Утро

*   *   *

Ночь я не люблю. И не потому, что мне снятся плохие сны, а потому, что хочется вновь заниматься делами, которые тебе нравятся и которые тебе по нутру.

Поэтому я всегда люблю утро и стараюсь просыпаться, как это нестранно где-нибудь часа в четыре - пять  утра. Утро – это свежие впечатления, новые дела, новые знакомые да ещё много чего нового. И пусть за столь раннее просыпание на меня ворчит жена, дескать, спать не даю, но мне хочется вставать, и я встаю, стараясь при этом не разбудить своих домашних. В большинстве случаев мне это удаётся, и я этому радуюсь, как ребёнок.

Утром происходят удивительные вещи: со мной разговаривают предметы, которым надо бы молчать по идее, и которые это и делают в течение всего дня. Но только не утром и не только со мной. Встаньте пораньше и вы почувствуете, что говорит чайник, газовая плита, печь СВЧ и остальные предметы на кухне, где я закрываюсь, чтобы никому не мешать и  делать то, что хочется.

Но сегодня я побил все рекорды раннего вставания и проснулся в три часа. Это было ещё не утро, это было ещё предутреннее состояние всего живого и неживого. Я некоторое время лежал в кровати и прислушивался к тишине, в которой как молоток по гвоздю стучали настенные часы.

-Эй, вы там на стенке, - сказал я часам, сказал не очень громко, но внятно, - перестаньте барабанить стрелками и давайте-ка потише. Всё ещё спят, кроме меня. И хотя я это совсем другое дело, всё равно перестаньте барабанить так громко.
И самое удивительное, что, похоже, часы меня услышали и стучать стали не так громко. По крайней мере, их звук уже не так разносился по комнате и по квартире.
Я потянулся в своём диване, а сплю я один, причём, с тех пор, когда меня жена выгнала с нашего супружеского ложа, объявив, что больше со мной спать не может и не потому, что я надоел ей любовными ласками (тут даже наоборот), а потому, что я храплю не знамо как, и она от этого храпа просыпается и уснуть больше не может.

Такое заявление меня несколько оскорбило, как это так спать раздельно, но, в конце концов, я жену послушался и ушёл спать на второй диван, который был в нашей комнате. Храпеть я от этого не перестал, а поэтому жена даже здесь меня иногда тормошит во время ночи, дескать, храплю. Я переворачиваюсь при этом на другой бок и засыпаю дальше, причём не знаю, кончил я храпеть или нет. Но меня никто не будит, значит, храпеть всё же я перестаю.

Так вот я потянулся на своём диване и стал размышлять: вставать мне или просто полежать с открытыми глазами. Диван под спиной мурлыкал мне про то, что ещё можно полежать так с часик, хуже от этого не будет, но планы у меня были другие. Просто я хотел встать и начать этот новый день, хотя ещё было, как я уже сказал, всего лишь предутреннее состояние во всей природе и у нас в доме.

Всё-таки минут пятнадцать я полежал, больно уж сладко мурлыкал мне диван про отдых, а после этого встал. Точнее спустил ноги с дивана на ковёр. Сделал я это потихоньку, чтобы не тревожить жену, которая и так мало спит.

И тут сразу на меня набросились сигареты. Сами-то они, конечно, не набросились, они лежали в пачке в платяном шкафу, но голосочек их ясно затрезвонил в голове, причём сразу же требовательно и тоном не допускающим возражений.

-Надо покурить! – так заявили мне сигареты.

-Ишь вы какие хитрые, - сказал я им сам про себя, - сразу и покурить. А знаете ли вы, что курить вас натощак – это уж совсем вредно. И, кроме того, я где-то читал, что курить натощак – это чисто русская привычка. Может быть это и правда, а если так, то я поступлю с вами по-европейски, то есть сначала позавтракаю, а затем уж пойду и покурю вас. Чтоб не так вы мои внутренности обжигали.

Хитрые сигареты сначала начали возмущаться, что, как это так, сначала позавтракаю, а потом только дойду до них, но потом несколько успокоились, поскольку поняли, что бросать курить я сегодня не буду, а значит, что дойдёт очередь и до них. Однако самая зловредная сигаретина всё же продолжала бубнить про то, что надо первым делом покурить, а потом уже всё остальное. Но её голосочек я постарался загнать куда-то подальше в дебри своего подсознания, и она тоже там вроде бы поуспокоилась. Правда,  я знал, что на время, но всё же успокоилась.

