Высота

Прислонившись спиной к песочной стене траншеи, я посмотрел на небо. Чистое в белых пузатых облаках небо.
Был солнечный день, первый день за неделю без пальбы, авиа ударов. Наступлений. Но едкий страх неизбежного все равно леденил сердце.
Закрыв глаза, я в душе перекрестился. Вспомнилось, как провожала меня заплаканная мать. Хотелось молиться, но в памяти было лишь «Отче наш, Иже еси на небесех» и все.
Словно подругу обняв карабин, я сидел в траншеи и проклинал эту, будь она трижды войну.
Рядом сидели, призванные сразу, в сорок первом, ребята из моей роты. Кто-то был на фронте недавно, а кто-то прошел уже не один бой.
Ближе всех ко мне сидел широкоплечий Степан, знать до войны я его не знал, хоть и жил он в соседней деревне. Был он на три года старше меня, но из нахлобученной на макушку пилотки виднелись его рано посидевшие виски.
Напротив его, крутя самокрутку, сидел Юрка, самый молчаливый из нашей роты. На широкой груди сына кузнеца красовалась медаль за отвагу.
Забившись в гнездо у ставшего почти родным Дегтярева, сидел Николай. Положив на колени какую-то доску, вместо стола он писал письмо. Скорее всего, невесте, он любил подолгу расписывать нам о ее красоте да завидном бабьем характере.
Надвинув пыльную каску на глаза, дремал Женька. Самый младший из роты. Был он охотник и стрелял лучше всех нас вместе взятых. На войну пришел добровольцем после того как в его селе похозяйничали немцы.

А впереди немым великаном стояла высота, изрытая фрицами. Куда не плюнь, везде виднелись пулеметные гнезда.

В воздухе смешавшись, плыли звуки простреленной гармошки, где-то сзади урчали движки тридцатьчетверок. Из леса пророча, доносилась песнь кукушки.
- Пять, шесть, семь, - тихо считал Степка.
- Волга! Волга! Я Байкал! Как слышите? Прием. Волга! Волга! – раздавался из блиндажа голос радиста.
Но от ушедших в ночь за языком разведчиков так и не было ответа.
Подбадривая самого себя и других, Колька повторял: «Как пить дать, рацию повредили».
Разведка ушла. В ночной тишине не раз перерывами звучали автоматные очереди, свистел миномет. Но что там, случилось у высоты остается лишь гадать. Многие из нас уже поняли, что ждать ребят хоть с языком, хоть без него, уже без толку. Видно немцы хорошо охраняли подходы к высоте.
- Здорова пехтура.
В окоп спрыгнул Сашка. Паренек из моей деревни. Он был механиком водителем и именно их танки стояли за нашими траншеями.
Часто мы с ним подолгу сидели за разговорами, вспоминая дом.
- Братцы, угостите, кто ни будь папироской, - сказал Сашка.
- О! Как в бой так со своими, в танке, как папироску так сразу к нам, - смеясь, съязвил Степан, протягивая Сашке, кисет с табаком да нарезанной газетой, - кури браток, не на здоровье конечно.
- Вот спасибо. Что Вань, - обратился ко мне земляк, - до дома то рукой подать, два локтя по карте. Сгоним фрица с высоты и напрямик к Меже, а там уж по берегу и к дому выйдем.
- Хорошо бы, - начал отвечать я, но меня перебил Юрка.
- Ишь ты, немца он с высоты сгонит. Сиди уж герой, живы и тому радуемся, - как всегда мрачно заключил Юрка.
- То да не то. Коли мы их не сгоним то и будем так сидеть тут до снегов, - оторвав от письма взгляд, сказал Николай.
- Да ну вас, – возвращая кисет Степке, сказал танкист, - а я на своей тридцатьчетверке еще до Берлина доеду! А как война кончится, я на ней домой вернусь.
- Дойти бы до того Берлина, целыми да на своих двоих, - тоскливо смотря вдаль сказал Женька.
- Дойдем, через год иль пять, но дойдем, - пробасил Юрка.

