Воспоминания о будущем

                ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ               

                Повесть

                Бывшему директору музея-заповедника Танаис,
                историку и археологу, энтузиасту и популяризатору
                Валерию Фёдоровичу Чесноку       
               
                Каждая эпоха верит в то, что её борьба –
 самая важная из всех…
                Г. Гейне

1.       Их дом стоит на высоком морском берегу. Вечерами, когда кто-то из жильцов выходил на веранду и смотрел с высоты на бушующее море – какое оно там внизу холодное и негостеприимное, то невольно поёживался.  Это так только считается, что Азовское море вроде бы не совсем настоящее и чуть ли не самое маленькое в мире, а ведь и здесь случаются бури. Огромные волны дома смывали, люди гибли. Море красиво только с берега. Тем, кто в плавании, оно представляется другим. Поэтому жители дома на него любовались с веранды. Представляли себе холодную пучину, отворачивались от сильного ветра и возвращались в комнату, в тепло и уют, думая о чём-то своём, глядя на огонь в камине.
В пожилом возрасте люди часто размышляют над тем, что было, стараясь не задумываться о том, что будет. «Время помнит о своих правах не только над людьми...» – писал Гёте. Это как игра такая, баловство: просматриваешь мысленно своё прошлое, и тебе кажется, что ты имеешь возможность избежать ошибок, сделать что-то по-новому.
Мысленно почти все возвращаются в своё прошлое. Просто одни предаются воспоминаниям чаще, другие – реже. А ведь эту забаву можно превратить в серьёзное занятие, если попытаться восстановить события, чтобы понять, как жили люди, что их увлекало, тревожило. 
История, о которой пойдёт речь, произошла в 2019 году в Таганроге. Он ещё не слился с Ростовом в гигантскую агломерацию, которая, по планам наших правителей, должна растянуться от побережья Азовского моря до северных окраин, за которыми начинаются заброшенные шахты и поросшие лесом терриконы.
В 1-м Крепостном переулке, у каменной лестницы, спускавшейся к парку и морю, стоял этот двухэтажный дом из красного кирпича, в котором доживал свой век известный в городе врач-психиатр Анатолий Васильевич Елагин. Когда-то он был так знаменит, что в Таганроге существовала даже поговорка, которую применяли к тем, кто шумел не в меру:
– Ты чего разбушевался? К Елагину захотел?!
Или так ещё говорили человеку, поступающему совсем уж неразумно:
– Ты случайно не от Елагина сбежал?
Имя и отчество при этом не добавлялись, потому что всем было известно: Елагин на всём белом свете один, никаких уточнений не нужно.
Он любил свой дом, и, выходя на веранду или во двор, размышлял о давно минувшем, сравнивая его с настоящим, и часто оставался недоволен тем, что происходит в стране, в их городе.
Сын Анатолия Васильевича Денис почему-то не захотел идти по стопам отца и выбрал специальностью историю. Защитил кандидатскую, потом, как водится, докторскую и стал преподавать в Таганрогском пединституте. После публикации в авторитетном журнале статьи о жизни и деятельности Петра Первого его заметили и пригласили поучаствовать в конкурсе на замещение должности профессора кафедры археологии и истории древнего мира в Ростовском университете. Это было и почётно, и ответственно. Ростовские учёные плодотворно сотрудничали с институтами Российской Академии наук, с ведущими университетами страны.
На работу нужно бы каждый день ездить на машине.
На факультете всегда шла суровая борьба мнений. Никто не стеснялся в выражениях. Такие баталии иногда напоминали восточный базар, когда седобородые профессора и молодые аспиранты, невзирая на чины и заслуги, спорили друг с другом, размахивая пожелтевшими от времени фолиантами, раздобытыми в архивах, или сведениями, добытыми в Интернете. Порыться в фондах крупнейших библиотек мира проблемой не было. Нужно было только знать язык. В университете их факультет называли серпентарием, или, проще: гадюшником. 
Денис Анатольевич отличался прямым характером и говорил что думал, имел свои взгляды на многие моменты русской истории и часто произносил не то, что хотело бы услышать высокое начальство. Например, когда нужно было осуждать период царствования Ивана Грозного, он его хвалил и говорил, что у самодержца немалые заслуги перед Отечеством. А когда нужно было восторгаться гениальностью и величием Петра Первого, находил для него слова осуждения.
Испокон веков историки объясняли и обосновывали политику властей. Такая традиция укоренилась на протяжении столетий. У математиков такое было невозможно, а вот у литераторов и деятелей искусств нечто похожее тоже наблюдалось. История во все времена была очень опасным занятием. А для человека честного и с прямым характером – вдвойне!
Бывало, Денис Анатольевич так высказывался по поводу своих оппонентов, что кому-то делалось дурно и тот принимал валерьянку, некоторые даже требовали увольнения профессора-смутьяна.
– Учёный, лишённый абстрактного мышления, – говорил профессор Елагин, размахивая рукой, словно рубил саблей, – никакой не учёный, а прихлебатель от науки. Нельзя жить по старому примитивному принципу: «я начальник – ты дурак». Последний взлёт такой системы был при коммунистах. Сейчас всё повторяется. Идёт активное достраивание вертикали власти. Все должны быть встроены в иерархию, а кто не захотел – тот чужой, враг. Все ветви власти, политика, бизнес, церковь, наука, искусство – все должны занять свою ячейку в общей системе.
Профессор Загогулин однажды спросил:
– А скажите, коллега Елагин, бывает ли так, что все идут в ногу, а кто-то один – не в ногу, и чтобы именно его мы и принимали за образец?
– Очень даже бывает! – парировал Денис Анатольевич. – Вспомните Джордано Бруно и Галилея, Иисуса Христа и ещё многих-многих других, например Сахарова, Солженицына… А диссиденты и другие оппозиционеры двадцатого века?! Так случается, когда приспособленцы и прихлебатели маршируют дружными колоннами, а среди них оказывается честный человек. Помните, как у Высоцкого?

Я грязью из-под шин плюю в чужую эту колею.
Эй вы, задние, делай как я, это значит: не надо за мной.
Колея эта только моя,
Выбирайтесь своей колеёй!

Кстати, если по мосту идти строем, он может рухнуть! Вам должно быть известно это из школьной программы. Идущие не в ногу и обеспечивают сохранность моста! Демократии не бывает без оппозиции!
Загогулин тогда чуть не задохнулся от возмущения и крикнул так, что его было слышно в других аудиториях:
– Ваше поведение недопустимо!
А почтенная Нина Александровна Федосеева сказала, строго глядя на него поверх очков:
– Может, вам лучше вернуться в свой родной пединститут и там наводить порядки?
Денис Анатольевич взглянул на неё с удивлением, словно только заметил. Потом резко ответил:
– Я здесь работаю не по вашему приглашению, Нина Александровна. Прошёл конкурс. Так что, пожалуйста, все претензии – к ректору и конкурсной комиссии!
Все притихли, потому что знали: ректор относится к этому смутьяну хорошо. Уважает его, поддерживает на учёных советах. А против ректора не попрёшь!
Приезжая домой, Денис рассказывал отцу о своих стычках с коллегами.
Анатолий Васильевич внимательно слушал сына, поглаживая свою любимую овчарку по кличке Дик. Обычно, оставаясь в доме один, он разговаривал с Диком как с лучшим другом. Делился своими сомнениями и проблемами, и, казалось, Дик его понимал. По крайней мере, внимательно слушал и не перебивал.
– Поедом едят! – продолжал Денис. – Обидно очень.
Дик зарычал на невидимых врагов, а Денис, как всегда, ждал от отца мудрых советов.
Анатолий Васильевич потрепал по шее овчарку и задумчиво сказал:
– Мы с Диком думаем, что любому человеку было бы неприятно услышать о себе, что он дурак. Во-первых, и не дурак он, а просто имеет другую точку зрения. Во-вторых, так говорить нельзя. Тем более в споре. А уж если и указывать человеку на его глупость, то делать это надо мягко, тихо, наедине, а не при всех…
– Дурак должен знать, что он – дурак!
– Вот я тебе расскажу притчу, а ты послушай. Однажды женщине приснилось, что за прилавком магазина стоит Господь Бог. «Господи! Это Ты?!» – воскликнула она радостно. «Да, это Я». – «А что у Тебя можно купить?» – спросила женщина. «У Меня можно купить всё», – прозвучал ответ. «В таком случае дай мне, пожалуйста, здоровья, счастья, любви, успеха и много денег…». Бог доброжелательно улыбнулся и ушёл в подсобное помещение за заказанным товаром. Через некоторое время Он вернулся с маленькой бумажной коробочкой. «И это всё?!» – воскликнула разочарованная женщина. «Да, это всё, – ответил Бог. – Разве ты не знала, что в Моём магазине продаются только семена?».
Вот я и говорю: спорить с человеком нужно, не оскорбляя его. И тогда ростки твоих убеждений прорастут в нём! Не маленький уже, шестой десяток разменял. Понимать должен…
Денис задумался. Мудрым был его отец. В прошлом успешный психиатр, он прекрасно владел методиками психотерапии и знал, как успокоить сына. Хотя, конечно, мудрый совет не всегда поможет, если имеешь дело с людьми непредсказуемыми и нечистыми на руку.
Анатолий Васильевич иногда спрашивал сына:
– Не жалеешь, что подался в историки?
Сын отвечал всякий раз приблизительно так:
– Если бы я пошёл по твоим стопам, разве моя жизнь была бы покойнее? Ты общаешься с психами и алкоголиками, а я – с приспособленцами. Везде что-нибудь да не то…
Денис всю жизнь мечтал о далёких археологических экспедициях – на остров Пасхи, в Индию. Особенно увлекали его удивительные наскальные рисунки австралийских аборигенов – ему всё время казалось, что в те времена, когда письменности ещё не было, именно наскальные рисунки служили для передачи информации. Но не получилось побывать ни на острове Пасхи, ни в Австралии.
В жизни происходили события, трактовка которых была непривычной. Книги, литература, кино формировали общественное мнение. Но они были далеки от Истины. Если пристальнее вглядеться в прошлое, можно было увидеть много странностей и нестыковок, которые трудно объяснить честному историку.
И, тем не менее, отдохновение для души он находил для себя постоянно: любил горный туризм, путешествовал с рюкзаком. Весь Алтай исходил, побывал на Камчатке, на Кольском полуострове. Но вся его археологическая деятельность сосредоточилась на окрестностях Ростова. Ведь прямо в городской черте жили когда-то скифы, и он участвовал в раскопках этих поселений. Небольшое городище древних греков было обнаружено в районе Таганрога… Но, конечно, самым главным археологическим событием его жизни был Танаис, расположенный недалеко от хутора Недвиговка на Мёртвом Донце.
Анатолий Васильевич всегда с большим интересом слушал рассказы сына о том, что они там раскопали во время летней экспедиции, что всё это означает.
– Ты мне скажи, сынок, – спросил он однажды Дениса. – Как случилось, что Танаис стоял-стоял, люди в нём жили-жили, а потом всё вдруг – трах-бах! – и рухнуло?
– Из-за нашествия гуннов, – ответил сын.
– А зачем они сюда пришли? Что им у себя не жилось?
– Сие – тайна для науки. Поначалу они разграбили Китай, а затем по непонятной причине покинули его и переместились в Европу. Принялись беспощадно грабить и её. Пока шли из Китая в Европу, наткнулись на Танаис. Сожгли его и пошли дальше. А мы вот теперь раскопки проводим…
Анатолий Васильевич задумчиво проговорил:
– Раскопки – это хорошо. Но понять причину торжества буйных и поражения трудолюбивых – вот что по-настоящему важно.
– Да кто ж спорит! Но это скорее вопрос к философам. Или даже к психологам.
– И куда эти гунны потом делись, сынок?
– Грабили Европу, а потом исчезли… Ассимилировали их европейцы.
Анатолий Васильевич тяжело вздохнул:
– Сейчас бы стоял на земле город Танаис. Ведь стоят же до сих пор Рим и Афины… Вот ещё что меня занимает: откуда взялось в Древнем Египте  оружие из железа? Его тогда и в помине не было. И почему Иван Грозный называл себя прямым потомком римского императора Августа? Сколько загадок преподносит нам история! И они где-то действительно рядом с психиатрией… Про фашизм все рассуждают с умным видом, про сталинизм – тоже. А ведь для этого особого ума не надо: всякому психически нормальному человеку понятно, что и фашисты, и коммунисты принесли народам много горя. Но вот почему происходят такие массовые психозы – этого никто не знает!
– А ты знаешь? – спросил сын у отца.
– И я не знаю.
– После знакомства с древней историей становится понятным многое из происходящего в наши дни. История – в особенности античная и средневековая – в значительной степени миф, вымысел. О своём прошлом человечество мало что знает. Например, Куликовская битва – одно из величайших событий русской истории. Считается, что сражение на Куликовом поле было первым шагом на пути освобождения русских земель от монголо-татарского ига. Но так ли это было на самом деле? Результаты многолетних исследований говорят совсем о другом. О том, что не было в то время на Руси никаких завоевателей. Что не было трехсотлетнего ига Золотой Орды. Что на Куликовом поле войска Дмитрия Донского сражались не со степными кочевниками. У них был совсем другой противник. Да и само место, которое считается сегодня Куликовым полем, носит своё название незаслуженно. Об этом красноречиво говорят и археология, и древние русские летописи…
– Интересные вещи ты рассказываешь, сынок. Даже Дик заслушался, – сказал Анатолий Васильевич.
Он очень любил сына, считал его настоящим учёным. А тот, вдохновлённый вниманием отца, продолжал:
– Современная историческая наука трещит по швам. Ещё пример: эпоха Ивана Грозного – это время расцвета русской Империи, торжества русского оружия и Православной веры. В эту эпоху Русь достигла своего наивысшего развития, а царь стал для народа символом борьбы с внешними и внутренними врагами. Однако более двухсот лет нам навязывали совсем иной образ Грозного. В учебниках и романах, на картинах и киноэкранах он предстаёт как патологически жестокий и психически больной тиран. Одна картина Репина о том, как обезумевший царь убивает своего сына, чего стоит?!
– У каждой страны есть так называемая официальная история. Есть она и у России, – сказал Анатолий Васильевич, вставая. Нужно было выпустить овчарку во двор.
– Ты прав, – согласился сын. Но, будучи историком, считал, что именно он должен подвести итог этой интересной беседы: –  Русскую историю начали сочинять в начале семнадцатого века, после восшествия на престол Романовых. В восемнадцатом веке этим занимались и русские, и иностранные историки. У каждого из них было своё отношение и к России, и к её истории. Каждый давал свою оценку Российскому государству и его правителям. Поэтому, читая и сравнивая работы разных авторов, понимаешь, что это не подлинное прошлое России, а лишь разные версии.
Валерия Михайловна, жена Дениса Анатольевича, закончила возиться в кухне и как раз к концу беседы вошла в комнату.
– Хватит болтать! Поздно уже. Пошли спать. Да и отцу нужно отдохнуть. Ты его заговорил, – сказала она и, пожелав Анатолию Васильевичу спокойной ночи, пошла в свою комнату.

Обстановка на истфаке, между тем, была неспокойной. Профессор Елагин, ниспровергатель общепринятых представлений, тревожил ветеранов. Им казалось, что он подрывает основы и это грозит их существованию. Личность Петра Первого очень живо интересовала многих, и у Дениса Анатольевича даже сложилось устойчивое впечатление, что это не просто так, а некая государственная политика: власть была заинтересована в том, чтобы в науке существовал только один образ Петра. Вся «допетровская Русь» официально описывалась в чёрных красках как общество дикое и примитивное, как рассадник мракобесия. «Явление» же Петра полагалось считать триумфальным шествием разума и просвещения, рассекающего царство полного мрака.

Россия тьмой была покрыта много лет.
Бог рек: да будет Пётр – и был в России свет, –

писал Белинский.
Но, по мнению Дениса Елагина, Пётр не был достоин ни восторгов, ни воспевания. Он был малограмотным и невоспитанным самодуром. Его мать старалась как можно дольше сохранять власть, пока Пётр был мал, и всемерно развивала в нём наклонности к пьянству, разврату, безумствам разного рода. Поощряла занятия потешными войсками, любовницами, приятелями-собутыльниками, флотом, женой… чем угодно, только бы не лез в реальную власть.
Позиция Натальи Кирилловны была хорошо известна в России – никаких перемен! Отношения между людьми были патриархальны и просты.
У Петра не было систематического образования. Он желал бегать и играть, буквально минуты не мог усидеть на месте спокойно. «Нехватка фиксации внимания» у детей старше двух-трёх лет психиатрами рассматривается как симптом довольно серьёзного невроза, среди всего прочего препятствующего обучению и воспитанию. В семь лет Пётр любил что-то разбить, сломать, бросить на землю, и если не позволяли – истерически визжал, колотился о землю. Он жил вне реальности, и это сказывалось не только в отношениях к людям.
«Уже сказанного вполне достаточно, чтобы прийти к выводу: сама возможность того, что такие типы, как Пётр, могут получить неограниченную власть, выглядит как беспощадный приговор неограниченной монархии», – писал Буровский.

Однажды во время одного из споров Денис Анатольевич разразился целой тирадой:
– Фальсификация истории стала у нас атрибутом государственной политики. Власть открыто призывает приспособленцев, называющих себя учёными, доказывать то, чего не было, меняет содержание учебников. История, знания должны объединять, а не разъединять людей.
Его поддержал аспирант, талантливый юноша:
– Вся история неоднократно переписана в угоду правителям. Современный пример: на Украине в учебниках пишут, что, оказывается, украинцы – это национальность, сформировавшаяся ещё во времена палеолита. Что они уже тогда ходили с чубами, ели сало и говорили на мове, а к русским украинцы никакого отношения не имеют. Какую же извращённую фантазию нужно иметь, чтоб придумать такое? Или это просто болезнь?
– Это не болезнь. Это – политика! – поддержал своего аспиранта Денис Анатольевич.
Его товарищ, философ, улыбаясь, сказал, обнимая приятеля за плечи:
– История – не наука о прошлых событиях. Это наука о том, как сочинять и использовать легенды для управления народом в настоящем. Главный метод истории – обман. Вместе с тем есть чистые душой люди, которые пытаются создать правдивую историю, но их бой неравный, их затрут и забудут. У людей короткая память!
А декан, профессор Гаврилов, примирительно подвёл итог спора:
– Конечно, суждения уважаемого Дениса Анатольевича не идеальны, однако они дают возможность по-другому посмотреть на нашу историю, сделать свои выводы, понять, почему в учебниках мы читаем одно, а став взрослыми – думаем другое.
– И говорим третье, – громко добавил философ. – Белые пятна классической истории выглядят лёгким недоразумением в сравнении с чудовищными дырами несоответствий новой интерпретации. Классическая история сильно искажена, но то, что предлагается сегодня, – чушь несусветная! История – НЕ наука! Прошло время. Гладиаторы надели боксёрские перчатки. На арене цирка не льётся кровь. Но людям нужно дать хлеба и зрелищ. История повторилась. Зрелище назвали – шоу. Им плевать на души. Их задача – создать лишь иллюзию насыщения, одновременно вызвав потребность в следующей дозе.
– Древние римляне были не кровожаднее остальных народов, – почти кричала Нина Александровна Федосеева. – Достаточно просто выключить телевизор. История – не мёртвая наука. Она живёт не в безвоздушном пространстве! Это наука общественная и должна обслуживать общество!
       – Нина Александровна совершенно права, – поддержал её профессор Загогулин. – Вы вспомните гильотины на площадях Парижа или разгул пьяных вооружённых матросов в Петрограде. А всё закончится тем, что небо свернётся, как свиток... Разве может история не отражать изменений в обществе? Вы, Денис Анатольевич, занимаетесь древностями, вот и занимайтесь! Чего вас так заинтересовала эпоха Петра?
Тот спор так и остался висеть в воздухе. Декан, конформист, привыкший всегда поддерживать власть, сказал, что такие речи недопустимы… Обозвал профессора Елагина бунтарём, смутьяном, из-за которых так всегда страдала Россия… Никто никого не убедил... 

