Сны на красивой планете. Глава 10

1

Простая бумажка порой обладает невероятной, мистической силой. Непонятно, отчего люди спорят, существует ли потусторонний мир или нет. Если бы не существовал, мёртвые не смогли бы общаться с живыми. И сложные явления, вроде телепатии, здесь ни при чём, ведь существует письмо. Я имею в виду письмо в широком смысле слова как способность оставлять письмена. Древние люди сегодня общаются с нами, как со своими соплеменниками, а они умерли сотни тысяч лет назад.

Клавдия тоже не смогла уйти, ничего не объяснив. Знала, что так нечестно со мной поступать. Но когда Урсула с хмурым видом протянула мне написанное Клавдией послание, я испугалась. В смерти нет ничего привлекательного. И нет людей, которые не боятся смерти. Только одни это честно признают, а другие врут, что ничего не боятся.

Поколебавшись, я положила письмо в ящик тумбочки. Утром мы с Урсулой съездили в Костоправку – так все называют клинику для Несвободных. Врачи идут сюда работать в двух случаях: из сплошного энтузиазма и по крайней необходимости. Если у врача отец или мать из Несвободных (сам Несвободный, что нереально, так как все должны подтверждать свою квалификацию, а это почти невозможно), и тогда это врач от бога и любит своё дело – пациентам повезло. Таких врачей очень и очень мало. Чаще врачи приходят из государственных и коммерческих клиник, когда их вышвыривают оттуда за грубые нарушения и ошибки, которые стоили человеку жизни. Их не лишали лицензии, а позволяли лечить тех, «кого не жалко». Такие врачи думают, что с ними поступили несправедливо, а многие, откровенно презирают своих пациентов. Добавьте сюда отсутствие нормального финансирования клиники, если можно считать финансированием благотворительные подачки богатых граждан, что используют данный приём, как способ засветиться в прессе, когда старые методы уже не действуют.

Вид здания оправдывал репутацию заведения. Обветшалое строение никогда не знало ремонта. В некоторых окнах вместо стекла была вставлена фанера, ступеньки стёрлись и искрошились, на окнах не осталось и следов краски. Внутри стоял запах бомжатника. Коридоры завалены людьми. Я то и дело содрогалась от вида несчастных.

Доктора мы нашли в коридоре, он проводил осмотр пациентов. Вид у врача был неважный – только собирался смениться после ночного дежурства, – а я перестала предвзято относиться к врачам этой больницы. Может, среди них и попадались циники, но требовалось совершать чудеса, чтобы спасать людей в таких условиях.

– Очень жаль, но пациентка потеряла слишком много крови, – сообщил врач.

Его тон был сух и деловит.

– Она ведь не умерла, правда, доктор?

Но мы уже знали ответ.

– …Женщины вынуждены делать аборт в подпольных условиях. В клинике сложно обеспечить даже лечение болезней, не говоря уже об абортах, а в других учреждениях Несвободным путь закрыт. Извините, я должен идти.

Врач поспешил к очередному больному, а я пропустила половину из того, что он говорил. То, что Клавдии больше нет, я ещё не осознала.

– Аборт? Почему врач говорил про аборты? – спросила я Урсулу.

Но та меня не слышала. С моей соседкой случилась тихая истерика. Она прислонилась к стене, можно сказать, почти упала на стенку, и зарыдала, но не в голос, а судорожно всхлипывала. Я чувствовала себя совсем беспомощной, потому что не знала, как уменьшить горе несчастной женщины.

Выяснив, где и когда можно забрать тело Клавдии, мы вернулись в общежитие. Я заметила, что открываю дверь, укладываю в постель Урсулу, переодеваюсь машинально, словно моё тело стало жить своей, автономной жизнью.

Зашла Мисс Бесси.

– Ну что? – тревожно спросила она.

Я печально покачала головой.

– Мисс Бесси, посидите, пожалуйста, немного с Урсулой. Мне нужно уйти, а я не хочу оставлять её одну.

– Конечно, конечно, – согласилась старушка. – Я ей сделаю успокоительный чай.