Среди бойцов наступило молчание, чтобы исправить ситуацию Сашка заговорил первым.
- Не поверишь, кого недавно видел, - спросил меня земляк, - ни когда не догадаешься.
- И кого же?
- Илью видел. Ну, Илья, не помнишь? Охотник, он в деревню со Смоленщины до войны переехал, - допытывал Сашка.
- Ааа, - протянул я, - понял про кого. И как он, где сейчас?
- Неплохо. Жив, здоров, но пару ранений уже видал. Он сейчас снайпер в 119–й стрелковой дивизии.
- Не удивительно, как он стреляет тут и сомнений быть не может, только в снайпера.
Вновь воцарилась тишина и вдруг, неожиданно с новой силой рявкнула гармонь, кто - то затянул частушки, послышались голоса девчат санитарок.
Вынырнув из траншеи, я огляделся. Возле штаба собрались однополчане. Девчата, напевая частушки, танцевали. Да так танцевали, словно и не было этой войны. Димка. Гармонист сидел на ящике и, дымя зажатой в зубах самокруткой, ловко перебирал пальцами.
- Чего это они разошлись, хмурясь, спросил Степан.
- День рожденья что ли, – предположил Сашка.
Из блиндажа вышел комбат, на лице его была столь непривычная улыбка. Поправив гимнастерку он с улыбкой подошел к собравшимся зевакам, следящих за танцующими санитарками. Кто-то, было, хотел встать и отдать честь, но комбат все с той же улыбкой махнул рукой мол «отставить».
Услышав приближающийся топот, я повернулся. Пригнув голову, по траншеи бежал наш лейтенант Кирьянов.
Добежав до нас, он сел прямо на землю и с улыбкой обвел взглядом наши недоумевающие лица.
Отдышавшись он пилоткой вытер пот с лица, и толи смеясь, толи плача сказал.
- Празднуем мужики. Наши Ржев отбили.
Диким громом мы все крикнули «Ура»! Мы с Сашкой стали обниматься. Не помня себя от радости, мы все кто были в траншеи, начали подкидывать лейтенанта.
- Побегу своих обрадую.
Выскочив из траншеи, Сашка бросился к лесу, где стояли их танки.

В чистом вечернем небе холодно светили весенние звезды. На земле горел костер. На ящике из-под снарядов сидел Димка и тихо наигрывал на офицерском баяне. Облокотившись о борт кузова полуторки, накинув платок на озябшие плечи, пела медсестра Оля. Оля, моя любимая Оля. Рядом сидели на лавочке Таня с Катей, тоже медсестры и подпевали.

Ты уезжаешь далёко.
Вот беспощадный звонок.
И у вагона
Ночью бессонной
Ты уже странно далек.
Ночной порой
Мы распрощались с тобой.
Пиши, мой дружочек,
Хоть несколько строчек,
Милый, хороший, родной…


На наспех составленных рядами ящиках сидели бойцы, впереди на лавках сидел командующий состав.
За спинами слушавших сидели мы с Сашкой и остальные солдаты из моей роты.
Улыбаясь хмельной улыбкою, я курил самокрутку, и думал о доме.
- Вань, - в локоть толкнули, - держи.
На земле сидели Колька пулеметчик и Степан. Разливая с фляжки спирт, по кружкам и разбавляя водой, они передавали их по последнему, нашему ряду.
- Это Сашке, - вместе с кружками Степка передал два небольших куска хлеба.
Пригнувшись, не дай Бог кто увидит, мы не за ручки а обхватив кружки ладонью чтобы не звякнули, глухо чокнулись кружками.
- За Ржев, - тихо шепнул Сашка.
Опрокинув горькую и задержав дыханье, я распрямился. От не уменья и непривычки пить на глаза навернулись слезы.
- Ну как, - с издевкой спросил Степка.
- Хорошо, - шепнул Сашка, возвращая кружки.
А я сидел, задержав дыханье, прямо на меня смотрела Оля и с улыбкой качала головой: «Поняла, что не просто сидим».
Выдохнув, я в ответ улыбнулся.
Сбивая сапоги, от штаба бежал паренек писарь. Перейдя на шаг и пригнувшись, он чтобы не отвлекать остальных, крадясь, подошел к комбату и что-то прошептал ему на ухо. Комбат кивнул, и писарь побежал обратно.
Пошептавшись, командование, дружно встало и пошло к штабу.
- Кажись, случилось что, - провожая начальство взглядом, сказал Степан.
- Женька, - дернув за рукав рядового, сказал Колька, - поди, разузнай, что к чему.
Женька кивнул головой и пошел к штабу.
- Может немцы Ржев отбили, - предположил Сашка.
- Сплюнь дурак, - ответил Степан.
Сашка постучал по доскам ящика.