Спать Денис не мог, он вышел во двор и закурил.
«Почему так получается? – подумал он. – Молодой Пушкин до Болдинской осени охотно писал стихи о Петре, написал великолепную «Полтаву», но стоило ему всерьёз заняться петровской эпохой, и родился «ужастик» «Медный всадник». А об указах Петра Пушкин говорил, что они «как будто писаны кнутом». И Лев Толстой в молодости тоже очень почитал Петра. До тех пор, пока не начал собирать материалы для романа. После чего стал иначе отзываться о недавнем кумире: «Был осатанелый зверь», «Великий мерзавец, благочестивый разбойник, убийца, который кощунствовал над Евангелием… Забыть про это, а не памятники ставить». Экстремисты всех мастей, радикалы обожали Петра…»
Во двор вышел Анатолий Васильевич. Молча стал рядом, не желая мешать размышлениям сына. Потом всё же спросил:
– Что ещё нарыл о Петре? Действительно ли он был таким злодеем?
– Помнишь библейскую легенду об обращении святого Павла? Савл, ревнитель закона иудейского, жестоко преследовал христиан. И вот однажды его «внезапно осиял» свет с неба и он услышал голос: «Савл, Савл, что ты гонишь Меня?» После того как голос смолк и сияние исчезло, «Савл… с открытыми глазами никого не видел». Свет он увидел лишь тогда, когда «исполнился Святого Духа», то есть изменил своё мнение о христианах. И стал Павлом, одним из главных христианских учителей.
– Уж не со святым ли Павлом ты себя сравниваешь? – улыбнулся Анатолий Васильевич.
– Я не о том. После тех споров на факультете у меня словно глаза открылись. Зачем глухому рассказывать о музыке Чайковского или слепому о картине Архипа Куинджи «Ночь на Днепре»? Пустая трата времени. Нужно делать своё дело. Моё дело – копать. Искать доказательства. А не отвлекаться на споры.
– И что тебе удалось раскопать? Мне же интересно.
Денис потушил сигарету, вздохнул и стал рассказывать:
– Пётр – весьма противоречивая историческая личность. Есть даже версия, что его подменили во время дипломатической миссии России в Западную Европу.
– Уж очень маловероятно.
– Я тоже не верю этим бредням, хотя в те времена чего только не было! Горячо любимую жену, по которой Пётр скучал и с которой часто переписывался, находясь в отъездах, после возвращения из Великого посольства, даже не увидевшись с ней, отправил без объяснения причин в женский монастырь. В это же время скоропостижно умерли бывший наставник молодого Петра и его друг. Может, он просто избавился от свидетелей. Он злоупотреблял алкоголем, учредил Всепьянейший Собор и до самой смерти так и не понял своего предназначения. Зато написал огромное множество «указов», например, о том, чтобы его извещали о каждом пожаре за полчаса до его начала! Сразу после прибытия он поменял русский календарь на юлианский. Появились условия для фальсификации истории. Через несколько поколений уже мало кто помнил, что было до Петра. Ввёл крепостное право, фактическое рабство, которого никогда прежде не было на Руси. Численность населения в его царствование сократилась. Вся «великая деятельность» Петра привела Российскую Империю, так при нём стала называться Московия, к плачевному экономическому состоянию.
Денис снова достал сигарету.
– Куришь много, сынок, – сказал Анатолий Васильевич. – Всё, что сейчас мне поведал, не более чем версии. Но нужно действительно разобраться в том, что сделал Пётр для России, раз и навсегда прекратить эти споры.
– Для этого нужна политическая воля, а сильным мира сего выгоден именно героический образ Петра. Коммунисты рядом постановлений объяснили всем, что Иван Грозный и Пётр Первый – вне критики.
– Наверное, ты прав, – задумчиво кивнул Анатолий Васильевич. – История слишком тесно связана с политикой, а политика, как известно, грязное дело. В истории каждый тянет одеяло на себя. Но пора, пожалуй, спать. Завтра у тебя рабочий день.
Он взглянул на чёрное звёздное небо и заметил, как яркая звёздочка упала в море.

2.    В воскресенье вечером вся семья Елагиных собралась в просторной гостиной у телевизора.
– Из общепринятой версии русской истории известно, что Смута на Руси началась после смерти царя Фёдора Иоанновича, – заметил Денис, удобно расположившись в мягком кресле. – У него не было детей. Но существует и другая версия. Смута началась, когда власть в стране оказалась в руках клана Романовых. Бориса Годунова и Лжедмитрия объявили самозванцами и свалили на них все беды и преступления, творившиеся тогда в России. По стране прокатилась волна погромов, в результате большинство памятников истории было утрачено безвозвратно.
– Больше того, выясняется, что многих известных нам по книгам и кино властителей и событий не было вовсе, – добавила жена Дениса Валерия. Она преподавала в школе литературу, но под влиянием мужа увлекалась и историей. – После знакомства с настоящей историей становится понятным многое из творящегося в наши дни.
– Всё-таки шоу внука проходит поздно, – проворчал Анатолий Васильевич.
– Ну что вы, папа, – возразила Валерия. – Воскресенье. Люди отдохнули на дачах, вернулись домой, поужинали, уселись у телевизора. Это, наверное, самое дорогое время.
– Дорогое, – согласился Анатолий Васильевич. – Значит, ценят его программу. Там умеют деньги считать. Минута рекламного времени в его программе стоит многие тысячи.
– А разве у нас не было смуты? – продолжила прежний разговор Валерия. – Как говорил один наш ростовский поэт, Россия как тело, которое функционирует без головы, благодаря текущим по его жилам кровезаменителям. Весь мир затаив дыхание следит за этим ничуть не фантастическим, а вполне реальным феноменом.
– И не замечает отсутствия головы, – скептически добавил Анатолий Васильевич. – Может, и раньше она была не особо нужна. Выработалась привычка без неё обходиться.
– Так, тише! Начинается, – сказал Денис и откинулся на спинку кресла.
На экране возникла студия, в которой сын обычно проводил своё шоу. Публика с нетерпением ожидала начала.
Наконец, вышел Сергей, высокий, стройный, в сером костюме. Оператор показал его лицо крупным планом, и Валерии показалось, что сын посмотрел на неё.
Сергей предупредил, что передача идёт в прямом эфире, тема – ужасные случаи, которые происходят ещё в нашей жизни. Речь пойдёт о том, как или по преступной халатности, или по злому умыслу в родильных домах подменяют новорождённых малышей.
Он привёл краткую справку:
– По неофициальной статистике, в Москве, например, на десять тысяч родов приходится четыре подмены. Это пять подмен в день! Истории с подменами младенцев случаются в самых разных городах и странах вне зависимости от уровня организации медицинского обслуживания.
– Где он только такие темы выискивает? – удивился Анатолий Васильевич.
– А что? И тема злободневная, и держится он уверенно. Поднаторел уже, – откликнулась довольная сыном Валерия.
А Сергей продолжал:
– Не так давно раскошелиться пришлось одному украинскому роддому. Предположения молодой мамы, что ей выдали чужого ребенка, врачи расценивали как признак послеродового психоза. «Диагноз» самим врачам поставил анализ ДНК.
Потом он встретил вышедшую на подиум женщину и сообщил:
– Сегодня у нас в гостях жительница Нижнего Новгорода Татьяна Григорьевна Бурова. Расскажите нам свою историю.
 – Мне сорок восемь лет. Сыну – двадцать пять. Я уверена, что в роддоме мне подменили ребёнка.
– Наша программа провела своё расследование, – вставил Сергей, помогая взволнованной женщине успокоиться. – Так кого все эти годы растила Татьяна Бурова – родного или чужого сына? И сможем ли мы сегодня развеять сомнения матери? Расскажите, почему вы так думаете?
– Когда сын пришёл из армии, в медицинской книжке я увидела у него вторую группу крови, а у нас с мужем первая. Я поняла, что это не наш ребенок. И всё думала, куда же мой попал, в какую семью, как живёт?
– Нам удалось выяснить, – сказал Сергей, – что парня действительно подменили. Это была трагическая случайность. Никого привлечь к ответственности за давностью лет уже невозможно. И что теперь вы будете делать, зная, что воспитывали чужого ребёнка?
– Что делать? Жить! Он – наш сын. Чего уж там. Хотелось бы узнать, как сложилась судьба у другого нашего ребёнка…
Женщины в студии утирали слёзы. Мужчины сидели насупившись и тихо проклинали медиков. 
– Мы нашли семью, – торжественно произнёс Сергей, – в которой воспитывался ваш единокровный сынок. Семья Михайловых: Мария Николаевна, Иван Степанович и Леонид! Пройдите к нам, пожалуйста! Познакомьтесь, и я надеюсь, вы подружитесь!
Зал взорвался аплодисментами, а люди, оказавшиеся вдруг в центре внимания, смущаясь, смотрели друг на друга, на своих ребят.
– Ну и тему же выбрал, – проворчал Анатолий Васильевич. – Нет, чтобы что-то хорошее сказать о нашей жизни. Вы только подумайте: с утра до вечера пугают: то цунами, то ураган, то где-то рухнул дом, кого-то заливает, гибнет урожай от засухи, обокрали банк, потерпел катастрофу самолёт… Стрелялки и погони! Никакого позитива. А потом удивляются, почему у людей неврозы, артериальное давление зашкаливает.
– Ну что вы хотите от мальчика? – заступилась за сына Валерия. – Он нашёл своё призвание! Кем он, по-вашему, мог стать, если у него папа вечно кого-то разоблачает, а дедушка всех приводит в чувство? Сами же говорите, что история нашей страны – задача с множеством неизвестных.
Стоило только заговорить об истории, как тут же откликнулся Денис.
– Ты, Лерочка, права. В истории трудно утверждать, что вымысел, а что истина. Учебники наши врут! А у учёных найдется готовый ответ практически на любой вопрос. Вот только стоит ли так сразу верить тому, что они говорят? Так и в истории, о которой рассказывает Сергей. Скольких людей спасают врачи?! Сколько медсестёр и нянечек делают всё, чтобы поправить здоровье больного?! Но в жизни, как и в истории, – бывает всякое…

После рекламы Сергей рассказал историю, которая была уже не столь мрачной:
– Много лет назад одна девушка вышла замуж за бизнесмена, который очень хотел, чтобы жена родила ему наследника. Главный врач роддома, молодая, но знающая себе цену женщина, видя маниакальное желание бизнесмена иметь сына и обнаружив при исследовании, что у супругов будет девочка, всё же сказала ему, что у его жены  будет мальчик. Она решила подзаработать, так как папочка пообещал: «если будет пацан – озолочу!» В родильном зале одновременно с его женой другая женщина родила мальчика. Главврач лично принимала роды у обеих женщин и, как вы понимаете уже, подменила малышей! Бизнесмен был безумно счастлив, а сделать генетическую экспертизу ему и в голову не пришло, потому что все в один голос убеждали: мальчик – копия папы! Он сделал царский подарок роддому: купил три холодильника, два телевизора и оплатил ремонт двух послеродовых палат. Прошли годы. Малыши выросли, поступили в институт и… полюбили друг друга!
Сергей сделал многозначительную паузу.
– Что потом произошло, вы, дорогие зрители, узнаете после рекламы. К нам в студию приехали Виктор и Галина, те самые, кого подменили в младенчестве и которые всё же нашли друг друга.

После перерыва в студию под гром аплодисментов вошли молодые и счастливые Виктор и Галина. Они были обворожительны и прекрасно смотрелись вместе. Юноша бережно держал девушку за руку.
– А что, ваши родители не пришли? – спросил Сергей.
– Они в зале. Сидят в третьем ряду, – ответил юноша.
Сергей пригласил и их на подиум. Вызвало удивление и радость, когда четверо родителей дружно спустились со ступенек, о чём-то переговариваясь. Казалось, и они, как и их дети, вполне счастливы.
– Когда и как вы узнали, что детей подменили? – продолжал допытываться Сергей.
– Секрета нет, – за всех ответил отец Виктора. – Об обмане рассказала мне акушерка, которую за что-то уволили из роддома. Я сначала не поверил. Потом сделали генетический анализ, наконец, пригрозил главному врачу, и она мне всё рассказала. Мы нашли родителей, которые воспитывали нашу дочь. И каково же было наше удивление, когда она оказалась невестой Виктора! Скоро свадьба!
Что творилось в студии – трудно передать. Люди смеялись и плакали, кричали, аплодировали, топали ногами…
Сергей спросил, что нужно было бы сделать, если бы обман раскрылся не сейчас, а лет десять назад?
Жена бизнесмена, смущаясь, ответила:
– Если бы семья другая согласилась, я забрала бы обоих малышей себе.
Тут снова началось такое… Все стали говорить, перебивая друг друга:
– Таких случаев много, – сказала одна.
– У моей знакомой нечаянно подменили ребенка, – сказала другая. – Она, правда, на второй день почувствовала неладное и в роддом с мужем поехала, там устроили разборки. Врачи поняли свою ошибку и поменяли детей.    

Денису стало неинтересно, и он вышел на веранду покурить.
Анатолий Васильевич набросил на себя байковую куртку и тоже вышел.
– Всё тайное рано или поздно становится явным, – заключил он.
– Не таких передач я ждал от Сергея, – сказал Денис, закуривая. – Мне хотелось увидеть глубокие аналитические программы, а не развлекательное шоу. Смотреть не хочу. Приедет – обязательно скажу ему всё, что об этом думаю.
– Напрасно ты так, – откликнулся Анатолий Васильевич. – Я с тобой не спорю, когда ты говоришь об истории, потому что знаю: ты профессионал в своём деле, а я лишь дилетант. Вот и ты не спорь со мной. Серёжка делает свою программу хорошо. Люди хотят знать, что происходит в стране. В медицине, в образовании, в народном хозяйстве, в политике наконец. Своего внука я могу понять.
– Тогда скажи мне, какого чёрта он смеётся? Это что у него – нервный смех, что ли?
– Немножечко и нервный, – сказал Анатолий Васильевич. – Но в основном смеётся он от радости, что всё так хорошо закончилось. А сколько людей так и не узнают, что воспитывают чужого ребёнка? Сколько малышей попадает по вине халатных медиков в ужасные условия, тогда как могли жить совсем иначе? Этого Сергей не показал. Тоже – своеобразная лакировка действительности. К тому же он добился того, о чём мечтал: живёт в Москве, у него любимая работа, прекрасная жена, сын. Чего ж ему не смеяться?!
– Не вижу причин для смеха перед всей страной. Не дурак же он!
– Почему дурак? – удивился Анатолий Васильевич. – Он выполняет свою задачу: отвлекает людей от насущных проблем, выпускает пар, и делает это легко, непринуждённо. Умелец он, мастер своего дела! В журналистике есть разные специализации: одни ищут новости, другие следят за светской жизнью звёзд: кто с кем развёлся, кто сколько украл, третьи пишут аналитические статьи. У нашего же Серёги талант делать такие шоу.
– Не нравится мне его талант, – пробурчал Денис, затягиваясь.
– Мне тоже не всё по душе, – согласился Анатолий Васильевич.
Денис потушил сигарету, окурок опустил в баночку, исполняющую роль пепельницы, и сказал:
– Ладно. Пошли в дом. Прохладно что-то.

В этот раз звонить Сергею не стали, хотя Денис и порывался это сделать. Жена отговорила его. Все разговоры шли только о Сергее, причём инициативу перехватила Валерия.
– Ты представь себе, – говорила она мужу, – что Серёжа работает на производстве. Что-то типа завода или фабрики, где выпускают продукцию под названием «интересная информация». На этом заводе есть свои работники: продюсеры, операторы, режиссёры, осветители... И всё это крутится, и продукция пользуется бешеным спросом. Что в этом плохого?
– Так-то оно так, – задумчиво сказал Денис. – Но выпускать следовало бы то, что нужно простым людям, а не власть имущим и владельцам медиахолдингов, стремящимся побольше заработать. Шоу, конкурсы, кастинги сексуальных девиц, убийства и погони, расследования и скандальные шоу – всё это наркотик для народа, отвлекающий от реальных проблем. Я уже это говорил. Но ты мне ответь на простой вопрос: а что дальше?
– Ничего. Что ты хочешь услышать? Сергей выполнил свою задачу –отвлёк внимание людей от проблем, – ответила Валерия.
Шоу Сергея давно закончилось, и она выключила телевизор.
– Наверное, ты прав, – сказал сыну Анатолий Васильевич, усаживаясь в своё кресло. – Что же касается истории, то некоторые факты действительно кажутся странными, я бы сказал, спорными, но в целом уж очень интересно взглянуть на происходившее с другой стороны.
– Вот и я о том же. Многое звучит правдоподобно, но другое явно за уши притянуто. Истина где-то рядом, – сказал Денис, тоже располагаясь в кресле.
– Разговоры о том, правда это или нет, – неуместны. Это, прежде всего, точка зрения, и право каждого иметь свою собственную, – добавила Валерия.
– А как вам нравятся слухи о том, что смерть Александра Первого была постановочной? – спросил Денис. – Существует мнение, что после убийства отца, Павла Первого, Александр тяготился и властью и ответственностью перед страной. Он замыслил уйти от власти. Случай представился не сразу. Тяжело заболел и умер очень на него похожий солдат из охраны. Его нарядили в царские одежды и похоронили как царя, но в закрытом гробу! Сам же Александр подался в отшельники. Его чуть ли не святым почитали. Ездили к нему высокие царские чиновники. Есть тому много свидетельств.
– Если это так, то он вполне достоин высокого звания Белой Вороны, – сказал Анатолий Васильевич.
– Белой Вороны? Я всегда считал, что это символ необычности, а не святости.
– Вороны ничего хорошего не накаркают. Они просто добросовестно очищают мусорные свалки от падали, – добавила Валерия.
       – Ну, что ты, дочка?! Давно установлено, что это умные и хитрые птицы. Они обладают собственным языком и, вполне вероятно, даже умеют считать. Понимают слова и используют их осмысленно, а не механически, как попугай, прекрасно различают людей и могут передать своим «товаркам» информацию о «плохом человеке», – сказал Анатолий Васильевич.
       – А ещё говорят, – продолжала Валерия, – что вороны – проводники между миром живых и ушедших. Мне кажется, признаки Белой Вороны есть у Дениса. Это, несомненно, говорит о его необыкновенности.
– Ты ещё скажешь, что ворона является предвестником смерти. Но давно известно, что не все в мире – сволочи! Я, пожалуй, пойду спать. Когда на носу очки, а в душе осень, можно говорить только о старости, – буркнул Анатолий Васильевич, вставая. Он прошёл к себе и закрыл дверь.
– Я не понимаю, – сказала Валерия, – какая проблема сегодня сделать генетическую экспертизу, чтобы раз и навсегда прекратить слухи?
– Для этого как минимум нужна политическая воля, – ответил Денис.
– А её нет?
– Нет! Вот мы и продолжаем верить, что царь простудился и умер в Таганроге. Знаешь, как говорится: если тебя не интересует прошлое, будущее заинтересуется тобой.
– А у меня появилось больше вопросов, чем ответов, – сказала Валерия. – Что же это такое?
– Стопроцентное кагебешное лицемерие. Полная профнепригодность лидеров. Наука больна атеистическим суеверием, религия – догматизмом, СМИ – аморальностью. Вот и не ропщи относительно того, как мы живём и что вокруг происходит. – Денис встал, чтобы снова пойти на веранду покурить.
– Много куришь, – сказала Валерия. – Набрось пиджак. Прохладно. 
– А я всё думаю, что любой правитель невольно оказывается в одиночестве. Он не может никому доверять, только своей службе охраны, и главная задача политической системы – самосохранение. Нет, не завидую я президенту. Тяжко ему там и одиноко, как в космосе.
– Ты всё время думаешь о нём? – спросила Валерия. – Странно. Когда-то мы были дружны. Он ведь даже пытался за мною поухаживать, но ведь я о нём никогда не вспоминаю.
Денис взглянул на жену и пошёл на веранду.
Почему вдруг он подумал о президенте, сказать трудно.
На ночь Дика выпускали на веранду, где он спал. Увидев Дениса, пёс подошёл к нему и посмотрел в глаза, стараясь понять, что тревожит сына хозяина.
– Так получается, – сказал Денис, закуривая и обращаясь к собаке, – нужно уважать то, что пока ещё не в состоянии понять. Правильно я говорю?
Дик подошёл ближе и уткнулся мордой в его колено.
– И вера в официальную версию истории, и неверие в неё – суть две стороны одной медали, имеющей в своей основе всё ту же веру. Поскольку доказательств пока никто ещё не представил, вопрос остаётся открытым. А это значит, что есть над чем работать!
Денис присел и посмотрел в чёрные глаза Дика. Потом потрепал его за шею.
– Но, как говорится, если праведник свернул на путь греха, а грешник вышел на путь праведный, то верно будет следовать за грешником. А этот Загогулин говорит, что история Петра – не моя проблема! Умник! Нужно работать, и, как говорили мудрецы древности, если это моя проблема, я смогу её решить, а если не смогу – стало быть, это не моя проблема! Ты что-нибудь понял, Дик?
Пёс вильнул хвостом и вернулся к своему коврику, а Денис Анатольевич погасил сигарету и вошёл в дом.

