Не крепкий, утренний кофе

Клуб был наполнен молоденькими девочками, пьяными мужиками за тридцать и моей дуростью на семьдесят процентов  из ста. У него сегодня концерт. Он привычно играет по пятницам  для этой наглой публики.  Я чувствую себя неполноценной идиоткой, которая в свои тридцать восемь еще на что-то надеется в этой жизни.
Мне очень неловко и стыдно. Мне хочется скрыться или убежать, но он заставляет меня преодолевать все эти неприятные  чувства.  Этот юный, привлекательный и такой желаемый мальчик-гитарист.  Страшно…
Сигаретный дым  с невероятной скоростью расползается по всем уголкам арт-клуба,  жадно впиваясь в одежду посетителей. Волосы уже задыхаются, но еще живут. Тот, кто не может этого перенести – здесь не находится. Тот, но не я. В моей ситуации переносится все: и взросление двух детей, и развод с мужем после пятнадцати лет совместной жизни, и эта как казалось бы невозможная влюбленность.  Через полчаса он выйдет на эту сцену и будет играть на гитаре своими прекрасными пальцами, он будет невероятно сексуален и красив.
Я – женщина с двумя детьми, с хорошим доходом, прекрасной репутацией , солидной фирмой и с непривлекательным возрастом нахожусь сейчас в паршивом, молодежном клубе, среди проституток, неформалов, музыкантов и просто молодых людей.  Ко мне иногда подходит  парень двадцати лет и предлагает побаловать себя легким наркотиком, не дорого, практически за копейки.  Я бы может и согласилась, но зачем, если мой наркотик – это он, тот самый мальчик-гитарист, таких же двадцати лет.  Очень дорогой, ценой во всю жизнь, совсем незапланированный и нежданный.  Прежде, чем он выйдет развлекать эту пьяную, но очень благодарную публику, я успею хлопнуть пару убийственных коктейлей за баром, чтобы, так сказать идти в ногу со временем, или же быть поувереннее.  Когда я дойду до кондиции и познакомлюсь с таким же взрослым идиотом как я, который окажется здесь совершенно случайно в отличии от моей ситуации, он – мальчик-гитарист, соизволит порадовать всех своим появлением на сцене. Минуты три будет настраивать звук, изредка подмигивая какой-нибудь потасканной юбке, пафосно докуривать сигарету, запрокидывать свою челку и производить безразличие к  моей особе, я в это время буду стоять под сценой, как будто мне шестнадцать лет, и смотреть на него, как на божество воплоти.  Смотреть так, будто это последнее, что я вижу в своей жизни, так как бы смотрела мать на первые шаги своего долгожданного ребенка. Никто бы меня не узнал.
Вот он настроился и взял первый аккорд – я растеклась по танцполу. Ему наверное стыдно, что среди молодых девочек, которых он имеет в мужском туалете после своих концертов, стоит женщина, которая годится ему в матери.  Стоит, как каменная стена и не совладает с собой. Стоит, как ошпаренная кипятком и ждет, когда он отыграет свой концерт, повеселится, насмеется, навыпендривается и кем нибудь насладится. Зная, что после всего этого, они поедут к ней домой и всю ночь будут вместе, она сможет его обнимать и целовать каждую клеточку его молодого тела, в то время, как он будет засыпать и подергиваться во сне. Она будет наслаждаться этими моментами, осознавая, что никогда не сможет полностью или даже частично обладать им.
Но это будет позже, а сейчас они для всех незнакомые друг другу люди. Она – просто женщина, у которой заиграла молодость, а он – просто молодой, ни о чем не заботящийся парень.  Таков был их договор. Это выгодно обоим, а вот устраивает это только его.
Знаете, как говорят: Договор – дороже денег, однозначно. Но ее деньги – это основа его договора. Получается, что сейчас  деньги – дороже договора.