Спустя минуты от штаба, напрямую. Перепрыгивая траншеи, бежал Женька.
- Мужики, - переводя дыханье, негромко сказал он, - разведка вернулась.
Мы и другие услышавшие завалили его вопросами.
- Да рация сгорела, с языком пришли, да, все живы, Васька радист только ранен. Нет, все в штабе с докладом.
- Ребят потише, - окликнул нас кто то из слушавших песню солдат.
- Хорошо молчим, - сказал Сашка.
- Так, по одному и по-тихому встали и идем к штабу, - шептал Степка, - там разведку дождемся и сами все расспросим.
В ответ все тихо кивнули.

У горящего костра собралось не мало интересовавшихся рассказом разведки.
Черпая кашу из котелка, разведчики отвечали на вопросы.
- Мы уже почти ушли, когда фрицы всполошились по поводу пропавшего. Почти дойдя до своей территории, нам пришлось взять к лесу, чтоб не быть у них как на ладони. Они сразу за нами.
Прервавшись на минуту сержант, жуя, продолжил.
- дойди до леса мы еще какое-то время перестреливались, а когда засвистел миномет, мы после взрыва перестали пальбу, делая вид, что погибли. А сами начали тихо уходить вглубь леса. Осколками побило рацию да Васька задело. До ночи мы петляли по лесу, боясь, что немцы с собаками искать будут, но обошлось и вот только вышли.
Кто-то одобрительно похлопал разведчика по плечу.
Дальше как всегда пошло привычное хвастовство друг перед другом кто да как стрельнул, как без единого звука взяли языка, как часовых обошли.

Не привлекая внимания, я вылез из траншеи и пошел к медсанбату. Уже издалека я заметил, что на лавочке сидит, закутавшись в платок Оля.
«Ждет».
Подойдя, я снял с плеча винтовку и поставил к стенке. Присев рядом я обнял Олю.
- Замерзла, - спросил я, обняв возлюбленную.
- Ну, меня-то спирт не греет.
- Не, а что ты начинаешь, ну приняли чуть за Ржев и все.
- Ну ладно, а чего ушли то все тогда? – спросила Оля.
- Разведка вернулась.
-Иди ты, - повернув голову, она удивленно посмотрела на меня.
- Пришел уже, - усмехнулся я, - они по лесу от фрицев бегали. Только вернулись.
- Хорошо, что вернулись.
Так мы и сидели. Если бы ни эта война, гуляли бы сейчас где ни будь по парку а не сидели бы здесь вдалеке от дома, ни на минуту не оставляя мысли что все может оборваться со свистом пули.

Посидев с Олей, я пошел обратно. В траншеи все еще говорили о разведке.
- Чего не спим? – спросил я.
- А сам-то Ромео, где пропадал? – смеясь, спросил Степка.

Из штаба вышел наш лейтенант, поправ ремень, он подошел к нам.
Мы, было, начали вставать с мест, но лейтенант махнул рукой.
- Угощайтесь, товарищ лейтенант, - сказал Женька, протягивая офицеру запеченный картофель.
Лейтенант обвел нас взглядом.
-Слушай мою команду бойцы! Завтра идем в наступление.
- Опят двадцать пять, - сказал Сашка.
- Так Соколов, снова ты здесь. Иди к своим получать распоряжение.
Сашка встал и отдав честь обратился к Кирьянову.
- Разрешите идти?
- Иди уже.
Сашка вылез из окопа и побрел в лес.
- Повторяю. Завтра идем в наступленье. Язык дал важные сведения. Большая часть войск противника переброшена с высоты в сторону Оленино. После взятия Ржева наши войска продолжают наступление на территории занятые противником. Следовательно, пока высота ослаблена, надо согнать врага.
Послышались недовольные вздохи.
- Отставить возмущенья. Команда ясна?
- Так точно, - прозвучал в ответ хор вялых голосов.
- Славно, - лейтенант присел, - а теперь угощусь. Давай Женька, угощай картошкой.

