21. Диплом Аси Звёздной Слова. Власть. И... Вера!

21. Диплом Аси Звёздной: «Слова. Власть. И... Вера!».

За спиной Аси скрипнула дверь. Она прошла в аудиторию, присела в первом ряду. Комиссия в это время, что-то упорно обсуждала, но она ничего не понимала, сердце отстукивала марш в её голове. Только через минут семь Пётр Васильевич Виноградов встал с места и, как председатель научной комиссии, объявил:
- А сейчас свой дипломный труд представит Ася Звёздная.
Ася с робостью – (в каждом движении) поднялась с места, взяла свою научную гору, трудно было назвать эту папку дипломной работой, (потому, как она превышала норму в раза четыре, если не в пять) и направилась прямиком к куратору своего диплома – Сергею Климовичу Рубинштейну. Она подошла к столу, где восседали научные деятели, в зале стало тихо-тихо, так, что даже было слышно, как муха, случайно влетевшая в аудиторию, бьётся о стекло в тщетных попытках выбраться наружу. Ася  аккуратно положила нелёгкий груз перед профессором Рубинштейном, отошла на два шага назад и замерла в ожидании, – что же будет дальше?
- Госпожа Ася Звёздная… – Разбил молчание Сергей Климович. – Что это значит? Вы решили, не представляя дипломную работу, перейти сразу же к защите докторской диссертации?
- Нет – ошибаетесь, перед Вами, господин профессор, лежит ничто иное, как мой диплом.
- Это Вы называете дипломом? – Вмешался ректор Института журналистики Пётр Васильевич Виноградов. – Так это больше напоминает роман.
- Так это и есть роман «Слова. Власть. И… Вера!»
- Ваша дипломная работа написана в форме романа? – От удивления приподнял очки один из представителей Академии наук.
- Я же всегда говорила, что эта студентка – ходячий скандал. – Не смогла умолчать Лариса Генриховна Рубинштейн.
- И что будем делать, господин Рубинштейн? – Поинтересовался второй из представителей Академии наук.
- Давайте, спросим у самой дипломницы. Ася, скажите, как нам быть с Вашим нестандартным подходом?
- Вы хотите узнать, что я думаю по этому поводу?
- Именно.
- Можно, я выскажусь по поводу стандартных и нестандартных подходов?
- Мы все во внимании. – Искренне заинтересовался юной персоной некто из представителей ректората Белорусского Государственного Университета.
- Вот скажите – почему многие преподаватели требуют знать понятия? И только некоторая часть из них наверняка знает, что понятие по определению и понятие по предназначению – далеко не одно и тоже.
А сейчас я спрошу,  что же толку если я буду знать, к примеру, название каждого философского течения, но не буду понимать ни одного из них? Моя философия жизни не изменится, если я выучу дословно определение дедукции, – ведь правда? Но вот если я пойму, что это такое и для чего это мне надо, либо же благодаря этому понятию вдруг стану на путь истины, то это будет куда важнее.

И мало толку с того багажа знаний, который сам обладатель не знает куда применить.

Философия жизни, в принципе, это то, как человек живет, а не то, как он об этом говорит. И дипломная работа, это именно то, что в данный момент волнует дипломника, в чём он видит проблему данной темы и как он решает поставленные перед собой задачи. Таким образом – любая научная работа, и тот же диплом, как первая ступень этого сложного пути, в любом случае – это твоя «Философия жизни», иными словами – это образ жизни человека. Вот я хочу привести пример из жизни, как я на третьем курсе сдавала экзамен по экономике.
Как только села перед преподавателем у меня заняло речь. Не потому, что он оказывал на меня такое воздействие, а потому, что я поняла, что не выспалась и переучила. Знаете, так бывает, что в день экзамена все твои знания заблокированы кодом памяти, а ключ к кодам ты потерял. Я честно признаюсь преподавателю: «Понимаете, я очень долго и старательно готовилась к Вашему предмету, что сегодня поняла, что перестаралась. Но я точно знаю, что по первому вопросу ответ храниться в середине моего конспекта на его левой стороне, и первый абзац выделен голубым маркером, а что касается второго вопроса, то он где-то на десятой странице конспекта подчёркнут ручкой. Понимаете?» И  что делает преподаватель?