Вот он, близко- близко, рядом-рядом, но не прикосновенный. Я уже разглядела определенную дозу алкоголя в его глазах и поняла, что ночью останусь одна. Он будет рядом, но он будет спать, а мне останется только смотреть на него. Мне, женщине, которой хочется любить, которой хочется мужской ласки, любви и нежности, как чего то ожидаемого всю жизнь, но так и не полученного, как в шестнадцать, так и в тридцать восемь.  Заслужить? Заслужить… Или лучше вот это: «Еще не пришло то время.» - что не пришло? Время. Оно сбежало от меня, как молоко с плиты. Коварно, не щадящее.  О, как я ненавижу себя и то, что со мной происходит. Откуда ему было спуститься мне на голову? Это можно воспринимать, как дар или наказание. Если второе, то чем таким я нагрешила? А если первое, то за какие заслуги и главное перед кем?
Я даже не могу поговорить с ним, он меня не слышит.  Ему нужны мои деньги, и я это адекватно воспринимаю, нужно реально смотреть на жизнь и на дату рождения в паспорте. Чертов бумеранг. Если бы я тогда, в свои девятнадцать лет знала, что за мои развлечения с бывшим мужем, с которым прожила пятнадцать лет без капли любви, мне нужно будет вот так вот расплачиваться – я бы сразу же пошла и прыгнула в реку с камнем на шее. Или кто то решил, что мне просто необходимо испытать чувство любви? Зачем, я так хорошо смирялась с той мыслью, что любовь – это нечто несуществующее, вовсе не такое интересное, как об этом говорят, пишут и снимают фильмы. Диким криком хочется все это высказать на огромный стадион, забитый людьми разного возраста, пола и положения. Любовь  совершенно не формирует людей по социальным классам, историческим  важностям, расам, субкультурам, вероисповеданиям и  возрастам.  У нее есть список, в котором нет нумерации, все равны и несчастны.  Я все же в этом списке выделена черным шрифтом и подведена красной чертой.
Концерт подошел к завершению. Он был уставшим, но по-прежнему красивым. Он всегда был красивым. Я спустилась на пару ступеней ниже и видела только его до пояса. Я следила за ним, как маньяк, который несколько часов выслеживает очередную жертву для своих извращенных преступлений.  Он говорил с молоденькой блондинкой, улыбался и в скором времени, взяв ее за талию, совершенно скрылся с поля моего зрения.  Я злилась, краснела, перебирала пальцы до жуткого хруста, пила стопку за стопкой, и понимала, что абсолютно бессильна. Во мне рушились города , тонули корабли, массово сгорали леса, погибали звери, воевали люди, а за всем этим стоял он и улыбаясь, приговаривал: «- Милая, принеси мне кофе. Я так устал.» Мне оставалось только пережить эту волну злости на саму себя и сделать пару глубоких вдохов.
Прошло два часа. В клубе оставались самые отважные посетители, которые продолжали пить, разговаривать о «прекрасном», и посматривать на часы. Официанты с откровенным недовольством убирали столики, зевали и перешептывались между собой. Я сидела за барной стойкой, похлебывала остывший кофе с молоком, и выжидала своего супер-героя.  Все его выступления заканчивались большей пьянкой, одноразовым сексом и моими просьбами поскорее поехать домой. Обычно он  отмахивался от меня, улыбаясь своим друзьям-музыкантикам, мол, что это за барышня преклонного возраста привязалась к моей юной особе.  Друзья давно все поняли и не обращали на это внимания. Он же верил, что никто не догадывается, кто эта барышня преклонного возраста. При всем том, что вид она имеет шикарный для своих тридцати восьми. Подумаешь, крашенные волосы… Это сейчас ни о чем не говорит. 
Я смотрела на него и думала: «Мда… Ну ты и даешь, мать… Когда то ты распоряжалась целой армией таких вот двадцати летних болванов, выбирала, оставалась недовольной, вертела, как хотела и ни о чем не беспокоилась. Что произошло? Ты повзрослела- это пошутить, фраза – анекдот.  Можешь его рассказывать себе после атомных, внутренних своих взрывов. Думаю, это будет увлекательно.»
