Колорадский жук

    
          

                К О Л О Р А Д С К И Й   Ж У К
                Рассказ
               
        - Эхе – хе-хе.  Старость - ни  радость. Андрей вздохнул, не оглядываясь, протянул руку  на  верхнюю  приступочку  крыльца  взял  пачку  «Элем»  подарок младшего сорванца,  - Целый  блок  принес,  дорого,  наверно. Достал сигарету, прикурил от мудреной  зажигалки,  огня  нет, а горит. Поперхнулся густым дымом.        - Фу, какая гадость,  ни  вкуса,  ни  крепости  и  что хвалят, рекламируют?  Хотел выбросить сигарету,   но   по рачительной крестьянской  привычке,  как- никак, а второй десяток живет на селе, куплено,  значит, заплачено значить надо использоваь. Деваться  некуда, придется курить. Или нет, решил он,  подарю соседу Миколке. Тот падкий до иностранщины. Но вставать и идти за «Примой»  не  хотелось.  За  эти  пару  суматошных  дней, наполненных  работой и праздником,  набегался,  распоряжаясь,  до полной ломоты всех косточек. Да, как не намаешься,  что  ни  говори, одной картошки на все семьи,  двадцать пять соток. Да и остальной мелочевки не менее.  Плюс  дом подлатали, подкрасили. Любо- дорого  смотреть. Молодцы сорванцы! Видно сговорились. В аккурат,  в пятницу к обеду подъехали.  Старший  с невестою, да дочка с зятем и младших два сына, неженатых  оболтусов.  И сколько же нас было. Мы вдвоем со старухой,  да внуков четверо,  и внучек парочка, точно  дюжина  получается. И где все разместились?  Хорошо, что лето и благодать.
       Чудный  вечер  и  посошок,  выпитый  с отъезжающими в город зятем и сыновьями,  располагал  к  размышлению. - Нет,  молодцы они у меня. Ведь как все организовали  и когда все успели и жука потравить и стол накрыть. А Настена - то,  такая радостная, счастливая. Эх, одуванчик ты мой, с теплом думал Андрей о  своей  благоверной.  Все  ему  понравилось.  И  стол отменный и подарков на материнский  юбилей, навезли. Носить, не переносить. И внучки стихи читали,  самими  написанные.  Да, доставили они нам радости- удовольствия. Что тут  скажешь?  Знать заслужили к себе такое уважение. Вот только за чаепитием, что называется  под  занавес.  Конфуз случился. Схватились  два  спорщика,  два  ерша запудренных. И далась  им, эта, политика хреновая. А виноват Алексей непоседливый. Хоть и младше Георгия,  но  все  норовит  его  ущипнуть. 
- Ну что растет ваша партия? С таким сочувствием к делу брата, спросил Алексей,  словно от этого зависела  ни  много, ни мало, а судьба родины. Георгий серьезно, с достоинством,  как  все  что  он  делает, отвечает.
- Да, на  этой неделе приняли еще одного члена  в  наши ряды. Теперь нас сорок. Сказал он гордо и так же гордо посмотрел на  Алексея,  которого считал мальцом и безответственным человеком.
- Да ну, - живо подхватил такую добрую новость Алексей. - Во! Даете! Слушай. Гришка! Так вы теперь  можете политбюро открывать! Или нет, вы теперь как в сказке «Тысяча и одна  ночь»  Али - Баба и сорок  разбойников.
- Дурак! Тебе все шуточки. Мы, пусть медленно, но растем. Наращиваем силы. И когда мы придем к власти....
       -  Мне помнится, вы, уже вроде  как там были.
       - Когда мы придем к власти, не обращая внимания, на реплику   продолжал  Георгий,  мы вновь вернем заводы рабочим.
       - Вот,  вот рабочим заводы!  Крестьянам колхозы. Все вокруг колхозное, все вокруг мое, - нараспев процитировал  Алексей, сложившуюся за восемьдесят лет народную пословицу, - мы это уже проходили.    