3. Понедельник, да ещё тринадцатое число просто не мог не быть тяжёлым днём. Ведь астрологи предупреждали: надвигается самый невезучий и коварный день месяца! Случиться может всякое: и недоразумения, и неприятности, и грандиозные несчастья! Цифра тринадцать концентрирует в себе страх, ужас, суеверия, исходящие из глубин веков. Наша жизнь полна примет, и каждый из нас инстинктивно старается уберечь себя от всего плохого, что может произойти в этот зловещий день. Вихрь бед и неприятных событий может коснуться человека своим леденящим крылом.
Холодный октябрьский дождь и сильные порывы ветра не располагали к улучшению настроения, особенно после того, как Денис вспомнил о необходимости решить с деканом целый ряд организационных проблем.
«Настроение пасмурное, как и погода», – подумал он, внимательно следя за дорогой. Мелкий дождик делал её скользкой. Он торопился и едва не опоздал на первую пару. Просил же декана не ставить ему первых часов в расписании, но тот лишь ухмыльнулся:
 – Один раз в неделю встанете пораньше!
Лекции профессора Елагина пользовались у студентов  популярностью. Аудитория, как правило, была заполнена до отказа. Нередко приходили послушать его студенты других факультетов. Особенно он пользовался успехом у физиков, математиков, философов и филологов. Но сегодня – лекция у первокурсников. Какие они ещё дети, наивные, любознательные и восторженные!
Припарковав машину и поднявшись в лифте на пятый этаж, Денис Анатольевич вошёл в кабинет, повесил в шкаф плащ, взял несколько листков плана лекции и хотел уже идти в аудиторию, как в кабинет заглянул его аспирант.
– Приехали, – констатировал он.
– Бурлят? – спросил Денис Анатольевич. – Сейчас иду. Наглядные пособия повесил?
– Всё готово.
Денис Анатольевич помнил слова отца: «Небольшая задержка лектора гипнотизирует зал, повышает интерес».
Он поправил волосы и вышел из кабинета.
Говорил, как обычно, в полной тишине, рассказывал так увлекательно, что даже самые нерадивые студенты сидели с открытыми ртами.
Закончил напутствием:
– Главное, чему учит наш университет, – уметь учиться, думать, находить выход из любой ситуации, нестандартно решать задачи и быть не просто специалистом, а экспертом в своей области. Но для этого нужно быть неравнодушным человеком!
После лекции его обступили студенты. Каждый хотел услышать что-то интересное, задать вопрос. Разговаривал с ними Денис Анатольевич охотно, не уставал шутить.
– Хоть и поют: «От сессии до сессии живут студенты весело», – на самом деле университетские будни не такие уж лёгкие, – говорил он, собирая в папку листки плана. – Особенно для сельских ребят, приехавших учиться в большой город. Как адаптироваться, привыкнуть к новому статусу студента и при этом не попасть в нехорошую ситуацию? Бывают и такие, кто вместо занятий гуляют по злачным местам, поклоняясь Бахусу, и на семинарских занятиях демонстрируют свою полную несостоятельность.
– Нет, мы не такие! – раздались выкрики. А какой-то парень, осмелев, процитировал Маяковского, переиначив его по-своему:
          
Профессор,
                снимите очки-велосипед,
           Мы сами
                расскажем
                о времени и о себе!

– Расскажете на семинаре! Обязательно расскажете, – ответил Денис Анатольевич. – Ну, и напоследок такой совет, не забывайте о том, что Ростов – прекрасный город. Здесь много театров, музеев, картинных галерей, филармония, парки, стадионы… Пока молоды – не теряйте время даром, впитывайте в себя всё, что может дать наш город. Чтобы, будучи взрослыми, вы вспоминали эти годы с удовольствием.

Вернувшись в кабинет, Денис Анатольевич попросил Верочку приготовить ему чашечку кофе.
Верочка – лаборантка. В этом году не поступила в университет и решила повторить попытку в следующем. Приехала она из Цимлянска, где проживали родители Валерии. Они и попросили помочь девушке на первых порах.
– Вас ректор к себе вызывал, – сказала Верочка, ставя на стол горячий ароматный напиток. – Сказал, как освободитесь, чтобы зашли к нему.
– Вот выпью кофе и пойду. А по какому вопросу, не говорил?
– Нет. Только сказал, чтобы обязательно пришли.
– Раз обязательно, то непременно пойду.
Денис Анатольевич неторопливо пил кофе и смотрел на Веру. Видно было, как она порывается, но всё не решается заговорить.
– Что случилось? Что ты жмёшься, как голубка на карнизе?
– Хотела спросить, – робко проговорила девушка.
– Так спрашивай.
– Я на книжном развале купила Библию. Читаю, но пока ничего не понимаю…
– Библия – великая книга. Но тебе не этим нужно заниматься. Ты школьную программу штурмуй. На приёмных экзаменах не Библию будут спрашивать.
– А я всё думаю: почему так? Даже в пределах одной религии сегодня несколько течений! Не говоря о том, что религии между собой никак не взаимодействуют, нередко враждуют.
– Ты  умная девочка, и в следующем году обязательно поступишь в университет. Ну, пожалуй, мне пора. Заставлять академика долго ждать неприлично.
Денис Анатольевич поблагодарил лаборантку за кофе и вышел из кабинета.
Спустившись на третий этаж и пройдя по зелёной ковровой дорожке, он вошёл в приёмную, где за столом восседала безразмерная Алевтина Матвеевна, бессменный секретарь ректора – высокая полногрудая брюнетка с выразительным носом, пухлыми ярко-красными губами и глазами, напоминающими глаза козочки. На толстой шее – бусы из крупных рубинов. В ушах – рубиновые сосульки. Посетители ошибочно думали, что Алевтина Матвеевна обожает красный цвет потому, что темперамент у неё, как у Кармен. Но она просто, как сорока, любила всё яркое.
Денису Анатольевичу вспомнилась притча: «Каждая женщина вызывает желания: слабая – желанье жалеть; яркая стерва – желанье иметь; нежный цветок – желанье любить; склочная тётка – желанье убить... Необходимо той дорожить, что вызывает желание жить!..»
Секретарша никаких желаний у него не вызывала.
– Добрый день, уважаемая Алевтина Матвеевна, – сказал он, улыбаясь. – Меня Иван Иванович приглашал. Вы не знаете, по какому вопросу?
– Не знаю, – сухо ответила Кармен. – Посидите. У академика ваш декан. Выйдет – зайдёте.
Она явно была не расположена к разговору. Стала просматривать бумаги и регистрировать пришедшую корреспонденцию.
Денис Анатольевич, услышав, что у ректора профессор Гаврилов, понял, что предстоит непростой разговор. «И чего они взъелись на меня?!» – подумал он и сел на стул.
Прошло не менее двадцати минут, пока его пригласили войти.
Иван Иванович вышел из-за стола и поздоровался с Денисом Анатольевичем за руку. Профессор Гаврилов кивнул головой.
– Я пригласил вас, уважаемый Денис Анатольевич, чтобы сделать вам исключительно интересное предложение…
– Интригующее начало...
– Дело в том, что через месяц состоится конкурс на замещение должности директора музея-заповедника «Танаис», – продолжал академик. – Вы понимаете, что там открывается большая перспектива для самостоятельной научной работы. Вы  авторитетный историк, и университет поддержит вашу кандидатуру.
– Но я хочу работать в университете!
– Вы и останетесь в университете. Ваш курс остаётся за вами, но вы же понимаете, что университет хотел бы иметь в таком научном учреждении, как музей-заповедник, своего представителя. Если вы сможете наладить там успешную работу – у вас появятся право и шанс попасть в Академию наук.
– Я всё понимаю. Очень заманчиво. Но я знаю старое правило: если хочешь избавиться от неугодного сотрудника, выдвигай его на повышение.
– Не говорите глупости. Вы не можете пожаловаться на моё к вам отношение. Я вас всегда защищал. Вы  человек с нестандартным мышлением. При этом организованный, профессиональный археолог… – Иван Иванович вернулся к столу и, взглянув на Дениса Анатольевича, спросил: – Так я вписываю вашу кандидатуру? Мне рекомендацию нужно передать в министерство.
– Разрешите мне вам дать ответ завтра. Я должен посоветоваться.
– Хорошо. Я вас жду завтра к десяти часам.
Академик встал, давая понять, что разговор окончен.
Декан, профессор Гаврилов, так и не поднял голову за всё время, пока проходила эта беседа.
Денис Анатольевич понимал, что инициатором её являлся именно он. «Ну, что ж, – подумал он. – Может, это и к лучшему. В этом гадюшнике меня могла укусить и ядовитая змея…»

Вернувшись в Таганрог, он за ужином рассказал о внезапном предложении ректора. За столом воцарилась тишина.
– Ну и что же вы все замолчали? – спросил он, взглянув на отца.
Анатолий Васильевич не торопился с советом. Потрепал за шею Дика, потом вдруг встал и пошёл в кухню, откуда принёс бутылку своей солоухинской водки. В доме Елагиных никто не любил алкоголь, но он каждый год делал её и использовал как лекарство. Три дня настаивал на спирте мелко нарезанный чеснок, потом мутную жидкость фильтровал и разводил водой до сорокаградусной крепости. «После неё, – говорил он, – всякая хворь проходит. Голова лучше работает, и наутро чувствуешь себя как огурчик!»
– Ты, сынок, задачу задал… сразу и не сообразишь. Давай-ка по рюмочке. Будешь, дочка?
– Я как все, – отозвалась Валерия. Она выпила и скривилась. – Пьётся легко, но пахнет отвратно. А что касается ректорского предложения, я думаю, нужно соглашаться. К тому же они оставляют тебе твой курс. Ну, не будешь заведующим кафедрой. Зато станешь директором музея-заповедника! Распорядителем финансов. Да и научная свобода, контакты с другими научными центрами, командировки. Музей может издавать сборники научных работ…
– Ладно, – сказал Анатолий Васильевич. – Теперь выпьем за то, чтобы всё у тебя было хорошо!
Выпили. Закусили. Никто больше не сказал ни слова.
Денис набросил на плечи пиджак и вышел на веранду. По двору расхаживал огромный индюк – новое увлечение Анатолия Васильевича. Увидев свет на веранде, он вздыбил всё разноцветье, выросшее на нём, налился кровью, стал трясти головкой и в нетерпении перебирать длинными ногами, намекая на то, что и заклевать не постесняется. Устрашающие выпады он сопровождал неистовым ором.
– Нужно загнать птицу в сарай, – сказал вышедший к сыну Анатолий Васильевич. – Выпущу Дика – он его враз загонит.
– А не порвёт?
– Нет. Он учёный. Недавно встретили на улице щенка. Я испугался, подумал, Дик загрызёт. Взял его на руки. Так Дик стал на задние лапы и принялся обнюхивать щенка. Понимал, что у меня на руках ребёнок.          
      На дворе моросил мелкий дождик и не было ни ветерка. Морось и тишина. Анатолий Васильевич продолжал рассказывать, словно боялся этой тишины:
       – Сегодня был на кладбище. Сидел и думал: зачем мне жить, когда ушла твоя мама? Размылась цель, ради которой жил. Хорошо помню её последний день, и теперь мне кажется, что это был и мой последний день. Теперь я не живу, а доживаю…
– Ну что ты такое говоришь?! – воскликнул Денис.
– Говорю, что думаю. Мне очень не хватает твоей мамы. Я её очень любил и благодарен ей за то, что она позволила мне ощутить это чувство. К твоему сведению, его ощущают нечасто. Сидел, вспоминал прошлое… и благодарил…
– Совершенно с вами, папа, согласна, – сказала Валерия, вышедшая к ним. – Не многим выпадает счастье полюбить. Хотя слово уж очень затёртое.
       – Но она ушла, и вокруг меня образовалась пустота, – продолжал Анатолий Васильевич. – Понимаю, что у меня есть вы. Но и вы должны меня понять. Все люди испытывают одиночество. Но мы не осознаём, насколько важно знать, что ты любим.
– Ладно. Не будем о грустном, – сказал Денис.   
       – Посидел у маминой могилки, – продолжал Анатолий Васильевич, – и пошёл медленно обратно. Вдруг показалась фигура мужчины в сопровождении собаки. Они были достаточно далеко от меня, и лицо человека я рассмотреть не мог, но собаку определил – овчарка. Едва увидев меня, она рванулась в мою сторону. Я спокойно ждал, что же будет дальше. Овчарка уже почти достигла меня, но на расстоянии четырех-пяти метров словно споткнулась, почти шагом приблизилась ко мне, обошла вокруг и тут же бросилась обратно, не только не тронув меня, но даже и не тявкнув.
       – Чего только не бывает, – откликнулся Денис. Он понял: отец рекомендует ему ничего не бояться и согласиться на перевод.
Вернулись в дом.            
Анатолий Васильевич сел в своё кресло и задумался о своей жизни, которая уже заканчивалась. Страх сковал его. Увидел себя словно со стороны. Он старый, гуляет с собакой совершенно одинокий и знает, что никому уже не нужен… Потом спохватился, что напрасно так думает о сыне, его жене, внуке. Они к нему относились очень бережно, заботливо.
Потом мысли его потекли по другому руслу. Ему казалось, что мог сделать много больше хорошего. Он любил сына и гордился им. И дело совсем не в том, что тот защитил докторскую, стал профессором в тридцать пять лет. И не в том, что относился к нему трогательно, всегда был внимателен к его мнению, что в любом вопросе, в любой ситуации выбирал нравственную позицию…
Дик, почувствовав настроение хозяина, подошёл к нему и положил голову на его колени. Анатолий Васильевич погладил морщинистой рукой с длинными бледными пальцами его чепрачную жёсткую шерсть.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, взял книжку, лежащую на столе, и спросил:
– А знакомы ли вы с легендами Танаиса?..   
Нашёл нужную страницу и прочитал:
– Чуть больше пары тысячелетий назад, судя по заметкам греко-римских историков, на Донской земле жили прекрасные амазонки. Они сами возделывали землю, а когда наступало военное время – брались за оружие. Для того чтобы свободно владеть оружием, бедным женщинам даже выжигали правую грудь чтобы было удобнее бросать копьё. В те далекие времена река Дон называлась Амазонией. Однажды у амазонки Лизиппы и воина Беросса родился сын Танаис. Мальчик вырос и превратился в прекрасного юношу, который безупречно владел оружием и разными видами боевых искусств. Чтобы посвятить свою жизнь воинскому делу, Танаис принял целомудрие. Между тем, богиня любви Венера влюбилась в молодого юношу. Он же – ноль внимания. Уязвленная богиня наказала Танаиса любовью к своей матери. Парень не выдержал испытания и бросился с высокого холма в реку. С тех пор реку назвали «Танаис». А затем, по названию реки, назвали и город.
– И к чему вы прочитали нам эту легенду? – спросила Валерия.
– А к тому, что, как мне кажется, Денис должен согласиться на это предложение. Там всё, о чём он мечтал.
       – Да, – отозвался Денис. – К тому же там туристические маршруты. С давних времён собираются поэты Заозёрной школы. Наконец, так, как там празднуют день рождения Пушкина, не знаю, где ещё отмечают. Я буду устраивать экскурсии для старшеклассников…
      
– Нет, вы только представьте! – продолжила Валерия: – Туристический комплекс «Танаис» предлагает своим гостям размещение в комфортабельных гостиницах! Сюда приезжают гости из разных стран. Здесь для них выстроена вся инфраструктура. 
– Никогда не думал, что ты такая мечтательница. Напомню тебе о приволжском городке Васюки…
– Да ладно тебе, – смутилась Валерия Михайловна. – Нельзя и помечтать?..
В ту ночь Денис так и не заснул. Несколько раз выходил на веранду покурить. Всё думал над предложением ректора.
В десять утра следующего дня он дал согласие на переход в один из крупнейших в России археологических музеев-заповедников Танаис. Территория его огромна. Это был самый северный пункт античной цивилизации.
Через месяц он принял дела.
Первое время знакомился с сотрудниками, обходил «владения», с интересом наблюдал, как приезжают свадебные кортежи. Молодожёны возлагали цветы не к памятнику Ленину и не к Вечному Огню, как в прежние времена, а к статуе Афродиты Танаисской, найденной здесь при раскопках и стоящей теперь на видном месте. Существовало, впрочем, мнение, что это современная подделка, но оно никого не смущало.
В конференц-зале на общем собрании Денис Анатольевич попросил руководителей отделов и научных сотрудников представить ему предложения: что нужно сделать, чтобы музей-заповедник стал действительно центром науки и культуры.
Потом выступали сотрудники. Кто-то жаловался, что строящиеся вокруг дома-монстры наступают на старину. Кто-то говорил о недостаточном финансировании. Все с надеждой смотрели на нового директора.
– В этническом отношении, – волнуясь, говорила девушка – младший научный сотрудник, – Танаис является очень сложным памятником. Это не просто греческий город, это памятник многих народов, и получилось так, что его жители образовали особый этнос – танаиты. Мы все перемешаны, в истории очень много моментов, которые объединяли разные этносы. И если по-настоящему всё это прочувствовать, то всякие современные болячки общества, такие как шовинизм, национализм и так далее, начинают казаться смешными и бесполезными.
– Вы совершенно правы, – кивнул Денис Анатольевич, – вот всем этим мы и будем заниматься.