- Что же? – Поинтересовался, – не спроста Виноградов.
- Он у меня спрашивает: «А конспект у Вас с собой?», отвечаю, что, – конечно. А он мне: «Вы можете его взять и подтвердить сейчас визуально, то, что  как Вы обозначили акустически? И если это будет с математической точностью  совпадать, то Вам – «отлично», ведь Вы на самом деле неплохо работали на практических занятиях». Я приношу ему конспект и показываю. Его удивлению не было конца, он поставил мне на высокой ноте энтузиазма «отлично». А я вот только понять не могла, что его тогда удивило больше? А теперь мне дошло и наберусь смелости спросить у господ присяжных: но вот скажите, почему бы студенту не кинуть верёвку в пропасть, когда он туда уже сорвался, тем более, когда эту веревку он сплел себе сам?
- Но если на экзаменах разрешить студентам пользоваться любыми источниками, то – во что же превратится экзамен? – Поинтересовался некто.
- Зачем всеми источниками? Разрешите хотя бы пользоваться литературными дневниками. И вообще – дневниками и конспектами (это тоже своего рода дневник. Только общественный и предметный, – т. е. – тематически направленный). Ведь дневник это то, куда человек записывает лишь то, что ему на самом деле интересно. А заодно Вы и определите, что для него интересно, что у него в голове и душе. А так Вы слышите только то, что хотите слышать, а не то, что есть на самом деле. Вы не видите реальную картину. Да – студент может ради отметок заучить нужные слуху экзаменатора ответы, которые гарантируют хороший бал. Но – к чему все это, когда вы даже не имеете представления, о фактической картине происходящего? И в данном случае, что касается моего диплома, то я увидела форму подачи своей темы – по средствам художественной литературы.
- Но литература это вымысел. – Запротестовала Лариса Генриховна.
- Вся наша жизнь вымысел. Т.е. – то, что написано пером – не вырубишь топором. Мы сразу пишем, придумываем, а после – так живём.
– Вы хотите сказать, что думаете, что у Вас есть право писать сценарий жизни людей?
- А почему бы и нет? Ведь пока мы всё это делали под присмотром преподавателей. Тем более, что мне и Тарасу Внуковскому повезло, как мне кажется, больше всех. И мы попытались перенять частичку опыта профессора Рубинштейна. Но вот та частичка, которую мне удалось извлечь из его предмета – она перед вами.
- Да уж… – частичка… – Заулыбался Пётр Васильевич. – А есть, какое-то менее философское объяснение Вашему решению рискнуть на такой подход?
- Каждый должен заниматься своим делом. Сократ, Платон, Аристотель – цепь «учитель-ученик», и, – к слову, Аристотель был наставником Александра Македонского.
- Стало быть – учителем самого Македонского? – С интересом изучая индивидуума, ворвался в тему академик.
- Нет, – наставником. Не нужно путать понятия учитель и наставник. Аристотель – Македонского не учил, не передавал своё мастерство учителя, а – наставлял его на путь истинный. Не стоит смешивать слова по понятиям и уж тем более их смыслы: наставник – наставляет, учитель – учит, а не иначе.
- А, что в таком случае должен делать журналист?
- То, что и делает.
- Так это, стало быть, – писатель этим должен заниматься – по Вашим рассуждениям. – В интеллектуальные прения внедрился Виноградов.
- Писателем – журналист может стать, но только первоначально он должен взять в руки журнал и научится читать и только потом он имеет право взять лист и начинать писать. Как Вы думаете, Пётр Васильевич, мы здесь в Институте журналистики, чем занимаемся пять лет?
- И чем же?
- Учились читать и писать. А вам всем – пришло время сбора урожая.