Очнулась я только на подходе к дому Шарлоты. Подумав, что ничего не хочу объяснять Шарлоте, я собрала в кулак всю волю и придала лицу наиболее непринуждённое выражение.
Присутствие духа очень помогала сохранять Джо, которая взахлёб принялась делиться впечатлениями о том, как она чудесно провела время с крёстной.

– А мы тоже зря времени не теряли.

Шарлота бросила на стол журнал «Идеал». Выставке Анри был посвящён целый разворот с кучей фотографий. На одном из снимков я увидела Анри с Шарлотой, а на заднем фоне выглядывала скромная девочка в синем платье. К счастью, в глаза я не очень бросалась.

– Жуть, – оценила я свой дебют в светской прессе.

– Глупости, – не согласилась Шарлота. Это её коронное слово. – Очень миленько получилось, этакий свежий цветок. Только далековато стоишь, не рассмотреть, как следует.

– Ух ты! Анна здесь такая красивая, на себя не похожа, – восхитилась Джо.

– Да ну.

Так было приятно слышать подобные слова от ребёнка. Я смутилась и принялась рассматривать остальные фото.

– Слушайте, – вспомнила я, – а с мужем Велены так и не довелось встретиться.

– Как не довелось? – Шарлота непонимающе посмотрела на меня. – Он же выступал. Вот, даже фотография есть.

Ока указала на фото, где был запечатлён мэр округа.

Я чуть не присвистнула. Не зря подозревала, что Велена дама не простая, а с секретом. Ещё бы перед ней не прыгали на задних лапках – первая леди округа. Какие ещё сюрпризы на очереди?

Я вспомнила про завтрашний обед с галантным Леоном.

– Шарлота, а Вы случайно не знаете некоего Леона? Он с Вами, вроде бы, знаком.

Сеньора Бусине бросила испуганный взгляд на Джо, которая была поглощена попыткой удержать на голове диванную подушку.

– Джо, милая, принеси из спальни мою сумочку, будь добра.

Девочка побежала наверх, а Шарлота, понизив голос, объяснила:

– Я бы не хотела обсуждать при Джо своего бывшего мужа. Всё-таки он её отец.

– Вашего мужа?

Вот уж и правда сюрприз.

– Бывшего мужа. Если хочешь, можем поговорить об этом вечером.

2

Как и обещала Шарлота, вечером мы с ней поговорили. Уложили Джо в кровать, а сами уютненько устроились в гостиной. Хотя я бы предпочла кухню. Почему-то всегда наши люди обсуждали свои наиважнейшие дела на кухнях. Наверное, от недостатка свободного места в кваритире и из любви к поддержанию разговора закусками.

Мы обошлись чашкой кофе в гостиной.

– Значит, Леон окрутил и тебя, – задумчиво произнесла Шарлота.

– Что Вы имеете в виду под словом «окрутил»?

Я почувствовала, что краснею, хотя Леон не был больше мужем Шарлоты. Она не имела на Леона больше никаких прав, а я, тем не менее, не могла избавиться от ощущения, что увожу мужика из семьи с ребёнком. Я была совершенно очарована Леоном на вечере, но весь пыл словно ветром сдуло, как только я узнала, что он отец Джо. В самом начале знакомства с Шарлотой, когда та рассказала, что отец девочки их оставил, я нарисовала в своём воображении образ негодяя, который бросил жену и дочку, напрочь забыл об их существовании и оставил на произвол судьбы.

«Увлёкся молоденькой девочкой», – подумала я тогда.

Неважно, что произошло на самом деле. Я уже не могла изменить свои чувства к этому человеку. Как будто нажали на кнопку, и бах – очарование исчезло.

– Леон неплохой человек на самом деле, – продолжала Шарлота, – только очень уж увлекающийся. В один прекрасный день я устала бороться с его многочисленными увлечениями и подала на развод.

– А как же Джо? – спросила я. – Она ведь его дочь.

– Нам с Джо и так хорошо. И отец, особенно такой, нам не нужен, – отрезала Шарлота.

Она встала и сама отнесла грязные чашки на кухню, указывая на то, что разговор окончен. Ничего особенного я из состоявшегося разговора не узнала и ситуацию не прояснила.



