Судьба соболя

Говорят, мы рождаемся для счастья.  Может быть, может быть.  Но у каждого живущего своя судьба, то есть такое спущенное сверху стечение обстоятельств, когда счастье есть, но оно непременно сочетается с тем, что вполне может вышибить из седла, и это что-то не всегда заканчивается хорошо. Впрочем, судите сами.
Это был обыкновенный соболь.  Молодость он провел рыжим, а потом стал чернеть. К тому моменту, о котором пойдёт речь, соболь стал сияюще чёрным вдоль спины, а с боков ещё оставалась некоторая рыжеватость, что придавало его виду изысканность начинающего аристократа. Взгляни теперь на нашего соболя и сразу станет очевидным, что он из той славной породы аристократических соболей, чей мех переливается на солнце ослепительно-сияющей волной мягкости и красоты.
Жить бы и дальше соболю в счастье, чем была для него молодость и первые годы зрелости, но обстоятельства сложились так, что народилось новое поколение охотников, и пространство интереса одного из них расширилось до родной земли нашего соболя. Раньше охотники туда не очень наведывались, и потому соболь их не знал. А только слышал о них.
Говорили, что на их земле орудовал один охотник по имени Толтай, который видел далеко и стрелял метко. Лучше было ему не попадаться. Если он кого выследит, то от его меткой пули никуда не спрячешься. Хоть соболи и умеют мимикрировать, но его зоркий глаз выделял соболя из листвы и хвои, веток и стволов, а потом – неизбежная смерть, потому что он всегда попадал соболю в глаз, старался в правый, но иногда получалось только в левый. Все соболи тогда молили Бога не встретиться с ним, потому что встреча всегда заканчивалась смертью соболя. А собаку он с собой не брал, сам выслеживал соболя. Жадным не был, за сезон соберет шкурок пятьдесят, и уходит спокойно восвояси. А однажды он, говорят, умер: сам в своё сердце он выстрелил в миг невыносимой тоски. А таковая с ним случилась, когда он потерял смысл жизни.
– Не знаю, – говорили между собой соболи. – какой ещё такой смысл жизни нужен людям? Живи – как предками твоими завещано, и ничего другого в жизни не надо. Нам, например, завещано жить красотой своей внешности и охотой на мелких. С недавних пор завещано и беречь свою красоту, а то человек стал на неё зариться в последнее время. Появилась, говорят, мода на соболей, красивые мы больно, даже любовь появилась к соболям. Есть же смысл жить?! А человеку еще какой-то дополнительный нужен смысл жизни. Чего самоубийце охотнику не хватало, он полсотни соболей имел за сезон, и несколько сотен белок. Ан нет, еще чего-о не хватало, вот и застрелил себя, чтоб вовсе ничего не желать впредь.  Так легче.
Соболь слушал эти слова собратьев и дрожал мелкой дрожью, он очень боялся того охотника, вернее, любого. Ему казалось, что появись новый охотник взамен самоубийцы, он в первую очередь выследил бы его. Нашел бы его и тут же убил метким выстрелом в глаз, конечно, в правый. Соболь не мог представить себе свою собственную смерть: в самый важный момент строительства представления он вдруг покрывался весь холодным потом, его начинало знобить так, что собратья заподозрили эпилепсию. Набегали отовсюду собратья, приходилось отвлечься от картины своей собственной смерти.
Так и проходили дни за днями, а своё отношение к врагу, кем являлся для соболя охотник, он всё ещё не сформулировал.
Как-то утром соболь, неторопливо двигаясь по своей земле, слегка покрытой свежим снегом, позади себя услышал лай собаки. Он, конечно, слышал про собак, это были предатели, от них нельзя было скрыться, уйти, они всегда и везде тебя чуяли, особенно, если ветер дул с твоей стороны.
Однако соболь никогда собак не видел в глаза, так как прежний охотник их не жаловал, сам всё разнюхивал. Охотник – это человек, чужой, потому его было легко обмануть, он не чуял, а видел, видел умом и памятью. Собака же была своя, потому и предатель.
Услышав лай собаки, соболь тут же забрался на первую попавшуюся пихту и притаился возле самой вершины дерева.
Пихта оказалась отдельно стоящей, до ближайшего другого дерева, а это была тоже пихта, простиралось несколько десятков метров. Если б это была белка, она бы попыталась перепрыгнуть на другое дерево, и вероятно, у неё бы получился сей долгий прыжок. Но соболь – не белка, прыгать прыгает не особенно, лучше по земле перебежит, или всё-таки рискнет прыгнуть, если ветки двух деревьев стоят почти впритык.
Поэтому сразу следует заметить, что данная пихта оказалась для соболя ловушкой.