4. Тяжёлые серые тучи зависли над головой. Свистел ветер, и продрогшие деревья качались из стороны в сторону. Среди них пробегала асфальтовая дорога, ведущая в музей-заповедник «Танаис». Вдоль пешеходных дорожек стояли скамейки, на которых в хорошую погоду сидели парочки и говорили совсем не об археологических новинках, найденных при раскопках. Сейчас же они были пусты и напрасно ждали гостей. Когда-то на лужайке здесь стоял шалаш, в котором жил российский поэт, бард, один из основателей поэтической группы «Заозёрная школа». Сюда приезжали его друзья-поэты Виталий Калашников, Екатерина Гонзалес, Игорь Бондаревский, Владимир Ершов... Пили вино, пели песни, читали стихи, считая, что именно так должны вести себя поэты.
       Дни сменялись неделями, недели месяцами. Денис Анатольевич приезжал на работу, с кем-то общался, что-то делал. Всё планировал, писал докладные, где обосновывал необходимость финансирования ремонта старых зданий и строительства реставрационных мастерских.
В министерстве культуры старались не вступать с ним в споры: уж очень этот университетский профессор был эрудированным и настырным.
Его заместитель по науке, сорокапятилетняя Елена Владимировна, всё время жаловалась на напрасно прожитую жизнь. Муж сбежал, детей так и не завела. Зато защитила докторскую и была увлечена работой. Любила цитировать Омара Хайяма:

            Мы из глины, сказали мне губы кувшина,
            Но и в нас билась кровь цветом ярче рубина…
            Мой черёд впереди. Участь смертных едина.
            Всё, что живо сейчас, завтра – пепел и глина.

– Если уж быть точным, – улыбнулся Денис Анатольевич, тоже знаток восточной поэзии, – не «мой черёд впереди», а «твой черёд впереди».
Елена Владимировна была поражена памятью нового директора. Они были знакомы по университету, и сейчас она радовалась, что к ним пришёл настоящий профессионал. Ей хотелось продолжить своеобразное поэтическое соревнование, тем более что все неотложные вопросы были решены и они остались одни в его кабинете.

                Дни свои влачить без друга – наигоршая из бед.
                Жалости душа достойна, у которой друга нет… –

произнесла Елена Владимировна, улыбаясь.
– Низами? Ну, что ж…

               Утешителя лишённый, проживи-ка, не скорбя,
               Эти несколько коротких, купленных у рока лет!

Елена Владимировна была сражена. Мало того что шеф сразу же определил автора, но и продолжил его рубаи! А Денис Анатольевич, улыбаясь, сказал:
– Не нужно отчаиваться. У нас всё впереди. Я думаю, что министерство с Нового года всё же выделит нам средства на ремонт выставочных залов. А вы, пожалуйста, посмотрите, что там насочиняла ваша аспирантка. Девушка неглупая, как мне показалось. Её статью я завизировал. Пусть сдаёт в университет. Там готовится к изданию сборник научных работ молодых учёных.
Елена Владимировна вышла, а Денис Анатольевич задумался.
Воспоминания нахлынули на него неожиданно. Окончил школу, поступил в университет, женился, родился сын. Живи вроде да радуйся. А у него состояние такое, будто сидит в глубокой яме, смотрит вверх, а вылезать не хочется. Наоборот, было желание скрыться от всех. На сердце пустота и безразличие.
       Сейчас, когда перевалило за пятьдесят, удивлялся. Люди жалуются на чёрные дыры в душе, на полную, как им кажется, безысходность, отсутствие перспектив. Та же Елена Владимировна. А ведь ей едва только сорок пять.
В таких случаях сразу же находятся советчики и помощники. Как выйти из этого состояния, как вылечиться от депрессии. Спросишь кого: все умеют растить высокие урожаи, управлять государством. А уж лечить… Бери готовые рецепты и действуй. Только дело-то в том, что человек не хочет бороться за жизнь! Нет у него ни сил, ни желания. Это он знал по собственному опыту. Отец говорил:
       – Ничто тебя не выведет из этого состояния, пока ты не поймёшь, что самое главное это ответственность. Как только сознательно взвалишь на себя свою ношу, всё встанет на свои места. На тебя смотрят, на тебя надеются. Не жди, вставай и иди. Делай, старайся не ошибаться, советуйся, предлагай, принимай решение! Возглавь бурлаков, и ты начнёшь получать удовольствие, удовлетворение от себя и жизни в целом.
«Мудрый у меня отец! – думал Денис Анатольевич. – Только и сам в последнее время начал сдавать. Всё его тянет на кладбище… Танаис… Танаис… Он мне спать не даёт. До назначения здесь был, помнится, только в школьные годы и, кажется, на первом курсе. Но с тех пор сохранил о древнем городе воспоминания, которые в конечном итоге и привели меня в археологию. Многие, по разным причинам покидая места, которые оставили неизгладимый след в их душах, бессознательно мечтают вернуться туда, вновь окунуться в  состояние того времени. Тоска по прошлому не даёт им покоя…»
С тех его юношеских лет Танаис сильно изменился. Это уже был другой заповедник, другое время.
В первые дни директорства Денис Анатольевич ехал на своей машине на работу и просто физически чувствовал, что для него началась новая жизнь. Неподалёку, рядом с огромными современными монстрами из стекла и бетона, стояли покосившиеся от времени деревянные домишки с маленькими окошками. Они с грустью смотрели на высоких хвастливых соседей.
К главному административному зданию музея-заповедника вела только одна дорога, в последнее время приведённая в порядок. Нужно проехать мимо нескольких зданий и густой рощицы.
Здесь всё было, как в деревне. Проходя мимо, люди здоровались, перекидывались фразами, иногда останавливались ненадолго, разговаривая о жизни, об ожидаемых изменениях. Потом шли дальше, снова погружаясь в свои заботы, кто в реставрационную мастерскую, кто в залы музея, а кто и в архив.
Сразу за старым невысоким зданием раскинулось городище, которое  уже много десятилетий раскапывают археологи мира. Крепостные стены, жилища древних танаитов, захоронения…

Неожиданно размышления Дениса Анатольевича прервал телефонный звонок. Звонила Верочка, его университетская лаборантка.
– Дорогой Денис Анатольевич, не найдётся ли у вас для меня какого-нибудь места. Я согласна на любую работу, лишь бы это зачлось мне при поступлении… – Из слов девушки выяснилось, что новая заведующая кафедрой предложила ей искать другое место работы.
– А где же ты жить-то будешь? Добираться из Ростова каждый день – никаких денег не хватит.
– Если вы меня возьмёте, я сниму угол в Недвиговке. Мне не привыкать.
– Ладно, приезжай завтра часам к десяти. Вместе подумаем, как тебе помочь.
Не успел он положить трубку, как снова призывно задребезжал телефон.
– Денис Анатольевич? – спросил мужчина властным голосом.
– С кем имею честь?
– Моя фамилия Коротков. Областная администрация.
– Слушаю вас.
– Вы знаете, что завтра в область прилетает президент?
– По радио слышал. Каким образом это может нас касаться?
– Это касается всех жителей области, – отрезал Коротков.
– Ну, что ж. Приму к сведению, – сказал Денис Анатольевич и хотел положить трубку, но услышал рычание:
– Куда вы пропали? Вы, наверное, не поняли меня. Завтра прилетает президент! В его программе значится и посещение вашего заповедника. Вы понимаете меру ответственности?
– Так что я должен сделать? – удивился Денис Анатольевич. – Приклеить опавшие листья к деревьям?
– Вы всё шутите, – произнёс недовольный голос. – Вы должны сделать всё, чтобы не подвести область. Надеюсь, вы меня поняли.
Представитель администрации положил трубку, а Денис Анатольевич надел плащ и вышел на территорию. Ласковая и обманчивая осень делала мир сказочным. На деревья и кустарники словно кто-то выдавил из тюбиков краски: красный багрянец, жёлтое золото, тёмный малахит перемешались с изумрудной листвой, окружённой серым застиранным небом, а воздух казался звенящим от тишины. Прохладный ветерок прошелестел в листве, торопя его.
 
На следующий день в два часа на территории заповедника появились несколько человек из федеральной службы охраны. Они обошли все помещения, обследовали всё. Рослый мужчина с холодным взглядом и властным голосом потребовал, чтобы отогнали машины за пределы заповедника. Наконец, уточнили, кто будет проводить экскурсию, и подробно обговорили маршрут.
В половине четвёртого к музею подъехал кортеж президента в сопровождении полицейских машин. Его встречали Денис Анатольевич, Елена Владимировна и ещё несколько сотрудников.
Выйдя из машины, президент осмотрелся, морщась от лучей солнца. Потом, увидев Дениса Анатольевича, отстранил рукой стоящего рядом охранника, воскликнул:
– Денис! Ты ли это? Вот кого не ожидал здесь встретить. Ты же вроде в университете преподавал.
Губернатор, сопровождающие президента лица, охрана замерли от неожиданности.
– И в университете веду курс, – смутившись, ответил Денис Анатольевич, не зная, как обращаться к своему университетскому приятелю. По имени? По имени-отчеству? А может, нужно ему говорить «господин президент»?
Президент подошёл к Денису Анатольевичу и дружески поздоровался за руку, потом и обнял.
– Как же я рад нашей встрече! Чего ты как в воду опущенный? Как живёшь? Как жена, сын? Ходишь ли в походы? – Потом, взглянув на изумлённых сопровождающих, объяснил: – Это мой университетский товарищ! Он меня не единожды выручал. Мне когда-то даже тапочки дал вместо моих сгоревших кед!
Сопровождающие его федеральные министры и областные чиновники дружно заулыбались, а губернатор подумал: «Это ж нужно, университетский товарищ. Он с ним на «ты». Даже о его жене спрашивал, а я об этом только сейчас узнаю! Ну, Коротков, ты у меня получишь!»
Президент посмотрел на главу делегации из Греции и, вспомнив, что они приехали сюда, чтобы показать гостям древнегреческое поселение, словно извиняясь, сказал, указывая на Дениса Анатольевича:
– Товарищ моей юности… удивительный человек. – Потом взглянул на губернатора. – Так кто нам расскажет об этом музее-заповеднике?
– Экскурсоводом будет доктор исторических наук Елена Владимировна Леонова, ученица легендарного Валерия Фёдоровича Чеснока, – спокойно сказал Денис Анатольевич.
– А ты что, с нами не пройдёшься по своим владениям?
– Я буду с вами…
Елена Владимировна начала экскурсию.
Почти дословно повторяя популярные издания о Танаисе бывшего директора заповедника, историка Валерия Чеснока, она звонким голосом начала свой рассказ:
– Донская земля – самый аристократический регион России: родословная культуры здесь исчисляется тысячелетиями. История древнего города Танаиса – важнейшая страница её биографии… – Она привела гостей к раскопкам. Президент, пленённый голосом экскурсовода, старался держаться к ней как можно ближе. – Это другой мир, совершенно не похожий на наш, ни в планировке кварталов, ни в пластике вещей. Можно позавидовать эстетическому вкусу древнего народа. Лишь в содержании молитв та же вечная тема – надежды, любви, бессмертия…
– Это вы прекрасно сказали, – заметил Президент и как-то по-особому взглянул на Елену Владимировну, что не осталось не замеченным губернатором и областными чиновниками.
Переводчик старательно переводил зарубежным гостям слова экскурсовода.
– Этот город, – продолжала Елена Владимировна, – всегда будет старше нас, живущих, из какого бы столетия мы ни оглядывались на прошлое, потому что, начавшись где-то в начале третьего века до нашей эры, биография его никогда не прерывалась. Даже после того как в середине первого тысячелетия нашей эры от города остались одни руины, через много лет память о нём – преданиями, мифами, археологическими открытиями, музейным пространством – причудливо вплеталась в современность любого поколения…
Экскурсия по городищу продолжалась дольше, чем предусматривалось регламентом, и всякие попытки чиновников вмешаться пресекались президентом.
Совершенно непонятно, был ли он так увлечён древностями или прелестями Елены Владимировны, но когда обошли все демонстрационные залы и, наконец, собрались в конференц-зале, президент, усевшись за столом, пригласил сесть рядом Дениса Анатольевича и Елену Владимировну.
– Не ожидал увидеть здесь столько интересного, – сказал он. – Пока мы бережно храним свою историю, пока есть у нас такие люди, Россия будет жить! – Потом обратился к Денису Анатольевичу: – Говори, чего тебе не хватает? Чем я могу помочь? Не скромничай! Проси всё, что тебе нужно. Пользуйся моментом!
– Нам бы, господин президент, – начал было Денис Анатольевич, но тот прервал его:
– Какой я тебе «господин»?! Для тебя был и останусь Петром! – Потом, взглянув на сопровождающих его людей, пояснил: – Мы были очень близки в университетские годы. Даже за одной девушкой ухаживали. Но она предпочла его. И столько лет он никогда ни за чем ко мне не обращался! Нигде не хвастал, что близко знаком со мной! – Взглянув на губернатора, добавил: – Совершенно уверен, что и для вас это стало новостью. Ну, что ж: скромность украшает человека. Только ты сейчас не скромничай и не упускай момента! Чем мы все можем тебе помочь?
Денис Анатольевич стал говорить о необходимости ремонта залов музея, о том, что реставрационные мастерские теснятся в старом здании, что это научное учреждение, но условий для проведения серьёзных исследований нет…
Президент молча слушал, потом взглянул на губернатора.
– Думаю, эти вопросы в состоянии решить область. Если будет трудно, добавим из федерального бюджета. Помогите им! Не для себя ведь просят. И дело нужное и важное, и люди здесь работают прекрасные. Кстати, увяжите это с программой, намеченной у вас по улучшению туризма. Просто грех не использовать то, что нам досталось от наших предков.
– Конечно, конечно… Всё сделаем… Понимаем… И деньги найдём…
Президент, увидев активную жестикуляцию чиновника, который отвечает за регламент, сказал, вставая:
– Жаль, конечно, что нет времени просто посидеть, как бывало. Но тяжела шапка Мономаха. Меня ещё ждут на вашем вертолётном заводе. Да и народ ждёт, так что будьте здоровы и успеха всем. – Он подошёл к Денису Анатольевичу и пожал ему руку, покровительственно похлопал по плечу, мол, «теперь ты под моей защитой!». – Валерии передай привет. Если представится возможность, обязательно приеду, и уж тогда посидим. Всенепременно посидим. Вспомним юность. А вам, – обратился он к Елене Владимировне, – особое спасибо! Я вас запомнил! Буду рад ещё раз увидеть.
Президент и свита сели в машины, и через несколько минут ничто не напоминало о том, что они здесь были.   
После их отъезда сотрудники стали расходиться. Рабочий день давно закончился.   