      - Ты слушай, недоросль, что старшие говорят. Теперь Георгий прервал Алексея. - Демократы,  или как их правильно назвал товарищ Зюков,  “дерьмократы”  не оправдали доверие народа.
     - Какие демократы? Где ты видел у власти демократов? Это твои   краснопузые   вельможи   быстренько,   перекрасившись  и  скинув  галстучки, действительно,  стали  дерьмократами.  Иногда  думается,  а не саботаж ли это? Специально   *CensureBlock* перестройку,   чтоб   люди  завопили  « Хотим  в  коммунистическую  шеренгу,  в стабильную жизнь по талонам, в очередь. Если хочешь знать?  Рабочему, наплевать какой будет строй,  кто ему будет спускать план. Ему главное, чтоб деньги платили, но не прожиточный минимум, а нормальную зарплату за  свой труд. Люди  устали быть нищими они должны  быть богатыми ….
- Вот именно, мы не допустим, чтоб были богатые....
- Да конечно, пусть все будут нищими.   
- Да, если надо, мы  с оружием в руках встанем на защиту трудового народа.
- Вот, вот. « Отец и сын на поле брани. В родной стране вдруг стать врагами». Продекламировал Алексей, - Было  это все, было. Может, хватит крови? Алексей хотел прочитать братцу все стихотворение, написанное им во время Августовского путча, но побоялся кровно обидеть Григория, который в те памятные дни воспрял духом и бегал как скаженный по заводу, теребя рабочих -  “ Вот, видите, началось “,  а те пожимали плечами, что, мол, началось и что будет, снова карточки да, Гулаг. 
       
Какая совесть должна быть,
Чтоб народ свой не любить.
Толкать людей к кровавой схватке
и рваться к власти без оглядки.
Вам мало было Октября,
тогда вы встали у руля.
И сразу  деспот в вас  родился.
Он рос, крепчал и кровушкой упился.
Во имя радужных идей,
вы миллионы принесли смертей.
Отец и сын на поле брани.
В родной стране, вдруг стать врагами.
Вы “ Ум и честь, эпохи нашей”.
Да не хотим мы жизни вашей,
не нужен нам, Ваш КОММУНИЗМ
скрытый, тайный бандитизм.
И не толкайте нас опять,
врагов в самих себя искать.
        - Ну, это уже слишком, товарищ Зюков в  своей последней речи сказал...
       - Слушай, Гриша, вкрадчивым голосом, словно враз, политически покрасневший, с  большой  заинтересованностью для себя и всего человечества, обратился Алексей к брату
      - Скажи, а дедушка Зюзю, так полюбовно звала  партийная  поросль  своего идейного вождя, - Получил справку,  что он не дегенерат.
      - Товарищ  Зюков  все  получит. Не  чувствуя подвоха, продолжал в запале  Григорий.  -  Он  сказал, -  Мы  не  повторим  ошибки  коммунистов старой  формации-.               
- Да конечно, старых нет неповторте, но, обязательно наделаете новых, и может , еще страшнее.  А про старые, почитай у Солженицына.
- А что, а что Солженицин. Да, он на советскую власть обижен, он сидел.
- Сидел, а твой дед не сидел?   
-  У меня  все  чисто.
- Это у тебя в документах чисто, ты у отца спроси. Он многое расскажет.  Ребята распалялись, до кулаков, конечно,  дело никогда не доходило, но  порядок  за столом явно нарушался. Тут- то Степан,   самый старший из сыновей, прекратите  на митинге. Алексей пытался, что- то возразить, но Степан на него так  посмотрел,  что  младший поерзав на стуле, понял, спор придется отложить.
        Григорий, желая подчеркнуть, что последнее слово за ним, поднялся из- за стола и,  сказав,  что  заночует  у  Логиновых,  вышел.
