Излучавшая свет

Из цикла «Люди и судьбы»
Излучавшая свет
21 февраля 2009 года в Старой Купавне на 102-ом году жизни скончалась Екатерина Федоровна БАРЕР. О запоминающейся встрече с ней в феврале 2008 года вспоминает член Союза журналистов России Виталий ПОПОВ.

В гости к Екатерине Федоровне нас прибыло четверо. Член Управления Московской областной организации жертв политических репрессий Нэлли Семеновна Маргулис пригласила на эту встречу артиста Ногинского государственного драматического театра Федора Казакова,
преподавателя вокала и руководителя детского хора Купавинского дома-интерната Галину Иванову и автора этих строк.
Благодаря хлопотам администрации муниципального образования Старой Купавны в однокомнатной квартире Барер, проживавшей на улице Ленина, к ее столетию сделали ремонт. У нее и телефон в 2007 году установили. Екатерина Федоровна жила одна и было видно, что она очень рада гостям. К нашему приезду она солянку приготовила, бутерброды с ветчиной и копченой колбасой нарезала, конфеты в вазочке, чай, кофе. И сразу же усадила нас за стол. Она была облачена в простенький халатик, на голове – ситцевый платочек, на ногах шерстяные носки и валенки, подрезанные у щиколоток. На лице сияла приветливая и радужная улыбка. В неторопливой беседе быстро выяснилось, что Барер (в девичестве Холодкова) - замечательная рассказчица.
- Мой отец, Холодков Федор Михайлович, родом из Рязанской губернии, из деревни Верхнее Маслово Зарайского района, - вспоминала Екатерина Федоровна. -  Отца после окончания четырех классов церковно-приходской школы отослали учиться в Москву на повара. Когда он освоил эту специальность, его взяли на службу к губернатору. Фамилию губернатора я не помню. Он был любителем изящных искусств, сам рисовал и писал картины и любил путешествовать. Губернатор взял с собой отца в кругосветное путешествие. Отец мне снимки показывал, где он в Японии запечатлен, в Китае… По восточным рецептам он научился искусно готовить блюда из китайской и японской кухни… Отец был умным и предприимчивым человеком.  До революции он в барских домах работал – у фабриканта Морозова, у фрейлины императрицы Марии Александровны Дамской-Скарятиной. Она была женой русского посла во Франции и в Москву приезжала редко…
После революции, в годы НЭПа, Федор Холодков с группой предпринимателей открыл в Москве ресторан. В 30-е годы работал в столице поваром в посольстве Англии. Сервировал столы во время светских раутов и приемов. Отец Екатерины репрессий счастливо избежал, когда на него донес московский «красный священник». Во время обыска сотрудники НКВД обнаружили у него в комоде Библию. Ему в 1934 году предложили покинуть столицу и определи для места жительства город Котлас Архангельской области.
В 1937 году в Ленинграде был арестован муж Екатерины Федоровны – Михаил Барер. По приговору «тройки» УНКВД он был расстрелян. Жена об этом узнала только после смерти Сталина и реабилитации супруга. До этого у нее имелась липовая справка о смерти мужа в тюремной больнице в 1942 году.
Михаил Барер перебрался в Москву из Одессы в годы НЭПа. Он возглавлял в столице гужтранспортную артель, оставаясь подданным Австрии. Органы НКВД обвинили его в шпионаже. Когда его жена пыталась выяснить судьбу мужа, ей сказали, что он осужден на десять лет «без права переписки». После ареста мужа Екатерину выселили из коммунальной квартиры и выслали в Соль-Илецк. Сына она оставила молоденькой родственнице. В ссылке жену «врага народа» арестовали в 1940 году по ст.58 ч.12. Осудили за «недоносительство». При ней рассказывали антисоветские анекдоты, а она не донесла. Донесли другие. Троих рассказчиков анекдотов осудили на восемь лет лишения свободы, а Екатерину Барер - на три года. И отправили ее отбывать наказание в один из лагерей ГУЛАГа под Караганду. С сыном она увиделась только через 16 лет…
После освобождения из Карлага Екатерине Барер селиться в больших городах запретили. Но она постепенно перемещалась к столице. Родственники из Коломны помогли ей добыть рекомендацию для работы на строительстве МГУ. Пленные немцы добротные бараки возводили для себя и других строителей. В одном из этих бараков и поселилась в 1953 году Екатерина Барер. И московскую прописку вновь получила. Через пять лет бараки снесли и Екатерине Федоровне с сыном Гарри дали комнату в коммунальной квартире на Большой Тишинской улице. Сын в 1958 году получил высшее образование. Диплом защитил с отличием. Ректор стоматологического института предложил ему продолжить образование в аспирантуре.