5. Денис не любил ни слякотную осень, ни малоснежную ветреную зиму, когда рано-рано наваливается мгла, кажутся бесконечными нередко бессонные ночи. Он всё думал о том, что даст его делу посещение Президента. Пока, по крайней мере, никаких изменений не замечал. Лишь министерские чиновники стали более приветливыми, улыбчивыми. Кивали головами, обещали. Но так и не выделили денег ни на ремонт, ни на строительство. Видимо, понимали, что здесь никаких откатов не предвидится, к тому же губернатор нередко оставлял распоряжения вышестоящего начальства без внимания. Так он подчёркивал свою независимость. Его избрал народ! Можно понемножку и саботировать высочайшие указы.
       Но странное дело: о том же думал и его отец, старый мудрец, предвидевший всё наперёд. Он тоже страдал от бессонницы и считал удары сердца, понимая, что каждый – приближает его к вечности. Ему казалось, что с высоты своего возраста он может легче обозреть всё прожитое и пережитое, которое там, внизу, простиралось в виде живописного полотна, написанного проказницей-жизнью: то яркие краски, от которых хочется смеяться и прыгать от радости, то тёмно-синие и чёрные полосы, вселяющие чувство страха. Понимал, что осталось ему жить недолго, но никак не мог ответить себе на проклятый вопрос: зачем?! Зачем он жил так долго, к чему-то стремился, если в конце – зияющая чёрная бездна? Зачем?
Лишь под утро Денис заснул, но сон был поверхностным, богатым видениями.
Ему снилось, что он в Танаисе, идёт по мягкому разноцветному ковру из палых листьев. У огромного тополя встретил человека, казавшегося издалека чёрным пятном. Потом, поравнявшись, увидел, что это старик с седой бородой и в монашеских лохмотьях. Но присмотрелся – узнал в нём президента!
– Привет, Пётр! Что ты здесь делаешь? Кого ждёшь?
Старик как-то по-доброму улыбнулся, демонстрируя свои молодые здоровые зубы.
       – Тебя и поджидаю. Садись, поговорим, – ответил он, показав на пень напротив себя. – Вид у тебя невесёлый. Измучил себя тяжёлыми вопросами. Что волнует, говори.
       – Всё волнует: прошлое, настоящее и особенно будущее.
       – Не ожесточайся, – сказал президент, действительно напомнив ему монаха. – Полюби тех, с кем тебя сталкивает жизнь! Твоё сердце ожесточено.
– Ты говоришь действительно как монах. Но я не верю во всеобщую любовь! Всех любить глупо, да и нельзя! Это как призыв к всеобщему равенству и братству! Проходили. Ничего подобного быть не может. Наивно верить в возможность всех примирить и усреднить.
       – Гений и должен быть наивным.
       – Мне до гения как до неба! Ты лучше скажи, почему твои распоряжения не выполняют?
       – Саботируют?
– Саботируют!
– Такова жизнь, – сказал странный Пётр, похожий на монаха. – Ты лучше не вороши прошлое. В конце концов любого властителя, царя, генсека или президента судят только по результатам. Жуков гнал на убой тысячи людей, чтобы доказать свою преданность Сталину, а в памяти народа он – герой! И твой Пётр Первый на костях строил Петербург. Но кто об этом сегодня помнит? К чему тревожить былые раны и ссадины?
       – Но я же историк! Это моя специальность! Я хочу знать, что и почему всё было так, а не иначе?
       – Прошлое можешь найти в настоящем. А будущее создаётся настоящим! Поэтому мой тебе совет: живи настоящим! Оно – главное. Работай!  Душевное спокойствие придёт к тебе только тогда, когда ты заслужишь его.
Пётр говорил тихо, шум порывистого ветра то и дело мешал хорошо его расслышать. Неожиданно ветер поднял снежный вихрь, в нём и исчез Президент в обличии монаха. Но после того разговора у Дениса словно пелена спала с глаз. Он понял: не нужно ждать какой-то особой милости, нужно снова и снова ходить по чиновникам, просить, требовать, стучать кулаком, писать докладные.
Утром за завтраком он рассказал домашним о необычном сне. Анатолий Васильевич кивнул, доедая сдобную булочку, испечённую Валерией к чаю.
– Что ж, правильно он тебе сказал. Живи настоящим! Оно  важнее утерянного прошлого.
– А мне ничего не снится, а если и снится, я всё сразу же забываю. Даже обидно, – сказала Виктория, собирая посуду со стола.
Дорога из Таганрога в Танаис занимала не более сорока минут. Холодное небо становилось чуть светлее на востоке. В эту пору рассветает поздно, и, поставив машину на парковке, Денис Анатольевич шёл через парк, приглядываясь: не стоит ли у какого-то дерева президент в обличии монаха? Но, конечно же, никого на пути не встретил и перестал думать о странном сне. Целый день звонил чиновникам. Телефон, казалось, раскалился, и язык устал говорить об одном и том же:
– Помогите… Обещали… Нужно пять кубометров половой доски… Музею-заповеднику обещали цемент… Пришлите, пожалуйста… Когда же, наконец?.. Нужно оплатить ремонт…
Потом подписывал бухгалтерские бумаги, внимательно считая на калькуляторе, сколько осталось денег и хватит ли их на зарплату?
Наконец, пошёл на территорию. Зашёл в выставочные залы. Посетителей как обычно было немного. Глиняные черепки, огромные амфоры, наконечники стрел позволяли заглянуть в прошлое и попытаться понять сложный мир людей того времени. И это было самым интересным! Можно было бесконечно фантазировать на эти темы и видеть в них черты настоящего.
Вернувшись в кабинет, Денис Анатольевич подошёл к окну. «Как рано стало темнеть», – подумал он, глядя на голые деревья, раскачивающиеся на ветру.
Вошла Елена Владимировна. Обычно сдержанная, она вся сияла.
– Какая отличная ваша задумка! Экологический поселок. Знаете, Денис Анатольевич, такой опыт уже реализован за границей. Думаю, что у нас должно получиться. Вот бы построить фрагмент городища, в точности  воссоздав живую картинку быта того времени! Причём строить надо по тем же технологиям, используя те же материалы, какими пользовались древние танаиты. Музей под открытым небом даст возможность заработать. 
       – Я не собираюсь на этом зарабатывать, – ответил Денис Анатольевич, продолжая смотреть в окно.
       – Вы чем-то расстроены? – спросила Елена Владимировна.
       – Мечтаю построить маленький мир, где люди будут счастливы душой, а не материальными благами.
       – Так не бывает.
       – А я решил попробовать.
       – Устанете. Через пару месяцев забросите свою затею.
       – Вот и посмотрим.
       – Но вы так и не ответили: чем-то расстроены?
– Расстроен. Вот думаю, что каждый человек, вспоминая прошлое, сравнивает его с настоящим. Человеческая память удивительна. Я дожил до седых волос, а всё ещё занимаюсь глупостями. Клянчу, хожу с протянутой рукой.
Елена Владимировна грустно взглянула на шефа и стала его убеждать, что ещё не всё потеряно. Что будет и на их улице праздник!
       – Как можно мечты и благие устремления называть глупостями? Разве это не убивает всё ваше душевное стремление? Разве действительно важно, какая у вас машина, зарплата, должность?
– Мне всё меньше нравится время, в котором живу.
– А мне тогда что говорить? В двадцать восемь я имела жильё, мужа, приличную работу и хорошее материальное положение. С Валерой мы дружили со школьных времён. С институтских лет жили вместе, семьёй. Но потом, узнав, что я забеременела, не объясняя причины, он уехал, и даже адреса не оставил. Телефон сменил, и я поняла, что закончилась моя семейная жизнь. От ребёнка пришлось избавиться. Думала, у меня не хватит сил всё это пережить. С головой бросилась в науку и мечтала только об одном: чтобы он узнал о моих успехах, пожалел, что оставил такую умницу и красавицу. Так и случилось, что счастье перешло в категорию мифа и легенды. Как говорится: всё проходит. Ну, нет его у меня, и ладно. К остальным ведь оно тоже, бывает, не приходит. Да и вообще, счастье – это выдумка.
       Денис Анатольевич внимательно посмотрел на Елену Владимировну.
– Что за грустные разговоры? Не узнаю вас. К тому же не могу забыть, как вы пленили нашего президента. Ещё немного, и он бы сорвал протокол и не поехал смотреть вертолёты.
Елена Владимировна как-то жалко улыбнулась, а Денис Анатольевич продолжал:
– Не могу понять, как вы, молодая, красивая, свободная, и без любви?! Не синий же чулок?!
       – Не везёт мне. А что касается любви – не могу полюбить того, кто не разделяет моих взглядов, моей позиции. Какая эта любовь, когда понимают по-разному, что такое хорошо, а что плохо. Когда разные в главном.
– Но мне казалось, что у вас с этим нашим местным олигархом всё хорошо складывается.
– Вы имеете в виду Антона Соколова? Так это мой школьный товарищ. У него семья. К тому же я люблю человека, который даже не догадывается об этом. Вот с ним у нас много общего.
– Рад за вас. А мне казалось, что этот Соколов… Благодаря его финансовой помощи удалось отремонтировать выставочные залы.
– Вот я и говорю, что людей, которые хотят сделать мир лучше, не так уж и мало. Нужно только присмотреться повнимательнее! Ищите и обрящете.
– Где же их искать?
– Сейчас, как и в древности, наибольшим уважением и почётом пользуется тот, у кого больше стадо. Вот среди них и нужно искать спонсоров, сторонников. У нас сформировали представление о богатых людях, как о жуликах и бандитах. Поверьте, это не совсем так.
– Наверное, вы правы, – сказал задумчиво Денис Анатольевич. – Сейчас не читают книг, дети избалованы высоким уровнем жизни, они на людей нападают на улице, а трагедии снимают на мобильные телефоны, не работают. И всё происходит публично и преподносится как норма. Воруют все: от дяди Жоры из соседнего подъезда до дипломата или министра внутренних дел. К этому привыкли, и никто не удивляется. Смирились с тем, что воровство, взяточничество, телефонное право неискоренимы. Высокое начальство отмахивается: «Мы же не можем приказывать суду!» – будто у нас суд независим от власти! Раньше было проще.
       – Но вы же не воруете. И я не ворую. Значит, не все! Не идеализируйте прошлое.
       – И не собираюсь. Я озабочен настоящим, а не прошлым или будущим.
       – Нам, честным, любящим своё дело людям, не дадут спокойно жить. Мы им как кость в горле.
       – Это здорово, что вы всегда говорите «нам». Значит, не отделяете свою судьбу от судьбы музея. Но после посещения Президента у меня уверенности в завтрашнем дне поубавилось.
Денис Анатольевич как-то по-новому взглянул на Елену Владимировну. Молода, симпатична, умница, трудоголик.  Он был рад, что судьба ему подарила возможность работать с таким помощником.
– Напрасно! Вы забыли, что вера творит чудеса. Кстати, о Президенте. Удовлетворите моё любопытство. Расскажите, где и как вы с ним познакомились?
– Познакомились мы на первом курсе. Он учился на юридическом, я – на историческом. Было это в аж прошлом веке, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. После поступления всех тогда отправляли в колхоз «на овощи». Петра назначили к нам командовать группой. Вы же видели, какой он представительный. И говорить он уже тогда умел красиво.
– Он не создал у меня впечатления какой-то выдающейся личности. Поверьте, если бы мне пришлось выбирать из вас двоих, я бы выбрала вас!
Денис Анатольевич улыбнулся.
– С ним начальство считалось. Жили мы все в клубе. В одной комнате – ребята, в другой – девчата. Спали на матрасах, которые сами же набили травой. Пётр следил, чтобы нас хорошо кормили. После рабочего дня организовывал игры в волейбол, футбол. А ещё у нас были диспуты, песни у костра под гитару. 
– Ну да, любовь, невинные поцелуи под луной, – вставила Елена Владимировна.
– Никакой пошлости. Тогда было строго. За нарушение дисциплины можно было вылететь из университета. Пётр следил за тем, чтобы никто не пил водку, и после одиннадцати всех «загонял» спать.
Потом мы с ним встречались на комсомольских конференциях. Он уже тогда был лидером. И учился отлично, получал повышенную стипендию. А на третьем курсе, помню, мы познакомились с девушкой, и… сразу оба влюбились! Он покупал ей розы, рассуждал о начавшейся перестройке. Я же ей рассказывал о древностях. Училась она на филологическом и поражала меня знанием поэзии. Могла наизусть прочесть всего «Онегина». Да что Пушкин?! Она из «Фауста» главы читала. Знала стихи модных поэтов того времени – Галича, Окуджавы, Евтушенко, Вознесенского, Высоцкого… Ну, как в такую не влюбиться? И вот в этом соревновании двух влюблённых в одну девушку парней победил я. Скорее всего она предпочла меня за то, что мог внимательно её слушать.
– И что? Вы с Петром стрелялись на дуэли?
– Нет. Он благородно отошёл в сторону, поняв, что она выбрала не его. Я тогда увлекался альпинизмом. И Лера, моя девушка, была мастером спорта по горному туризму. Однажды, дело было летом, мы решили отдохнуть у Чёрного моря. Идти туда через Кавказский хребет. В группе была ещё одна пара. Медики. Узнав о нашем намерении, Пётр попросил взять в поход и его. Для нас тот поход после Тянь-Шаня и других горных маршрутов казался лёгкой прогулкой. Но для новичка, каким был Пётр, даже Кавказские горы были непростым испытанием. Отказать ему я не мог, и он стал пятым в нашей группе. Мы шли над глубокими пропастями, под ледяными водопадами, взбирались на скалы, спускались с отвесных вершин. В ледниках через слой льда увидели погибшего солдата времён Второй мировой войны. Там ведь шли ожесточённые бои за Кавказ. 
– Страшно даже представить такое. Но, наверное, здорово встречать восход солнца на вершине, – сказала Елена Владимировна, переводя тему. – И что же Пётр?
– В походе он показал себя хорошим товарищем, весёлым собеседником, с совершенно ясной жизненной позицией. Мы пели у костра, варили кашу с тушёнкой, купались в обжигающе холодных горных речушках. Их бурные потоки несли с высоты гор огромные деревья, валуны. Однажды, переходя через такой горный поток, перескакивая с камня на камень, Пётр поскользнулся и упал в воду. Вечером подвесил подсушить над потухшим уже костром свои кеды. А утром меня разбудил его вопль. Оказывается, резина оплавилась от жара и в его кедах появились огромные дыры. Хорошо, что у меня в рюкзаке нашлись запасные тапочки. Они, правда, были на два размера меньше, чем ему требовались. Но на безрыбье и рак рыба! Привязав тапки бинтами, мы всё же продолжили путь. Спуск был не легче, чем подъём. Но ни на одном этапе перехода мы не слышали от Петра жалоб. Он всегда был весел и доброжелателен. Первым бросался мыть посуду. Носил из речушки воду, из леса – сухие ветки для костра. Он всем старался помочь. Не отлынивал ни от каких работ. Короче говоря, к концу путешествия мы подружились и считали его своим.
После университета наши дороги разошлись. Он уехал в Сибирь. Потом оказался в Москве. Занялся общественной деятельностью, начал мелькать в телевизоре, участвовать в модных тогда политических диспутах. Всегда стремился быть в центре внимания. В Ростов, кажется, не приезжал. И вот встретились в Танаисе.
Елена Владимировна была под впечатлением от рассказа Дениса. Так близко знать президента – и никогда нигде ни единым словом об этом не упомянуть!..

6. Зима пришла строго по расписанию. В ночь на первое декабря пошёл мелкий дождь и покрыл землю коркой льда. А утром повалил снег, и очень скоро всё вокруг: дороги, деревья, крыши домов, даже небо – стало белым.
– Хорошо, что сегодня воскресенье и не нужно вам ехать на работу, – сказал Анатолий Васильевич, выходя к завтраку. Он уже давно встал, успел выгулять Дика, привести себя в порядок.
– Да, зима пришла. И, как всегда, неожиданно, – откликнулась Валерия, – расставляя на столе чашки, доставая из холодильника еду. – Ещё вчера была осень и наш индюк, точно президент, важно разгуливал по двору, а сегодня всё белым-бело.
– Денис ещё зарядку делает? – спросил Анатолий Васильевич.
– В последнее время начал усиленно заниматься гимнастикой. Говорит, пузо растёт. Целый час истязает себя.
Валерия сказала это с подчёркнутым равнодушием, хотя Анатолий Васильевич знал, что её тревожит вдруг возникшее у мужа внимание к своей внешности.
– Все в этом возрасте хотят притормозить старение. Помнится, и я бегал на родник, на стадионе круги наматывал, зарядку с гантелями делал, обливался холодной водой.
– Уж не влюбился ли мой муженек? – бросила с улыбкой Валерия, а сама подумала: «Я, наверное, ему приелась».
– Скажешь тоже. Он только о своём музее и думает. Не до амуров ему. Да и не было в нашем роду любителей пастись не на своём лугу. Елагины, если полюбят, то на всю жизнь, – сказал Анатолий Васильевич, а сам подумал: «А что, если и в самом деле? Седина в бороду – бес в ребро. Помнится, и у меня что-то подобное было».
Наконец, после утренней зарядки и душа к ним вышел Денис. Бодрый, подтянутый, в спортивном костюме, в тоненькой тенниске, он выглядел моложе своих лет.
– Ты бы свитер надел. Холодно, – сказала Валерия, накладывая в тарелки овсяную кашу, обычный их завтрак.
 – Мне тепло, – отозвался Денис, усаживаясь за стол. – Ого, а на дворе ведь и правда – зима! Снег валит хлопьями. Ветки согнулись под его тяжестью. Вполне новогодняя картина. Интересно, что у разных народов Новый год наступает в разное время. И счёт годам ведут от разных событий: христиане – от времени рождения Иисуса Христа, иудеи – от сотворения мира, мусульмане приняли за точку отсчета день переселения пророка Мохаммеда в Медину.
 – Счёт людям нужен, это упорядочивает жизнь, – заметил Анатолий Васильевич. – Но значительными у разных народов могут быть совершенно разные события. Для якутов одни, для японцев – другие, для людей в Европе – третьи, а для народов, проживающих в Африке, – совсем иные. Как же быть? Как всех привести к единому знаменателю? Несбыточной была эта задача во все времена.
 – Ешьте, а то остынет, – подвела итог Валерия.
Анатолий Васильевич с явным удовольствием прислушался к её совету. Он пододвинул к себе тарелку с овсяной кашей, положил в неё немного варенья, размешал и начал с аппетитом есть. Проглотив несколько ложек каши, сказал:
 – В конце десятого века с принятием христианства в Древней Руси перешли на юлианский календарь. Вот когда перемены были! По сравнению с ними наши игры с летним и зимним переводом стрелок – детский лепет.
 – Наверное, и тогда недовольных было немало, – усмехнулась Валерия.
 – Куда ж без них? – кивнул Денис. – В течение многих веков началом года на Руси считалось первое марта, когда приступали к сельскохозяйственным работам.
 – Что было логично. Но Пётр Первый постарался и тут, изменил многовековый порядок, – усмехнулась Валерия.
 – Именно так, – кивнул Денис. – Пётр издал указ о реформе календаря, по которому вводилось новое начало года и новая эра по христианскому летосчислению. Указом предписывалось день после тридцать первого декабря  от «сотворения мира» считать первым января тысяча семисотого года от «Рождества Христова». – Посмотрев на часы, он сказал: – Завтра уеду в семь. Позавтракаете без меня.
 – Что так рано, у тебя же по понедельникам лекции, если мне память не изменяет, начинаются в двенадцать? – спросила Валерия.
 – Сначала заеду в Танаис.
 – Что у тебя за дела там такие срочные?
 – Боюсь, если много снега навалит, а мы не успеем своевременно почистить крыши, потечёт всё весной. Кровля старая. Каждый год латаем и красим железные крыши. Двадцатый век! Впрочем, если будет плохая дорога, поработаю в библиотеке. Нужно кое-что уточнить…
 Стараясь поменять тему, Анатолий Васильевич напомнил, что  на следующей неделе состоится очередная авторская программа Сергея.
 – В этот раз он выбрал очень интересную, а главное актуальнейшую  тему: гибель моногородов. Со своей бригадой съездил на Байкал, побывал в Братске, Усть-Илимске. Когда он позвонил мне вчера, я почувствовал по  голосу, под каким впечатлением он всё ещё находится после той командировки. Во время съёмок брали интервью у местных жителей. Уж те понарассказали. А тамошнее начальство переполошилось. Шутка ли: их делами заинтересовалось око Кремля – Центральное телевидение! Понимают: одними выговорами после того, что нарыл у них Серёжка, не обойтись. 
 – Ну, молодец парень, – кивнул довольный Денис. – Всё лучше, чем рассказывать, кто кого бросил или кто с кем переспал.
 – Не утрируй, пожалуйста, – сказала Валерия. – Сюжет о подменах в роддомах стал поводом к созыву коллегии Министерства здравоохранения. Приняли какое-то решение.
 – К сожалению, ничего это не изменит, – сказал Денис.
 – А скажи, сын, чего это тебя снова в спорт потянуло? – спросил Анатолий Васильевич.
 – Ничего не потянуло, да и не спорт это. Нужно сбросить немного вес. Неделю назад стал на весы и понял, что нужно и есть меньше, и двигаться больше. Ты с Диком по утрам час гуляешь, а я целыми днями штаны протираю.
 – Я бы не ходил. Но так ты же не пойдёшь с ним гулять, – сказал Анатолий Васильевич. – Дику тоже нужно по утрам физкультуру делать. К тому же у нас конституция такая, что мы никогда уж очень полными не будем. Наши формы определяют не только накопления от переедания и малоподвижного образа жизни, но и гены, которые мы получаем от наших матерей. А мама у тебя всегда была худенькой. – Анатолий Васильевич вдруг погрустнел, посмотрел на сына и продолжил: – Время течёт. Его волны стирают на песке узоры. Да что на песке?! Камни точат волны времени! Кто сегодня помнит об обычных людях, просто и ясно проживших свою жизнь. Вспоминают чаще тщеславных царей, завоевателей. О них слагают легенды!
 – Ты прав, – откликнулся Денис Анатольевич, – историю пишут победители. Их потомки её переписывают, добавляя свои фантазии.
 – Но правда рано или поздно проявится, – добавила Валерия. – Это так же точно, как и то, что за зимой обязательно наступит весна.
– К сожалению, люди плохо отличают правду ото лжи, – сказал Анатолий Васильевич. – А победители чаще всего вычёркивают из исторических записей поверженного врага. 
 – А порой и переписчики ошибаются, становясь соавторами легенд, – добавил Денис. – И легенда приобретает иной смысл, другое звучание. Борзописцы, шуты на ярмарках по своему разумению меняют правду, по сути становясь кукловодами истории.
 – У истории, как и у любой медали, есть две стороны, – заметила Валерия.
 – У её величества Истории таких сторон много больше! – сказал Денис. – Её меняют в угоду властвующим структурам. А уж при написании легенд и мифов автор вообще даёт полную волю своей фантазии. И может, воссоздать истинную картину событий нам не удастся уже никогда.
 – Но почему бы тебе об этом не сказать открыто? Не подготовить статью? Ведь такое возможно не только в истории с Петром Первым, но наверняка и с другими выдумками твоих коллег из прошлого и настоящего. Сколько было насочинено легенд и сказок о наших правителях со дня сотворения мира? А сколькими такими же выдумками о вождях и царях нашпигованы истории других стран?!
 – Зачем далеко ходить?! Достаточно посмотреть наше телевидение, как они стряпают свои новостные передачи, почитать журналы, заглянуть в Интернет. Всюду ложь! – констатировала Валерия.
 – Дело в том, что такое было и в древности. Да что там... Даже Библия, переписанная множество раз, менялась со временем, всё более отдаляясь от первоисточника. Но современный мир ещё не готов открыто это обсуждать. Фальсификаторы были везде и всегда.
 – Самая большая беда в том, что наше прошлое непредсказуемо. Новый президент – значит, будет нам и новая сказка. Наслушаемся ещё, – грустно заключил Анатолий Васильевич. – Правда – штука опасная. Так считали везде и во все времена. Потому и царствуют в мире полуправда и ложь. – Он встал и, считая, что по теме всё сказано, бросил: – Пойду к себе.
– Сейчас будет интересная передача, – сказала Валерия. – Посидите.
– Нет, дочка. Глаза болят. Стараюсь телевизор поменьше смотреть, а в газетах читаю только объявления. Даже прогноз погоды не слушаю: выглянешь в окно – и узнаешь погоду! Всего делов-то.