       Слава  Логинов,  сын бывшего совхозного  парторга,  был  его  ровесником  и  однокурсником по ВПШа. Высшая партийная  школа,  в  которою  с  большим  трудом  пробился Григорий, была ими закончена  перед  самой перестройкой. Впереди открывалась необозримая перспектива.  Партийная  работа.  Парторг  завода, можно сказать, уступил ему свое место. Ну, что, еще можно  было ожидать от жизни. Громадный персональный кабинет, телефонов, аж три штуки,  большой  полированный  стол  для  заседаний.  Две  огромные картины; « Ленин на субботнике»  и он же, в  « Кабинете ». Единственное, что не перешло по наследству от бывшего  парторга,  так  это служебная машина. Надо же такому случиться. В день утверждения  его кандидатуры в обкоме, Сим Симыч, возвращаясь из инспекторской проверки   сельхозяйства  завода,  попал  в  аварию. Машина вдребезги.
       Правда,   потом,   ушлые  доброжелатели  показывали  ему,  его,  так  сказать, персональный  лимузин,  но  он  не верил. Врут люди, от зависти. Своими глазами видел  акт  ГАИ о полном списании автомашины, как не подлежащей восстановлению. Номера  и  те,  до  сих пор лежат у него, все недосуг отнести.
       Да, все вроде складывалось  неплохо.  Всю  жизнь, он готовил себя для служения партии. Пионер, комсомолец,  комсорг  в  техникуме.  И  на  заводе,  не  в  последней шеренге. Организовать  субботник,  выступить  на собрании,  всегда, пожалуйста.
       Нет, все-таки    обидно, долбаная    перестройка.   Из многочисленной   заводской парторганизации,  осталось,  и говорить стыдно. Все полетело прахом. На первом, партийном  собрание, которое  и открывать – то, было нельзя из-за неявки коммунистов, отсутствия кворума, на  твердое, решительное заявление Георгия: - « Партбилет на стол», его послали на хер. А на стол, действительно, легла целая стопа билетов. Дальше - больше. Неприятности хлынули лавиной, сметая всё и вся, на своем пути. Какой там кабинет, всего лишились. Собираемся,  как  подпольщики, чуть ли не в пивной                а ну хватит!
А на стол, действительно, легла целая стопа билетов. Дальше - больше. Неприятности хлынули лавиной, сметая всё и вся, на своем пути. Какой там кабинет, всего лишились. Собираемся,  как  подпольщики, чуть ли не в пивнушках, как Адольф Гитлер.
     С неохотой шёл Георгий к Славке   
В  первые  годы  перестройки Славян соглашался с ним, но сейчас, после того, как кроме трех коммерческих ларьков в областном  центре,  он  открыл,  пока  небольшую,  но все же сеть ларьков по районам,  он все чаще начал говорить.   
      - Да плюнь ты на все к ени - фени. Займись  делом.  Денег нет, займу. Сколько надо? Занимай нишу пока не поздно. Чем? Чем? Твой  бывший  патрон  автосервис  взял  в  свои  руки, бензинчиком приторговывает.  Хер он положил, на твои моральные  устои.  Во!  Открывай публичный дом. Какое разрешение? Конечно, никто  не  даст.  Открывай  массажный  кабинет.    А что, и базу идеологическую подведем.  Приливы, отливы. Дурья твоя голова. Лунные фазы, о них-то, хоть что ни будь, знаешь? Да мы, Дарвина к этому проекту привлечем, с его наукой о  физиологии  человека.  При  каждом  ресторане  откроем  кабинеты. В деньгах купаться  будешь.
       - И зачем иду, размышлял Георгий. Нет, обещал, значит,  надо идти. Последний их разговор, состоялся в пятницу. На остановке, где  он  ожидал  троллейбус,  резко  остановилась  иномарка.  Из  окна по пояс высунулся  Славян  -  Садись, подвезу, - поболтать не успели, Георгий спешил на смену,  оказалось,  что  в воскресенье Слава будет в деревне у стариков. - Вот там  и поговорим, заходи, дело наклевывается. - Дело, деловые все. Что на этот раз  он  мне  предложит,  Публичный дом, можно считать открыли. Теперь может  ОАО или ЗАО “Клуб  голубой фонтан», вот и объявление готово. « В клуб гомиков, принимаются     юноши  на  конкурсной  основе  и  для  пущей важности. Прием ограничен».