После такого разговора, а точнее борьбы, с моими сигаретами, я встал с дивана, потихонечку надел штаны и футболку, и так же потихонечку, закрыв двери в комнату, отправился на кухню, где я и провожу всё утро вплоть до пробуждения моих близких, то есть жены и сына. А это будет ещё через три часа, так что у меня достаточно времяё на то, чтобы заняться своими делами, в совершении которых мне никто не помешает.

*   *   *

Первым делом, что я обычно делаю на кухне, так это включаю наш электрический чайник, чтобы попить кофейку или чая, в зависимости от расположения духа. Но у чайника подгорели контакты выключателя, поэтому он иногда брыкался и отказывался включаться, что произошло и сейчас.
Чайник пару раз фыркнул и что-то пробурчал неразборчиво. Чего я не понял, но что-то вроде: ходят тут всякие по ночам, спать не дают.

Тогда я ещё раз нажал на кнопку включения чайника. На сей раз чайник фыркныл раза четыре и ясно пробурчал:

-Отстань, я ещё сплю!

Я знал, что всё это спаньё есть самое настоящее враньё, но винить мне надо было самого себя. Давно бы разобрал этот чайник да почистил контакты в выключателе. Да вот всё руки не доходят. Это, конечно, оправдание слабое, но всё-таки оправдание, а поэтому на чайник я не рассердился.

-Ладно, - подумал я, - сегодня до тебя, мой чайник, руки мои может быть дойдут, и тогда только попробуй мне вот так бурчать по утрам.

А вслух спросил:

-И кто же мне сегодня утром вскипятит воду?

Вскипятить воду можно было двумя способами. Первый, включить печь СВЧ и нагреть один стакан воды; второй, включить газовую плиту и вскипятить целую кастрюльку воды. Так что мой вопрос, кто мне вскипятит воду, относился к этим двум предметам: печи СВЧ и газовой печи.

На мой вопрос печь и плита ответили одновременно, так что я ничего не понял. Поэтому я спросил микроволновку, которая быстрей вскипятит мне стакан чая, чем газовая плита кастрюлю:

-Ты что ли?

Печь СВЧ у нас корейская, фирмы LG, поэтому она, что вполне естественно, что-то мне ляпнула по-корейски. Что именно я не понял и сказал:

-За пять лет пребывания в моём доме ты могла бы вполне и русский язык изучить, так что нечего мне тут вякать да ещё по-корейски.

На это мне печь СВЧ ничего не ответила, может просто не поняла мою русскую речь. Зато послышался голосок нашей отечественной, а потому и неказистой, газовой плиты:

-Давай уж кастрюльку с водой ставь на меня, я тебе её вскипячу. Пусть это будет несколько дольше, чем в этой зазнайке СВЧ печи, но зато сделаю я это всё с чувством, с толком и с расстановкой.

Поскольку это были первые добрые слова, произнесённые кухонным миром, я ответил:
-Спасибо тебе, милая, я знаю, что ты меня в беде не бросишь. Единственный твой недостаток, что уж больно долго ты кипятишь кастрюлю с водой. Ну, да ладно!

Я взял небольшую кастрюльку, налил в неё воды из-под крана, который радостно повизгивая, доставил мне это удовольствие, и поставил на включенную конфорку газовой плиты. Теперь надо было ждать минут десять, пятнадцать. Я, было, приготовился расслабиться, но почувствовав, что я без дела, на меня опять набросились сигареты, которые прямо так и мечтали, чтобы я покурил.

-Первым делом, первым делом – сигареты, ну, а кофие, естественно, потом, - так они мне стали петь, причём в оба уха и что было мочи.

-Ну, и сволочи же вы, - так сказал я им, - мало того, что вредные, так ещё и занудливые. Вот возьму и брошу вас курить, и что вы тогда без меня будете делать?

-Не бросишь, - заявила та самая вреднючая сигарета, про которую я уже говорил.

 – Ты уже сотню раз бросал и ничего у тебя не вышло.

-Нет, брошу, - сказал я со злостью, - из принципа хотя бы. Так что сейчас я курить не пойду, подожду, когда кастрюлька с водой вскипятится.

На это эти чертовы сигареты подняли такой вой и визг, что у меня заложило уши.
-Вот сволочи, - подумал я со злостью, - наверное, всё же заставят меня покурить натощак. Иначе от меня они не отстанут.