        А через неделю вечером все собрались у телевизора в ожидании шоу Сергея. Как обычно, перед ним выпустили залп рекламных роликов о прокладках и памперсах, о грядущих катастрофах и прекрасном средстве, укрепляющем мужскую потенцию…
 Наконец, появилась заставка передачи Сергея. Публика заполнила ряды кресел и пока не проявляла никакого нетерпения. На подиуме на специальных диванчиках расселись приглашённые.
– Чего они тянут? – недовольно спросила Валерия. – И правда, от нетерпения хочется затопать ногами…
– А вот и Серёга! Ничего. Хорошо выглядит. Молодец! – ответил Анатолий Васильевич.
Сергей поприветствовал зрителей и объявил тему передачи. Видимо, она мало кого в студии интересовала, аплодисменты были вялыми.
Он кратко рассказал о том, почему его съёмочная бригада взялась за тему о том, что моногорода погибают, промышленность умирает, а люди, кому есть куда, бегут, оставляя места, где прошла их молодость...
Предложил для начала посмотреть сюжет, снятый в одном из дальних городов Сибири.
На большом экране замелькали кадры: бескрайние просторы тайги, Байкал… Потом появилась Ангара, плотина, пятиэтажки с заколоченными окнами, разрушенные производственные цеха, разграбленный аэропорт. Это был город Усть-Илимск. Голос артиста, читающего закадровый текст, проникновенно вещал:
– Здесь была тайга. Но в прошлом веке пришли строители и с энтузиазмом принялись возводить города и строить Восточно-Сибирскую и Байкало-Амурскую магистрали. Все понимали, что именно они сейчас делают историю! Но сегодня мы будем говорить только об Усть-Илимске, хотя примерно такую же картину можно наблюдать и в остальных моногородах Сибири. Жизнь Усть-Илимска словно разделена на две части. Первая богата на события; город рос не по дням, а по часам, смело заглядывал в будущее. Вторая – это крах плановой экономики. Город сжимался, старел, застыв на месте. Есть ли у Усть-Илимска перспективы? Городам, будущее которых туманно, а настоящее – уныло, остается гордиться славным прошлым. Усть-Илимск в те бурные годы был местом сплетения трёх ударных комсомольских строек.
На экране появились кадры, снятые в семидесятые годы двадцатого столетия.
– Сначала возводили гидроэлектростанцию, – продолжал диктор, – третью в Ангарском каскаде. Затем сам город, а также лесопромышленный комплекс и железнодорожную ветку от станции Хребтовая.
Город возник как придаток к производству, как нежеланное дитя, от которого не удаётся избавиться. Школы, детские сады, больницы – всё делали промышленные предприятия для своих рабочих и служащих. – На экране снова показали разрушенные дома, замершие стройки… – Но когда промышленные предприятия остановились, никаких налогов они не платили в городскую казну. Не было денег на зарплаты учителям и медработникам. 
На экране снова появились картины разрухи и запустения.            
– Там до сих пор живы представители первого рабочего посёлка, – сказал Сергей. – Двухэтажные времянки и хаотичная планировка. Когда-то здесь хотели возвести Новый город. Но довести до ума не успели. Так и стоят остовы складского терминала, продуваемые ветрами, точно мемориал прошлому.
– Серьёзная тема, – заметил Денис, – не для шоу!
– Ты неправ, – возразила Виктория. – Они создают общественное мнение, и власть не может не отреагировать. Только не опасно ли так, открытым текстом? Мало ли что? От наших отцов нации всего можно ожидать.
– Слушай, сын, а что, если попросить Серёгу сделать сюжет о Танаисе, – вдруг сказал Анатолий Васильевич. – Можешь не сомневаться, это бы уж точно помогло. Надеяться, что кто-то всерьёз принял к сведению указания президента, к тому же устные, уже не приходится.
– Пожалуй, самая жестокая судьба постигла аэропорт Усть-Илимска, – продолжал закадровый голос. – Последний самолёт отсюда вылетел в две тысячи первом году. А ведь он принимал когда-то даже Боинг семьсот пятьдесят семь. Сегодня от нового здания ничего не осталось. Впечатление такое, что заброшенные объекты подверглись массированной бомбёжке. Рассматривая развалины аэропорта, в который раз понимаешь, насколько важен фактор личности в истории. В маленьких городах он проявляется с удвоенной силой…
Когда погас экран, в студии мгновение стояла мёртвая тишина. Все были потрясены увиденным.
Потом Сергей представил тех, кто приехал на передачу. Это были ветеран строительства ГЭС, учительница и пенсионер, проработавший всю жизнь в леспромхозе.
– Число пенсионеров в городе – более сорока процентов!  – сказала громко, как на трибуне в школьном актовом зале, учительница. Голос её дрожал, было видно, что она волнуется. – Молодёжь мечтает уехать. Ребятам негде работать, некуда пойти. Город покидает в основном экономически активное население, имеющее высшее и среднее профессиональное образование. Закрылись учебные заведения, филиалы вузов.
– Но вы же там задержались, – заметил Сергей.
– Осталась, потому что некуда ехать, да и на нашу зарплату где я могла бы приобрести хоть какое-то жильё, даже в сельской местности в центре России?!
Сергей не стал развивать эту тему. Но учительница продолжала:
– Чтобы город жил, необходимо возродить образовательный центр. Это позволит обеспечить воспроизводство кадров.
– Нужно строить дороги. Снова запустить аэропорт. Железную дорогу. Без всего этого Сибирь не освоишь, – сказал гидростроитель.
– Самое главное – возродить промышленность. Не будет рабочих мест – не будет ничего, – добавил пенсионер.
Потом стали говорить все вместе.
– Плотина Усть-Илимской ГЭС высотой более ста метров, – сказал гидростроитель. – Считай, три девятиэтажки. Но придут ли сюда инвесторы?
– Люди жили задачами государственного масштаба, – бубнил пенсионер. – А какая была надежда! Освоить огромную Сибирь, шутка ли?! Но если придут временщики – ничего хорошего не будет. Сюда нужно не за длинным рублём приезжать, а чтобы жить, детей, внуков растить! И чтобы у них здесь было будущее!
И вдруг заговорили все, сидящие в студии: словно вода прорвала плотину. Никто никого не слушал. Каждый кричал о чём-то своём, но их слышно не было, так как микрофон был один. Люди выхватывали его друг у друга, стараясь донести своё мнение о происходящем в Сибири и предложить свой выход из создавшегося положения.
– Жителей неперспективных моногородов нужно срочно переселять, – кричал какой-то мужчина, отмахиваясь от жены, пытающейся его успокоить.
– Совершенно верно, – поддержала его женщина, сидящая неподалёку. – В бюджете должны быть деньги на переселение из ветхого и аварийного фонда. Нужно строить жильё там, где есть перспектива найти работу, создавать новые рабочие места.
Пожилая учительница, взяв микрофон, сказала так, будто боль свою пытала перекричать:
– Школы не могут набрать учеников в классы. Заводы разворованы. Люди бегут из Сибири, точно с чумных краёв! Дома стоят без окон, как черепа с пустыми глазницами… Страшно смотреть на всё это, жутко ходить по мёртвому городу. А там, где теплится жизнь, там грабежи. Люди ищут лёгкий способ заработать на жизнь. И никому нет до нас дела.
– Необходимо разделить моногорода на две категории. Там, где есть хоть какой-то потенциал для развития, необходимо строить дороги и жильё. Переселить туда людей из бесперспективных городов-призраков, где градообразующие предприятия вряд ли можно уже возродить.

Гвалт, возникший на передаче, Денис слушать не хотел. Он встал, набросил на плечи куртку и вышел на веранду покурить. Ничего нового он не услышал и был огорчён этим, а вышедший за ним Анатолий Васильевич только добавил боли своими словами:
– Всё вспоминаю, сын, то солнечное время, когда жил в большой и счастливой стране. Люди верили, что впереди их ждёт прекрасное будущее. С энтузиазмом люди жили, с верой в свои силы. Отправлялись комсомольцы на БАМ, вдохновлённые великой идеей освоения бескрайних просторов Родины. Какими же мы были наивными! Но и какие прекрасные пережили времена!
– Не приукрашивай прошлое, батя.
– Ты же историк,  – улыбнулся Анатолий Васильевич. – Тебе ли не знать, что не всё было так радужно. Да и среди комсомольцев были и те, кто ехал за длинным рублём. Но какой был подъём, энтузиазм!
       – Точно, – кивнул Денис, стряхивая пепел в баночку. – Ветер был другим тогда, и солнце другое... На этом примере можно увидеть, как по-разному пишется история. Но Истина много сложнее, чем простые определения: лучше – хуже. И как по-разному люди воспринимают прошлое. А что говорить о событиях трёхвековой давности?! Ведь и раньше были люди, которые критиковали власть. Декабристы, разночинцы, народники. Кого только не было?
– И сегодня скандалы преследуют правительство: космические масштабы провалов национальных проектов, громкие процессы на верхах, откаты, ворованные деньги на крупных стройках. Всем этим уже мало кого удивишь. Привыкли. Счёт финансовым махинациям в среде высшей властной элиты идёт уже на миллиарды.
– Ничего-ничего. Президент объявил о том, что всех, кому инкриминируют финансовые нарушения, взятки, ждёт закон о полной конфискации имущества. Бюджет быстро наполнится. Может, денег поступит столько, что хватит и на то, чтобы оживить умирающие города.
Анатолий Васильевич вдруг решил позвонить внуку. Программа, идущая в прямом эфире, уже закончилась. Достал мобильный телефон и набрал номер.
– Серёжка, привет! Молодец, что поднимаешь такие темы. Рады были тебя видеть. Слушай, а почему бы тебе не сделать сюжет о Танаисе. Хорошее ведь дело может погибнуть. Подожди, папа хочет тебе что-то сказать.
Денис взял телефон, похвалил сына за отлично проведённую передачу. Потом спросил:
– Как ты там? Мы давно тебя не видели. Приезжайте с Женей и Андрейкой!
– Я постараюсь, – пообещал Сергей. – Много работы. Оппозиция становится более аргументированной, и теперь трудно найти ответы на вопросы, которые они ставят. Тележурналисту потерять доверие зрителя – смерти подобно. Нужно, чтобы тебе верили. Тогда и передачи твои будут рейтинговыми. А вот сюжет о Танаисе это, конечно, мысль. Но нужно всё продумать, обмозговать. Как бы не сделать хуже. По моим сведениям, президент будет на Кавказе через пару дней. Не исключено, что заедет и в Ростов. Но после поездки в Латинскую Америку он стал какой-то нервный, резкий. Помощники боятся показываться ему на глаза. Я вышел было с предложением об участии его в одной из программ, но в администрации намекнули, чтобы даже не мечтал ни о чём подобном.

Передача о Братске имела успех. О ней говорили в Совете министров, в Госдуме. Большинство возмущалось тем, до какого ужаса довели города, хвалили журналиста.
– Вот такой и должна быть журналистика, – говорили депутаты. – Пора спросить с муниципальных чиновников за то, что довели людей до такого кошмара. Нужно, чтобы люди не бежали из Сибири, а стремились туда попасть!
– Да что можно теперь уже поделать? – возражали другие. – Сейчас не виновных нужно искать, а исправлять ситуацию…
Президент вызвал главу администрации и приказал подготовить материалы о городах, оказавшихся в таком плачевном состоянии.
– Или мы сами оживим их, или нам помогут это сделать наши южные соседи. Они спят и видят, как заселить Сибирь.
– Понимаю, – сказал глава администрации. – Через неделю все сведения о моногородах будут у вас на столе. Создадим комиссию, направим туда людей.
– Не нужно создавать ещё одну комиссию! Какую уже по счёту! Коллективная ответственность это безответственность! Необходимо послать конкретного человека в конкретный город. Чтобы потом было с кого спрашивать. Наделите этих людей полномочиями, пусть для начала подготовят свои предложения.
– Будет сделано.
– Да, вот ещё. Хорошо бы как-то отметить того журналиста. Пусть эта телевизионная и газетная братия знает, что мы заинтересованы в конструктивной критике. Как, вы говорили, его фамилия?
– Елагин. Сергей Денисович Елагин.
Президент поднял глаза на помощника. А потом бросил:
– Тем более. Представить к награде!
– Будет сделано.
Глава администрации, высокий мужчина с пепельными волосами и под цвет им такими же серыми глазами, уже собирался выйти, но президент остановил его у двери:
– Леонид Константинович, вот что. А попросите-ка секретаря, чтобы он соединил меня с этим Елагиным. Хочу с ним поговорить.
– Хорошо, – ответил чиновник и вышел из кабинета.

Уже через несколько секунд в кабинете руководителя телеканала раздался звонок телефона, на который он старался реже смотреть. Это была прямая связь с Кремлём.
– Слушаю, – сказал он в трубку, отчего-то при этом приподнимаясь с кресла.
– Борис Михайлович, добрый день! Потехин, – представился звонивший, уверенный в том, что начальника канцелярии президента чиновник уровня руководителя телеканала должен знать. – Срочно свяжите меня с Елагиным Сергеем Денисовичем. С ним «сам» хочет говорить.
– Через пять минут он вам перезвонит. У них сейчас запись программы.
Через три минуты Сергей был у телефона.
– Елагин слушает, – сказал он твёрдо, не ожидая ничего необычного.
– Здравствуйте, Сергей Денисович. Сейчас вы будете говорить с президентом.
В трубке что-то щёлкнуло, и Сергей услышал хрипловатый голос:
– Елагин? Сергей? Наслышан о ваших хлёстких сюжетах. Что ж, хочу лично поблагодарить вас за неравнодушие к проблемам нашей страны.
– Спасибо, господин президент. Это моя работа.
– За неё и благодарю. Кстати, как поживают ваши родители?
– Всё у них нормально. Только губернатор так и не выполнил распоряжения, которые вы отдали относительно Танаиса. Музей-заповедник всё так же нуждается в вашей поддержке.
Голос президента стал жёстче. Он сказал, что напомнит губернатору и обязательно поможет. Попрощался и положил трубку.
«Да… Нескоро получит помощь музей-заповедник», – подумал Сергей.

7. В былые времена поезд из Москвы до Ростова «Тихий Дон» действительно был «тихим», полз почти сутки, и многие деловые люди летали самолётами «Аэрофлота», потому что других авиакомпаний просто не было. Да и почему не летать, когда стоимость авиабилета была двадцать рублей! Но со временем темп жизни стал возрастать, и пустили новый поезд «Премиум», который доезжал до Ростова уже примерно за восемнадцать часов, а на железной дороге появились вагоны повышенной комфортности с купе на двух человек, с прекрасным обслуживанием. Чего ж не ездить?! Поехал человек в столицу, побегал по Москве – по высоким кабинетам да по шикарным магазинам. Устал. Сел в такой поезд, отдохнул, и по приезде можно снова приступать к трудовым будням! Железная дорога ещё не могла конкурировать с авиацией по скорости. Но конкурировать по удобствам пыталась.
А потом ситуация совершенно изменилась. Скоростной поезд, пущенный к олимпиаде в Сочи, проделывал этот путь значительно быстрее! И это был не предел. Но в то время когда происходили эти события, из Москвы до Ростова можно было доехать за четыре с половиной часа. Рельсы стали прокладывать без стыков, вагоны были комфортными. Железная дорога успешно конкурировала с авиацией. Правда, самолёт долетал быстрее, но если учесть время, которое нужно потратить, чтобы за час до регистрации на рейс добраться в аэропорт, сложную таможенную и прочие проверки, наконец, зависимость от погоды и непомерно выросшие тарифы, то можно сказать, что эту конкурентную борьбу выиграла железная дорога! Многие пассажиры предпочитали именно её как средство передвижения.
И Сергей следовал той же логике. Купив билет, отправился в Ростов навестить родителей.
Он уже привык к столичной жизни, к её темпу, к вечной толчее и загруженности. Был вполне доволен тем, как сложилась его судьба. Но тосковал по родителям, по деду, по Дику, по домику у синего моря в любимом Таганроге, и как только удавалось вырвать из плотного графика пару дней, не раздумывая, садился в поезд, направляющийся на юг.
Обычно, они с женой ездили к родителям семьёй, но малыш с первыми холодами засопливел, и Евгения на этот раз осталась с ребёнком дома.
Сидя в удобном кресле, Сергей прикрыл веки, и сразу же перед ним появился дед, которого он очень любил. Тот понимал его, жалел, старался не огорчать.
– Давно тебя не видел, внучок, – сказал дед. – Неужто так занят, что раньше приехать не мог? Виделись с тобой в последний раз, считай, месяца четыре назад.
– Скажешь тоже. Позавчера ведь по скайпу разговаривали.
– Нет. Я хочу тебя видеть настоящего, а не на экране. Я тебя и по телевизору вижу. Но это всё – другое! 
– Ладно, не ворчи. Нагрузка была запредельной. Вот вырвался к вам на выходные. А как мама, как отец?
– А чего ты обо мне у деда спрашиваешь, будто меня тут нет? – спросил вдруг появившийся из темноты отец. – Рад тебя видеть, сынок!
Они расцеловались.
– И я давно тебя не целовала, – проговорила мать, тоже вдруг появившаяся из темноты. Она обняла его и прижала к себе.
– И я соскучился, – пробормотал он. – Как твои дела? – спросил он отца.
– Не думал, что директорство будет отнимать у меня столько времени. Не до науки сейчас. Забот – полон рот.    
– Но есть же у тебя заместители, хозяйственники там всякие?! Сбрасывай на них эти заботы.
– В администрации, как правило, хотят разговаривать только с первым лицом. Вот и приходится. А недавно, вообрази, пришли два бизнесмена и просят разрешения использовать торговую марку «Танаис». Я даже не знал, что Танаис – торговая марка. Да и какое право имею выдать им такое разрешение!? Разве городище Танаис принадлежит музею? Ерунда!
– И что же дальше? – заинтересовался Сергей.
– Я им говорю, – продолжал отец, – какую же продукцию собираетесь именовать «Танаисом»? Вино, говорят, и молочные изделия: сметану, творог… А я уже, как настоящий коммерсант, спрашиваю: зачем это нам нужно? Мало ли какое вино вы будете продавать под нашей маркой? Они мнутся. Хотели бы, говорят, обсудить всё в приватном разговоре, с глазу на глаз. А я им сразу: взяток не беру. Тогда они и предложили такое, от чего я не смог отказаться. Мы, говорят, можем оплатить вам ремонт реставрационных мастерских. К тому же – это будет хорошей рекламой музея! Короче, договорились встретиться ещё раз. Мать, как обычно, захотела подвести итог разговора. Сказала, что власти ищут любой способ, где можно было бы отмывать деньги. И ничего с этим не сделаешь. Иначе разделишь судьбу Анны Карениной – тебя раздавит локомотив человеческой жадности.
– А ты, – обратилась она к отцу, – смотришь на мир через розовые очки. Пора уже их снять.
Он слушал родителей и радовался. Наконец-то он дома!

Изредка кто-то проходил мимо кресел, тихо ступая по ковровой дорожке. Шума мчащегося с огромной скоростью поезда почти не было слышно. Казалось, они летят в Космосе. В иллюминаторе бескрайняя темнота, и только звёзды мерцают вдали.