Воцарилось молчание. Ася тем временем стояла напротив профессора Рубинштейна и смотрела на красную папку, которая хранила её роман. Она, молча, ожидала свой вердикт.
- Да-а-а. – Протянул профессор, по  всему было видно, что хоть Рубинштейн отлично знал свою ученицу, но на этот раз даже он – никак не ожидал такого развития событий. А что самое удивительное было в сложившейся ситуации, так это то, что он был исключительно доволен ею. Ведь то, что случилось, запросто можно назвать  сенсацией, даже в его преподавательской карьере не было подобных случаев. И он продолжал. – Название произведения, аналогично моему предмету «Слова и Власть». Позвольте мне, почтенные господа присяжные заседатели научной комиссии, воспользоваться своим исключительным правом, и вынести вердикт дипломнице, куратором, которой я являюсь, а он звучит следующим образом – ровно через неделю мы огласим результат. Потому, как я считаю своим долгом, – ознакомится с этим немалым трудом.
Все, за исключением Госпожи Рубинштейн, по известным причинам, одобрительно закивали. Тогда Сергей Климович спросил:
- Госпожа Звёздная, в силу того, что в Институте журналистики учатся очень оригинальные люди и дабы не помешать «молодому гению» развиться, мы не будем принимать поспешных решений, я только задам Вам ещё один вопрос: есть ли эта работа в электронном виде?
- Да, конечно.
- Тогда Вам не должно составить большого труда, – предоставить три копии диплома – по одной: в Академию наук, ректорат Университета и на кафедру журналистской деятельности Института журналистики. Мы ждём Вас в течении часа в моём кабинете, куда мы отправляемся сейчас на обсуждение сложившейся ситуации.
…
Через пятьдесят минут Ася, раскрасневшаяся от беготни, и согнувшаяся от веса своей растиражированной дипломной работы, стояла с огромной «бумажной башней» в руках перед Татьяной Фёдоровной Строгоновой. Та спокойно взяла этот нелёгкий дипломный труд и направилась в кабинет, вскоре – возвратившись, она только произнесла:
- Труд приняли и передали, что ровно через неделю, в девять утра Вас будут ожидать в той же аудитории.
Вскоре из кабинета профессора все разошлись в нужных им направлениях. И когда там остались два друга, то Пётр Васильевич Виноградов выразил своё почтение  Сергею Климовичу:
- А Ты точно знал, кого выбирал себе в дипломники. Такого «дуэта», как Ася Звёздная и Тарас Внуковский, в истории Института я не припомню.
- Да, что Вы, Пётр Васильевич? Это они меня выбрали.
- От, чертовец, помнишь девиз власти: «Власть, это когда ты знаешь, как сделать так, чтобы все думали, что это они вас выбрали, а не вы их».
Они оба засмеялись.
…
Ещё через минут сорок спустя в кабинете профессора Рубинштейна раздался телефонный звонок:
- Я хочу тебе сказать, что-то, но ты – выслушай, пожалуйста. – Послышался неуверенный голос Аси.
- Я слушаю.
- Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу. – В трубке повисло немое молчание, и, выдержав его целых пятнадцать секунд, Ася продолжила. –  Но ты также должен помнить и знать, что я вообще никого никогда не умею ненавидеть. Я вообще, –  даже не понимаю, что это такое «ненависть».
Вновь они замолчали, но на этот раз заговорил профессор:
- А ты знаешь, кем мечтал стать сын Эйнштейна?
- Конечно, нет.
- Он мечтал стать великим психиатром.
-…
- А знаешь,  кем он стал?
- Не знаю, ведь лично не была с ним знакома. – Иронично уколола профессора Ася.
- А стал он пациентом великого психиатра.
- Так вот, что я знаю наверняка, мой профессор…
- Что?
- Что я – твоя звёздочка.
Рубинштейн хохотал, он вспомнил их давний разговор… И после, –в трубку нежно произнёс:
- Ты моя доченька…
- Да, – точно, – доченька, которая родила в тебе, себе же отца.