Вернулась я в общежитие так поздно, что и не надеялась попасть внутрь. Но меня впустили. Урсула спала. На моей памяти это первый случай, когда после работы застала её в комнате. Спать не хотелось. В голову лезли всякие дурные мысли, и я старалась занять себя «важными» делами: подмела тихонько комнату, чуть прибрала наш извечный беспорядок. Суть уборки свелась к тому, что я хватала вещи на самом видном месте и запихивала их подальше. Но и уборка не помогла: взгляд то и дело возвращался к тумбочке с письмом. Минут сорок пять я боролась с собой, но потом не выдержала и достала послание. Конверт был абсолютно белый, без адресов и надписей. Только моя фамилия выведена красивым уверенным почерком. Так и написано: «Велецкой», даже не «Анне». Я торопливо разорвала конверт.

"Дорогая Анна!
Когда ты начнёшь читать это письмо, я уже буду далеко…"

По спине вдоль позвоночника поползли мурашки, глаза наполнились слезами. Бедная Клавдия, вряд ли она сама сознавала, насколько пророческим оказалось её письмо. Я шмыгнула носом, утёрла слёзы и продолжила чтение.

"…буду далеко. Я уезжаю из общежития, из города, а может, и из округа в другие края.
Не знаю, зачем пишу тебе, я не обязана ничего объяснять, а уж тем более сопливой девчонке, но хочется облегчить душу. Не желаю начинать новую жизнь, давясь невысказанными словами и мыслями. Не считай это исповедью. Просто я никогда не решусь выложить всё тебе в лицо.

Наивная наша Анна! Ты живёшь в своём мире, не подчиняясь внешним суровым законам. Раньше я считала, что такое невозможно. Увидишь, жизнь тебя обломает. А жаль.

Помнишь, ты рассказала мне свой сон про убитых детей? История ужаснула тебя, не правда ли? А меня нет, потому что иногда оставить дитя жить означает обречь его на страшные муки, куда страшнее смерти. Поэтому я собираюсь завтра сделать аборт. Не хочу, чтобы мой сын рос в нищете, презираемый половиной людей этого грёбанного мира. Я ведь даже не знаю, точно ли ребёнок от Макса. Мне легче думать, что нет.

Ничего. Начну жизнь заново. Научусь горбатиться за копейки, зато не надо больше унижаться и спать с мужчинами, которых на дух не переносишь. Не знаю, надолго ли меня хватит, но я заставлю себя поверить в сказку про красивую, чистую любовь. Найду Свободного гражданина и выйду за него замуж. А мои дети смогут жить достойно, как того заслуживают. Ты спросишь, а как же Макс? Ему тоже придётся научиться жить без меня.

Прощай, Анна. Знай, что я ненавидела тебя, как никого больше. Прости меня и за это. И исполни одну просьбу. У меня осталось немного денег. Часть я заберу с собой, а остальное отдай Урсуле. Она наверняка пропадёт без меня, но я уже всё решила. Деньги зашиты в подушку.

Клавдия".

Такое вот послание «с того света». Я смотрела на спящую Урсулу и размышляла о том, что узнала из письма. Клавдия меня ненавидела. Это не было секретом. Хотя мне казалось, что все недомолвки между нами исчезли. Клавдия права, я наивна и не разбираюсь в людях, иначе бы смогла ей помочь, переубедить, поддержать.

Я подошла к кровати, на которой ещё позавчера лежала Клавдия. Она писала про деньги в подушке. Я взяла подушку и попыталась её прощупать. Как будто ничего. Но подушка была старая, перья свалялись комком и не прощупывались как следует. Правда, тайник могли найти, а деньги забрать. Сама же Клавдия могла напрямую сообщить о деньгах Урсуле. Зачем ей было приплетать меня?

Я разыскала наши ножницы – жуткие тупые раскоряки, которые служили и за обычные, и за маникюрные, а порой и за парикмахерские ножницы. Повозившись немало, мне удалось с их помощью аккуратно распороть подушку. Осторожно, стараясь не разбросать вонючие истрепанные перья, я исследовала недра несчастной постельной принадлежности. И нащупала, наконец, небольшую пачку. Скрученные банкноты достоинством в сто и двадцать долларов. Неприятно было снова прикасаться к бумажным деньгам. Свободные рассчитывались электронным способом, банкноты были для них обычной цветной бумагой.