Но вот снова появился дед. Он проворчал, что недоволен его профессией:
– Живёшь в какой-то там Москве, у чёрта на куличках. Мы тебя месяцами не видим!
– О чём ты, дед?! Журналисты – люди с неистовым сердцем! Благодаря тому, что я журналист, мне открылось много нового, я освещаю изнаночную сторону действительности: коррупция, блат, «кумовство», непорядочность сильных мира сего. Я полюбил этот сумасбродный люд, племя зубоскалов и циников, которые знают, откуда ноги растут, этих неунывающих тружеников пера, их речь. Полюбил эту вечную спешку (сюжет должен быть готов к среде!). Я знаю, как подчиняют и ломают людей. Люблю своё дело и нисколько не жалею, что пошёл в журналистику!
– Интеллектуальным трудом нынче много не заработаешь, не те времена, – пробурчал дед. – Ты для них всегда будешь чужаком.
– А я в родственники и не набиваюсь. Мне вас достаточно. К тому же я благополучно удовлетворил любопытство всех на свете органов и занимаюсь делом, которое мне по душе, причём с неплохой зарплатой, позволяющей мне жить безбедно, вас вот навещать, когда захочу…

Потом вдруг раздался какой-то свист и родные лица исчезли…
Сергей открыл глаза. Рядом похрапывал толстяк. Из окна по-прежнему на него смотрело зеркальное отражение, и он понял, что ему это всё приснилось. Посмотрел на часы. Было около пяти. Поезд подходил к Ростову.
Выйдя на привокзальную площадь, он прошёл к стоянке такси.
Машина выехала с привокзальной площади и помчалась в сторону Таганрога.
К дому подъехали в половине седьмого. Сергей расплатился и позвонил. Первым на звонок откликнулся Дик. Он, радостно повизгивая, подбежал к калитке и залаял, будя хозяев.
– Серёга, ты, что ли? – спросил Анатолий Васильевич, впуская внука. – Вот угодил! Помнишь, значит!
Сергей несколько растерялся. Потом вдруг вспомнил, что именно в этот день десять лет назад умерла его бабушка Аня. Ничуть не смущаясь, сказал:
– Как я мог забыть!
– Молодец, внучок! Такие даты нужно чтить. Пока помним – она с нами!
Они прошли по дорожке, выложенной тротуарной плиткой.
– Э-ге-ге, – громко крикнул Анатолий Васильевич. – Посмотрите, кто к нам приехал!
Из комнаты в прихожую вышла Валерия. Увидев сына, бросилась к нему и стала целовать.
– Сыночек, родной мой! А где Женечка, где внучок?
– Малыш засопливел. Я ненадолго. В понедельник должен быть на работе.
Из комнаты вышел Денис. Обнял и поцеловал сына.
– Молодец, что приехал, – тихо сказал он. – Деду – бальзам на душу.   
Все направились в гостиную. Дик, стараясь не привлекать к себе внимание, прилёг у ног Анатолия Васильевича. И потекла обычная в таких случаях беседа: как ты? Как Женя? Как малыш? Что на работе? Какие планы на лето?
– Европу объездил, – сказал отец. – Куда в следующий раз?
– Пока не планировали. С ребёнком далеко не уедешь?! Может, приедем сюда. Будем на море ходить. Что может быть лучше?! Да и по деньгам легче. Хочу Жене машину купить, а то ей на метро с малышом сложно. Толпы народа, и все куда-то торопятся, толкаются…
– Ну, что ж, – одобрительно кивнул Анатолий Васильевич. – Хорошая идея.
– Вы пока поговорите, а я займусь завтраком, – сказала Валерия.

Так бывает: приезжаешь к родным, которых давно не видел, а говорить особо и не о чем. Телефонная связь прекрасная. Почти ежедневно перезванивались, общались по видеотелефону. И всё же приезжаешь, чтобы «вживую» обнять и расцеловать близких, почувствовать себя снова дома!
Сергей принял душ и через несколько минут вышел в столовую, где все уже собрались за столом.
– Сынок, хотел тебя спросить, – обратился к сыну Денис, – ты сам себе темы находишь или выполняешь кем-то придуманный план?
– Какой план?! Хорошую тему трудно найти. Это только кажется, что их много. К тому же – не хочу скатываться к обычной скандальной хронике. Важно найти тему, которая бы интересовала всех.
– Наверное, ты прав, – кивнул отец.
– Ты, сынок, только в политику не лезь, – сказала мать.
– Какая политика?! Где ты видела в моих сюжетах политику? Я рассказываю о том, что вижу.
– Это и есть  политика, – сказал Анатолий Васильевич.
– И я о том, – поддержала его Валерия. – Оппозиция набирает силу. В народе растут протестные настроения. Люди чувствуют, что власть к ним относится как к стаду.
– Природа всё и всех расставила по своим местам. Человеку, индивидууму, способному думать и действовать, неотделимому от природы, но вечно воюющему с ней, оно тоже определено, – задумчиво проговорил Денис.
       – Мне не хочется жить в стаде, – откликнулся Сергей, – видеть, как оно выходит из-под контроля и начинаются волнения, перерастающие в гражданские войны.
– У нас до этого далеко. Люди жить стали лучше. Появились различные виды свободы. Включая и свободу выбора, каждый теперь сам определяет, как ему жить. И выбор сделать непросто, и требования людей возросли, – сказал Анатолий Васильевич. – И правильно Серёжа делает, что не лезет, не вмешивается во всю эту грязь. Лучше скажите, когда поедем на кладбище?
– Вот сейчас позавтракаем – и поедем, – ответила за всех Валерия.
Анатолий Васильевич благодарно кивнул.

Выехали часов в двенадцать.
– Это, пожалуй, единственное место, куда не следует торопиться, – пробовал шутить Анатолий Васильевич. – Я очень рад, что мы едем к Аннушке. Не знаю, как ей, но у меня от этого на душе легче.
– Мы же каждый раз на день рождения и смерти бываем у мамы, – сказал Денис. – Я даже командировки отменяю…
– Да, сын. Я это знаю…
– Дорога скользкая. Рано в этом году снегом дорогу засыпало. А под ним лёд.
– У тебя резина-то зимняя? – спросил Сергей.
– Конечно, – ответил Денис, выруливая на трассу.
– Ты смотри, а снег всё идёт и идёт. Считай, целую ночь валил. Лопату-то взяли?..
         
В воздухе порхали, кружились снежинки, ровным слоем ложились на землю, скрывая на шоссе не только разметку, но и обочину. 
– Ты только не торопись, – сказала мужу Валерия. – Успеем!
Кладбище, на котором была похоронена Анна Сергеевна Елагина, находилось на другом конце города. Подойдя к могилке жены, Анатолий Васильевич положил цветы, Денис и Сергей принялись сметать пушистый снег. Закурили. Тишина вокруг была такой оглушительной, что казалось, было слышно, как падает снег.
– Ну, давайте помянём маму, – сказал Денис, и из кулька достал бутылку водки, пластмассовые стаканчики и приготовленные женой бутерброды. Денис понюхал водку, и поставил стаканчик на столик.
В полной тишине Денис положил недопитую бутылку, стаканчики и оставшиеся бутерброды в кулёк.
Невдалеке Анатолий Васильевич увидел слоняющегося без определённой цели мужчину с матерчатой сумкой, подвешенной на палке и болтающейся за плечом. Он то и дело поглядывал на них. Потом, осмелев, подошёл ближе и обратился к Анатолию Васильевичу:
– Здесь неподалёку и моя Серафима лежит. Поминаете? Не осталось ли граммулечки, а то озяб…
– Подойди, мил человек, выпей за упокой моей Аннушки, – сказал Анатолий Васильевич и взглянул на сына.
Тот достал из сумки недопитую бутылку, бутерброды.
– Да отдай, батя, ему всё, что осталось, – сказал Сергей.
Он снова всё вложил в кулёк  и передал его мужчине.
       На обратном пути Анатолий Васильевич грустно проговорил:
– В последние годы часто хожу сюда… – Помолчал минуту и продолжил: – Постою у могилки несколько минут, и легче на душе становится. Вот тебе и вся психотерапия. Счастье, что есть вы, что не надо свою боль в одиночку по жизни нести.
Мука исказила его лицо, и седая голова склонилась на грудь.
– А ведь и правда, есть в этом какая-то тайна. Но какая? – спросила Валерия.
Анатолий Васильевич глубоко вздохнул и после долгого молчания ответил:
– Не знаю, дочка. Самовнушение. Им можно многое объяснить. Мучаюсь, если долго не могу сюда прийти. Впрочем, теперь я многого не могу…   

Вечером после ужина все собрались в гостиной.
– Ты ближе к власти. Расскажи, как там на Олимпе? – спросил Сергея Анатолий Васильевич. – Так ли безоблачно, или, наоборот, может, царят нравы змеиные. Кусают друг друга они, стараясь поближе к тёплому местечку пристроиться?
       – Там, дед, как везде. Есть и благородство, есть и подлость.
– Уживаются? – улыбнулся Денис.
– Как везде, – повторил Сергей. – Недавно вот по телефону говорил с президентом.
– Сам взял и позвонил? – улыбнулся недоверчиво отец.
– Нет. Позвонил какой-то кремлёвский чинуша и сказал механическим голосом: «С вами будет говорить президент».
– И о чём вы с ним говорили?
– Он хвалил за сюжет о моногородах. Даже наградить грозился.
– Ой, напрасно ты, Серёженька, так близко подходишь к этому логову змеиному, – заволновалась Валерия.
– Во-первых, это не от меня зависит. Да и разговор длился не более минуты.
– Не верю я им. Говорят одно, а за спиной камень держат…
– Мамулечка, у змей рук нет. Им нечем держать камень. Успокойся. Кстати, спрашивал о вас, твоей работой, папа, интересовался. Я ему сказал, что его распоряжение губернатор саботирует.
– И что он? – спросил Денис, с интересом глядя на сына.
– Обещал разобраться.
– Теперь жди репрессий, – почти простонала Валерия.
       – Брось, дочка, паниковать, – сказал Анатолий Васильевич. Потом, обращаясь к внуку, спросил, чем сейчас он занят.
– А то мы не знаем чем, – проворчал Денис. – Копается в грязном белье.
– А ты роешься в черепках, – парировал Сергей. – В ближайшем сюжете хочу рассказать о том, что все дети высоких чиновников обучаются за границей. Чаще всего эти детки там за рубежом и остаются. Там не только  образование лучше, но и жить безопаснее.
– Ты что, меня хочешь до инфаркта довести?! – воскликнула Валерия.
– Мама права, – тихо сказал Денис. – За такое пальчиком грозить не будут.
– Не могу я иначе! Не мо-гу! Считаю своим долгом разоблачать и защищать притесняемых.
– А ты басни начни сочинять! – воскликнула мать. – Там хоть мартышек будешь описывать!
– Ладно вам, – вступился за внука Анатолий Васильевич. – Ничего с ним не сделают. Ты только каждый факт проверяй и перепроверяй. А то и правда можешь вляпаться в нехорошую историю…
В комнате воцарилась тишина. Вдруг Валерия произнесла фразу, из-за которой снова разгорелся спор:
– Вполне возможно, что нашего Петра подменили! Сколько я помню, он был хорошим товарищем. А этот не похож на того, которого мы знали в университете!
– Не сочиняй! Сколько лет прошло?!
Денис встал. Нужно признать, и его посещали эти мысли, но, будучи реалистом, он отбрасывал их.
Они с Сергеем вышли на веранду. Закуривая, Денис грустно произнёс:
– Когда я его видел в Танаисе, мне показалось, что он страшно одинок. Неужели такова судьба всех правителей?
– Он не доверяет никому, ни на кого не может положиться, – кивнул Сергей. – Не верит людям, сомневается в их преданности. Соратники могут предать, олигархи – продать, министры – подставить, преемники – не оправдать оказанного доверия. Вся надежда на охранников.
– Ты прав, сынок, – ответил Денис. – Он тоже человек. А быть президентом и человеком не очень получается.
– И ты прав. Только своё одиночество он заслужил в полной мере. Это рукотворное одиночество. Идеальная Россия для него – это страна, свободная от народа.
Они проговорили до глубокой ночи. Казалось, не будет конца их разговорам. Когда на кухне ходики прокуковали пять, Сергей ушёл в свою комнату «покемарить пару часиков». Денис же так и не смог уснуть. Успокоил себя тем, что Сергей уедет в час дня и он ещё успеет выспаться. Ведь завтра воскресенье. Точнее не завтра, а уже сегодня!
Он набросил на плечи тёплую куртку и вышел на веранду, стараясь ступать как можно тише, никого не разбудить.
Синоптики обещали потепление. «Всё потечёт, – подумал Денис, – и Дед Мороз снова будет стоять в луже. Какая от него радость детворе?!»
Он достал из пачки сигарету и закурил. «Чёрт побери, как же быстро бежит жизнь! Только встречали две тысячи девятнадцатый, и вот уже через несколько дней – две тысячи двадцатый! Казалось бы, вчера и не думал о Танаисе, ходил себе в университет, жил по расписанию «в клеточках» (лекции, семинары), а сегодня спать не может из-за забот о нём!»
Вышла жена.
– Ты что, так и не ложился? – спросила она.
– К чему ложиться? Шесть пробило. Вот проводим Сергея, тогда и отдохну.
– Нельзя же так. Совсем извёлся. Кому нужна такая работа?
– Мне нужна.
– Хватит дымить. Приляг хотя бы на пару часов.
– Иди, иди… Я ещё постою.
Недовольная мужем Валерия ушла к себе, а Денис продолжал размышлять:
«Странная наступила у нас жизнь. Когда-то были востребованы математики и физики, а человек со способностями коммерсанта считался постыдным элементом, изгоем в обществе. Кто тогда осмелился бы во всеуслышание сказать, что он – коммерсант?! Купил подешевле – продал подороже. Вот и вся «наука». Считали, что это просто спекулянт. Не то что физик или математик. Там нужны фундаментальные знания. Но были же в прошлом в России Демидовы, Морозовы, Парамоновы, прекрасные коммерсанты, обладающие не только огромным житейским опытом, но при этом хорошо знающие и математику, и физику. Ведь были же… А Сергей – талантливый парень, тележурналист, но кто знает, где его потолок, кем он будет, когда доживёт до моих лет?! И кто знает, какие рыночные отношения у себя в музее я смогу развить, не выходя за рамки закона? Музей – это музей, и возможности у меня не такие, как у начальника порта или железной дороги. А участковый врач?! Какие коммерческие приёмы может он применить, не преступая при этом закона? И законно ли предложение этих чудаков, которые хотят купить у меня торговую марку «Танаис»? Как можно продавать то, что тебе не принадлежит?! С таким же успехом мог бы продать статую Свободы или Эйфелеву башню! Большинство коммерсантов не выдерживают искушения. Нет, это не для меня…»
 Денис наклонился и погладил Дика. Овчарка даже не открыла глаз.
 «А весной нужно как следует отметить праздник реки Танаис. Когда-то он был, по-видимому, важнейшим событием в жизни города. Его жителей называли танаитами. Жертвоприношения, шествия, игры, состязания… Уже сегодня нужно готовиться к мероприятию, музейные работники должны стать главными организаторами. И корабль наши умельцы построят, и на воду поставят. Пригласим гостей из Ростова и области. Нужно будет сделать яркое театрализованное шествие… чтобы запомнилось, чтобы заговорили о нас. А уж песнопения всякие поможет организовать Верочка. Она у нас настоящая актриса. Всё же хорошо, что тогда я взял её в музей. На такую зарплату никто не идёт, а ей нужен стаж для поступления. Она будет прекрасным археологом. Да, не забыть бы наметить, кто будет изображать боспорского царя, сподвижника цезаря. Пожалуй, Макаров прекрасно подойдёт на эту роль…»
 Денис снова погладил Дика. Тот нехотя встал, зевнул, выгнул спину и начал вилять хвостом, довольный тем, что на него обратили внимание.
 – Что, дружок, утро наступило? – сказал он и выпустил собаку во двор погулять.
 
 После завтрака Валерия стала собирать Сергею дорожную сумку. Положила туда три баночки домашнего варенья, два больших вяленых леща, несколько рыбцов, купленных на рынке. Такого в Москве не найдёшь.
 Анатолий Васильевич сидел в своём кресле, грустно поглядывая на домочадцев. «Вырос внучок! Время бежит…».
 В одиннадцать Денис прогрел машину, уложил небольшой багаж сына. 
 Дорога была свободной от снега, машина катилась по шоссе легко, и только с приближением к Ростову настроение у Валерии испортилось.
 – Что это за приезд такой на один день? Ждём, ждём тебя, а ты показался как ясно солнышко и умчался. А нам снова только и остаётся, что ждать тебя.
 – Мама, сейчас зима. Дни короткие. Вот почему солнышко только покажется – и спешит спрятаться за горизонт, – пытался отшутиться Сергей. – А если серьёзно: летом мы с Женей и Андрейкой обязательно приедем. Слово даю! Не грусти.

На обратном пути Валерия вдруг грустно произнесла:
 – Ничто не вечно в этом лучшем из миров. В том числе и наша любовь! И не нужно стараться сохранять на лицах вымученные улыбки. У тебя уже не так бьётся сердце в предвкушении встречи. Мы не делаем те милые глупости, которыми обменивались и восторгались. Всё перегорело и унеслось куда-то в прошлое.
 – К чему ты это? – не понял Денис. – Жизнь продолжается, и я люблю тебя. Да, не так, как много лет назад. Но  ты – мой тыл, ты – моя жена, мать нашего сына.
 – Прошлое даётся только один раз, и это – твоё собственное прошлое, – продолжала в какой-то задумчивости Валерия. – Его нельзя изменить. Мы часто говорим, что за счастье надо расплачиваться. Но есть такое счастье, за которое не жалко расплачиваться.
 Денис промолчал. Нет, он по-прежнему любил Валерию. Но это была совсем другая любовь, и он не хотел копаться в этих чувствах, что-то анализировать или изменять.

В понедельник снова пошёл снег. Крупные снежинки медленно опускались на землю и тут же таяли. На работу Денис приехал чуть позже обычного. У крыльца центрального выставочного зала стояла Елена Владимировна и ловила ладошками снежинки. Она была так увлечена этим занятием, что, казалось, не заметила, как подошёл директор.
 – Всё великое в природе происходит бесшумно, – сказала она. – Кто-то из мудрых сказал: «Сад Божий цветёт в тишине». Природа умеет беречь свои тайны, хранить священную тишину. И требует того же от людей.
 – Человек шумит преднамеренно и просто так, – кивнул Денис Анатольевич и стал рядом.
– А шёпот падающего снега слышится мне, как таинственная мелодия зимней природы. Мелодия для успокоения и отдыха души. Боже, хорошо-то как!
 – Тишину легко спугнуть шумом. Но с чего это вас сегодня на поэзию потянуло?
 – Мой таганрогский друг Виктор Гальперин описал это состояние такими строфами:

...ты ангел и демон…
и тысячи разных имён…
...ты твёрже гранита
и ласково таешь в руках –
я чувствую… в эту вселенную
вечно влюблён,
когда прикасаюсь губами
к твоим облакам...

С благоговением вслушиваюсь в эту тишину и постепенно наполняюсь внутренним спокойствием. Моя душа точно поёт хвалу и благодарность сходящему с небес благословению.
       Денис с удивлением и нежностью взглянул на Елену Владимировну и грустно произнёс:
– У меня так не получается. Меня всё больше проза жизни тревожит.
Елена Владимировна, словно и не слыша его, продолжала:
       – А снег идёт. Я подставляю руку ладонью к небу, снежинка доверчиво ложится на неё и тихо тает.
       – Всё прекрасное в нашем мире недолговечно! Оно приходит подобно чуду и ускользает, как счастье. Но проза жизни неумолима. Идёмте работать. Хотел с вами посоветоваться по одному вопросу.
Елена Владимировна повела плечами, точно стряхнула с себя нахлынувшие на неё чувства, и уже как обычно, по-деловому, кивнула:
– Да-да, конечно. Простите меня!
– Не за что мне вас прощать.
Они пришли в его кабинет. Денис Анатольевич повесил куртку в шкаф, говоря:
– Нам с вами повезло. Мы работаем в Танаисе, прекраснейшем в мире месте. Будто специально извивая русло, Мёртвый Донец омывает живописно раскинувшиеся холмы и степи, лески и рощицы, словно хочет сказать людям – взгляните же, как красиво!..
– Ого! Теперь и вас потянуло на поэзию, – улыбнулась Елена Владимировна. – Мы с вами будем беречь эту красоту.
– И жить будем долго и счастливо, как жили здесь прекрасные танаиты. Обрабатывали землю, сеяли хлеб, строили дома и кузницы, торговали с соседями, рожали детей. Все говорили на разных языках, при этом прекрасно понимая друг друга, потому что были мирными людьми и никому не желали зла.
– И никому не желали зла, – эхом отозвалась Елена Владимировна. 
В этот момент зазвонил телефон. Денис Анатольевич снял трубку, предлагая Елене Владимировне присесть.
Звонили из министерства культуры. После приветствия министр сообщил:
– Тридцатого декабря вы с Леоновой должны быть в Сочи в резиденции президента. У него состоится совещание по развитию туризма на Северном Кавказе.
– Что нужно подготовить? – спросил Денис Анатольевич.
– Помнится, вы что-то там говорили о туризме по античным местам. Хорошо бы поподробнее раскрыть эту тему.
Положив трубку, Денис Анатольевич с озабоченностью посмотрел на Елену Владимировну и рассказал о предстоящей поездке в Сочи.
– Надо же. Накануне Нового года! – проговорила она, удивлённая происходящим. – И зачем там я? Никогда ничего не говорила о туризме по античным местам. Это была идея нашего бывшего директора Валерия Фёдоровича Чеснока. Его бы туда и пригласили!
– Валерий Фёдорович стар уже, чтобы ездить на такие седалища!
– Но это же его тема.
– Его. Однако Президент хочет там видеть вас!
– Мало ли чего он хочет?! Я возьму больничный.
Денис Анатольевич внимательно посмотрел на неё и тихо произнёс:
– Не стоит. И я хочу, чтобы вы поехали. С вами мне будет спокойнее.
Елена Владимировна внимательно посмотрела на него, потом спохватилась и сказала:
– У нас есть время подготовиться.
– Не понимаю, что у них своих специалистов нет? Целые министерства, институты занимаются туризмом.
– Но кто лучше вас знаком с этой темой? – возразила Елена Владимировна.