Профессор опять смеялся. Но в итоге не забыл подбодрить свою дипломницу:
- Звёздочка моя, всё будет хорошо!

И это предсказание в скором времени сбылось.
Ровно через семь дней – в понедельник, комиссия в полном составе собралась в том же зале для заседаний. Ася скромно сидела в стороне.
Трудно было прочитать результат своего труда на лицах заседателей. На столе перед центральными персонами комиссии лежал Асин роман.
- Ну, что приступим к обсуждению? –  Неуверенным тоном начал Пётр Васильевич Виноградов. – Некоторые вопросы вполне возможно продублируют чем-то наш небольшой диалог первой попытки этого оригинального случая. Так вот вопрос в следующем – почему Вы, Ася решили написать диплом в виде романа?
- Я не писала диплом в стандартном формате, я писала книгу, так как посчитала, что это единственная форма, которая может раскрыть мою тему «Слова и Власть».
- Но книга это не то, что рассказывает о жизни, а книга это вид искусства. – Настаивала на своей правоте Лариса Генриховна.
- Это Вы так думаете. Точнее – это одна из версий понимая этого слова. А ведь книга на самом деле это не то, что рассказывает о жизни, а книга это то, что вызывает желание жить. Но, а если книга в человека вселила мечту, вот тогда – это уже искусство.
- Кто это сказал? – Поинтересовался Рубинштейн.
- Что именно?
- Вот то, что Вы процитировали в конце?
- Я никого сейчас не цитировала, я сказала то, что думаю.
- А ведь это Вас, Ася, в пору цитировать. – Подчеркнул Виноградов.
- У Вас, госпожа Звёздная, несколько раз в романе встречается мечта получить две мировые звучные премии? – Уточнил представитель Академии наук.
- Нобелевскую и Пулитцеровскую. – Кивнула головой та.
- Почему именно их? Из-за звучности и престижа?
- Нет. Из-за признания и душевного спокойствия, что я выбрала правильный путь в жизни.
- И, хотите сказать, что деньги Вас абсолютно не интересуют? – Съязвила Лариса Генриховна.
- Что Вы? Конечно, деньги меня интересуют, хотя бы по той простой причине, что я смогу развиваться сама и собрать себе команду единомышленников. А что касается звучности премии, – то если бы я была архитектором, я бы мечтала получить Плитцкеровскую премию, а если бы Государственным деятелем, то мечтала бы об Ордене за Заслуги перед Отечеством.
- А что Вас восхищает в самих создателях Премий? – Спросил представитель ректората БГУ.
- Хотя бы тот факт, что Альфред Нобель – академик, который не получил даже аттестата о среднем образовании. И то, что тот факт, что он не закончил школу, не помешал ему за свои заслуги перед Россией получить большую имперскую золотую медаль, которой, заметьте очень редко награждали иностранцев. А вообще ему принадлежат триста пятьдесят патентов, причем далеко не все они связаны с взрывчатыми веществами, как свойственно многим заблуждаться. Он занимался электрохимией и оптикой, биологией и медициной, конструировал автоматические тормоза и безопасные паровые котлы, пытался изготовить искусственные резину и кожу, исследовал искусственный шелк, работал над получением легких сплавов. И всё за что бы он не брался, – в его руках становилось открытием на благо человечества.
- И Вы считаете, что создание «динамита» – тоже на благо человечества?
