Он, она и дождь...

Он стоял у дождливой витрины, которая, как ему показалось, тоскливо плакала. Он знал, что стекло, даже витринное дождливым не бываeт, тем более онo не бываeт плачущим. На улице было пасмурно, в глазах грустно, а в душе печально и серо. Хотелось, чтоб также печально было и всему вокруг. Чтоб грустью покрывались ветви деревьев, листья на них, чтоб саднящая печаль сковывала крылья голубей и они не летали над головами. Хотелось, чтоб мостовые заливало потоками воды, струящимися по обочинам и устремляющимися куда-то вниз в первую же возможность - чугунную сточную решетку; чтоб слезились мостовые малые и большие, все мостовые города. В мрачном, вечернем отражении на большом потухшем окне небольшого шляпного бутика он казался себе одиноким, забытым, просто ненужным. Таким же одиноким, наверное, чувствовал себя и манекен за стеклом, одетый ни во что кроме черной фетровой шляпы.

"Выпить!"- пришла в голову мысль, но от этого почему-то стало еще более противно и слякотно. Чего он в этот вечер не хотел - это идти домой. Он не хотел вслушиваться в густую тишину своей квартиры, отвечать на набившие оскомину дежурные звонки со спрашиванием о здоровье и делах. Какие к черту дела, если в душе непогода и в душе идет дождь? Но никому об этом не скажешь, знать об этом никто не хочет, это никого не волнует!..
С витрины на него все еще смотрело хмурое, словно слезоточащее лицо - его лицо. Но слезы-то не его, и ведь плачет вовсе не он, плачет дождь. Чего же он слезу пустил? Ведь не в солидарность же?..
Вечер был странным уже с утра. Тучи, как насупившиеся брови Лаокоона, сдвинулись морщинами, не позволяя солнцу взглянуть на творящееся внизу. Ветер, словно томительно ожидая чьего-то указа, лишь напоминал о себе, легко поддувая и раскачивая кроны деревьев… Но может это деревья, по-осеннему прощаясь друг с другом и раскланиваясь, вызывали робкое волнение воздуха? Страсти, как-бы то ни было, в вечер этот изливались лишь плотным, промозглым дождем да нервными гудками спешащих куда-то автомобилистов. Глупые!.. Чего нервничать?.. Неужели было бы лучше, если б никто их не ждал и если б не к кому было спешить? Ведь это прекрасно, когда есть цветы кому дарить, кому смахнуть с тебя капли дождя и обдать теплом улыбки!.. Но они, обладатели всяких авто, едут уставшие, из офисов едут своих и не своих, спешат отойти от корпоративного дня, не додумав в спешке прихватить с собой цветы или бутылочку вина. А зачем? Время цветов и бутылочек ушло, растаяло, испарилось. Рутина, точнее - тина жизни поглотила всех, увлекла за собой в зевотную будничность. Не ценим мы лучшие часы, дни, годы жизни своей, не ценим потому, что все еще не мудры: зная, не понимаем, а поняв, не приемлем…
Пасмурно в тот вечер на душе было у него вовсе не потому, что пасмурностью отдавало отовсюду. Непогодило в сознании. Раздирали его не гудящие клаксоны и шуршащие под ногами сухие листья, а неспособность переключить мозг на что-то иное. Не хотел он, устал он жить и помнить уже прожитое и незабываемое. Мучaли не воспоминания, а невозможность остановить. Угнетал собственный мозг и неспособность заставить его сойти с мертвой точки.
Пагубное, безвыходное пике…
А дождь все лил ручьем слезы свои туда - вниз, где все от него убегало, скрывалось в подворотнях, укрывалось зонтами и прикрывалось раскрытыми, глянцевыми когда-то журналами. Зарядил как видно, видно, уж надолго. Осень ведь, а значит пакостно и мокро быть должно. Бывает такое и c душой, когда селится в ней осень…
Внезапно у шляпного магазинчика, разметав в стороны притротуарные потоки воды, тормознуло такси. Распахивая дверь, а затем и видавший виды облезлый зонт, вывалилась из него довольно обширная масса в плаще "макинтош". В один прыжок оказался он у не успевшей захлопнуться дверцы чуть не сбив с ног женщину, видимо также посчитавшую подскочившее такси удачной выходкой случая. Инстинктивно он пропустил ее вперед и тут же сообразил, что случай неудачно упущен и мокнуть ему придется и дальше…
- Ну, что же Вы?.. Садитесь, мокро ведь! - услышал он сквозь шум дождя голос из чрева машины…
Вылезшая масса в "макинтоше", тем временем, проталкивалась сквозь подъезд напротив.