-Точно не отстанем, - словно читая мои мысли, пробубнила опять самая вреднючая сигарета.

-Ладно, - пробурчал я, - придется сходить покурить! И выкурю я именно тебя, самая вреднючая сигарета, чтобы ты отстала от меня со своим никотином.

-Так-то бы давно, - заявили мне сигареты, - а то первый делом кофею, кофею, кофею… Знаем мы твоё кофеё. Мы тебе друзья верные и плохого не подскажем.

-Да уж друзья, - заметил я, - только здоровью вредите.

Слегка раздосадованный своей слабостью и отсутствием силы воли, я пошёл достал из куртки, что висела в прихожей, пачку сигарет и стал выискивать ту самую вреднючую сигарету, которая больше всего мне портила настроение. А её и искать мне не пришлось. Она сама выпрыгнула из пачки и заявило гордо:

-Это я! Кури меня, и я тебе доставлю удовольствие!

-В гроб ты меня вгонишь, а не удовольствие доставишь, - заметил я и добавил, - но когда-нибудь я вас всё же брошу курить. По крайней мере, цель у меня эта есть.

Курил я обычно в подъезде на лестничной клетке, за что мне иногда попадала от жильцов. Я их понимал: не каждому по нраву табачный дым. Но сейчас ещё было только очень раннее утро, а потому соседи спали, и я выкурил свою первую сигарету. Самую вреднючую и самую вонючую.

А пока я курил, моя газовая плита вскипятила мне кастрюльку воды, и можно было пить кофе или чай в зависимости от моего желания. А каково моё желание, я ещё не понял и поэтому в замешательстве стал смотреть на пачку чая и баночку кофе, что стояли в кухонном шкафу.

*   *   *

-Ну, что, - так сказал я этим баночкам и пакетикам, - предлагайте себя!

Первой, как всегда, затараторила баночка кофе, дескать, я подниму тонус, повышу настроение и вообще.

-Зато я вкуснее, - сказала мне пачка чая и замолчала.

 Она, то есть пачка чая, вообще, отличалась, как я понял, молчаливостью, не то что кофе.

-Нет, я вкуснее, - ответила баночка кофе на заявление чая, - тем более ты (это она уже обращалась ко мне) больше по утрам предпочитаешь меня.

-Тебя-то я предпочитаю, - ответил я, - да только вот и давление ты поднимаешь и на сердце нехорошо действуешь. Пожалуй, сегодня я попью с утра чай.

-Ну, и пей, - обиделся кофе, - подумаешь чай из Индии. Я вот из Бразилии, а там все по утрам только что и делают, как пьют меня. Да и не только по утрам.

Если честно, то я бы в принципе от кофе не отказался, но, в конце концов, надо иметь хоть небольшую, но всё же силу воли, а поэтому я заварил чай из этой самой Индии. Так, по крайней мере, было написано на пачке.

Настояв чай в чашке минут пять, я с наслаждением перелил часть заварки себе в чашку, разбавил это всё кипятком и положил две ложечки сахара. При этом сахар произнёс слова, которые он всегда произносил:

-Правильно делаешь, что кладёшь меня, а не эти кислющие варенья, как тебе всегда тараторит жена.

Да, что греха таить, с женой мы иногда, правда, мирно переругиваемся. По поводу того, как надо и с чем пить чай.

Жена всегда настаивает на том, что чай надо пить без сахара, но с вареньем, а я говорю, что все эти варенья из уральских ягод кислющие аж жуть, так что лучше чай пить с сахаром.

-Но в вареньях же тоже сахар, - возмущается жена, - и что я вам зря эти варенья варила. Сахар вон какой дорогой, а с вареньем и сладко и витамины.

Что варенье – это витамины, я никогда не оспаривал, а вот что сладко, это ещё вопрос.

Но сейчас ещё жена спала, выговаривать меня по поводу сахара было некому, так что я смело положил две ложки сахарку в свою чашку, размешал и с удовольствием выпил горячего чая.

-А ведь чай, - подумал я, - действительно вкуснее кофе и даже полезнее.

Но тут подумать что-то ещё о пользе чая я не сумел, так как обиженная баночка кофе опять фыркнула и заявила:

-Всё равно ведь меня выпьешь, не сейчас, так попозже!

-Может быть, - подумал я и немножко грустно вздохнул, понимая, что пить кофе много – это вредно для всего моего организма.