В просторном зале за круглым столом собралось много народа. Здесь были главы регионов, представители федерального правительства, журналисты, телеоператоры, кинематографисты.
Когда в зал вошёл Президент, все встали.
Поздоровавшись, он сразу же начал совещание. Все поняли, что настроен он по-деловому.
Обсуждение было недолгим. Признав, что для развития отрасли нужны финансовые вливания, Президент попросил министра спорта, туризма и молодёжной политики назвать цифру, необходимую, чтобы эти планы не остались только на бумаге.
Потом его словно прорвало. Он делился планами, и Денис Анатольевич вдруг подумал, что президент сам себя «заводит», как это умели делать многие «вожди нации». Говорил, словно мечтал вслух:
– Нам нужно осваивать Сибирь, Дальний Восток! Средств на это не хватает! Несколько дней назад дал задание экспертам просчитать, сколько примерно будет стоить создание инфраструктуры и организация скоростного движения на Транссибе и БАМе. Есть идея – продать, наконец, Японии эти мало кому нужные два острова, о которых так много они кричат и из-за которых мы с ними до сих пор не можем заключить мирный договор. Пусть нам всё это выстроят и… забирают свои острова. Нужно научиться реально смотреть на вещи! Пора, наконец, ввести безвизовый режим с Америкой, Англией, Европой. В Россию хлынут дешёвые иностранные товары. Понимаю, нашим производителям придётся нелегко, но мы сократим армию и на эти средства модернизируем многие заводы и сельское хозяйство…

Встречу транслировали в прямом эфире.
Анатолий Васильевич проворчал:
– Что он разбазаривает Россию? Когда-то по дурости продали Аляску, а теперь локти кусаем! Каждый стоящий наверху думал о том, как по крохам собирать земли… а этот…

Президент продолжал:
– Конечно, найдутся и противники этих планов. Но я убеждён, что всё задуманное нужно нашим людям. Жизнь станет комфортнее. Одна только возможность легко, быстро и недорого добраться из самых отдалённых краёв в центр страны коренным образом изменит ситуацию. Дороги будут обрастать новыми посёлками и городами. Появится промышленность, необходимая, чтобы обслуживать эти города, больницы, школы, детские сады… Рабочие места... Сибирь и Дальний Восток по-настоящему ощутят себя в составе великой России.
Денис Анатольевич склонил голову и слушал президента, с горечью думая, что Пётр мало изменился, что «Остапа понесло!»

Анатолий Васильевич вдруг, напротив, подумал: «А что, если действительно президента подменили?! Такая практика была распространена в прошлом. То во Франции короля подменят, то в России лже-Дмитрий объявится… Вчера он выступал против Запада, а сегодня – кардинальная переориентация позиций, распродажа земель России!.. – Потом сам себя одёрнул: – Не в восемнадцатом веке живём! Лжеправителя легко уличить элементарным генетическим исследованием. Но ни думать, ни говорить об этом нельзя – опасно! Да и доказательств мало. Генетической экспертизы нет. Заговоришь о таком, так закатают в асфальт и тебя, и близких…»

Экзальтированный монолог Президента собравшиеся восприняли по-разному. Кто-то сидел, низко склонив голову, стараясь не поднимать глаза, чтобы по ним не могли прочитать о его отношении к новым идеям Президента.
Кто-то записывал в блокнот «светлые мысли». А ведущий представитель кинематографии Никита Сергеевич Михайлов сказал, что устами президента говорит народ России, что в стране давно следует учредить конституционную монархию.
– В массовом сознании, – громко сказал он, выразительно размахивая руками, – в духовной жизни народа произошёл надлом, усугубившийся  экономической стагнацией. Прибавьте к этому разрушенную систему образования, поток неуправляемой миграции, катастрофический социальный разрыв между богатыми и бедными, девальвацию нравственных ценностей, гибель культуры, ослабление связей между народами. Эти шатания только мешают поступательному движению России к прогрессу!.. – Он, почти как президент (родственные души!), впал в экстаз: – Мы – православная страна. Либерализм, социализм, парламентаризм, Манифест коммунистической партии вкупе с большевиками стоили нашему Отечеству миллионов человеческих жизней. Достаточно обратиться к примеру Испании, где восстановили монархию. Сегодня легитимная испанская монархия – важнейшая составляющая демократического строя Испании.
Чувствовалось, что президент доволен его словами, но, скромно потупив глаза, он сказал, что страна у нас многонациональная и многоконфессиональная. При этом каждый понимает необходимость повысить роль религии в воспитании молодого поколения.

А Анатолий Васильевич, пользуясь тем, что в доме один (Валерия ушла на работу), ругнулся и выключил телевизор:
– Докатились! О монархии вспомнили!..

В резиденции президента началась настоящая вакханалия. Все заговорили сразу. Кто-то одобрительно кивал. Кто-то говорил:
– А что? Это правильно: мы как собаки на сене. Сами использовать острова не можем и другим не даём!
Но были и те, кто возражал:
– Сейчас ощущается недостаток не в диктатуре, не в сильной государственной власти, возрождении исторических традиций, а в демократии!
Иные уныло молчали.
Видя, что идея введения монархии не нашла поддержки большинства, президент успокоил собравшихся:
– Об этом ещё нужно крепко думать! У нас ещё есть время. Дело не завтрашнего дня.

После того как закончилось совещание, президент пригласил всех на банкет.
– Не так часто мы встречаемся, – сказал он. – К тому же завтра тридцать первое декабря, наступает Новый год!
Гости перешли в соседний зал, в котором на столах, расставленных буквой «П», уже лежали холодные закуски.
Президент сел во главе стола и пригласил Елену Владимировну сесть рядом.
– Простите, господин президент, но мы приехали с профессором Елагиным, и мне не хотелось бы его терять…
Президент недовольно искривил лицо и сказал:
– Не потеряете… – Видя растерянность Елены Владимировны, нашёлся: – Так пусть и Денис садится рядом.
Так и сели: во главе стола президент, по левую руку – Елена Владимировна, а по правую – Денис Анатольевич.
– Рад вас снова видеть, – сказал президент, улыбаясь Елене Владимировне. – Как вы там? Шеф вас не обижает?
– Что вы! – воскликнула Леонова. – Мы с Денисом Анатольевичем живём душа в душу!
Президент с завистью взглянул на Дениса Анатольевича и грустно заметил:
– Везёт же ему! В университете увёл у меня мою девушку – и здесь опередил.
– Во-первых, не твою... Простите: не «вашу». Мы с Валерией до вас уже побывали на Тянь-Шане, Памире… Вы присоединились к нам только когда мы шли через Кавказские горы на Чёрное море.
– А сегодня ты отнимаешь у меня даже возможность поухаживать за прекрасной Еленой Владимировной!
– Ухаживайте! Только мы своих не сдаём. Она – прекрасный археолог. Мы – друзья, и я... я тоже её люблю! Неужели вы настолько одиноки?
Президент грустно посмотрел на своего однокашника, как-то криво улыбнулся и встал, давая понять, что наступил конец частным разговорам.
– Дорогие друзья! – громко сказал он, перекрикивая общий гомон. Все сразу же замолчали, а президент продолжал: – Перед нами, перед страной стоят грандиозные задачи, и мы сделаем всё, чтобы их выполнить!
Он проследил, чтобы Елене Владимировне официант наполнил бокал красным вином, и первый с нею чокнулся.
Банкет был своеобразным продолжением совещания. Уточнялись сроки, договаривались о финансировании. Министр спорта, туризма и молодёжной политики попросил Дениса Анатольевича прислать развёрнутый план туристического маршрута по античным местам Причерноморья.
Вино лилось рекой. Тост следовал за тостом. Киношник Михайлов снова стал что-то говорить о конституционной монархии, о необходимости укреплять вертикаль власти.
Откуда-то возникло слово «хозяин» в различных вариациях: «хозяин положения», «настоящий хозяин», «хозяин земли русской»…
Денис Анатольевич не выдержал и крикнул Михайлову, чтобы тот прекратил молоть ерунду, что ему как историку это странно слушать:
– Чем вас президентская власть не устраивает? Вы ещё спойте «Боже, царя храни!»…
Казалось, ещё немного, и собравшиеся станут бросать друг в друга бутербродами с чёрной икрой. Может, и до мордобоя дошло бы, но встал президент и всех успокоил:
– Я же сказал, что о монархии думать рано. У нас есть время, чтобы реально сделать жизнь людей лучше, чтобы сам народ решил, какая власть ему нужна. Давайте лучше выпьем! И учитывая, что наше совещание проходит на земле казаков… донских, кубанских, терских… на прощанье споём добрую казачью песню.
Поставив свой бокал на стол, положив руку на плечо Елене Владимировне, он запел:       

По Дону гуляет, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой.
В саду дева плачет, в саду дева плачет,
В саду дева плачет над быстрой рекой.
Её утешает, её утешает,
Её утешает казак молодой…

У президента был красивый баритон.
Все подхватили песню. Михайлов артистично пел, лихо поправляя усы. Ни дать, ни взять – казак! Чем не Тарас Бульба?! 
Уже прощаясь, президент, чтобы сгладить неприятное впечатление от спора, сказал Денису Анатольевичу и Елене Владимировне:
– Рад был вас повидать. Верю и надеюсь, что мы ещё встретимся. Ваша идея сделать туристический маршрут по античным местам очень перспективна.
– Не наша это идея. Вы помните ростовского историка Валерия Фёдоровича Чеснока? Хотя вы его вряд ли знали. Он археолог и в университете лекций не читал. Его идея. Двадцатилетней давности.
– Неважно, чья идея. Важно, кто её воплотит в жизнь! Всего вам хорошего. – Потом, улыбнувшись, сказал Елене Владимировне: – С вашим шефом я всякий раз чувствую себя крыловской лисицей. Помните?

                …А кисти сочные как яхонты горят;
                Лишь то беда, висят они высоко:
                Отколь и как она к ним ни зайдёт,
                Хоть видит око,
                Да зуб неймёт…

Елена Владимировна улыбнулась. Ей было приятно, что её сравнили с желанной гроздью винограда.

Поезд в Ростов отходил в два часа ночи. Двое рослых мужчин на джипе подвезли их к вокзалу, вручили билеты, проводили в вагон, пожелали доброго пути и растаяли в темноте.
– Молодцы ребята. Хорошие места забронировали. Что значит власть! – сказала Елена Владимировна, чувствуя, что ещё немного, и она упадёт. – Перепила я сегодня. Хотя есть извиняющие обстоятельства: не каждый же день пью с президентом!
Она плюхнулась в кресло, взглянула в окно и увидела, что здание вокзала поплыло куда-то назад. Поезд плавно набирал скорость.
Денис Анатольевич положил портфель в багажное отделение и сел рядом.
– Они – гебисты на задании, – сказал он.
– Мы в нашей стране все – гебисты, и все на задании, – откликнулась Елена Владимировна. – Все потом пахнем, хотя ничего не производим.
– Может, вы и правы. Только я не могу понять, почему мы чего-то хотим от всех и ничего не хотим от себя?
– А чего мне от себя хотеть? Всё, что могу, – делаю!
– Я к тому, что никакой президент нас не изменит! Он такой же, как и мы! У нас путь наверх категорически не может быть честным! Певицы продают голос, актёры – талант, мастерство. А если всего этого нет?..
– Тогда продают душу! – ответила Елена Владимировна. – И я заметила в нём…
– В ком?
– В президенте. Какие-то черты дьявола! Совершенно убеждена, что он давно продал ему свою душу! Он вас не слышит, зато прекрасно понимает свою силу и власть. И я снова и снова убеждаюсь, что мы с вами одной крови, что даже думаем одинаково.
Денис Анатольевич откинулся на спинку кресла и мечтательно произнёс:
– Хорошо бы с президентом заключить долгосрочный контракт: он обеспечивает нам безопасность, правосудие, свободу и покой, а всё остальное…
– Что же остальное? – с интересом взглянула на Дениса Анатольевича Елена Владимировна. Она была в сильном подпитии, но вполне владела собой и любовалась Денисом Анатольевичем.
– Пропитание, жильё, образование, развлечения, работа, наконец. Пусть это будет нашей заботой! Я бы о нём и не вспоминал! И без него дел по горло!
Он взглянул в окно. Поезд мчался на полной скорости, но движения почти не было заметно. Елена Владимировна, откинувшись на спинку кресла, едва слышно говорила, и на её глазах выступили слёзы.
– Боже, но почему же вы такой глухой и слепой?! Мои чувства зарождались исподволь, неспешно, как несёт свои воды наш Дон. Я вас приметила ещё в университете и тогда поняла, что мы с вами одной крови! Вы обладаете великолепной интуицией. Мечтатель, фантазёр… А ещё вы болезненно чистоплотны во всём… Как я вас любила тогда! Ночами не спала, мечтала… Конечно, и я чувствовала вашу симпатию ко мне. Мне это льстило, как и любой молоденькой девушке. Вы были душой компании и удивляли всех тем, что ни на кого из женщин не обращали внимания. Напрасно вокруг вас порхали студенточки и аспиранточки. И я полюбила вас безответно, тщательно скрывая своё чувство. Мне было просто хорошо и комфортно. Я прятала свою любовь. Боялась, что отнимут… – Почувствовав, что сказала то, чего говорить было нельзя, Елена Владимировна тихо заплакала, вытирая платком глаза: – Просто я, видимо, перепила. Только вы, пожалуйста, молчите. Стоит ли обижать тех, кто вас любит?..
Денис Анатольевич не знал, что ей ответить. И ему она нравилась… но дома его ждала Валерия, и он не хотел, не мог ответить на признание Елены. Он какое-то время молчал, опустив голову. Потом пробормотал:
– Кто-то сказал: мы думаем, нас любят потому, что мы хороши. Но на самом деле хороши те, кто нас любит. Вы прекрасный человек, и я рад, что волею судьбы мы работаем вместе. У меня никогда не было такого друга.
Елена Владимировна, казалось, протрезвела. Она грустно улыбнулась:
– Проехали. Правда лучше лжи. Я знала, что вы мне так ответите. Знала, но всё же не сдержалась, призналась в своих чувствах. Но вы ответили мне так, как и должны были. Именно за то, что вы такой, я вас и люблю! Видимо, я сильно перепила сегодня. Поверьте, вы никогда больше не услышите от меня таких слов… – Она опустила спинку кресла и закрыла глаза: – Хочу хоть ненадолго вздремнуть.
– Да-а, пожалуйста.
Он тоже откинул спинку кресла и сразу уснул…
      
Площадь перед Казанским вокзалом в Москве была забита людьми. Все возбуждены. В руках знамёна, цветные шары, транспаранты. Встречают поезд, прибывающий на первый путь, в специальном вагоне которого президент.
Несмотря на сильный снегопад, никто даже не думал расходиться. В сторонке стоял сводный оркестр Московского военного округа. Несколько поодаль – патриарх, высокие чины русской православной церкви. Чуть дальше – правительство во главе с премьером, члены обеих палат парламента.
По перрону в форменных фуражках бегали станционные работники, а в толпе виднелись группы рослых людей в сером. Он сразу понял: охрана президента.
Поезд медленно подошёл к перрону. Сразу все оживились, забегали, хотя было точно известно, где остановится вагон президента.
Вдруг раздались крики: «Слава новому монарху России! Да здравствует конституционная монархия!..» И оркестр мощно и торжественно заиграл «Боже, царя храни», а откуда-то взявшийся хор запел:

                …Сильный, державный,
                Царствуй во славу,
                Во славу нам!..

Из вагона вышел Пётр. Он лучезарно улыбался, поднимал руку, приветствуя своих подданных. Патриарх осенил крестом прибывшего повелителя всея Руси, трижды расцеловался с ним. Пётр за руку поздоровался с премьером, министром обороны, другими чиновниками.
После первых приветствий, наконец, все направляются в зал для почётных гостей. Петра сопровождают Никита Сергеевич Михайлов, другие доверенные лица из ближайшего окружения. Дети преподносят букеты с цветами. Все торжественны.
Денис Анатольевич удивлён. Он идёт в той же свите, но явно этого не хочет. Громко заявляет:
– Дожили! Надо ли было свергать Николая Второго, уничтожать царскую империю, потом СССР, чтобы снова прийти к монархии!
К нему тут же с двух сторон подходят огромного роста мужчины и, взяв под руки, тихо приказывают:
– Пройдёмте!
– В чём дело? Кто вы?
Старший показал красную книжечку, и Дениса отвели в машину. На Лубянке сразу же провели в допросную.
– Как смеешь так непочтительно относиться к нашему монарху? – задаёт вопрос следователь.
– Мы с ним учились на одном курсе в университете. И почему это вы ко мне обращаетесь на «ты»?
– Заткнись!
Потом пришёл высокий чин. Он говорил вежливо, но задал тот же вопрос.
– Президент всегда напрягался в окружении деятелей культуры, людей, настроенных демократически, – ответил Денис. – Он чувствовал себя во враждебном лагере и боялся, что сейчас на него набросятся. Он робел перед творческой интеллигенцией, считая, что она настроена к нему оппозиционно.
– Не президент, а монарх всея Руси! – поправил высокий чин. – Вы не патриот!
– Истинных патриотов люди власти боятся, – сказал он.– А извращённый патриотизм – это для них самое то. Власть страшится умных и свободных людей по одной простой причине: такие люди отвергают холуйство. Человек всегда должен противостоять злу, защищать гонимых, униженных и оскорблённых. Надо сохранить душу, помня, что она – имущество Бога! К сожалению, наша православная церковь перестала следовать Божьим заповедям, забыла о милосердии, наживается, срастившись с властью…
– Вот за все эти мысли вы и будете наказаны.
Он вызвал охрану и приказал препроводить Дениса в одиночную камеру.
Пошли по гулким пустынным коридорам в камеру. Он сел на нары, и дверь за ним закрылась. Услышал, как лязгают засовы…
Денис Анатольевич долго сидел, но усталость сморила его, он прилёг на нары и заснул.
Вскоре кто-то тихонько постучал в камеру. Он подумал: «Это же нужно, какая вежливость!».
– Через десять минут Ростов! Стоянка будет сокращена, – сообщила проводница.
«Приснится же такое», – очнувшись, подумал Денис.
Когда вышли из вагона, в небе кружили снежинки, как паутинки спускаясь с небес. В лунном свете снег казался голубоватым. Каждое деревце было заботливо украшено снежинками, каждая веточка ухожена с любовью.
Можно привыкнуть к шуму, но к тишине привыкнуть трудно, как и до конца насладиться ею. А вместе с нею и необыкновенным спокойствием, которое окутывает каждого, кто умеет слушать тишину.
– Мне кажется, что сейчас Природа молится, – сказала Елена Владимировна. – Хорошо!