Да это правильно понял и охотник, вернее, два охотника: мужчина и мальчишка, которые прибежали к пихте через несколько минут после собаки. Первой прибежала она, сибирская лайка, которую приучили вынюхивать соболей и белок.  Она вышла на след нашего соболя, тут же стала лаять, подавать знак хозяевам, мол, преследую соболя. И они не заставили себя ждать.
Охотники и собака оккупировали подножье пихты вечером. Нет, следует уточнить, в тайге вечера почти не бывает, лишь совсем немного времени. В тайге, как на юге, не вечер, а небольшой промежуток между днём и ночью. Вот и здесь: когда трое подошли к заветной пихте – был день, не успели оглянуться – наступила ночь.
Охотник мужчина, его звали Темир, – был опытен, а мальчишка – это его сын Арслан, – лишь первый раз пошёл на соболя. Поэтому мальчишка смотрел на отца, ловил каждое его слово.
Темир, подбежав к пихте, внимательно оглядел верхушку, обойдя дерево с ружьем в руках. Потом опустил ружье и сказал сыну:
– Как жаль, что я – не Толтай. Будь Толтаем, я б сейчас снял этого соболишку. А я не Толтай, поэтому стрелять не буду, боюсь не попасть в глаз, испортить шкурку. Стало быть, сынок, нам нужно устраиваться тут на ночь.
– Как это, пап? – спросил сын, тоже внимательно оглядывая верхушку пихты. Потом вдруг вздрогнул, преобразился и шепчет отцу:
– А он ведь спелый, я его вижу, давай я его попробую снять!
– Нет, сынок, и ты – не Толтай! Только он мог убить соболя выстрелом и не испортить его шкурку! Придётся брать его сетью.
– Как это?
– Вот смотри, сынок. Наш Мойнак его изрядно испугал и не даст незаметно спуститься с дерева, так? Как бы хищен не был соболь, а зубы у нашего пса острее, да и задерёт он соболя, поэтому тот не рискнёт идти против собаки. А перепрыгнуть на другое дерево соболь не может, не белка ведь. Что будет делать соболь? Он отдохнёт на дереве, а под утро часа в четыре попытается незаметно улизнуть. В это время и у собаки самый сон, и у человека. Этим обязательно воспользуется соболь. Да и как мы можем препятствовать уходу соболя ночью? Никак.
– Но есть одна древняя задумка. – продолжил Темир. – это сеть с мелкими ячейками, мы ее растягиваем вокруг дерева, чтоб она замкнула выходы вовне. Так, растянули. В сети соболь непременно запутается, попытается перегрызть сеть своими острыми зубами. И перегрызет через какое-то время, и вылезет из сети, чтобы уйти восвояси. Есть у нас минут десять. Начало этому времени дадут колокольчики, которые мы развесим в разных местах сети. Соболь затронет сеть, колокольчики скажут нам об этом, мы и прибежим к тому соболю, который запутается в сети. Прибежим с битами и забьём его насмерть. Главное, в эту ночь нам не придётся спать.
Сказанное охотники воплотили в жизнь. Вокруг пихты растянули сеть, прижав её плотно к земле, а в разных местах сети развешали колокольчики. И притаились рядом, а собаку стали держать на привязи.
Под утро колокольчики объявили тревогу. Темир и Арслан вскочили на ноги и с битами в руках побежали на колокольчик. Ещё было темно, но они успели заметить, что из ровно натянутой сети теперь получился путанный клубок в одном месте, и этот клубок звучал не то свистом, не то рычанием. Охотники подбежали к клубку и стали методично бить его битами.
– Не со всей силы. – закричал Темир. – шкурку покрошишь. Старайся в голову!
– Пап, я не вижу, где она, голова! – Арслан просто задыхался от волнения и азарта.
Скоро клубок затих и замер. Охотники тоже замерли, кашляли и сплёвывали.
Бедный соболь, он спустился давеча с дерева, собака и люди молчали, он подумал, что перехитрил их. Оказавшись на земле, он легко побежал, но угодил в сеть, чем больше пытался из неё выбраться, тем глубже в ней увязал. А в этот миг зазвонили колокольчики. Соболь перегрызал сеть, а вылезть все равно невозможно. И тут появились люди и посыпались удары, боль неимоверная пронзила всё тело и он потерял сознание. За миг до смерти пришел в себя и подумал:
– Вот и всё, а я думал: перехитрил, буду жить, дурачок, понимаешь ли…
Когда достали тельце соболя из сети, оказалось, что вместо головы у него кровавое месиво. Мальчишке стало не по себе.
Пока отец разделывал шкурку, мальчишка отошел в сторону, сунул два пальца в рот, вырыгал, и стал строить свой внешний вид и поведение по типу отца – опытного охотника.
                06.09.2013 г.


Рецензии