- Естественно. Он его придумал совершенно для других целей, а не тех, о которых Вы сейчас подумали. И свидетельство тому, хотя бы его интеллектуальный уровень. Альфред Нобель был один из образованнейших людей своего времени. Он бесконечно много читал и, при том, его личная библиотека это не только книги по технике, но и медицине, истории и философии, а его любовь к художественной литературе… Ведь в личной библиотеке Нобеля можно было найти труды великих ученых, философов, писателей Спенсера, Вольтера, Шекспира, Гюго, Оноре де Бальзака, Ги де Мопассана, Тургенева, Ибсена, Ламартина. С Виктором Гюго он был знаком лично и не только с ним, а целым рядом писателей и художников, а так же в круг его знакомых входили короли и министры, ученые и предприниматели, т.е. судя по всему, он не делил человека по роду деятельности, а искал в каждом интересного человека. А то, что Альфред Нобель состоял членом Шведской академии наук, Лондонского королевского общества, Парижского общества гражданских инженеров?  Упсальский же университет присвоил ему звание почетного доктора философии. И ещё – среди наград изобретателя имеется и шведский орден Полярной звезды, и французский - Почетного легиона, и бразильский орден Розы, и венесуэльский - Боливара. Разве этого не достаточно, чтобы не сомневаться в его добром гении?
- А как же устойчивое словосочетание «гений и злодей»?
- Но ведь это не применительно к его персоне. Как может статься, что злодей – завещает часть заработанных им денег на премии мира – вместо разрушения планеты? И вспомните, как он говорил: "Мне бы хотелось изобрести вещество или машину, обладающие такой разрушительной мощностью, чтобы всякая война вообще стала невозможной". Да, да, да, – всем известно, что Нобель давал деньги на проведение конгрессов, посвященных вопросам мира, и принимал в них участие сам.
- А что Вас привлекает ещё в этом человеке – помимо его разума? – Прервал эмоциональный монолог восхищения академик.
- То, что он был уникальным  капиталистом, которого современники называли "спартанцем". Он не пил, не курил, не был азартным игроком. Свободно изъяснялся на пяти иностранных языках. А также то, что его коммерческая деятельность не стала помехой для приобщения к мировым культурным ценностям. А ещё его увлечение писательством: это уму не постижимо, – человек его образа жизни, успел написать ещё немало пьес, романов, стихов. И, – естественно я неравнодушно отношусь к его чувству юмора.
- Он писал ещё и фельетоны?
- Он писал письма.
- С юмористическим подтекстом?
- Это, смотря, кто как будет читать его письма и кто как их поймёт. Вот приведу пример и начну его с известного факта, с того, что с детства Нобель отличался слабым здоровьем и часто хворал. А в последние годы, так его вообще мучили боли в сердце, а он умудрялся над этим шутить, – так писал одному  своему знакомому: "Разве не ирония судьбы, – что мне прописали принимать нитроглицерин! Доктора называют его тринитрином, чтобы не отпугнуть фармацевтов и пациентов".
По залу проскользнул смешок. А Пётр Васильевич вслух заметил:
- И, правда, – каждому по способностям и по уму.
- У него очень много чётких мыслей.
- Не сомневаюсь. А что сами помните, что зацепило?
- Например, есть такое его высказывание, что «любая демократия приводит к диктатуре подонков. А олигархия – к диктатуре жестоких и бездарных людей, т.е. – тех же подонков. Аристократия, – как мудрая власть слова – идеальная форма государственного правления».
- Вот это созвучие, вот это «дежавю»… – Заулыбался Виноградов. И, повернувшись к профессору Рубинштейну, хитро прищурившись, обратился. – Вот это чувствуется почерк Сергея Климовича.
А тот в свою очередь, ответил словами Нобеля:
- «Сэр, не надо меня мучить. Это удел знаменитых убийц и актеров. А у меня не хватает времени на работу…»
Но Пётр Васильевич не растерялся и продолжил цитатный ряд:
- А ведь, как прав был Альфред в своем мироощущении: «Удовлетворение –единственное подлинное богатство».
Оба друга заулыбались и все сразу поняли скрытый мимический символизм.
Но всё же в этой теме точку поставила Ася Звёздная:
- «Я считаю жизнь необычайным даром, драгоценным камнем, полученным нами из рук матери-природы для того, чтобы мы сами шлифовали и полировали его до тех пор, пока его блеск не вознаградит нас за наши труды» – Альфред Нобель.