       Воскресное пиршество,  оставленное  Георгием, шло вяло. Вся торжественная часть, прошла в субботний  вечер,  когда после обработки картошки, все, умытые и принаряженные собрались за родительским столом. Вручались подарки, говорились нежные тосты в адрес  его  благоверной,  любимой  и  единственной.  Да,  единственной. Первой и конечно……  Андрею  вспомнился  случай, произошедший  - таки давно.       Уже после  переезда  в деревню.    Однажды, будучи в
городе по делам, и уже спеша на последний  маршрутный  автобус, он решил пропустить стопочку, другую. Времена были не то, что ныне, на каждом углу, и в любое время.  Заскочил в ресторанчик, к стойке  и  слышит. 
       - Андрюха! - Смотрит, а за, столиком, под пальмой в кадушке, сидят  шестеро  его сотоварищей по прежней работе. Присел  Андрей к мальчишнику, ну о чем,  говорят выпившие мужики; о работе,  политике  и бабах. Как он понял, идет своеобразный отчет прожитого отрезка жизни. Отрезок вроде и небольшой, ну это, как смотреть. Все, почти  одногодки.  Только  начинали разменивать,  как и Андрей, шестой десяток.
       Как  выяснилось,  оказалось среди них пару закоренелых холостяков, ну а остальные, кто разведен, кто по два, три  раза женаты. Один винил стервозную тещу, другой жену, тоже стерву, а третий обстоятельства. Дошла очередь и до Андрея, хоть пальчик  к губкам прикладывай от смущения.    
             - Да понимаете, ребята, у меня..., как-то..., так...  не  получалось, начал оправдываться Алексей. Все та же у меня,  всё  с той же. Он начал чувствовать себя инородным телом в собравшейся компании.  На  какое- то  время  над столиком зависла минута отчуждения.
        - Не понимаю...- протяжно  вымолвил один из сидящих старых приятелей.
        - А что тут понимать -  Неожиданно  вступился  за него Иван, слесарь наладчик. - Дурьи ваши головы.  Слушай,  Андрей!
       - Так это,  с  Настенкой, ты, с жаворонком. Ай, да молодец! Эх, ребята,  это нас надо жалеть. Что не смогли, не захотели, сохранить  созданные  семьи.  Сволочи  мы,  кретины,  которые заняты только собой и пьянкой.  Замолчите!  Хоть пару минут подумайте, как прожили эти годы. Копните глубже.
       Короче,  домой  он в этот день не попал.      Переночевав у приятеля и по привычке  сельского жителя, встав рано,  Андрей невольно вернулся к вчерашнему  разговору.
Возможно,  в  это  утро, впервые Андрей по иному посмотрел на свою жизнь и отношения  с  Настеной, матерью его четверых детей. Как ей все- таки трудно. И по  хозяйству,  и  за  детьми, и за ним, чертом полосатым, глаз да глаз нужен. Сказать,  что он совсем уж плохой, не скажешь. Рукоприкладством не занимался, скандалы  не  закатывал,  выпивать,  выпивал,  но, как кажется, в меру. Многое передумал
Андрей первым   автобусом  приехал в деревню. В одной руке сумка с продуктами,  в  другой  огромный  букет  цветов.
       Настёна  стояла на крылечке и смотрела,  своими  васильковыми  глазами,  на  смущенного  Андрея,  мысленно перебирая  календарь семейных, знаменательных дат.         
-  Это что?
-  Цветы.
-  Кому?
- Тебе.
- Зачем?
- Надо.
          Спустилась  Настенька  с  крылечка,  взяла букет, поцеловала  Алексея  в  губы и прижалась к нему,  как куренок. Так и стояли они молча.  Сколько? А кто его знает. Может, так и до вечера не шелохнулись бы. Но заблеял  козленок,  курица взлетела на летний стол, где сушилась лесная ягода.