Засаленные бумажки напоминали своих хозяев: такие же потрёпанные жизнью, грязные, надорванные, как душа несчастных людей.

Мне стало противно созерцать символ собственной ущербности, и я запихала деньги подальше в тумбочку. Завтра отдам их Урсуле. В этом ты, Клавдия, ошиблась: я не поддалась на такую грубую провокацию.

Я отправилась в постель и тут же отрубилась.

3

Если учесть, что прошлой ночью легла я далеко за полночь, утром встала безобразно рано. Урсулой ещё владел беспокойный сон, подозреваю, вчера её неслабо напичкали снотворным и успокоительным. И хорошо, сон ей пойдёт только на пользу. А моя негодующая душа гнала дары Морфея прочь.

Я быстро оделась. Бросила мимолётный взгляд в зеркало – вид со всеми потрохами выдавал жуткое состояние души. Плевать! В конце концов, не в невесты иду набиваться.

Желание посмотреть в глаза «этого бесстыжего Макса» созрело сразу после того, как я узнала, что Клавдия… ушла. Не могу думать о ней как о мёртвой. Кажется, никогда не привыкну. А Макс? Что он чувствует? Надеюсь, ему так же паршиво.

Проблема заключалась в том, что я понятия не имела, в какой комнате обитает данный тип. На первом этаже – вот и всё, что мне известно. Там проживало большинство мужчин. Но не могу же я стучаться в каждую дверь и спрашивать Макса. Узнать, что ли, на вахте или у Мисс Бесси? Урсула наверняка знает, но не будить же беднягу из-за этого.

Я спустилась вниз. На вахте сидела Мисс Бесси и читала «Идеал». Я подошла к ней и позвала:

– Мисс Бесси!

Она взглянула на меня и снова уткнулась в журнал.

– А, это ты. Слушай, тут одна девочка знаменитая так на тебя похожа, только красивее. Сейчас покажу.

Я вздохнула и попыталась ещё раз:

– Мисс Бесси, мне нужен Макс. Скажите, в какой комнате он живёт?

– Как фамилия?

Я смутилась. Понятия не имела, какая у него фамилия.

– Ну Макс. Клавдия ещё с ним гуляла.

Мисс Бесси отложила, наконец, журнал в сторону.

– Ах, да. Макс. С ним многие гуляли. Кажется, он в той комнате.

Мисс Бесси махнула рукой в сторону коридора с жёлтыми дверьми комнат первого этажа.

– Третья дверь от окна, где-то там.

Я зашагала по коридору, усиленно соображая, с какой стороны и от какого окна нужно считать комнаты.

Остановилась я у крепко сбитой двери, не то что наша фанерка! Собралась с духом и с мыслями и робко постучала. Хотела постучать громко и нагло, а вышло тихо и застенчиво. Разозлившись, собралась ломонуться как следует, но дверь открылась, и на пороге возник заспанный паренёк в мятых джинсах.

– Чего тебе? – произнёс он.

– Мне нужен Макс, – объяснила я.

Эта фраза развеселила парня. Он насмешливо смерил меня взглядом, скрестил руки на груди и заявил игриво:

– А Макс всем нужен. На части разрывают бедного парня. Макс-то тебе зачем? Может, я сгожусь?

– Не сгодишься.

Должно быть, вид у меня был особо злобный, потому что молодой человек посмотрел на Макса и принялся одеваться, небрежно бросив:

– Пойду проветрюсь, пивка раздобуду.

Сосед Макса ушёл, а он сам не спешил проявить элементарное гостеприимство. Даже сесть мне не предложил, только потянулся и заложил руки за голову, сверля меня взглядом. Он ждал, что я объясню свой непонятный визит, а я не знала, как облечь в слова порыв души. Более того, я внезапно поняла, что Макс лежит на кровати под одеялом абсолютно голый, отчего краснела и прилагала невероятные усилия смотреть только в глаза мужчине напротив.
Макс, зараза, наверняка наслаждался производимым эффектом, но я взяла себя в руки и вспомнила несчастную Клавдию, сбросив, таким образом, позорное оцепенение.