 Вот он, стоит, ничего не требующий, кроме выпить и потрепать твои нервы.  Что тебе, жалко для него? Для него ничего не жаль, до последнего.  Сейчас все свои силы нужно направить на то, чтобы уговорить его сесть в такси, которое ждет уже пятнадцать минут возле клуба. Таксист курит третью сигарету подряд, названивает на телефон, напоминая о времени, и мысленно спит  у любовницы дома.
-Сереженька, поехали домой.
- Мадам, какой я вам Сереженька? –выпалил  наглый, пьяный и веселый гитарист, оглядываясь по сторонам. Ему было стыдно перед друзьями. Недалеко от бара стояли две юные особы, и откровенно глядя на меня, смеялись. 
-Я вызвала нам такси, нас ждут.
- Какое такси, я вас впервые вижу. А ну ка топайте отсюда своими ножками как можно подальше.
- Послушай, нас ждут, пожалуйста не делай вид будто ты меня не слышишь.
- Господа, - игриво и пафосно возразил он, -  вы видели эту сумасшедшую, кто нибудь выведите ее из заведения. Барышня, я вам повторяю, топайте отсюда, пока я не разозлился. Она вызвала такси, пффф….
Я стояла, как будто на меня вылили ведро помоев, а потом еще и заплевали на последок. Я не могла ему возражать, он бы не поехал со мной. И снова одинокая ночь, его отсутствие в постели, квартире, во мне.  Никогда в жизни мне не приходилось испытывать такой позор, такие унижения. Терпеть эти обиды, оскорбления, истерики и постоянные неприятные выходки.  Но в какой то степени, мне нравилось это, если уточнять – меня утешало то, что после всего этого будет прекрасная ночь, он будет рядом, он будет моим. Я буду женщиной, молодой, желанной, я буду любить.  Что мне эти незнакомые лица, эти косые взгляды, эти насмешки? Да ничто. Это мелочь, это даже не цена за то счастье, которое я получу взамен. Все они, присутствующие здесь зрители дешевых, разыгранных сцен. Они ничего не знают. Они  всего лишь жертвы махинаций. Им этого не понять, моего счастья.
Когда клуб совсем опустел, его друзья все же помогли мне затащить это любимое тело в такси. Он что то ворчал, старался сопротивляться, злился и называл меня неизвестной. Я же торжествовала, я баловала все свое нутро, всю себя. Не могла натешиться той мыслью, что сейчас мы останемся совершенно одни и он перевоплотится в другого человека, того, которого я знаю и целую до утра.  В того, кому я готовлю вкусные завтраки и варю не крепкий кофе. В того, кто просит деньги, часами играет на гитаре, не обращая на меня никакого внимания, кто не моет за собой чашку и оставляет ее на тумбочке возле кровати. В того, кто любит пить по вечерам ирландский виски со льдом или в качестве исключения, янтарный ром. В того, который рядом телом, но никак не душей.  Я себя тешу тем, что душа – это обязательно нужная вещь, но не в этой жизни. Не рядом с ним, не со мной, не сейчас, только не сейчас. Моя душа принадлежит только ему. Но для него этот подарок не составляет значительной радости, громких восторгов и просто приятных ощущений. Это груз на его пока еще формирующиеся мужские плечи.
Мы одни в квартире. Свет не включать, он все рушит. Мой милый, пьяный и такой маленький мальчик сидит на полу, подтянув к себе правую ногу,  стараясь развязать шнурки.  Я просто любуюсь этим и жду, когда он попросит меня о помощи.
- Маман, развяжите мне шнурки, что вы смотрите?
- Сережа, не называй меня так, а тем более, когда мы одни.
- Маман нервничает… - Я опустилась, чтобы помочь развязать шнурки, - Маман так сексуальна, когда злится, я не откажусь от нее.
