О чём поёшь ты, ветр ночной?

Сегодня вечером свистел ветер. Приплыли облака по небу, сгустились, потом стали ярко трескаться, трещины расползались слепящими зигзагами, а вслед за ними раздавались грохоты грома. В компании молний и громов пришел и ветер, издавая свисты, колеблющиеся от высоких тонов до низких. Но среди свистов можно было различить следующее:
– Куда меня всё носит? Всю жизнь куда-то бегу, влекомый неизвестно откуда вспыхивающими желаниями и интересами. А ведь я по сути – домосед, счастье для меня – остановиться где-нибудь под лесной горой и прилечь в тени от яркого солнца. Ляжешь так порой, забудешься, точно неторопливо плывёшь по синему небу, и так хорошо на душе, словно ты влюблён безмятежным счастьем!
– А такое случается редко, иной год вообще не случается, а больше – бег сумасшедший, вихревое кручение, и – беспокойство, горе, разрушения, смерть. Почему так в мире? И кто меня толкает, гонит, крутит, влечёт к разрушению и горю? Говорят, Бог. Но разве Бог способен творить зло? Бог ведь добрый. Значит, Сатана.
– Да, Сатана, это всё он! Но как от него избавиться? Он ведь не оставляет меня в покое. Это он – двигатель моих поступков. А я ничего не могу поделать, я полностью в руках Сатаны. А как только Сатана меня отпустит, так сразу берёт меня в свои руки Бог. И я спокойно вею по земле тёплым добрым ветерком! Вот так я и живу: то в руках Бога, то в руках Сатаны. Сам же я неволен в своей жизни, тряпка, флюгер.
В этот момент в одном из домов заплакал ребёнок. Этот детский неотразимый плач так запечатлелся в ветре, что тот стал ему подражать, и это своё подражание усилил в тысячи раз: плач ребенка превратился во вселенский плач.
Что-то такое произошло с ветром, его неотвратимо повлекло к тому дому, где плакал ребёнок.
Когда ветер приблизился к дому ребёнка, увидел, что дом тот маленький и ветхий. Ветхий от старости, крыша дома хоть и крыта железом, но листы железа местами вырваны и погнуты. Ветер вспомнил, что это он в прошлом году приходил сюда, хотел развалить тот дом, но крыша с крепким железом способствовала тому, что дом тогда устоял, лишь несколько железных листов немного вылезли из шляпок гвоздей и погнулись.
– Прошёл год, а хозяин ничего не поправил! Он не укрепляет дом! Надо бы его наказать! – закричал, вернее, засвистел ветер и стал вырывать листы железа на крыше.
Но вдруг в следующий момент вновь послышался плач ребенка из того дома. Ветер остановился, замер на мгновенье. Нет, ему не стало жалко ребёнка, отнюдь, он замер потому, что плач ребенка его восхитил и заставил замолчать – некой внутренней своей силой, способной покорять.
Молчанье длилось не долго, потом вдруг захотелось ветру взглянуть на плачущего ребёнка. Он упал вниз к дому, стал кружить вокруг него, попытался открыть входную дверь. Она была заперта, но замок был не плотный, потому дверь загремела какими-то душераздирающими кратковременными стуками, даже показалось, что дверь может быть открыта, потому что что-то в ней затрещало и заныло. Однако дверь не открылась.
Тогда ветер предпринял попытку открыть окна дома. Их в доме было два, и они оба затрещали и заныли. Ветер надавил на стёкла, попытался их выдавить. Одно стекло лопнуло, вот-вот могло распахнуться одно из окон.
Ребёнок в доме заплакал громче. И ветер почему-то стал напирать активнее. Через какое-то время и второе стекло одного из окон в доме лопнуло (лето, начало осени, а в доме почему-то двойные стёкла), ветер ворвался во внутрь дома. Он оббежал всё внутреннее пространство дома, там всего-то спальня и кухонька, людей в доме не оказалось, у стены на краю растрёпанной кровати под взрослым неопрятным одеялом лежал младенец в описанной и несвежей одежке. Увидев перед собой ветер, он просто зашёлся в плаче с кашлем.