В подробностях разглядеть он ее не смог, но в отблесках молний вырисовывался мягкий профиль молодой красивой женщины. В этом он был полностью уверен! Ведь красивое мы видим во всем, где видеть его хотим и где видеть его готовы. Но ему было не до философских суждений… Он устал устал от них и жаждал чего-то более земного, упрощенного, чего-то согревающего в этот промозглый вечер. Прикрыв глаза и не всматриваясь в выхватываемый вспышками силуэт незнакомки, он уже в воображении дорисовывал портрет… На очередном ухабе автомобиль встряхнуло и вернувшись в действительность он смог, наконец, вымолвить:
- Вы очень любезны, Мэм… Благодарю!.
В ответ прозвучала еле угадываемая, прикрытая полутемным салоном автомобиля, улыбка.

С компьютером он был не в ладах еще с прошлого века. Неприязнь была обоюдной. Он не мог доверить свое самое сокровенное - свои мысли и переживания бесчувственному, лишенному каких бы то ни было эмоций, бездушному чипу. Тот же - словно чувствуя его к себе отношение, постоянно "зависал", "забывал" и терял им написанное и выстраданное. Ненавидели они друг-друга столь же, сколь и обойтись друг без друга не могли. Он писал и это продолжало его жизнь. Беседа с самим собой на тусклом квадрате монитора к особой откровенности не склоняла. Другого слушателя, однако, не было уже давно. Не было улыбки, которая согревала, не было лица, которое прижимал к себе и ласкал, не осталось в жизни почти ничего. Лишь воспоминания. Память не всегда бывает другом, как бы это кощунственно в ушах ваших не звучало! Она - память - не дает, порой, отряхнуться от невзгод, обильно выпадаемых на плечи, мешает перейти к следующей главе драмы под названием - "Хождение по мукам".

Понедельник выдался не такой осенний, тусклый и серый, как несколько мелькнувших до него. Приняв душ и наскоро глотнув чашечку эспрессо, он буквально выпрыгнул из квартиры. Никуда не спешил, никуда не опаздывал и, как обычно, никто его не ждал. Но ему было хорошо, потому что вокруг было тоже совсем неплохо. Солнце светило не то чтобы очень, но ему вполне. Улыбался новому дню, смущенному светилу. Улыбался себе. Непонятное, но довольно дивное ощущение с утра не покидало его. Может настроение решило отдохнуть от напряга, или подхлестнул пришедший с утра и очень ожидаемый чек от издателя? А может тв-ящик не загрузил голову всяким неприятным, ведь утром он его не включал. И тут только он заметил, что в кармане куртки перебирает женскую заколку, нащупанную на сидении такси в тот дождливый тоскливый вечер. Вспомнился, силуэт незнакомки, не увиденная, но угаданная им улыбка, слабый, пробивавшийся сквозь ткань аромат каких-то французских духов и странная, вдруг охватившая его скованность … А может заколка и не ее вовсе, а какой-то тоже промокшей, но другой пассажирки? Конечно "может", но он почему-то был уверен, что заколка принадлежала "Ей" - вечерней незнакомке с силуэтом.
Перебежав улицу в неположенном месте, он на скорую руку купил в киоске "хот дог" с бутылочкой колы и скорым шагом направился ко входу в Централ, именно так, почему-то, он называл Центральный парк в Манхaттене. Деревья наполнили парковые аллеи стряхнувшими с себя желто-бурыми листьями и отсохшими ветками. Его стильные ботинки с красной подошвой и такими же шнурками удивительно дополняли гамму осенней палитры цветов, намешанных по всему парку. "Вот и отбрекфастал" - рассеянно подумал он, наблюдая за парой голубей деловито, но с опаской клевавшими брошенную им булочку. Рука машинально нырнула в карман и среди мелочи вновь нащупала заветную заколку…