-Да не может быть, а точно, - опять протараторила баночка кофе, позвякивая своими боками о кухонный стол, - и, причём, не одну чашку. Знаю я тебя, моего друга. Что там чай, фу, так себе, а я вот это да.

-Ладно, хватит тараторить, - ответил я баночке кофе, - замолчи и бери пример с пачки чая. В конце концов, молчание оно золото, как известно.

С этими словами я положил обратно в кухонный шкаф чай и кофе и закрыл дверцу. Ещё минут пять было слышно, как там ворчала баночка обиженного кофе и как ей что-то отвечала пачка чая. Пора было переходить к водным процедурам, а именно умыться и почистить зубы.

Впрочем, умыться и почистить зубы надо было с самого начала, как только я встал с дивана, но я как всегда здесь слегка покапризничал и вот только теперь решил заняться водными процедурами. Однако тут я особо не расстраивался, так как в какой-то мере брал пример с жены, которая умывалась и чистила зубы только после того, как позавтракает.

Так что я пошёл в ванную, включил кран холодной воды и стал умывать своё лицо этой холодной водой. Можно, конечно, было и включить горячую воду, но горячая вода становилась горячей только после шести утра, а так она текла такая же холодная и ледяная, как и холодная вода.

Когда-то, в покупном припадке, который случается иногда с моей женой, как с настоящей женщиной, когда она покупает всё подряд, на что только падает её глаз, жена моя купила электрическую зубную щётку. Эта щётка сама вращалась и вибрировала, и надо было просто водить её по полости зубов, чтобы их почистить. Жена и сын как-то сразу полюбили эту электрическую зубную щётку, а я вот к ней привыкнуть не сумел. Так и чищу свои зубы вручную, не шагая в ногу со временем и прогрессом.

Электрическая зубная щётка, которая стояла на полочке, как-то чуть-чуть зажужжала, но потом быстро замолчала, так как знала, что я всё равно буду чистить свои зубы обычной зубной щёткой.

А зубная щётка, которой я чищу зубы, мне улыбнулась очень приятной улыбкой и нежным женским голосочком пропела:

-Надо, надо по утрам чистить очень зубы нам!

От этого голосочка  сразу же встрепенулись всё тюбики с зубной пастой, которые у нас только были. А было их пять штук, начиная от благородного и дорогущего «Colgate» до простого нашего отечественного «Жемчуга», который, надо сказать, по моим понятиям был нисколько не хуже того же «Colgate».

Я не стал пользоваться этим «Colgate», потому что это любила делать опять же моя жена, и выдавил нашего «Жемчуга» на свою зубную щётку. Теперь мне предстояло почистить свои зубы, а точнее не зубы, а только то, что от них осталось. А осталось у меня из тридцати двух штук зубов только восемь да ещё и два протеза. Я не очень по этому поводу переживал, поскольку как-то остатками этих зубов ещё и кушать умудрялся, причём достаточно хорошо пережёвывая пищу, с чувством, с толком и с расстановкой, как опять же учила меня жена.

-Куда ты всё время спешишь во время еды, - так говорила моя супруга, - смотри на меня, я всё делаю с чувством.

Я в такие минуты действительно смотрел, как кушает жена, но что-то чувств каких-то особо не видел, особенно по утрам, когда надо было спешить и бежать на работу.

Так что я почистил зубы, поблагодарил свою зубную щётку за это (на что щётка отвечала приятным урчанием) и вытер лицо полотенцем. Собственно говоря, полотенцев у нас было два (для нас с женой): и одно предназначалось для рук, а второе для лица. Но я всегда путал:  какое для рук, а какое для лица. А сами полотенца почему-то помалкивали и никогда не говорили мне, даже по утрам, когда всё разговаривает, о том, каким полотенцем надо что вытирать.

Но и бог с ними с полотенцами. Я был чистеньким, вымытым и сухим, и пора было мне снова идти на кухню, где меня уже с нетерпением ждала моя вторая женщина в моём доме. Этой женщиной была моя гитара, верная и преданная мне. По крайней мере, я редко слышал от неё грубоватые слова, которые бывали лишь тогда, когда я уж больно сильно молотил рукой по струнам. Этого гитара порой не выдерживала и начинала мне врать в звуках, что я очень не люблю. Но гитара – это тоже женщина, а поэтому и относиться к ней нужно соответственно.