Он опустил свои руки мне на бедра, резко провел своей ладонью по моей правой ноге, и страстно подтянул к себе. Как он стягивал с меня белье, как он целовал, дышал, гладил мое тело, покусывал язык, пальцы, как он шептал мне разные, приятные слова -  все это ловила на лету, запоминала до мелочей, чтобы в его отсутствие восстанавливать в памяти.  Я была невероятно счастлива. Я жива. Важно чувствовать себя нужной, важно дарить это другим. Человек не имеет права имея целую жизнь – оставаться одиноким и не дарить другим ощущение собственной значимости и важности. Это одно из условий идеальных, человеческих отношений.
Его запах, такой непосредственный, запах алкоголя, сигаретного дыма, не моего парфюма, крема для бритья, запах улицы и клуба, запах музыки. Если бы каждую ночь, проведенную с ним, снять на видео замедленного действия – можно было бы получить Золотую пальмовую ветвь, за сыгранную  мужскую роль.  Я это понимаю.
Ночь сгорала ярким пламенем, а я хотела, чтобы она тлела. Тление – все же неинтенсивный протекающий процесс, я хочу такие ночи. Я хочу замедленное видео с участием моего актера, я хочу актера в моем протекающем процессе, я хочу…
Эти прекрасные, усталые, закрытые веки, которыми я любовалась до утра, зная, что через несколько часов, он проснется и уйдет. Уйдет, и может не вернется. Он свободного полета птица, ему открыты все  пространства. Я – не его пространство, я не простор, я просто. Эти прекрасные веки, я вас целую каждое мгновение своей жизни, я любуюсь вами, вы мои друзья. Нет, это не безумие, вся его плоть, все его части тела – мои друзья. Они меня понимают, любят и уважают, но все его части тела – это не есть он.  Отдельные, миниатюрные планетки со своими режимами дня, со своей национальностью и религией, без уставов.
За окном ветер, он хочет разбудить моего маленького мальчика. Ветер, уходи, не отбирай времени моего счастья. Мы с тобой рассчитаемся, ты же знаешь, что я никогда не остаюсь в долгах. Он сегодня так тяжело дышит. Ему наверное снятся красивые дали, корабли на которых играют джаз, парки в которых нет голубей и резиновое время, над которым он властвует.  Нахожусь рядом с ним, смотрю и как маленькая девочка хлюпаю носом. Как же все получается: то о чем мечтала в детстве -  имею, но оно не приносит мне ни одного живого дня, а тот, кто лежит со мной в одной постели, тот, кто не входил в мои планы тех самых детских желаний – дает мне кислород. Я не учла этого в детстве. Каждой девочке нужен поставщик кислорода.
Время неумолимо.  Рассвет заполнял все свободное пространство и сохранял хладнокровность.  Я с трудом заставила себя покинуть лучшую территорию жизни, накинула халат и тихонько, на ципочках, пробралась на кухню.  Принялась готовить завтрак для него и варить не крепкий кофе. Будить его не хотелось, не моглось, но кофе угрожало мне остыванием и у меня не оставалось другого выбора. Он ненавидит холодный кофе. Я ненавижу, когда он ненавидит.
- Мой… - легкими поглаживаниями и поцелуями, проговаривала я, - мой… Свет, мой рай… мой вдох, мое откровение, моя радуга, мой океан, мое прозрение, мой ветер, моя скрипка, моя осень, мое созвездие, мой город, моя манера, мой возраст, мой ритм, мой мир, мой холст, мой диез, мое утро, мой, мой, мой… Скажи, что ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты меня слышал.
Слышать в наше время – огромный дар. Конечно он меня слышал, он знал, что я рядом и уже приступила к своим утренним молитвам-причитаниям. Нравилось ему это священнодействие или нет, не знаю. Мы никогда этого не обсуждали, он никогда этого не упоминал, делая вид, будто ничего не слышал. Это очень модно и удобно – не слышать.
Спустя несколько минут, он открыл глаза. На меня смотрел совсем другой человек - не тот, которого все знают, не того, которого сегодняшней ночью запихивали в такси, не тот, который после каждой тусовки делает вид, будто не знает меня. На меня смотрел нежный, молодой и чертовски красивый парень.