Ветер хотел успокоить младенца, попытался взять его в руки, но лишь смахнул с него одеяло. Ребёнок закрутился, если бы не стена, он бы давно свалился с кровати вниз. Ветер ухватился за одежонку ребёнка, хотел его снова взять на руки, но лишь распахнул его рубашку. Ребёнок теперь плакал не переставая. Он беспомощно махал своими ручонками и ножками в разные стороны, словно отмахивался от ветра. Это ещё больше раззадоривало ветер, он теперь стал плотно обнимать ребёнка, прижиматься к его тёплому тельцу, пахнущему материнским молоком.
Так долго продолжаться не могло, ребёнок остудился от ветра, стал не плакать, а больше хрипеть, и его хрип стал произноситься всё глуше и глуше. А ветер с любовью всё прижимался к ребенку плотнее и плотнее.
Когда ребёнок утих, ветру стало скучно, он попытался выдавить стекло и на втором окне. Удалось, в доме появился сквозняк. Многие предметы дома сдвинулись с места, например, бутылки (их штук двадцать-тридцать) под столом, тарелки с остатками пищи и стаканы на столе. Пепел с пепельницы поднялся вверх над столом и стал кружить, а окурки стали прыгать со стола на пол. Одежда на вешалке зашевелилась, некоторые упали на пол, стали ползать по полу.
В печке было немного огня. Он таился среди многочисленного пепла. Сквозняк расшевелил тот огонь, и печка загудела и запылала огнем.
Ветер приблизился к печке, стал пытаться открыть дверцу. Оказывается, дверца вовсе была не заперта. Дверцу ветер распахнул и горящие угли вывалились на пол. Дым закрутился внутри дома, поднимаясь клубами вверх. Загорелся мусор возле печки, и огонь стал распространяться по дому.
Ветру стало весело! Он схватил огонь и бросил его на обои стен, обои занялись огнём. Шторка загорелась, тряпичная скатерть, местами уже горел и пол.
Когда загорелась постель и огонь побежал прямо к ребёнку, ветер подбежал к тому огню и затушил его: так ему стало жалко ребёнка.
Он побежал к прорехе в окне, принёс оттуда воду дождя и плеснул на кровать. Потом стал той же водой дождя тушить остальной огонь. Но у него ничего не получалось, так как дом был старый, насквозь сухой, хоть и гнилой, и он горел с удовольствием. Ветер ничего поделать с жадным огнём не мог.
От отчаянья ветер плюхнулся на кровать и снова прижался к ребёнку. Хоть и ребёнок не подавал признаков жизни, но ветру это было не важно, он не понимал, что такое жизнь и что такое смерть, ему было важно другое, чтоб ребёнок плакал, да так красиво плакал, что – заслушаешься. Ветер и сейчас хотел послушать плач ребенка, а тот не плакал, молчал. Тогда ветер стал его трепать, переворачивать, поднимать и опускать. А ребёнок всё молчал.
Скучно стало ветру, он выбежал наружу дома и стал кружиться вокруг дома. А между тем дом постепенно превращался в подобие большого костра. Кружащийся вокруг костра ветер раздувал и раздувал огонь. Когда пламя стало проявляться на крыше дома в прорехах между железными листами, ветер вдруг вспомнил о ребёнке, забежал в дом через окно и обнаружил, что кровать объята огнём, и в этом огне ребёнка не видно, его заволокло густым дымом. Ветер раздул тот дым и увидел, что ребёнок наполовину обуглился. Ветер закричал что есть силы, дым и пламя на кровати присмирели, отошли в сторону, а ветер подхватил труп ребёнка и стал его выкатывать на улицу, но только упёрся в стену, потому что дверь всё ещё оставалась закрытой, а на руки поднять труп ребёнка ветер не мог. Так и пришлось оставить ребёнка в углу.