*   *   *

Я сел на стул и взял в руки гитару. Я сразу почувствовал, как она задрожала от возбуждения в моих руках. Она вся тряслась и с нетерпением ждала, когда я начну перебирать струны. Но я не спешил. Пусть от своего волнения она скорее перейдёт в нежный шелест и наговорит мне много приятного, прежде чем я начну пробовать струны. Как женщина, которая любит, причём меня и никого больше, это всё будет, я в том был уверен.

Эту свою гитару я, как правило, никому не давал, поскольку считал, что она принадлежит только мне. В этом я был прав, так как когда-то дал одному знакомому мужику поиграть на ней, но гитара, как преданная женщина, не выдержала разлуки и у неё лопнули сразу три струны.

-Я принадлежу только тебе, - тогда сказала мне гитара, - и не хочу, чтобы на мне играл кто-то другой. Иначе мои струны не выдержат разлуки и все порвутся.
С тех пор эту свою гитару я не давал никому. И знал, что прежде чем играть на ней, надо было её внимательно выслушать, потом наговорить  ей прекрасных слов и только после этого начинать своё «трыньканье».

И вот моя гитара заговорила нежным таким и тихим голосом.

-Я тебя люблю, - так сказала она, - только тебя одного и никого больше. Милый мой, мне нравятся твои песни, которые ты на мне исполняешь, что я готова следовать за тобой, куда бы ты не поехал и не пошёл. Даже жалко, что ты редко выступаешь на концертах, где я с тобой сливаюсь в единое целое, и мы представляем одно живое существо.

-Милая, - на это ответил я, - я сам сожалею, что редко где с тобой выступаю, хотя бы просто потому, что в таких случаях твой голос, твоя музыка они буквально обожествляют всё вокруг.

-Спасибо, - ответила мне на это гитара, перестав волноваться и дрожать в моих руках. – Прошу тебя: подтяни немного третью струну, она немножко привирает, и начинай играть и петь свои замечательные песни.
 
Тут гитара немного лукавила, и слишком меня уж перехваливала, поскольку песни мои хоть и были неплохими в целом, но всё-таки я считал их  просто игрой моего воображения и ничего больше. Может быть, поэтому я и выступаю со своими песнями где-либо не так часто.

Я посмотрел на часы. Было пять утра.

-Пора, - сказал я гитаре, подтянул, как она просила третью струну, и нежно провёл рукой по струнам.

Гитара, как настоящая женщина, сказала мне одно лишь междометие «Ах!» и я понял, что у неё начался экстаз, который обычно охватывал всех женщин, которых я когда-то обнимал и целовал. Я запел.

Голосок мой хоть и несильный, но как говорят приятный, неспеша стал наполнять кухню, и я стал погружаться в благодатную страну поэзию. Я первым делом спел про свою жену, потому что я её люблю и очень обожаю. Эту любовь к жене гитара мне прощала, так как понимала, что я человек и мне просто необходима моя вторая половинка. К другим женщинам, к которым меня иногда уводила страна поэзия, гитара относилась отрицательно и всегда мне говорила на это поговоркой: "седина в голову, бес в ребро!"

Я на это посмеивался, но в целом с гитарой был согласен, что, в общем-то, ещё какая-то там третья женщина нам с гитарой не нужна.

После песни о моей жене я начал исполнять другие свои песни, которых у меня много и которых, к сожалению, не всех я помнил. Гитара послушно выводила струнами мелодии, было видно, что ей приятно играть под мой голосочек.

Так продолжалось ровно тридцать минут, пока мне не надоело это песнопение под гитару, да к тому же я почувствовал, что моя гитара начинает уставать, а поэтому немного врала в мелодии. Я ещё раз проверил настрой всех струн, подправил их где это было нужно и очень нежно сказал своей гитаре:
 
-Спасибо, ты была сегодня великолепна, впрочем, как всегда!

Гитара, насытившаяся моей  любовью, обычно мне отвечала так:

-Это тебе спасибо. Ты был не подражаем. И пусть ты сам считаешь, что твои песни – это так себе, но они для меня как лучший подарок. Теперь отложи меня в сторонку и попробуй что-нибудь написать. Я ведь знаю, что в эти утренние минуты ты частенько что-то пишешь, какие-то песни, а потом с помощью меня подбираешь к ним мелодию.

-А ты права, - отвечал я гитаре, - время половина шестого, так что можно что-нибудь и написать. Какую-нибудь новую песню. Не знаю про что она будет, но что будет – это обязательно.