- Почему ты не спишь? Ты варила кофе?
- Да, оно остывает, ты злишься?
-Нет, не злюсь. Ты замерзала сегодня ночью?
- Временами. Под утро, но я прижималась к тебе всем своим телом, и мне становилось теплее.
- Я не хочу кофе.
- Ты не хочешь кофе? Что же ты хочешь?
- Ничего.
-Но я приготовила тебе вкусный завтрак. – Мне было не по себе. Впервые он не захотел горячего, не крепкого кофе. Без этого он не начинает свой день, это я знаю точно. И время, которое я потратила на то, чтобы приготовить ему завтрак, использовано зря. Вместо этого я могла бы любоваться им, спящим в моей постели, спящим рядом со мной. Это огорчило меня.
- Прости, я вел себя, как настоящая свинья. Я не контролирую себя. Ты прекрасная женщина, и ты знаешь, как я отношусь к тебе. Я был не прав, прости меня.
- Ты, что, Сереженька. Я прошу тебя, замолчи. Ты ни в чем не виноват. Ты что? Прекрати извиняться, я не могу это слышать. Ты не должен просить прощения. Тебе сварить кофе?
- Послушай, я действительно прошу прощения. Эти унижения и концерты, которые ты терпишь каждые выходные – просто не должны  быть в твоей жизни.
- Я никогда не обижаюсь на тебя, мой… Господи, он извиняется. Я буду целовать тебя весь день, чтобы ты не мог говорить мне этих слов. Я буду целовать тебя, мне мало ночи и кажется даже жизни. Разреши мне. – И я стала целовать его. Каждый волосок, каждый пальчик, ноготок, каждую появлявшуюся морщинку, царапинку, ресничку. Обладать – вот, чего мне хотелось. Я понимала, что никогда не получу этого в полной мере, или даже на одну миллионную часть, но я боролась за это. Я хотела получить еще один шанс, одну попытку. Не воспользоваться этим было бы глупо, я люблю тебя, черт возьми. Да, я – женщина с двумя взрослыми детьми и другими прелестями этой жизни, люблю тебя, маленького своего мальчика, который годится мне в сыновья. Я люблю тебя. Только ты этого не слышишь! Ты этого не хочешь слышать, а тем более понимать. Ты не хочешь получать от меня то, что я тебе дарю. Эти мои  подарки складываются тобой в коробку, которая сразу же отправляется на чердак. И стоит там пятьдесят лет, пока дом не подожгут враги отца. Ты хочешь только моих денег, и я дам их тебе, столько сколько захочешь, лишь бы ты не уходил. Еще чуть чуть и я перестану просить тебя слышать меня. Я плачу тебе, это ужасно. Не официально.
Понимать, что его присутствие рядом со мной подходит к концу – ужасно. У меня начиналось истерическое расстройство личности. Он знал, что за те свои ночные концерты, я отплачу утренней истерикой, вызванной его уходом. Все начиналось с того, что он одевался, завтракал, просил деньги и уходил. Все. Потом я оставалась одна. На полу, посреди пустой квартиры.
- Подай мне пожалуйста рубашку. –
- Какую рубашку? Я не вижу. Ее здесь нет.
-Она висит на стуле, посмотри внимательнее.
- Эта?
-Здесь нет другой.
- А куда ты собираешься, милый? Ты же еще не пил кофе.
- У меня репетиция на двенадцать часов. Я должен оставить тебя, но я скоро приеду и мы опять будем вместе.
- Нет, ты обманываешь меня. Ты не приедешь, я знаю.
- Малыш, перестань. Я скоро вернусь. Ах, да мне нужны деньги.
- Конечно, сколько денег тебе дать?
- Я хочу приобрести витые струны для электрогитары. 
-Вот держи, думаю здесь достаточно, если что – ты можешь воспользоваться моей  банковской карточкой.  Ты доволен, Сереженька? Я тебя ничем не обидела?
