Молчание Нильса Бора

     Чувства и мысли взаимосвязаны и дополняют друг друга. Пытаясь анализировать свои чувства, мы их изменяем, но отдаваясь чувствам, теряем возможность анализировать действительность.

     Само стремление к ясному пониманию сущности явления требует качественного подхода и потому неизбежно уводит от математической точности. И наоборот – попытка точного математического описания усложняет и затрудняет понимание сущности явления. Нильс Бор был прав, когда утверждал, что ясность дополнительна истине.  Прав в том, что если мы хотим не удаляться от истины, а приближаться к ней, то не должны пренебрегать ясностью. Ясное понимание сущности явления и её строгое математическое описание должны быть всегда дополнительны друг другу.

     Однако зачастую, проповедуя те или иные мысли, люди не хотят ясности и потому отвергают саму истину. Это происходит по разным причинам и их множество. Например, ученик Нильса Бора, еще молодой Гейзенберг, количественно сформулировавший известное соотношение неопределенностей, долго отвергал ясность собственного открытия. Спустя много лет сам Гейзенберг вспоминал: « …Бор втолковывал мне, где я был не прав… Помню, как это кончилось: у меня брызнули слёзы – я разрыдался, потому, что просто не сумел вынести давления Бора». Или вот еще примеры. Создатель классической теории электронов Лоренц не менее эмоционально отвергал квантовую механику. Но, понимая неотвратимость нового миропонимания, он в отчаянии признался академику Иоффе: «Я потерял уверенность, что моя научная работа вела к объективной истине, и я не знаю, зачем жил; жалею только, что не умер пять лет назад, когда мне еще всё представлялось ясным». А Эйнштейн, который не стал исключением и до последнего выдумывал мысленные эксперименты, и «на пальцах» отвергал вероятностный взгляд на мир. Даже его близкий  друг Эренфест, не выдержав такой аргументации, сказал: «Мне стыдно за тебя Эйнштейн: ты оспариваешь новую квантовую теорию совершенно так же, как это делали с теорией относительности твои враги! »

     Еще в 1927 году Нильс Бор сформулировал принципиальное положение квантовой механики – принцип дополнительности. Однако до конца своих дней пытался убедить   ученых из разных областей знания – биологов, психологов, лингвистов, историков и многих других, - что принцип дополнительности может служить для них путеводной нитью. Он придавал этому принципу общефилософское значение, хотя и не считал себя философом. И уже незадолго до своей смерти на вопрос о том, какое место в его научном творчестве занимала эта философская проблема, ответил так: «В некотором смысле это была моя жизнь». 

     То, что влекло Нильса Бора всю его жизнь, не замыкалось физикой. Сформулированный им принцип дополнительности  стал гениальной догадкой, которая чуть-чуть приоткрыла исходную ясность всего нашего знания о Мире. Этот принцип приблизил всех к разгадке информационного единства Мира, его свойства   непрерывности и дискретности, открытости и относительной закрытости для познания. Но у Нильса Бора просто не хватило сил сделать его столь ясным, чтобы вокруг этого открытия объединить разобщенное научное сообщество. И действительно, это же сколько сил надо было ему приложить, чтобы ясность принципа дополнительности материализовалась не только в настоящих соленых слезах одного Гейзенберга, а в рыдании всего научное сообщества? Таких сил у одного человека, даже такого гениального, каким был Нильс Бор, было явно недостаточно!

     Наша цивилизация давно стоит на распутье перед необычным для него препятствием – отсутствием  ясности в уже добытых людьми знаниях. Для его преодоления требуется нечто большее, чем математическая изощренность, экспериментальная изворотливость, технологическое совершенство, в которых люди поднаторели в прошлом. Теперь требуется то, о чем они до сих пор имеют самое смутное представление – свобода воли. А свобода воли - это то, что решается только в пути, в движении на осознанно выбранном направлении и исторически зрелыми, ясными мыслями многих. Еще невыбранный путь тернист не только в поиске истины, но и обычной ясности. Ведь истина без ясности непостижима, а ясность без истины иллюзорна.