироваться в Северный Казахстан. Жили сначала в Акмолинске. Их приютила семья казахов. Все жили в землянках. Как рассказывала Тамара, зимой там были такие метели, что в туалет шли, держась за веревку.

По пути в Казахстан их эшелон (он состоял из товарных вагонов), кажется, в районе Воронежа, бомбили немецкие самолеты. Многие женщины и дети погибли. По обе стороны железнодорожного пути было огромное болото, заросшее камышом. Когда началась бомбежка и с самолетов начали обстрел эшелона из пулеметов, поезд остановился среди болота и многие люди, выпрыгивая из вагонов и пытаясь укрыться в камышах, утонули в болоте.

 Тамару и еще нескольких детей её мама спрятала в вагоне под нары и укрыла периной и подушками. Может быть, это и спало их от гибели.Ехали эвакуированные в товарных вагонах без пищи и воды. На полу вагона была солома, прикрытая байковыми одеялами, брезентом и небольшие подушки, набитые соломой. На весь вагон была одна перина.

Чтобы как-то выжить в дороге мама Тамары меняла серебряные чайные и столовые ложки, которые они успели взять с собой из дому, на кусочки лепешек.

 По прибытии в Акмолинск горком партии направил маму Тамары на работу в эвакогоспиталь, а когда госпиталь передислоцировался – её назначили воспитателем интерната. Тамара вспоминала, как она в Акмолинске, возвращаясь из школы, случайно встретила на улице своего отца. Он был командирован с фронта в Казахстан за пополнением. Сначала он даже не понял, что перед ним его дочь, и не мог понять, как она оказалась в Казахстане. Но был он с ними всего несколько дней и снова уехал на фронт. После войны он домой не вернулся. Женился на фронте на медсестре.

Сохранилась подлинная справка, выданная средней школой №83 ст. Акмолинск 9 марта 1942 года о том, что Тамара училась во 2-м классе этой школы по 7 марта 1942 года. Вернулась Тамара с мамой в село Марьино в феврале 1944 года. Жили у сестры Екатерины Федоровны – Галины Федоровны, затем скитались по поселку, снимали комнаты, «углы». Своего жилья они никогда не имели.

Сразу после войны отец Тамары (Селезнев Владимир Прохорович), приезжал в Марьино на несколько дней. Забрал все вещи, которые присылал им с мамой с фронта. Тамара особенно жалела и не хотела отдавать ему немецкий аккордеон. Она уже научилась  играть.  После этого никаких контактов с отцом они с мамой не поддерживали и о судьбе его ничего не знали. Двоюродный брат Тамары много лет назад как-то рассказал, что когда мы с Тамарой и Екатериной Федоровной были на Дальнем Востоке, Селезнев уже старый и больной, приезжал в Пристень (наверное, перед смертью) простится с кем-то из дальних родственников, которые еще были живы.

Фото Тамары из архива автора