-Спасибо, ты как всегда меня радуешь. Я обязательно приеду сегодня вечером.
После этой фразы мои глаза налились слезами, щеки приобрели ярко красный цвет, руки затряслись и потянулись к его нежному лицу.
-Милый, нет, не уезжай. Ты не вернешься. Я прошу тебя, нет. Оставайся. Хочешь, мы сейчас поедем и купим тебе новые вещи, купим струны, хочешь новую гитару? Ну, не молчи. Что ты так на меня смотришь, я что то не так говорю? Милый, а хочешь я сейчас же закажу билеты и мы отправимся куда нибудь на море, хочешь на море? Ты же не любишь осень, я знаю. Говори, куда бы ты хотел. Ну, смелей. Я сейчас же закажу билеты. Что… не хочешь? Не опускай глаза, ну же, скажи что нибудь. Не молчи, пожалуйста.  – и так происходило каждый раз, когда он собирался уходить. Вначале он еще реагировал, даже пользовался этим моим состоянием, мы действительно срывались и уезжали отдыхать на море, но потом ему это надоело. Он может даже думает, что у меня все не в порядке с головой. Пусть думает, что хочет. Он просто стоял и молчал.
-Милый, мой, нежный… Ты не уйдешь? Вот я глупая, конечно ты не уйдешь. – Я опускалась на колени, держала его за стопы, целовала пальцы на ногах и улыбалась. Наверное была похожа на собачонку, которую пинают ногой, а она все равно ластиться, прикрывая нос лапами, и радостно поскуливает.  Как только я убирала руки с его ног, он разворачивался и направлялся к двери. Я же, львиным прыжком бросалась к нему, хватала за штанины и тянула к себе. Била  пятками и ладонью  в пол, кричала, хныкала, умоляла. Вилась, как змея вокруг него, не давая прохода. Обнимала всем своим телом, стараясь как можно крепче прижаться, мне тогда казалось, что таким образом можно удержать человека. Я ошибалась. Человека невозможно удержать. Это неуловимое, неудержимое, неприкасаемое существо. Все это напоминало поведение маленьких, балованных детей. Во мне их было не меньше двадцати человек. Когда я начинала приходить в себя, он без лишних слов отдергивал мои руки, раскидывая их по полу, отряхивал штаны, забирал деньги и уходил. Я неподвижно лежала на полу, будто по мне катком проехались. Слезы скатывались с обеих щек, словно дети, с заснеженных бугров на санках. О чем я думала? Да не о чем. Просто смотрела в потолок, без всяких мыслей. Хотя о ремонте все таки возникало. Я могла пролежать так до самого вечера, на холодном полу, в пустой квартире, пока мне не звонил телефон. Я подымалась только потому, что думала, что это звонит мой маленький, любимый мальчик и хочет спросить, готов ли ужин, или куда мы сегодня отправимся вечером.  Только это и поднимало меня. Если же звонил кто то другой, это означало, что сегодня можно не ждать от него звонка. Он не приедет. Тогда я выпивала бокал красного полусухого вина и засыпала.
Телефон молчал третий день. Я тоже молчала. Звонила к нему каждую минуту, а на той стороне – тишина. Я подумала, что он загулял, ушел в себя, в кого то еще, но того что произошло я не могла предугадать. В один осенний, дождливый день, когда птицы уже сворачивали свои удочки и оформляли визу на перелет в другие страны, где люди все еще греются на солнышке, питаются фруктами и любовью, он все таки позвонил мне.  Я резко изменилась в лице, потеряла равновесие, забыла все, о чем себе так клятвенно обещала, передумала быть гордой, принципиальной и самодостаточной, даже почистила зубы перед телефонным разговором.  Мои глаза изменили свой цвет, голос пропитался нежностью, и сама я представляла наивное, влюбленное  существо.  Наконец я собралась и взяла трубку:
- Сереженька, здравствуй, мой милый. Боже мой как я рада тебя слышать. – Я становилась одержимой, не могла совладать с собой, меня никто не мог остановить.