Я отложил в сторону свою женщину-гитару, взял свой блокнот и открыл его. Не знаю почему, но мне пришло на ум субботнее утро, хотя сегодня был ещё только вторник, и я решил, что напишу песню про это субботнее утро.
 
-Просто суббота – это такой день, когда даже мне охота подольше поспать, - подумал я, - не говоря уж о моей милой жёнушке и сынишке. Но, не смотря на это, в субботу я всё равно встаю рано и как всегда готовлю завтрак моим. Тем более суббота принадлежит только нам и никому больше.

Так я подумал, и в результате этого у меня родилась песня, которую я так и назвал: «Утро субботы!»

Я не знаю, как она там выглядит с точки зрения всяких там больших поэтов, но мне она понравилась, а это самое главное. Вот что у меня получилось:


 
Утро субботы

1.Неделя прошла и субботы полёт
   Приятное сделать домашним зовёт.
   Поэтому встану пораньше я всех
   И завтрак создам, что, конечно, не грех.

2.Я чайник согрею и кашу сварю,
   За этим занятьем и встречу зарю,
   Быть может придет вдохновенье с зарёй
   И стих сочиню небольшой и простой.

Припев:

Это утро субботнего дня,
Утра счастья, добра для меня.
Будем день мы весь этот втроём
Говорить и мечтать о своём.

3.Будильник вчера отключил, просто он
   Не должен в субботу начать свой трезвон.
   Будильник ведь признак забот и тревог,
   А так их забыть взял я вам и помог.

4.Спокойствие пусть будет в доме моём,
   Субботнее утро поёт нам о том.
   Успеем мы все переделать дела,
   Нам жизнь в этот день их немного дала.

Припев.

5.А солнце, тебя я прошу, отступи
   И яркие блики свои притупи.
   Твой солнечный зайчик не нужен совсем,
   В субботу с утра с ним так много проблем.

6.У нас впереди целый день для себя.
   Его проведем мы друг друга любя.
   Сейчас же пока так слышна тишина
   И очень, и очень приятна она.

Припев.


Я прочитал эту песню своей гитаре, она меня внимательно выслушала и сказала так нежным, приятным голоском:

-А песня мне понравилась. Так что давай бери меня и подбирай мелодию.

Но тут я был вынужден отказать, может быть, даже и к сожалению своей второй женщине.

-Нет, - сказал я, - подбирать мелодию я буду в следующий раз, а сейчас уже седьмой час утра и пора мне начинать готовить завтрак, чтобы успеть его сделать к семи часам, когда просыпаются мои, чтобы идти на работу.

-Хорошо, - ответила гитара (она вообще покладистая женщина), - давай отложим это на завтра! Спой только на прощание мою любимую песню, а я тебе подыграю.

-Давай, - согласился я и вновь взял гитару в руки. Песню, которую просила у меня гитара, я сочинил давно, и пусть она тоже далека от совершенства, но мне хочется её тоже привести здесь. Пусть надо мной смеются всякие там поэты и поэтессы.

 
Гитара моя, дорогая

1. Гитара моя, дорогая,
Поёшь ты как будто живая
И струн твоих нежный мотив
Мне жизненных сил шлёт прилив.

2. Поёшь ты, конечно, о счастье,
И чтоб отошло всё ненастье,
Чтоб только мечта и любовь
Мою будоражили кровь.

Припев:

Гитара, ты радость большая,
Небесная, да и земная.
Зовёшь нас людей ты в полёт
В тот мир, где надежда живёт.

3. Гитара моя, дорогая,
Проблемы решать помогая,
Даруешь собою ты миг,
Где чувств человеческих лик.

4. А жизнь – это радость, тревога
И длинная очень дорога.
Гитара, с тобой я по ней
Всё с песней шагаю своей,

Припев.

5. Гитара моя, дорогая,
Тебя я в руках ощущая,
Всё верю, что там впереди
Лишь тёплые очень дожди.

6. И петь продолжая мне звонко,
Гитара, ты ласково, тонко
Возьмешь намекнёшь да о том,
Что очень красиво кругом.

Припев.

*   *   *

Теперь надо было подумать о том, что я приготовлю своим на завтрак. Но только я об этом подумал, как во мне опять заговорили эти чёртовы сигареты. Причём одна очень назойливо. Я думал, что я её уже выкурил, да вот, оказывается, нет.