Потому что снаружи послышался истошный крик какого-то человека. Ветер выскочил на улицу в окно, стал кружить вокруг дома, чтобы заметить источник услышанного крика, но никого не заметил. Потом услышал, что истошный крик идёт издалека и приближается прямо к нему. Это была страшная женщина, она бежала, а крик опережал её.
Ветру стало интересно: кто это? Он не знал, что это может быть мать данного ребёнка, полуобгоревший труп которого он закатил к стене в угол. Он не знал, что своим нечеловеческим криком растрёпанная женщина со страшными глазами и перекосившимся ртом выражает своё несогласие с тем, что она видела перед собой, а именно: горящий костёр её дома, внутри которого она час-два назад оставила своего младенца, а сама отправилась в гости. Теперь не оставалось никаких сомнений, что её ребёнок, её кровиночка горит вместе с домом. О Боже!
Ветер подбежал к страшной женщине, схватил её за распахнутые длинные волосы и попытался удержать на месте. Это невозможно. Тогда ветер стал хватать её за одежду, за руки, за ноги, пытался давить на её глаза, они только слезились, а остановиться женщина не останавливалась. Более того, ветер своим давлением ещё более усилил её бег и страшные догадки, и всё более уменьшал надежды на счастливый исход.
Надежды женщины вовсе рухнули, когда она подошла к пылающему дому и не обнаружила рядом с ним никого из людей. Нет людей, значит, некому было вынести сыночка из огня…
Женщина ринулась в пламя, что есть мочи крича ребёнка по имени. Ветер не мог на это спокойно смотреть, он подбежал к обезумевшей женщине и оттолкнул ее от огня.
Она плюхнулась куда-то в грязь, долго не могла подняться, барахталась, крутилась, ползала на коленях.
А к тому времени был уже густой вечер. От силы пламени дома в тени создавался контраст, там было темно непроглядно. Женщина и оказалась в такой кромешной темноте тени.
Когда она поднималась с колен, грязная и страшная, она вдруг увидела перед собой что-то тёмное, какой-то свёрток. Ей показалось, что это завёрнутый её сынок, она потянулась к тому свёртку и запричитала:
– Слава Богу, ты жив, ты живой, мой сыночек, мой Витюшечка, это тебя Бог вывел из огня! Людей нет, значит, Бог – твой спаситель! Ну, я иду к тебе, сыночек мой! Погоди, погоди! Ты ведь простишь свою мамочку, которая оставила тебя одного и ушла в гости. Ну надо было мне пойти в гости, пойми. Неделю назад я схоронила твоего папочку, уснул и не проснулся. Ну правильно, сколько можно жрать эту водку, потому и окочурился. Ну мне стало очень тоскливо, одиноко стало, я и пошла к людям. Там я приглядела нового для тебя папочку! Ну правильно, мама-то может быть только одна, а папочек ведь можно менять. Вот я и решила сменить тебе папочку, чтоб любил тебя, не обижал, как твой родной папочка. Он ведь тебя не любил, а этот, новый вполне мог бы любить. И всё у нас с ним должно было получиться, а он в самый неподходящий момент отрубился, уснул то есть. Я и стала собираться домой. Выхожу, а мой дом в огне, и дым валом валит! Я и помчалась к тебе, сыночек. Погоди, я сейчас доберусь до тебя.
Женщина от стресса, хмеля и усталости была весьма похожа на младенца: она переваливалась с боку на бок, сучила ногами и руками, но перевернуться, подняться на ноги, хотя бы на колено – не могла. Скоро она поняла, что может лишь ползти. И ползла к свёртку. Медленно, но верно. А по пути говорила, говорила, говорила.