В квартире с Барер проживала еврейская семья и здоровяк-милиционер с женой и сынишкой. Милиционер Шмельков работал регулировщиком и часто использовал матерный лексикон. К тому же он оказался ярым антисемитом. Гарри Михайловича невзлюбил потому, что тот с ним лишь сухо здоровался и не беседовал. Это отрицательно действовало на самолюбие Шмелькова. Его жена смиренным нравом тоже не отличалась. В трезвом состоянии Шмельков соблюдал какие-то приличия, а когда был пьян, от него угрозы соседям сыпались: «Я все ваше еврейское сословие вырежу, и мне нечего не будет!»
Угрозы угрозами, но он и к действиям переходил, когда алкоголь поднимал градус его ненависти к соседям. Барер рассказывала, как однажды она вернулась после работы домой, а стеклянная дверь в ее комнату оказалась разбита, осколки валялись на полу. К еврейской соседке хмельной Шмельков в закрытую дверь ломился и грозился ее убить. Соседи вызвали милицию. Они просили Екатерину Федоровну подтвердить, что Шмельков угрозами их постоянно стращает. Барер вместе с ними в отделение милиции явилась, в котором мента-дебошира уже собирались выпустить. Приехал важный чин из Таганского отделения милиции, где Шмельков служил.
- Что у вас тут случилось? – спросил чин недовольно.
- Это не нас, а у вас случилось! - парировала Барер. 
Поехал чин на Большую Тишинскую проверить: что его сотрудник натворил? Увидел разбитые двери и рассыпанные стекла. Шмельков неловко каялся: дескать, случайно дверь головой задел, когда в туалет шел…
Соседи Барер из той комнаты съехали. Поменялись. Но и другие соседи тоже никак не могли ужиться со скандальной семьей Шмельковых. Однажды их подросший сыночек в ягодицу одну из соседок ножичком пнул…   
В конце концов, поменяла квартиру и Барер. Гарри Михайлович уже работал в стоматологической поликлинике Министерстве нефтяной и газовой промышленности. Он купил кооперативную квартиру, женился, а Екатерина Федоровна в 1971 году перебралась в подмосковный поселок Старая Купавна. Здесь у нее хоть и скромная квартирка была, но отдельная. И соседи хорошие. Они и продукты ей покупали, и соседский догляд за ней осуществляли. И заботливая сотрудница из службы социальной защиты населения постоянно ее навещала…
Я, помнится, твердил о том, что, жизнь каждого человека – ненаписанная книга. Мол, Екатерине Федоровне следует облечь свои воспоминания в форму документальной повести, записать их или кому-то надиктовать. Не о менте-антисемите и его вздорной жене, а о родителях, о муже, о том, как она была ни за что ни про что сослана в ссылку, как отбывала срок «за недоносительство» в Карлаге, как трудилась на строительстве МГУ и т.д. Она – живая легенда и негоже, если о выпавших на ее долю испытаниях потомки знать не будут.
- Так я все, что могла, уже написала, - призналась Екатерина Федоровна. –
Может, не очень грамотно, но как могла.
- И где ваши воспоминания? – спросил я.
- Я отослала их в Фонд Солженицына. Они просили.   
Оказывается, с 2004 года Барер была связана с Фондом Александра Исаевича Солженицына. Ее воспоминания хранятся в этом Фонде. Она дружила с сотрудницей Фонда, тоже в свое время репрессированной Фаиной Николаевной Чистяковой. Та к ней приезжала в декабре 2007 года из Москвы поздравить со столетним юбилеем.
- Ей самой уже девяносто лет, - улыбаясь, говорила Екатерина Федоровна. – Она за мной ухаживает, я – за ней…
Три часа общения пролетели как три минуты. Галина Иванова спела для Екатерины Федоровны «Тропарь Богородицы». Федор Казаков прочитал уникальные стихи лагерных поэтов, прошедших ГУЛАГ. Федор читал их мастерски: «Зима. Бутырская тюрьма…». «Те, кто стреляли в моего отца, заслуженные нынче ветераны…». «Щелкнул затвор у конвоира…». «Нас зарывали в мерзлоте…».    
Я заметил, что на глазах Екатерины Федоровны навернулись слезы. Годы не убили в ней чувствительности. Она ценила горький вкус поэтической строки.
- Я с одной учительницей в лагере дружила, - призналась нам Екатерина Федоровна. – Ее после ареста мужа осудили на пять лет. Сын от нее отрекся. Она мне свои стихи на хранение передала. Суконникова ее фамилия. Софья Николаевна. Я ее стихи тоже в Фонд Солженицына отправила. Там они не пропадут… 
Сноха, внучка и другие родственники похоронили Екатерину Федоровну 23 февраля 2009 года на кладбище возле Красногорска, рядом с могилой недавно умершего сына. При нашей встрече она очень беспокоилась о Гарри Михайловиче, говорила о том, что ему надо делать в Германии дорогостоящую операцию. Чтобы эмоционально не травмировать Екатерину Федоровну, о смерти сына ей ее родственники так и не сказали…

2010