- Здравствуй. Я звоню по делу. Нам срочно нужно поговорить, как можно скорее. – он был настойчив, упрям и строг. Меня пугал его тон, ритм, и эти грубые, скупые, черно-белые слова. Я не знала что отвечать, мне казалось, что где то рушатся многоэтажки, в которых живут маленькие дети, запертые на ключ в своих маленьких комнатках.  Несколько секунд  я молчала, но потом он не выдержал и назначил мне встречу:
- Я буду ждать тебя сегодня в семь вечера, у входа в городской парк. Надеюсь, ты понимаешь, что это важно. – Конечно я понимала, что если он звонит и зовет меня на серьезный разговор – это важно. Для меня все, что связано с ним – это одна большая важность, без которой ничего не существует. Но еще, что я поняла из его интонаций – он не замуж будет мне предлагать, и даже не в ресторан, разве что только за мой счет.
-Хорошо, Сереженька. Я буду ровно в семь. – к своему же удивлению, я соблюдала полное спокойствие. Внутри меня взрывались вулканы, похожие на пожарников, которые приезжают уже на золу, разводят руками и говорят, что кончился бензин.  Внутри меня разводились семейные пары, со скандалом разбирая нажитое имущество. На вид я была предельно спокойна, хотя на корабле, который через два часа пойдет ко дну, невероятная паника и пассажиры ищут способы выжить. Я же стою, как ни в чем не бывало, ничего не решаю, только мелкими глотками попиваю некрепкий кофе. Иногда тихонько хихикаю и поправляю шарфик, который сжимает горло. Вот примерно такие ощущения зарождались во мне, плодились, и подписывали согласие на бессмертие. Я же решалась, боролась с собой, хотела выиграть спор у своей интуиции, но при всем этом я знала, что просто обязана шикарно выглядеть. Так, чтоб у него дух перехватывало при каждом моем движении, взгляде, вдохе. А сколько мыслей передумалось, сколько желаний разрушилось, сколько платьев перемерялось. Время подходит к входной двери и ждет.
Я больше не утешаюсь всеобщими фразами, а только пристально гляжу в окно и решаюсь ехать в парк. Мир не принадлежит мне, и я ничего не смогу изменить. Почему я так негативно настроена, может он хочет признаться мне в любви? Ирония.
Темнеет. Горят уличные фонари, служащие подсветкой мелкому моросящему дождю. Мокрые листья прилипают к подошвам. Пар изо рта стремится быть похожим на сигаретный дым. По улицам рассредоточено гуляют пары, держась за руки, перебирая пальцами пальцы. Я иду, как гордая львица, смотрю вперед, практически не отводя взгляда с его красивой, молодой, а главное, любимой фактуры. Шаг за шагом, я приближаюсь к концу. Меня потряхивает изнутри и слегка пошатывает от волнения со стороны в сторону, но я стараюсь это контролировать. Не всегда получается. Наверное очень нелепо выгляжу, надеюсь он мне это простит.
- Вот. Я здесь, обнимешь? – Я улыбалась и стремилась казаться счастливой, мне хотелось что то загладить, вернуть, завуалировать. Я создавала атмосферу самых идеальных взаимоотношений.
- Обниматься не будем. Ты хорошо выглядишь, прочем как всегда. Но вопрос в другом.
-Может выпьем кофе? Здесь есть отличная кофейня. – предложила я, чтобы продлить минуты проведенные рядом с ним.
-Нет, ты же знаешь, что я пью только  кофе, которое варишь ты.
-Давай поедем ко мне и я сварю  не крепкий кофе, который ты любишь.
-Думаю, что не стоит.
- Тебе варит кофе другая женщина? Скажи, это у нее ты пил утренний кофе на протяжении  этих трех дней? Я хочу знать, я имею на это право. –Не прикасаясь ни единым пальцем к нему проговорила я, сквозь загадочную улыбку.