Осень на этот раз выдалась "отборной". Такой она почему-то бывает каждый четвертый год, почти как Олимпийские Игры. Видимо, потому и решил этот понедельник отличиться от себе же подобных - не дождил и совсем не хандрил. Он как бы призывал людей голосовать, правда, делал это он по-своему. Прикрыв глаза и вытянув вперед красные подошвы своих стильных ботинок, он сосредоточенно думал ни о чем. Ему это нравилось. В огромном, шумном и вечно бурлящем городе, в самом сердце его, было удивительно ласково и тихо. Вокруг лишь ворковало и шелестело. "Пожалуй, пора…",- подумал он без всякого энтузиазма: "…не то народу наберется часа на два",- массовость не любил он ни в чем.

Школьный спортзал в то утро не был заполнен тугими звуками скачущих баскетбольных мячей, окриками тренеров с подвешенными вместо галстуков свистками и повизгиваниями «cheerleaders». Зал на день был отдан правому делу служения Конституции. В голубые кабинки со скрытыми от глаз урнами гордо заходили голосующие граждане и из них же затем выходили, но уже загадочно улыбаясь. Он послушно пристроился к одной из очередей. Взгляд шарил по прикрытым и неприкрытым затылкам, но это не вызывало никакого интереса - затылки были удивительно похожими и невыразительными, разве-что лысины, которые так и светились индивидуальностью. Но и те интересовали его мало. Разобравшись с затылками, взгляд переметнулся на лица, стоявшие сзади, выхватывал из массы какое-то одно и пытался определить: за кого из достойнейших лицо пришло голосовать? Очередь медленно, но неумолимо толкала вперед - к голубизне задернутых шторками кабинок. Неспокойный взгляд продолжал скакать по периметру, придирчиво, но неназойливо перебирая глаза, уши, носы и шеи граждан вокруг. "Что это?..- щипнуло в нем,- …показалось, наверное!" Взгляд медленно, по-пластунски пополз назад, словно перематывая видео-запись. Остановился у входа в соседнюю кабинку. Силуэт!.. Он был уверен, что в двух шагах от него стояла та самая "незнакомка с силуэтом" из такси!..

Взгляды их встретились, перекрестились, потупились. Он подошел к ней, но толпе, решающей в тот момент судьбу государства, это не совсем понравилось. Непорядок гражданами не допускался и пресекался, тем более в столь знаменательный, исторический день. Граждане победили. Он вернулся и вновь влился в мерное течение "своей" толпы, ни на минуту не отводя глаз от изьящной спины незнакомки…