- Не трудно было догадаться.  – Встряла лишней репликой Лариса Генриховна.
- Повторения мать учения. – Не растерялась Ася, и добавила. – Лучше несколько раз повторить имя «великой мысли», чем зная его «на всякий случай» смолчать.
- Это почему же?
- А всё потому, что делая героев безымянными, мы и себя обрекаем на безызвестность. Нужно всегда помнить, что ваши ученики вас забудут ещё быстрее, чем вы забыли своих учителей.
- Но бывает, мы нечто такое знаем... А вот автора – не помним или изначально не ведали? – Вдруг неожиданно поинтересовался мнением дипломницы представитель Академии Наук.
- Но в современном мире, где у каждого человека жаждущего учёбы есть добрый друг «Google», чаще всего – это не проблема.
- Это если глубоко интересоваться вопросом.
- Но – в противном случае, – если вы пользуетесь чужими мыслями не интересуясь, чья это мысль вы тем самым подписываете завещание в которым чёрным по белому прописано: заберите у меня всё, ничего не давая мне взамен, потому что ваше я давно уже отобрал … пришло время платить по счетам.
- Так, говорите, Ася, Вы хотели бы иметь отношение к Фонду Нобеля? – Увёл студентку от спора с академиком Виноградов.
- Совершенно не верно звучит. Так, как я бы хотела написать такую книгу, которая бы попала в мировой фонд литературы и являлась бы там доктором человеческих душ.
- Вы бы номинировали свою дипломную работу?
- Что Вы, это же мой диплом – т.е. первая проба профессионального пера…
- И?
- Но как я могу знать, что именно достойно премии?
- А что читали из уже награждённых произведений?
- Я хочу сказать, что моё одно из любимых произведений из прочитанного мною вообще – это «Чума» Альбера Камю…
- Ясно. Но вот зачем Вам тогда Пулитцеровская премия? – Спросил академик.
- Вот именно,  – присоединилась к поставленному вопросу Лариса Генриховна. – Тем более, что эти премии предназначаются для авторов, чьи работы в наибольшей степени отвечают критериям точности, краткости и полноты освещения темы, то есть соответствуют высоким требованиям, которые Пулитцер предъявлял своим газетам. А у Вас, Ася, в дипломе столько воды, что, – чтобы не утонуть, потребуется побеспокоится о билетах на самый надёжный корабль.
- Но кто Вам сказал, что я собираюсь претендовать на литературную премию? Ведь ежегодно присуждается двадцать пять премий в разных номинациях за выдающиеся достижения в области журналистики, литературы, музыки и театра. И для меня самая важная из них это «За служение обществу». И именно она входит в ряд достижений по средствам журналистской деятельности.
- А позвольте узнать – почему именно она – из целого ряда? – Зацепился за ниточку профессор Рубинштейн.
- Потому что она имеет, как мне кажется,  необычайную историю рождения.
- Правда?
- Все мы знаем, что знаменитая статуя Свободы, установленная на острове Либерти-айленд – является одним из центральных символов США. Но далеко не каждому, даже американцу, известно, что появилась она здесь во многом благодаря стараниям Джозефа Пулитцера. И никто не знает, – вообще возможной ли стала бы непопулярная идея возведения статуи? Ведь  государство отказалось финансировать этот проект. А вы знали, что Статуя Свободы уже начинала ржаветь в Париже, ожидая, когда ее погрузят на корабль и доставят в Америку? И именно в той критической ситуации Пулитцер начал громить в своих газетах всех: политиков – за отказ от субсидий, богачей – за то, что не дают денег, обывателей – за равнодушие. И всего за два месяца этой кампании Фонд постройки Статуи Свободы получил достаточно денег на завершение строительства. Но все лавры, как всегда проплывают над головой гения прямиком на голову тому, кто у власти. И потому памятник открывал лично президент США Гровер Кливленд. И произошло это двадцать восьмое октября тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Но сейчас мало кто помнит имя «открывателя» и дату, но вот созданный Пулитцером романтический ореол вокруг статуи Свободы существует и по сей день.