Смотря в ночное небо я пытался прогнать все мысли о завтрашнем дне.
- Чего тоскуешь?
В окоп спрыгнул Сашка и дымя цигаркой присел рядом.
- А чему радоваться то? Скоро наступление и неизвестно, дотяну до вечера, хотя бы иль нет.
- Ни дрейфь, прорвемся. Ни первый день воюем, - подбадривая, сказал Сашка.
- А это уже не нам решать.
Расстегнув карман гимнастерки, я достал сложенное треугольником письмо и протянул его Сашке.
- Возьми.
- Что это, – крутя письмо в руках, спросил Сашка.
- Матери отдашь если со мной что-то случиться, - смотря в землю, ответил я.
- Сам отдашь, - Сашка протянул письмо обратно, - и успокойся, ничего с нами не станет.
- Все равно возьми. Ни сегодня так завтра. Пусть у тебя будет на всякий случай.
- Ладно
- Пойду, с Ольгой попрощаюсь.

- Обещай, обещай, что ничего с тобой не случится. Обещай мне вернуться.
Прижавшись к груди, Оля плакала.
- Обещаю, - тихо и как-то неуверенно ответил я.

Над полем плыл легкий туман. На траве каплями лежала роса. Где в кустах пел коростель. Вокруг шли последние приготовления. Из лесу донесся звук заводящихся танков.
Вот оно мгновенье, еще минуты и вперед под пули и лишь Богу одному известно кто пройдет, а кто сляжет под пулеметным огнем врага.
Присев на дно траншеи мы стали ждать. Скоро шум танков приблизился. Сев еще как можно ниже я поднял взгляд. Над траншеей, перебирая гусеницами, показалась морда тридцатьчетверки. Протянув свое брюхо, она поехала дальше.
Как только все танки переправились, раздались команды и призывы. «Вперед», «Ура», «За Сталина».
Выскочив из траншеи, мы отправились за танками. Сразу оббежав танковый строй взглядом, я нашел Сашкину тридцатьчетверку с надписью «Смелый» на башне.
Щелкнув затвором ППШ я пошел. Пошел как все, в наступление.
Грянули первые выстрелы наших танков. Враг ответил минометами. Было видно, как на высоте забегали немцы. Стали видны пушки до этого скрытые под маскировкой.
Когда уже зазвучали пулеметные выстрелы и пехота начала перестрелку с врагом, из-за высоты выползло четыре танка противника, знакомые «пантеры».
Выпуская все до последнего патроны во врага, я менял магазин и снова искал цель. Уже подбегая к первым окопам уши, заложило, и плечо обожгло болью. За спиной взорвалась граната. Выронив автомат, я упал на песок.

Сознанье вернулось вместе с резкой болью, в кровоточащем плече. Где дальше раздавался шум боя. В ушах по-прежнему свистело. Вокруг все было в воронках от взрывов. Догорал блиндаж, везде тела убитых и раненных.
- «Des Wassers» - сказал немец, лежащий у траншеи прикрывая руками прострелянный живот.
На высоте горела подбитая «пантера» вокруг лежал экипаж.
Поднявшись на высоту, я увидел саму битву. На спуске продолжая отстреливаться отступал противник.
«Смелый»! Словно ударенный током я смотрел вперед, где горел наш танк. На башне тридцатьчетверки сквозь черный дым ели виднелась надпись.
- Сашка!
Крикнув, я не обращая внимания на боль, побежал к горящему танку.
Добежав до танка, я огляделся, вокруг ища глазами тела в черных комбинезонах.
Обойдя танк, я нашел Витьку, пулеметчика из Сашкиной машины. Тот лежал мертвый, так и не выпустив из рук ППШ.
- Ваня, - раздался знакомый голос.
- Сашка!
Впереди присев у дерева сидел танкист с перевязанной головой.
- Сашка, живой, - кричал я подбегая.
- Живой, живой, - улыбаясь, тихо ответил он.
Я упал рядом с другом, на глаза выступили слезы радости.
Перекрывая шум дальнего боя в небе, с песней пролетел журавлиный клин.
- Беда Вань, - закуривая, сказал Сашка.
- Что за беда? – я посмотрел на друга.
- Не доедим мы до Берлина, - Сашка кивнул в сторону танка, - нет у меня больше тридцатьчетверки.
Сквозь боль я засмеялся.
- Новую дадут. Война еще не кончилась. Не один бой еще впереди.