Улица Черняховского

 

Когда образовалось Верхне-Днепровское речное пароходство, часть рудовозов Украина передала Беларуси. В том числе и судно, на котором работал мой отец и мама, было командировано в Пинск. Судно прибыло  к месту назначения к зиме, реку Пину сковал лед, и родители вынуждены были перезимовать в Пинске. Временно жили на дебаркадере. Отец написал заявление о предоставлении ему жилплощади в Пинске, и оно было удовлетворено.  И вот родители получили однокомнатную квартиру на улице Черняховского. Отец устроился на работу  в порт, приемосдатчиком, мама также работала в порту. С баржи перевезли на квартиру мебель: железные кровати, стол, тумбочки, табуретки, радио.

Улица Черняховского была такой длинной, что однажды родители шли в гости и попросили нас снять белье, если пойдет намечавшийся дождь. Когда они вернулись домой, спросили, почему мы не сняли белье. "А не были дождя", - сказали мы.
Улица Черняховского тянулась  через весь город, от судеремзавода до вокзала.

Одно из первых названий улицы (по плану города начала XX века) - Стряпчевская*. Позже, поскольку главным объектом, расположенном на ней - театра братьев Гольцман- улица получила название Театральной.  После присоединения Западной Беларуси в 1939 году, в Пинске был создан "Полесский областной драматический театр", который располагался в театральном здании братьев Гольцман по улице Черняховского. Он проработал до начала Великой Отечественной войны, а потом возобновил свою деятельность в 1949 году уже как "Пинский областной драматический театр". Однако в 1954 году пинский театр был реорганизован и переехал в Могилёв, а здание театра передали городскому Дому культуры.


Папа пел в хоре Дома культуры.

В доме, в котором родителям дали комнатку, было четыре квартиры: две – по краям, и две имели общий коридор: в одной жила наша семья, а в другой – пожилая, сгорбленная женщина. Папа называл  ее шутливо: бабушка Козека.  Ее сын сидел в тюрьме, и ей хотелось бы сохранить комнату для него, а тут вселились новые жильцы.

Однажды папа сидел на маленькой скамеечке во дворе и  тер хрен.  Мы с сестрой лепили свои домики и пирожки в песочнице, которую сделал нам папа.
За сарами был деревянный туалет, куда папа водил нас по вечерам.
 Тут  медленно приоткрылась дверь и в ней показалась бабушка Козека.
- Что это вы делаете, Анатолий Иванович? – спросила она.
- Тру хрен, - ответил папа.
- А что это такое? – полюбопытствовала она.
- Могу дать попробовать, если желаете.
Папа щедро зачерпнул ложкой натертый хрен и дал ей попробовать. Она очень скривилась, выплюнув то, что не успела проглотить. Долго потом, вспоминая этот случай, улыбались.

В боковой квартире жила одинокая женщина, Ольга Антоновна. У нее была вялотекушая шизофрения с сезонными обострениями. Преследования, она была мнительная.  Мама сердечно относилась к ней, выслушивала ее, давала добрые советы и пригласила ее  стать моей крестной матерью. Меня тайно окрестили в церкви, ибо открыто делать это в то время не приветствовалось. Однажды в отсутствие Ольги Антоновны почтальон принес ей письмо. Я пустилась в беседу и рассказала, что я слышала от взрослых об этой женщине. Почтальон пересказала Ольге  Антоновне эти мои речи, та обиделась. Мама сказала мне, что не всю правду нужно говорить другим людям, что правда может быть обидной.

В нашем доме также жила многодетная семья (они были баптисты),  имевшая десятерых детей. Мама тепло относилась к тете Поле, так звали мать семейства, советовала  ей написать заявление на предоставление многодетной семье льгот.  И вскоре им была выделена   лошадь для вспашки огорода.
Мы же, детишки-ровесники: Бориска, Люба, Алешка,- проводили время вместе, осваивая детский фольклор: «Дождик, дождик, сыпани, бабу с поля прогони», «мирилки»:«Мирись, мирись, мирись. И больше не дерись», считалки «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять, вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, пиф-паф ой-ё-ей, умирает зайчик мой», или «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, с кем останешься дружить.»,  "Король, королевич, сапожник, портной, скорей отвечай, кто ты будешь такой! "

Делились своими открытиями. Бориска сказал, что слова «упасть в обморок» он понимал, как упасть лицом на кучу. А я рассказала, что думала: если нас сфотографируют в фортоателье, то так мы на фото и останемся. А однажды Бориска сказал, что его брат, Алешка, которому было лет десять, утонул в Пине. Это было непостижимо страшно. Как такое могло произойти? Затянуло в водоворот?

Ранней весной, когда едва сходил снег, мы рисовали палочкой на еще влажной земле восемь или десять квадратов, в два ряда, и играли в классики.  У первого квадрата полукружие «земля», за которое в начале игры нельзя переходить, вверху классов  полукружие «котел», где все очки сгорали.  Из последнего квадрата надо было вытолкнуть биту из классов, причем не попасть в полукружие «вода» последнего квадрата. Прыгая на одной ноге, подталкивали биту (коробочка из-под ваксы для ботинок) из одного в квадрата в другой, стараясь не не попадать на черту. В пятом квадрате была переменка, «домик» – уголки которого были украшены  волнистыми линиями, или цветами с возможностью отдохнуть, стоя на двух ногах. После удачного кона можно было бросать биту с закрытыми глазами во второй «класс» . Если бита не попала в нужный квадрат – переход хода. Интересная игра: в ней детство, общение в ходе освоения правил игры, в ней весеннее дыхание земли, радость движения, понятие о доме,  который можно украсить и  затем отдохнуть в нем. Можно было рисовать классики мелом или кусочком кирпича на асфальте, это было уже другое. На асфальте можно было сбить коленки.

Мы открывали для себя пространство улицы, домов, кинотеатра, - все было интересным, та же мусорка на задворках. Чего там только ни было: и тряпичные куклы, и флаконы из-под духов, и пустые бутылки из-под лимонада или пива ,– их принимали в магазине, бутылка стоила 12 копеек, а леденцы, монпансье, билет в кино - 10 копеек. Мама заметила, что у нас появились деньги спросила нас, откуда они у нас. Мы все объяснили. Мама  рассказала все папе, и мы видели, как они огорчены. Мы пробовали привести в свою защиту какие-то аргументы, но  мама строго наказала нам, чтобы мы не лазили по мусоркам. «Если  соседские дети снова пойдут на мусорку, чтоб вы  с ними не ходили, не делайте этого.» Нас ругали редко, но если родители были недовольны, огорчены,  мы понимали это и принимали к сведению, слушались.