Выскочив из голубого матерчатого кубика, он с надеждой оглянулся вокруг. В зале ее уже не было. "Может такси ловит?"- мелькнуло спасительное. Не было ее и на улице среди уже отголосовавшихся голосовавших.
- Что же это?..- пробурчал в себе он отчаянно - ..Где же она? Пропала? Испарилась?!
Все вокруг вдруг пожухло… Небо уже не казалось таким голубым. До того игриво прорывающиеся сквозь белесые облака лучи солнца, уже робко выглядывали из-за невыразительной седины туч, а солнце - то вообще покрылось какими-то пятнами. "Как видение - неуловимо…"- промелькнуло в сознании, и что-то еще, что значения уже не имело. Восторженная рифма воображения соскользнула, как атласное покрывало, и уступила место столь знакомой и вызывающей грусть, привычной прозе осенних сумерeк.
- Пшли домой,- пробормотал в себя, разворачиваясь на месте,- Home, sweet Home!…
От неожиданности он не то вздрогнул, не то оторопел, а может то и другое… прямо за ним, прижавшись к бровке тротуара, пульсируя мигалками и тихо урча стояла небольшая белоснежная машина с узнаваемым окольцованным треугольником.
- Ну, что же Вы?.. Садитесь, уже, правда, уже не так мокро, - услышал он уже знакомый голос из приспущенного окна…
Неуверенно дернув хромированную ручку он в растерянности водрузил себя на переднее сиденье авто.
- Вы меня помните, Мэм? - и тут же внутренний голос разочарованно молвил: "Глупо!"
- А что - должна была?..
Решительно не понимая, что происходит, занервничал еще больше. Состояние это он не любил и его избегал, оно дразнило его эго.
- Как же?! Мы поделили такси… шел дождь… Вы очень намокли… Я тоже…
- Я пошутила,- сказала она. Не угадать ее улыбки было трудно.
- Я Вас и не забывала. В тот вечер Вы меня просто спасли! Спасибо…

Проливной дождь… Голый манекен в фетровой шляпе в витрине бутика… Полуосвещенный молнией силуэт… ее силуэт. Он улыбнулся воспоминанию и решился, наконец, взглянуть на незнакомку. Он ее узнал! Лицо это не раз грезилось ему во сне, когда писал о прекрасном или рисовал в уме загадочный образ. Это была не Джоконда, но Джоконды ему было не надо, видимо, вкусы с великим Леонардо у него категорически расходились. Глаза незнакомки излучали непонятный, теплый, улыбающийся свет, и свет этот он, кажется, уже где-то видел.
- Куда Вас подбросить? - разрядила она образовавшийся вакуум.
- А не нужно меня никуда бросать,- сказал он улыбаясь, - Вы кофе любите?..

Кварталы, будто клонированных серых домов, перешли в широкий бульвар с бегущим по середине газоном и с радующим слух названием - Парк Авеню. Радио все уговаривало ленивых и робких пойти проголосовать. Пробки, почему-то не встретилось ни одной, даже светофоры, завидев их, приветливо зеленели. Темы выборов, а также допустимости абортов и бюджетный дефицит страны не затрагивались, но, несмотря на это, атмосфера в иномарке была теплой и даже романтичной. Ему подумалось будто с Марией они знакомы не несколько минут, а знакомы были всегда. Подумалось ему еще, что мыслить о жизни вяло - несправедливо, потому что никогда не угадаешь, что ждет тебя за очередным ее витком. Кстати, "незнакомку из дождя", звали красиво, просто, практично и почти по-библейски - Мария…

Не доезжая небоскреба MetLife, разрезающего знаменитое авеню пополам, машина остановилась у не менее знаменитого отеля "Waldorf-Astoria"… Кофе в кафе было созвучно холлу, в котором кафе это было расположено, а само оно покоилось в фарфоровых чашечках а'ля ампир…