Причём сигареты заговорили не просто так, а с каким-то нудным завыванием о том, что вот пришло время и надо покурить. Этого, если честно, мне делать не хотелось. Я всё вынашиваю планы, как бы мне это дело бросить, да вот что-то пока это плохо получается. Однако тут я взял себя в руки и прикрикнул на сигареты:

-Замолчите! Я покурю только через полчаса, и не надоедайте мне, а то вот возьму и вас брошу. И так мне от вас житья нет.

Причём я это сказал с чувством, от души, а поэтому, очевидно, сигареты на время испугались и замолчали.

-Мне вот кашу надо какую-нибудь сварить, а вы тут со своим дымом, - продолжил я. – Вот сварю кашу, тогда и можно будет покурить.

Видно успокоившись тем, что я их бросать не собираюсь, сигареты окончательно замолчали. Правда, я знал, что это ненадолго, но хоть на время и то хорошо.
Я встал из-за стола и полез в шкаф, где у нас лежали разные крупы. Тут было и пшено, и манная каша, и гречневая каша, и ячневая и ещё много других.

И как только я открыл дверцу шкафа, так все эти крупы затараторили одновременно, что вот, дескать, они самые полезные и надо только из неё сварить кашу. Из этого многоголосья я сразу уловил два голоса. Это были голоса пшёнки и ячневой крупы. Эти каши знали, что они вкусные и любимы по утрам в нашей семье, а поэтому громче всех и кричали.

-Свари меня, нет меня, нет меня, ну и так далее

Но сегодня на эти каши глаз у меня как-то не упал и я подумал, что надо сварить что-то другое. И только я так подумал, как раздался приятный баритон геркулесовой крупы.

-I am sorry! Do you speak English?

Геркулес – это в общем-то овсянка. А овсянка, как известно, любимое кушанье англичан. Вот поэтому геркулесовая крупа и воображала себя истинным англичанином. Мне это не нравилось, поэтому, обращаясь к геркулесу, а сказал:
-Не дури, и говори по-русски! Тут тебе нетуманный Альбион, а седой Урал, так что оставь свои do you spear English!

-А что мне и по-английски сказать ничего нельзя, только, дескать, по-русски, как все эти недоноски вроде пшённой крупы? – проворчала геркулесовая крупа.

-Замолчи! – прикрикнул я. – Это не недоноски, а нормальные каши. Но в знак того, что ты всё же крупа уважаемая, кашу я сварю именно из тебя!

-О-ля-ля, о-ля-ля! – послышалось в ответ. – Только не забудь мой любимый «Битлз».

Как истинная англичанка, геркулесовая крупа очень обожала «Битлз». Иногда, когда я включал магнитофон со своими старыми записями, в том числе и «Битлз», геркулесовая крупа начинала им подпевать и подпрыгивать в шкафу от радости. Да причём так, что наш старый шкаф поскрипывал и постанывал от этих подпрыгиваний геркулеса.

-Вот именно, - так сказал я каше, - говори по-русски и помалкивай, а иначе я «Битлз» не включу. Тебе как всегда твоё любимое ленновское “Come together”?

-Естественно, - ответил мне геркулес, - да погромче! Thank you!

-Хорошо, - согласился я, - но всё-таки давай по-русски. Так будет проще.

-Ладно, давай, - согласилась каша.

Я достал с подоконника свой старенький кассетный магнитофон, достал кассету с «Битлз» и нашёл на ней это самое “Come together”. Конечно, подоконник не самое лучшее место хранения магнитофона и по этому поводу я частенько слышал «фэ» от жены, но всё равно упорно держал мой магнитофон на подоконнике. Мне так было удобней.

Итак, я нашёл “Come together” и включил его. Геркулес мой сразу запрыгал в такт музыке, от чего старый кухонный наш шкаф задрожал. Кроме того послышалось все от того же геркулеса радостное и довольно громкое восклицание: О-ля-ля! О-ля-ля!
 
-Перестань, - сказал я геркулесу, - иначе вот возьму и сварю кашу не из тебя, а из пшёнки.

Восклицание и прыганье геркулеса остановилось, и теперь можно было спокойно варить кашу.

Я достал из холодильника молоко, налил его в маленькую кастрюлю, в которой я обычно варю каши, разбавил водой и поставил на газовую плиту.