- Я не хочу с тобой это обсуждать. Точнее, я для этого позвал тебя сюда. Не хотел показаться трусом.  Только пойми правильно, но ты же никогда не являлась для меня женщиной.
-Сережа, я это знаю, но зачем подымать проблему, которая никогда нас не тревожила?
-Тебя не тревожила.
- Я не понимаю, ты… влюбился?
- Я люблю. Давно, но ты к этому никак не причастна.
-Ну и пусть. Я готова это принять, я принимаю. Сереженька, поехали домой. – Это было ужасно. Я теряла его насовсем. Этого никак нельзя было предположить. Мне все время казалось, что он слишком молод, чтобы отказаться от моих денег, ради чего то большего. Я была уверена, что ему не хватит совести, ума и мужества. Но я просчиталась.
-Не тяни меня! Что ты все время меня тянешь. Лишь бы тебе было хорошо. А обо мне ты думала…Любит, она любит. Где твоя любовь? Все, что ты имеешь в этой жизни – это деньги! Думала, раз богатая, так купить меня можешь?
-Ты продавался.
-ЧТО?
-Ты продавался. Нельзя купить товар, который не стоит на витрине.
-Тетя, ты вообще понимаешь, кому ты это говоришь? Опомнись, присмотрись внимательнее.
-Тетя очень хорошо видит. А кто то кажется не понимает, что несет. Я не ошиблась, ты самый дешевый товар, который я когда либо покупала. Просто все говорят, что цена не имеет значение, что качество одинаковое. Нет, это только на первый взгляд. На ощупь все по-другому.  – Он совершенно не ожидал от меня таких обидных слов. Я видела, как ему было неловко и стыдно. Как он мечтал провалится под землю и больше никогда не появляться.  Впервые за все эти отношения, я повела себя, как хозяйка положения. Достойно. Я говорила ему все эти правдивые гадости,и понимала, как люблю его, вот такого, жалкого, маленького, беззащитного мальчика.
- Ты пожалеешь об этом. – пригрозил он.
-Не смей мне угрожать.
- Что, боишься остаться одной? Да, ты именно этого и боишься. Слушай внимательно, больше никогда, слышишь, никогда…
- Сережа, перестань! Замолчи. – я снова теряла контроль и превращалась в беззащитную девочку.
- Что такое? Ну, ну, ну перестань. Ты никогда не прикоснешься ко мне ни единым пальчиком. Даже смотреть на меня не смей, ясно? Меня будет ласкать другая женщина. Красивая, молодая, сексуальная, та, которую я люблю, понимаешь? Которой я дарю цветы, на те деньги, что ты даешь. Та, которую целую каждую ночь, искренне, нежно. Которой говорю самые приятные, правдивые слова. Которой посвящаю песни, а потом такая, как ты стоит и слушает их, зная, что они не имеют к ней никакого отношения. Ты меня достала своим материнством. Я живой человек.
- А я по – твоему не живой человек? – сказала я, едва сдерживая слезы, резко переходящие в истерику.
- Ты – нет. Знаешь кто ты? Ты – несчастная женщина и мне тебя искренне жаль, хотя… Нет, мне тебя даже не жаль. Как же тебе не противно находится со мной в одной постели, зная, что я с тобой только из за этих поганых денег? Ты даже не женщина. Дрянь, вот кто ты.
-Может быть я и дрянь, но люблю тебя так, как вовсе никого не любила. Никогда и не при каких обстоятельствах. Я дышать без тебя не могу. Когда хочется жить – плевать как, и по каким причинам ты находишься рядом.  Я все принимала и стремилась к тому, чтобы ты был счастлив. Пожалуйста, не оставляй меня. Разреши мне хотя бы приходить к тебе на концерты, видеть тебя, слышать…  Скажи, она красива?
- Да, она красива. По утрам я варю ей не крепкий кофе по твоему рецепту. Она  всегда восхищается по этому поводу.
- Она варит тебе не крепкий, утренний кофе?
-Нет, она не умеет.
-Научи ее.