       Нарушили,  обычные повседневные хлопоты,  эту редкую идиллию. Казалось, ничего особенного не произошло,  но  в их отношениях вроде и до этого неплохих, появилась, как бы - это  поточнее сказать. Нежность, забота друг о друге.
          А годы шли. Росли дети. Принес  свою  первую  зарплату Степан. Не стал он поступать в институт, хотя в аттестат  случайно  затерлась  одна  четверка  по литературе. А как уговаривали, - Иди, учись. А он свое, - Пойду работать. Знал Степан, - старший он. Должен  помочь семье. Устроился на тот же  завод,  где  до  переезда  в деревню работал Алексей. Легче стало семье. И, единственная,  среди  мальчишек,  сестричка  смогла  поступить в медицинский. Будет в семье свой врач, объявила счастливая Ольга после зачисления. И все- то у  нее  хорошо. И замуж вышла не за пьяницу и внучатами порадовала. Да, не в пример  Георгию,  у  которого,  кроме  лозунгов в голове нет ничего более. Не жениться, не креститься. Зато Алешка за двоих. То женится, то расходится и как только,  институт умудрился закончить. 
       И невдомек, было отцу, что, вернувшись из армии,  Степан  трижды  выбивал  дурь из Лешькиной башки. Однажды приехав, как обычно   на   воскресные   дни,   Степан   застал   Алексея  бьющего  баклуши.
      - Прохлаждаешься?
      - Что делать, на дворе зима.
      - А на носу сессия
       - Да ерунда.
       - Покажи зачетку.
       - Ты что мне, отец.
        Видно Степана задел тон младшего, он так его  тряхнул,  что  зачетка  сама  оказалась в мозолистых руках старшего. Он долго  листал ее. Потом взял листок и в двух экземплярах выписал все не зачеты, начиная  с  третьего семестра. Очень вежливо  расспросил условия сдачи, сроки, после чего аккуратно проставил условные даты  и подал Алексею.  Другой  листочек  сложил вчетверо и положил себе в карман.
        - Так вот слушай, братец, ты меня знаешь, я дважды не повторяю. В конце февраля, зайдешь ко  мне,  с  погашенной за должностью.  Ясно!
        - Да, пошел ты. Степан положил ему руку  на плечо и глянул в глаза.  Тоном, не терпящим возражения, сказал;
       - Да, я тебе не отец, но я старший. За меня учишься. Ясно. Вопросы есть?- Алексей,  еще долго потирал затекшее плечо, собирая разбросанные по ящикам комода учебники и конспекты.
        Исчез  он  надолго,  даже  на новогодние праздники не появился в деревне. Но в конце февраля, подгадав, когда Степан будет на работе, заскочил к нему домой и,  сунув  зачетку  его  супруге,  скороговоркой  сказал,
        -  Покажи Степану. Даже поужинать отказался, так спешил.
       Закончил Лешка институт. Поработал в школе, в газете,  снова  в  школе.  Никак  не найдет себя. А, что ищет. И парень вроде неглупый  и  знает  много,  что  не  спроси,  все объяснит.
       - Вот, Лешка, скажи, откуда  эта  напасть колорадская, на  нашу  голову,  берется,  победить не можем.
       - Из-за, границы,  из-за  границы отец. Вообще, к нам, как говорится, из-за бугра, немало  гадости  попало.  Тот же табак, но это было давно, а вот и свежие веяния спид, наркотики, киллеры. Революция и та, оттуда. В виде марксизма-ленинизма, перевоплотившись в сталинизм, чтоб, поглотить все и коммунизмом.
       -  Ну, что здесь,  сынок,  плохого,  Всем  все поровну.
       - Оно может и неплохо, когда всем поровну,  но  ведь  и работать надо всем поровну. Помнишь, прошлые выборы?
       - Помню.
       - Все  партии,  без  исключения,  нам обещают: одна квартиры, другая, машины. Третья, чуть ли ни Рай и малину.
       - Помню.