– Почему она так поступила? Она тебя любила, почему ты её не остановил?

Я лихорадочно собирала в кучу обрывки убегающих мыслей и уже жалела, что явилась сюда.

– С чего ты взяла, что она меня любила? – нахмурился Макс.

– Сама мне призналась.

Мы упорно избегали произносить имя Клавдии, чувствовали, что одно слово может причинить слишком много боли.

– Она меня не любила, – зло возразил Макс. – Единственное, что любила эта сучка – деньги.

– Макс!

– Да, именно так. И не надо притворяться, что всё было иначе. Она ложилась под любого, кто мог предложить ей что-то более-менее ценное. Не надо, пожалуйста, делать вид, будто не знаешь, чем они с Урсулой зарабатывали себе на жизнь.

Я вспомнила спрятанные в подушке деньги. Ясное дело, такие суммы не зарабатывают с тряпкой в руке, а Клавдия всегда выглядела холёной девушкой.

– Ты тоже платил ей за встречи?

– А то! Некоторое время, потом она отказалась брать деньги, говорила, что хочет снова почувствовать себя достойной женщиной, что у нас всё по-другому. А сама продолжала свой нехитрый бизнес.

– И ты терпел?

Тут Макс вспылил.

– А что я мог? – он почти сорвался на крик. – Я её и замуж звал. У меня руки из нужного места растут, на стройках подрабатываю, в частном порядке ремонты делаю. Я здесь живу, потому что не хочу платить баснословные деньги за сомнительное удовольствие жить в чужой квартире, когда хозяин в любой момент может выкинуть жильца из квартиры. Я бы даже ребёнка усыновил, если бы она согласилась.

– А если это был твой ребёнок?

– Об этом я стараюсь даже не думать.

Не понимаю, чего хотела добиться разговорами с Максом. Возможно, успокоить свою совесть.
Вечером я встречалась с Леоном. Настроения идти на свидание не было никакого. Леон мне разонравился, но не заставлять же человека зря ждать девушку в ресторане. Предупредить Леона было невозможно. Я ничего о нём не знала, а идти за информацией к Шарлоте мне совсем не хотелось. Потом я решила, что очень хочу пойти в место, куда Несвободным вход закрыт.
Урсула проснулась, но её состояние мне не понравилось: она лежала и тупо смотрела в потолок, моё появление в комнате полностью проигнорировалось.

Я достала из тумбочки деньги и бросила Урсуле. Бросок оказался удачным – деньги почти ударили мою отрешённую соседку по лицу, и та инстинктивно схватила свёрток руками. С минуту Урсула непонимающе разглядывала свёрнутые бумажки, затем её взор снова обрёл осмысленность.

– Откуда это? – спросила она.

– Клавдия оставила эти деньги тебе.

Наконец, я смогла произнести её имя без комка в горле.

Видя, что Урсула не совсем меня понимает, я пояснила:

– Она написала мне письмо перед несчастьем. Как чувствовала…

Урсула спрятала деньги. Позже, когда я принялась готовиться к предстоящей встрече с Леоном она неожиданно пришла мне на помощь. После долгих колебаний я сумела определиться с гардеробом и выбрала романтическую юбку колокольчиком. Простенько, но в этом наряде я ощущала уверенность в себе. В таком виде я часто гуляла с Джо. Я не хотела, чтобы Леон подумал, будто я его соблазняю.

С макияжем и причёской дело обстояло сложнее. Вот тут мне и помогла Урсула. Нежданный подарок вернул мою соседку к жизни, и узнав, что я собираюсь на встречу с мужчиной, Урсула вызвалась привести мои волосы в надлежащий вид. Она на удивление неплохо справилась с задачей парикмахера и визажиста, что мало сочеталось с её собственным внешним видом. Абсолютно искренне я пожелала Урсуле подумать о карьере в области творения человеческой красоты.

– Скажешь тоже! – смутилась Урсула, но было видно, что она не меньше моего довольна результатом.

Через некоторое время я летела в ресторан на встречу с Леоном.