- Так для чего нужна была Статуя Свободы Пулитцеру? – Добивался глубины факта Рубинштейн.
- Он говорил как-то, что «Наша страна и пресса возвысятся или падут вместе. Способная, беспристрастная, общественно вдохновленная пресса с отточенным рассудком, который будет знать, что такое правильно, и будет иметь мужество следовать этому, сможет сохранить достоинство общества, без которого народное правительство – это бутафория и посмешище». Следуя своим словам, а Джозеф Пулитцер, был безусловно, человеком слова, он творил мифический ореол Америки. Ведь от процветания страны, где он работал, – зависело и процветание его газеты. А вообще Пулитцер был во всём революционер – в хорошем смысле этого слова.
- И «жёлтую прессу» Вы считаете хорошим делом? – Ехидно улыбалась Лариса Генриховна.
- Я вообще не считаю, что его журналистский десант на криминальные и острые темы – можно назвать дешёвым.
- Но именно Пулитцера называют родоначальником «жёлтой прессы».
- Это неправда. Создатели «жёлтой прессы» в современном понимании этого словосочетания, это как раз таки подражатели Великого Джозефа.
- Это только Ваше мнение.
- Так думают все, кто интересовался этим вопросом. И почитайте материалы журналистов с мировым именем, тех, кто работает на международном поле информации. Но самый известный заголовок – "Революция одного человека",  под которым звучно подписано – Баррет, и вот, как раз таки под этим заголовком, и я смело могу поставить свою подпись.
- И всё благодаря Статуе Свободы? – Недоумевал академик.
- В том числе, но начинается всё с того, что первоначально Пулитцер работал по двадцать часов в сутки. Да, конечно, это для него не прошло бесследно. И в тридцать пять  лет он чуть было не лишился зрения. Конечно, в это время ему стало страшно. Ведь зрение – его хлеб, а он – восходящая звезда американской журналистики. Да. Первое, что он предпринял, это то, что  вместе с женой засобирался на лечение в Европу.
Но доехал лишь до Нью-Йорка, и  на пароход там не сел. Знаете почему?
- …
- А потому, что вместо этого он купил новую газету – «The New York World», которая была на грани банкротства. Он забыл и про здоровье, и о своих страхах. И с того момента удачливый издатель вновь принялся за работу.
- Значит, Вы Пулитцера возводите в лик святых?
- Не стоит богохульничать. Я просто хочу опять заговорить его словами: «Хороший капитал сколотить можно быстро только при помощи человеческих слабостей. Потому как, – чтобы создать нечто грандиозное, – нужно не только обладать талантом и уметь им управлять, но и еще развить в себе этот талан, а на любое развитие нужно время и терпение». И у Джозефа его было столько, что он утопии – воплощал в жизнь. И если быть объективным к его персоне, то скажите – разве это не гениальность – из нищего превратиться в «газетного короля»?
- А, может, Вы много на себя сейчас берёте – называя Джозефа – нищим? – Вернулась в беседу Лариса Генриховна.