Через какое-то время она всё-таки подползла к замеченному свёртку. Но это оказался не ее сынок Витюшка, а скомканная многостраничная газета. Когда женщина разглядела этот обман, её словно обухом ударило. Откуда взялись силы? Женщина тут же вскочила на ноги и ринулась в горящий дом.
Всё время, что женщина ползла, ветер крутился вокруг и с интересом прислушивался к её словам. Её слова волновали ветер. А когда женщина, раскрыв обман свёртка, снова ринулась в пылающий дом, ветер снова перегородил ей дорогу и оттолкнул в сторону. Она снова оказалась в грязи. К тому же пошел дождь. По её щекам обильно текла вода, было не совсем понятно, что это было: или дождь, или слёзы.
К дому-костру стали сбегаться люди. Их было бы больше, если бы этот дом не стоял в стороне от села. А сторонний дом людей зовёт, конечно, лишь не так настоятельно, как если бы он горел внутри села.
Неожиданно приехали две пожарные машины и карета скорой помощи. Обезумевшую женщину препроводили к врачам, дали ей успокоительный укол, куда-то увезли.
Ветер смотрел на огонь и людскую суету с таким интересом, что даже замер на время. Образовалась тишина, сквозь которую слышался многоголосый треск огня и многоголосые крики людей.
Ветер опомнился тогда, когда отпихнули его две женщины, проходившие через него. Ветер недовольно отлетел в сторону, решил сначала послушать, что они говорят, а лишь потом отомстить им.
Первая женщина говорила:
– Ребёнок, говорят, сгорел вместе с домом, а ведь ему и года-то не было. Надо же, кто такого маленького оставляет дома одного?!
Вторая вставила:
– Беспутная, потому и сынок умер. Мало того, что оставила его одного дома, а ещё, видать, бычок оставила незатушенным, или дверцу печи не закрыла. Вот пожар и начался. А сама, поди, миловалась с Колькой. Мало ей, что одного мужика довела до смерти своими попойками, так она и за другого взялась, за малопьющего, а ведь и сорока дней от первого не прошло.
– Да нет, это мужик её споил, очень был пьющий, вот однажды не проснулся после пьянки. Да и Колька тот, что на Алюминиевой живёт, про него говоришь? Он тоже пьющий, не сказала бы, что он – малопьющий.
– А причём тут ребенок годовалый? Родила, так и надо о нём заботиться, кормит ребенка, а пьет: стыд и срам!
– Не так стали жить люди, не так. Потерялся смысл и не знают радости в жизни.
– Алкоголь только и спасает. Спасает и тут же – губит. Нет ничего однозначного в жизни. Всё одной рукой спасает, другой рукой – губит. А спасаться надо солнцем, но это солнце нужно искать не вне, а внутри себя. А если найдёшь такое солнце внутри себя, не раздувай его, не пускай ветер вовнутрь себя.
– Ветер? Ветер, говорят, был причиной пожара этого дома: окна выдавил, дверцу печи раскрыл, угли оттуда высыпал на пол. Ветер – это наш враг, от него все беды, стихия!
Не успела первая женщина упомянуть ветер, как он тут как тут. Схватил её за волосы, стал толкать в бок, норовя уронить её на землю. То же самое он попытался сделать и со второй женщиной.
Но они одна за другой расхохотались:
– Какой он быстрый, назвали его, он и появился тут же! А ещё говорят, что в мире живы только люди!
Хохотали и отбивались от ветра.
Первым выдохся ветер, плеснул в них каплями дождя и помчался куда глаза глядят. Мчался он и думал:
– Нет, не весь я от Сатаны, есть во мне и от Бога. Я ж спасал этого ребёнка, и матери его не дал войти в пылающий дом! И этих двух женщин я не сгубил, хотя мог бы дерево на них уронить, скажем. Нет, определённо, я и от Бога.
Ветер думал, а люди вокруг слышали лишь его песню, похожую на вой.
О чём поёшь ты, ветр ночной?!
                4.09.2013г.