Окно в ноябрь

В Москве вторую неделю стоят морозы.  Даже как то непривычно по утрам - обжигает лицо сухим морозным воздухом,  снег предательски похрустывает под ногами.  А сейчас уже вечер,  да нет, какой уж там, ночь уже. 
Я стою у заиндевевшего окна  и вглядываюсь в черноту морозной московской ночи.  Позвякивая и не останавливаясь на остановке, проезжает в сторону Сокольников пустой трамвай. 
Улицы пустые,  тёмные окна в доме напротив – как провалы. Метет позёмка,  снежные вихри укутывают подъездную дорожку.  Свет фонарей выхватывает из темноты заснеженные кузова машин и чернеющие отпечатки ног прохожих.  Такими темпами  к утру порядочно наметёт, придется с утра пораньше встать, машину откапывать.
Оставляю на замерзшем стекле талый отпечаток ладони,  отворачиваюсь, и, кутаясь в теплый махровый халат, возвращаюсь на кухню. Закуриваю, и достаю початаю бутылку армянского коньяка. Наливаю в кружку, еще раз, еще раз, и еще…
Я стремительно напиваюсь.
Не знаю, почему так, но накатывает порой в такие морозные вечера грусть-тоска. Челюсти сводит от тоски  и беспредметной и бессильной злости, да так, что аж зубы скрипят и на прокушенных губах выступают алые капельки.
– Где ты… -  безмолвно кричу я в ночную метель.. и не получаю ответа.
– Фью, фью-у-у-у… далеко… - с издевкой отвечает метель за окном.
– С кем ты? – с дрожью в голосе спрашиваю я безликую метель – и не получаю ответа.
От порыва ветра форточка, дребезжа стеклом, хлопает и закрывается. На кухне сразу становиться тихо и немножко одиноко. Слышны только шаги и срип дверцы стенного шкафа. Томно булькает коньяком  кружка и шипит в переполненной пепельнице окурок.
Я оборачиваюсь, смотрю в ночное окно, и, словно прощаясь, выключаю свет.
Уже ноябрь..