       - Все  партии,  без  исключения,  нам обещают: одна квартиры, другая, машины. Третья, чуть ли ни Рай и малину. Ты думаешь, все это у них в кармане лежит. Нет, дудки. Они обещают нам то, что мы сами, себе должны заработать. Мы работаем,  а они делят. Им, главное до кормушки дорваться. Вот тебе,  вот тебе, а  тебе  не положено, ты не член или не так, как им надо думаешь.   
       - Всегда так было.
       - Вот  оно  и  плохо. Что  мы  сейчас делаем?
       - Как что?
       - Жука травим.
       - Правильно.  А он картошку сажал, полол, ухаживал. Смотри, как жрут ненасытно, репроприаторы,  вон  их сколько, нахлебников краснопузых, ненасытных. Ведь все готовы  сожрать и стебельков не оставят. Здесь смолотят, дальше пойдут. А ведь это твой труд. Почему ты должен кормить, эту камсу  ненасытную. Ведь завтра, заматерев на твоем горбу, от нее спасу не будет. Что нужно  с ней делать?
- Что, что. Уничтожать.
- Все правильно, только делать это надо было      в самом зародыше.
- А сейчас?
- Оно может и сейчас не поздно, но только  сразу,  всем  и везде. 
- Это  как?
- Трудный вопрос. Знаешь,  был  я  пару раз на коммунистических  митингах. И  так   хотелось  выступить.  И  во весь голос прокричать - « ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОММУНИЗМ! Люди! Безумно верующие в безумную утопию всеобщего благоденствия и равенства, объединяйтесь, и живите, но на каком-нибудь  острове, подальше от нас  и  стройте там, свое светлое будущее. А мы останемся здесь  и  будем сильно завидовать, тому, как вы семимильными шагами двигаетесь  в  недосягаемое будущее.Будем завидовать вашему монолитному строю, безропотно в очередь, идущему в далекое - далеко ”. Эх,  отец,  вот  ты  прожил  жизнь, хотя прожил - это шикарно сказано,  просуществовал,  победствовал. Ведь, жить то, ты не жил. Всю жизнь мотылил,  или  нет.   
        - Мотылил,  мотылил. Без отпусков.
        - Вот тебе статистика 80 годов. В те годы, вы считали, что начали жить хорошо. Английский рабочий твоей квалификации,  выплачивая  все  налоги,  а они там немалые, имея квартиру или загородный  дом,  прилично  одевая  и  обувая свою семью из 2-4 человек, мог в течения  года, купить среднюю машину, ну, вроде, наших Жигулей, и съездить всей  семьей на Канары. А ты мог? Не обижайся, отец. Что  ты  имеешь  в итоге.
      - Да, что тут скажешь. Размышлял Андрей, что нажил? Домишко  бревенчатый,  правда,  кирпичом с сынишками  обложенный, мотоцикл « Урал »,   виды  видавший. Да, не нажил богатств палату.  Не нажил. Хотя, как посмотреть.  Вон,  какие  у них хорошие дети. Спасибо родимой. Ее эта заслуга, она все больше с детьми.
       Словно, почувствовав на расстоянии, тепло его мыслей, на  крыльцо  вышла Анастасия. Неторопливым движением она поправила коричневые колечки прически,  в  которых седина, не спеша, но уверено подчеркивала прожитые годы и  присела  рядом,  прижавшись  к плечу Андрея. Так и сидели они, в тишине, смотря на заходящее  солнце.
        Вскоре,  на  фоне  багряного диске высветился сельский храм. Даже с полуразрушенной колокольней и с покосившимся крестом на главном куполе, он  был  красив  и  устремлен  ввысь.
       - Нет, не все еще порушено до основания. Выстояла    Россия.    Выстоит   и   сейчас. Должна  выстоять!   

               
                ;

У М   И   Ч Е С Т Ь   Э П О Х И    Н А Ш Е Й
                Узбекистан. Август 1991 г.
                Липецк. Село Головщино. лето 1997 год.