- А "Бенцион" Ваш, наверное из Одессы? – улыбнувшись попытался он пошутить.
- Не угадали. Из Одессы идут с двумя треугольниками,- значит шутка его была принята.
- Я очень хочу узнать Вас ближе...
- А зачем? Избыток информации порой, нам мешает. Жизнь и без того сложна.
- Не хочу звучать пафозно и как из книжки "Как понравиться одинокой женщине", но думал о Вас с того самого дождливого вечера!
- А Вы читаете такие книжки?.. И с чего Вы взяли, что я одинока?
- Простите, я Вас, кажется, обидел?.. И нет - книжек таких не читаю… Высмотрел как-то в газетной лавке. Писала, кажется, женщина…
- Интересно. А что?.. она первоисточник, она же объект, значит и знает лучше!
- Так Вы в счастливом браке? Завидую ему!..
- Чтоб не быть одинокой не обязательно состоять в браке, даже не в очень счастливом.. Нет я не замужем - времени нет… Работаю… Так, был человек, с которым выпивала порой бокал вина.
- Значит ли это, что у меня есть шанс? - улыбнулся он, пригубив кофе.
- Какие еще шансы?.. Я с Вами согласилась на чашку кофе вовсе не потому, что не могла выпить его одна. Да и подбросить предложила лишь в благодарность за тот вечер.
- Простите, не хотел Вас обидеть!..
- Чепуха… все, хорошо… не обиделась…
Он вспомнил об оброненной в такси заколке и положил ее на скатерть перед собеседницей. Безделушка, казалось, мигнула ему в ответ.
- Это, кажется, Ваше?..
Девушка бросила взгляд на вещичку… на собеседника, затем на входную дверь. Внезапно она встала. Взгляд ee холодный, непонятный скребком прошелся по его лицу. Откуда он взялся - взгляд этот?
- С Вами было приятно, Сэр, но мне пора. Еще раз благодарю за Вашу галантность…
Но слова эти ушли в пустоту. Лицо ее напряглось, глаза чуть сузились и улыбка сошла с темно накрашенных вишневых губ. Он почувствовал, что в холл гостиницы вошел кто-то, приковавший к себе ее внимание. В огромном на пол-стены зеркале напротив, через услужливо распахнутую швейцаром тяжелую с золотом дверь в отель входили двое мужчин, одетых в дорогие костюмы и темные, невыразительные рубашки. Подумал еще, что для полного имиджа вошедшим явно не доставало желтых в горошек галстуков и белых широкополых шляп.
Он словно оцепенел, недоуменно провожая взглядом удаляющуюся изящную фигурку загадочной собеседницы…..

Картина вторая и уже последняя….

Город гудел звуками режущих слух клаксонов, пульсировал муравьиной возбужденностью толпы, дышал декабрьским морозом. Люди куда-то спешили, шныряли, оживленно копошились, надрывно суетились. Будто опаздывали они на что-то важное, неотложное, некоторые даже сердились, словно ''туда'' уже опоздали. К городу близился праздник, город наполнялся восторгом Рождества…
Неторопливо перебирая ногами, квартал за кварталом оставлял за собой мужчина в сером пальто и такими же серыми глазами. Хоть и контрастировал он со взвинченностью разношерстной толпы, однако внимания не обращал на него никто, разве-что вороватый на вид торговец марихуаной, да нищий, просящий милостыню в подворотне давно немытого дома. Мужчина был грустен. Не радовало его ни близившееся торжество христиан, ни вступивший в права "праздник свечей" иудеев. Он думал… Вспоминал… Его нервировало то, чего объяснить он не мог, не мог он его даже понять. Мозг до мелочей прокручивал в себе каждую минуту, каждую запятую той встречи в холле величавого отеля. Ее - ставшее вдруг ледяным лицо… Его - беспомощную растерянность… Отраженные в огромном зеркале темные угрюмoстью своей фигуры… Все это было связано, но нить было не уследить!

Внезапно, в сутолоке и толкотне Тайм Сквера, в судорожных сжатиях толпы он почувствовал будто кто-то коснулся его локтя и слегка его сжал - странное, не к месту мягкое чувство. Он одернулся… В шаге от него стояла та, лицо которой увидеть он почти отчаялся. Лицо ему слегка улыбалось и, как ему это показалось, виновато на него глядело…
- Здравствуйте, незнакомец, неожиданная встреча, не правда ли?…
- Не ожидал Вас встретить здесь… встретить где-нибудь… когда-нибудь…
- Простите, разочаровала, огорчила… Вышла потолкаться, энергии набраться, вижу - Вы... вот и подошла, ведь, если не ошибаюсь, это Вы угощаете вкусным кофе?!..
- Вы его не допили! Он обиделся, остыл... и не только к Вам!
- Простите за резкость тогда… Бестактно вышло, черство…
- Бывает… Грех желаете искупить?.. Ставьте новую чашечку кофе! Могу даже подсказать - где.
Улыбка ее из виноватой перешла в игривую и немного интригующую, так ему показалось и потому он улыбнулся вновь.
- Суровый Вы!.. но я согласна, так где же это тайное место?..