После этого я добавил соль и сахар и насыпал целый стакан геркулеса. Геркулес попробовал что-то ещё ляпнуть по-английски по этому поводу, но было уже поздно и каша начала вариться. А оставшийся геркулес снова начал в такт “Come together” подпрыгивать и подпевать о-ля-ля, о-ля-ля!

Запретить это я уже не мог, а поэтому выключил магнитофон, как только каша сварилась.

Всё, я был готов начинать день и ждал теперь только подъёма своих близких, чтобы начать этот день. А до подъёма оставалось ещё целых пятнадцать минут, и их было надо мне чем-то занять.

*   *   *

И только я присел на табуретку, чтобы передохнуть, как опять во весь голос завыли сигареты. Особенно самая вреднючая из них.

-Дескать, ты обещал, - толдычили они, - что вот как только кашу сваришь, так сразу и про нас вспомнишь.

Но если честно, то вспоминать о них мне не хотелось, потому что если я сейчас покурю, то это сразу почувствует моя супруга (после сна у неё обоняние будь здоров). А раз супруга почувствует, то мне будут опять выражения про то, что я наркоман и что сигареты люблю больше, чем её. То что я курительный наркоман – это было правда, а вот, что сигареты люблю больше, чем жену - нет. Жену я всё-таки любил больше. Но сигареты мне всё равно, не смотря на это, твердили, что надо покурить и этим самым отдохнуть от жизни. От жизни я, вроде, не устал, поэтому и сигарет мне казалось бы не нужно, но я вот привык и теперь как заядлый курильщик не мог без сигарет. Это надо признать.

Все мои отчаянные попытки бросить курить ни к чему не приводили, от чего радости этим зловонным сигаретам было целая куча. Они прямо сами выскакивали из пачки и требовали, не просили, а требовали, чтобы я покурил.

Вот и сейчас происходило тоже самое, они требовали. Я минут пять посопротивлялся, но понял, что это бесполезно. Мне ничего не оставалось делать, как одеть свитер и выйти на лестничную клетку, чтобы покурить.

Сигарета, которую я курил, буквально повизгивала во рту от радости (вот гадина!), и пока я вдыхал дым, радости этой не было конца. Проклиная себя за отсутствие силы воли, я накурился и пошёл из подъезда домой, где тщательным образом прополоскал водой рот.

Это, я знал, слабо поможет, всё равно супруга учует, что я только что курил, но всё же совесть свою этим полосканием я очистил. До подъёма моих оставалось ровно пять минут.

Я присел на табуретку в кухне, которая неожиданно подо мной скрипнула и заметила:

-А покурил всё же ты зря!

Я не стал спорить с табуреткой, неожиданно начавшей говорить, а просто попил чаю, чтобы ещё уменьшить запах сигарет.

И тут я услышал, что в комнате, где спала жена, зазвенел будильник. Этот будильник супруга моя заводила каждый вечер, но мне было не очень понятно зачем. По нему она всё равно не вставала, а ждала того момента, когда я подойду к её кровати и скажу так тихо и ласково:

-Милая моя, лапушка, пришло время вставать!

Жена на это реагировала не сразу, просто поначалу она начинала ворочаться в кровати и потом ласковым голосом отвечала мне:

-Сейчас встану!

После этого процесс просыпания заканчивался, и я опять шёл на кухню, где к этому моменту всё замолкало. Начинался новый день, кончалось моё утро, и все предметы теряли дар речи. Может быть и даже к сожалению. Но просто днём были бесконечные дела, и мне некогда было обращать внимания на чайники, газовые плиты, печку СВЧ, крупы, ну и так далее.

Я вновь присел на табуретку, вздохнул глубоко и понял, что на сегодня моё блаженство окончилось.

Через минуту в кухню вошла жена и сказала:

-Доброе утро!

-Доброе утро, - отвечал я и обнял жену за талию.

После этого я ещё раз оглядел всё кухонное пространство, все не так давно говорящие со мной предметы и сказал про себя:

-Ну, что же, мои хорошие! До свидания, до завтрашнего утра!

Итак, утро закончилось, начинался новый день, и всё таинственное и чудесное, как бы я того не хотел, растворялось в этом дне.

Вот, собственно, говоря и всё, что я хотел рассказать вам, дорогие читатели, про утро нового дня, который, дай бог, будет радостным и хорошим. Счастья в нём всем и удачи!!!


13 ноября 2009 г.
Снежинск ноябрь 2009