- Это не я его так называю, а практически цитирую дословные строки его биографии. Которая начинается, также с утопии: «когда Джозеф Пулитцер подростком приехал в Америку из Будапешта, он не говорил по-английски, был нищ, и в дополнение к этим бедам у него было слабое зрение. Ночевал он на садовых скамейках на Мэдисон-сквер, просыпаясь от тычков полицейских… А в тысяча девятьсот одиннадцатом году, к концу жизни, Пулитцер стал владельцем крупнейшей нью-йоркской газеты, и его состояние оценивалось в тридцать миллионов». И это по тем «деньгам», хотя даже если и в сегодняшнем эквиваленте – это не малая сумма, но вот с тем весом валюты – эта сумма была капиталом целого государства. Да, – Джозефа Пулитцера называли никудышным солдатом, но характер у него был бойцовский. А что касается его информационной стратегии – он вообще был легендарным полководцем – где каждый читатель – солдат его армии. Не нужно думать, что этот человек – баловень судьбы, ведь только благодаря неистощимой энергии, оптимизму, расчетливости и деловой хватке, он так уверенно шаг за шагом карабкался по служебной лестнице. А ещё этот человек был очень щедрым при жизни. И после смерти это подтвердилось его последней волей. Он умер достаточно молодым в шестидесяти четырёх -летнем возрасте, оставив семье огромный капитал, и, кроме того, часть состояния завещал на благотворительные цели и материальную помощь своим бывшим служащим – вот в чём его филантропия. А ещё  два миллиона Пулитцер передал на создание журналистской школы в Колумбийском университете в Нью-Йорке, – а это факт его любви к профессии, дань призванию. Именно в Колумбийском, и по сей день, вручают премию его имени. И что касается его премий в литературном направлении, то единственная номинация, – на которую я теоретически могла бы в данном случае претендовать, это «За стихотворение», хотя мечты у меня пока, по этому поводу не возникало, а вот «За служение обществу» – это, конечно, моя вселенская цель.
- Так как эта премия – за журналистское мастерство… – Представитель ректората БГУ, внедрился в монолог. – то я бы хотел уточнить, – что Вас в Джозефе Пулитцере восхищает, как в человеке?
- Он любил повторять, что «Никто кроме журналистов не замечает того, что касается всех» –  и я тоже придерживаюсь такого мнения, которое во мне сформировалось ещё до знакомства с этой личностью в истории мировой журналистики. И ещё одна его мысль, которая соответствует моим убеждениям –  «Только искреннее чувство ответственности спасет журналистику от рабства перед классом имущих, которые преследуют эгоистические цели и противодействуют общественному благоденствию».
Но, а что касается мифического, так вот существует легенда, что когда вручается премия, Душа Джозефа улыбается, – ведь сбылась его мечта. А моя мечта – увидеть, как улыбается его Душа. – Именно на такой лирической ноте, закончилось испытание на прочность убеждений дипломницы Аси Звёздной.

 Комиссия взяла время  на обсуждение. Через минут семь, в коридор выглянула Татьяна Фёдоровна и пригласила Асю:
- Можете заходить.
Ася не совсем уверенным шагом вошла в зал, но остановилась чуть в стороне, так как комиссия всё ещё о чём-то шепталась. Почувствовав некую неоправданную робость своей дипломницы, с места вскоре встал Сергей Климович Рубинштейн и чётким глубоким голосом, в котором улавливались ноты удовлетворения и восхищённости, пригласил Асю пройти ближе:
- Ну, что же Вы, Ася Звёздная, так скромно ютитесь  в сторонке?! Это не так уж и похоже на главную героиню романа. А я, вместе со всеми представителями дипломного комитета, готов Вас поздравить и сообщить, что Ваш диплом, – это не только отлично проделанная Вами работа, а это ещё и достойный материал на выдвижение  на Пулитцеровскую, а вместе  с тем и Нобелевскую премии. Браво!
В эту минуту  все члены комиссии встали и зааплодировали ей, даже пришлось это сделать и Ларисе Генриховне Рубинштейн. И в тот миг Ася Звёздная поняла, что всё сказанное – это не что иное, как правда, а не интеллигентный сарказм  профессора. Она онемела от неожиданного счастья, но уже вскоре отошла:
-  Я знаю, что Альфред Нобель ел на завтрак!
Комиссия недоумевала. А профессор спокойно спросил:
- И что же?
- Предположительно то же, что и все обыкновенные люди, но больше всего на свете он не любил математиков, ему было все равно какой национальности и вероисповедания человек, лишь бы это был не математик.
- От чего же? – Зная заранее ответ, но для завершенности темы, поинтересовался профессор Рубинштейн.
- Потому, что человек именно этой профессии, лишил его заветной мечты – т.е. возможности быть рядом с любимой женщиной.