В тесном, но уютном кафе света было немного, было его столько, чтоб разглядеть собеседника и медленно остывающий в чашечке кофе. На небольших круглых столиках, в небольших круглых пиалах чинно покачивались черные, ароматные свечи. Они плавно плавали и медленно плавились, пыжась своей важностью и значимостью, напоминая чем-то черных лебедей в белесой пелене молчаливого озера.
- А почему именно это кафе?
- Вы бы задали мне этот вопрос и в любом другом...
- Не в любом... ведь здесь, порой, люблю посидеть и я!
- Вопрос Ваш отпадает. Мы, оказывается, любим его оба,- улыбнулся он.
Взгляды их встретились и вновь спешно разбежались. Она о чем-то подумала, улыбнулась уголками губ, но складка на лбу почему-то осталась. Eй ужасно захотелось закурить, но она вспомнила, что курить в кафе нельзя, и еще - ведь она не курит! Она взглянула на него. Его серые с голубизной глаза смотрели на нее в ответ и ей нравилось, как это у него получалось.
Разговор за небольшим и круглым столиком лился легко, скорее порхал, как сорванный с дерева и подгоняемый ветром лист, игриво кувыркающийся в воздухе. В кафе было тепло, в углу неназойливо и чуть грустно пианист играл пьесу Телониуса Монка "'Round Midnight". Здесь, в к кафе им было тепло с друг-другом говорить и уютно друг-другу улыбаться.
За окном, у которого стоял их небольшой круглый столик, на влажный декабрьский асфальт робко падали белые снежинки, но ведь снежинки другими и не бывают, как не бывает и двух их совершенно одинаковых...
Был вечер, им было хорошо и им это нравилось.
- А почему Вы в тот дождь обратились ко мне по-русски, и вообще, почему предложили подсесть, ведь Вы меня совсем не знали? Нью-Йорк, ночь, проливной дождь, какой-то незнакомец!...
- Мне Вас стало жаль. И, кстати, такси-то было Вашим, так же, как и галантность - Вашей...
- А русский?... и те люди в отеле?..
- Позвольте сохранить от Вас хоть какую-то тайну! - улыбнулась она и пальцы ее коснулись его руки.

Город понемногу остывал. То ли холодок поразгонял по домам прохожих, то ли ночь, наконец, вошла в права свои, то ли все пошли смотреть позднее теле-шоу Летермана. Выйдя из небольшого, пахнущего ароматом поджаренного кофе и черными плавающими в воде свечами, кафе недавние незнакомцы и, как казалось им уже, давнишние друзья, не спеша ступали по мгновенно тающим под ногами снежинкам. В темном ночном воздухе, как им казалось, застыло что-то светлое, которое им стыдливо улыбалось. В воздухе, им это казалось тоже, царил праздник, и совсем не тот, что подходил через пару дней. Ведь дни, с праздниками они или нет - отмечаются в календарях, а вечера остаются в себе. Календари с большинством в них дней выбрасываются в урны, вечера же с ароматом маленьких черных свечей, похожих на черных лебедей в белесом озере, остаются навсегда, потому что именно этими вечерами и воспринимаем мы жизнь, из-за них мы и хотим в ней оставаться!....

--------------------------------------------------

Вроде эпилога....

Ладно, уж вопрос задам: Что ж дальше то? Как судьба сложилась?.. и больше уж не виделись они?.. А может ведь, что как-то все сложилось, и жизнь черкнула точечку над "и"?.. Каков же там конец был в этой 'story'?.. Быть может он пока не наступил? Предположить, ведь, можно что угодно, и то что встретились и счастливы они, и то, что не пришлось... и как ни грустно, но разошлись, как в море корабли?..

TD